Белые тюльпаны.

Он принёс ему цветы, но они ему уже были не нужны. Мерзкий ветер треплет смольные волосы, холодным потоком хлестая лицо, по которому текут слёзы. Обжигающие сердце и душу, вырывающие с корнем всё человеческое внутри. Кроны деревьев шатаются, напоминая, что пасмурная погода ни к чему не приведёт, и скоро польёт холодный дождь. Ведь началась осень, а именно первое сентября. Парень держит в руках цветы. Любимые. Его любимые. Достать их было не так просто, ведь это же весенние цветы, что растут на полях Голландии. Да и так светлы, что режут глаза, так четко напоминая то, как он дарил свет сердцу и этому чёртовому миру. Ровно двести девяносто три дня назад. Именно тогда Тэхён потерялся, остался один вместе со своей болью, теряя человека, для которого он жил и собирал цветы. Двести девяносто три дня, как подушка пропитывается слезами, душа гортанные крики. Двести девяносто три дня, как ночь забирает с собой Ким Тэхёна по частям, оставляя лишь пустую оболочку. — Он любил чёрный кофе. Играть на барабанах и петь, мечтая когда-то стать успешным и знаменитым человеком. И у него был талант… — говорил парень, стоя у открытого гроба, где лежал он — смысл всей этой жизни, облаченный в белый костюм, говоря прощальную речь людям. Это было столь примитивно, ведь все они не знали Чонгука. Ни один. Лицемерные мрази, кои лишь и знали, что указывать, как жить и что делать, доводя того до сумасшествия. Ким Тэхён знает, что Чонгук хотел, чтобы он пришёл на его похороны, несмотря ни на что. Даже на то, что в его смерти виноват сам Тэхён. Руки дрожат, они покраснели, начиная неметь. Пальцы, что превратились в мясо от того, что с них срывали заусенцы. Кровь даже сейчас идет, но это не тревожит парня, ибо кровоточит что-то сильнее. Что-то, что эту же кровь и гоняет по венам. Солнце и не думало выглядывать, давая Киму насладиться мраком, в котором тот утопает. Он готов сделать этот шаг, задохнуться в бреду, что сам и натворил однажды. Умереть, лишь бы не чувствовать эту разрывающую в клочья боль, где каждая клеточка перерождается, ежесекундно взрываясь и исцеляясь вновь, даря хозяину лишь очередные муки. Он сошёл с ума, вырывая себе волосы, стоя на коленях посреди ночи и рыдая в агонии, прося Чонгука вернуться. Умоляя, чтобы все это было кошмарным сном, обращаясь к Всевышнему, чтобы тот забрал его вместо ангела с барабанными палочками в руках и лучезарной улыбкой, которую этот мир больше не сможет узреть. Ему не хотелось тогда просыпаться, остаться в живых, но глаза открылись… — Где он?! — кричит парень, перепачканный в гари, вырываясь из цепких лап медперсонала, что держат его, пытаясь успокоить. Они что-то говорят, просят, но Тэхён не слышит, порываясь найти лишь одного человека, нужного ему. Чон Чонгук пал из-за пожара в своём же доме площадью примерно 78 кв.м. Небольшой домик, что был рассчитан на их с Тэхёном будущее, где те должны были растить детей и состариться, который Чонгук купил на все свои деньги, забив на всё. После покупки прошло около трёх месяцев, когда занавески загорелись, а потушить их никто так и не смог. Он умер утром, примерно в пять, когда солнце должно было показать свои лучи и осветить Землю, порадовать горожан Сеула. Но оно не вышло, прячась за тучами, горюя и отдавая честь человеку. Сегодня у Чонгука день рождения. Ему должно исполниться двадцать три. Пока Тэхён шёл на кладбище, то знатно проблевался возле урны, вытряхивая с себя остатки жизни и оставляя их гнить. Не душа, а чёрная нефть, что лишь травит. Тэхён ненавидел себя. Свои поступки. Свою жизнь. Ненавидел Чонгука, что тот полюбил такое ничтожество. Ненавидел то, что он сделал тогда. Колени резко подкашиваются, а пелена перед глазами застилает все, размываясь и распаляя очередную волну внутри души, что заставляет рыдать и снова это чувствовать. Падая на ноги, прямо в могилу, тот опускает голову, обронив тюльпаны. Они россыпью пали на землю, укрывая гроб от холода, отгоняя светом, чтобы демоны не прорывались, чтобы сам Тэхён не прорвался. Поднимая взгляд выше, парень закусывает дрожащую губу до крови, чувствуя спазмы по всему телу — новый порыв непринятия своего естества. Депрессия, болезнь, смерть. Тэхён буквально считает дни, когда сам умрет и уйдёт в иной мир на поиски своего любимого. Будет искать днями, веками, сколько потребуется, но не перестанет, никогда. Он уверен, что найдёт Чонгука, и тогда они воссоединятся. «Только дождись меня». Может быть не в этом мире, а в том те смогут обрести счастье, что было так близко, но теперь запредельно далеко. Дрожащая рука хило поднимается к надгробной плите, где выгравировано имя и эпитафия. Он проходит пальцами по вмятинам, читая глазами, раз за разом возвращаясь в начало, понимая, что это не имеет значения. Сказать тот не посмеет, прочесть вслух тем более. Не хватит духу. Перед глазами плывёт, когда рвотный позыв вновь рвётся наружу, обжигая горло, залезает вновь в пищевод — не сейчас, только не возле него. Человек, что больше похож на скелет, тени под глазами от недосыпа и слюна, что сглатывает с ощущением, будто бы это раскромсанные на тысячи частей лезвия. Он пытается. Где-то там, вдали, начинает капать дождь, большими каплями падая на пожелтевшую траву, что колосится по рисовому полю вперемешку. Скоро вместо тропинок будет грязь, а на неровном асфальте — темные лужи. Парень обессиленно валится на землю, скручиваясь в позу эмбриона и рыдая так громко, что его могут услышать Боги. Надеясь докричаться до Чонгука, снова вымолить прощение, которого для него просто нет, ибо тот не заслужил и даже никогда не сможет. Он издаёт звериный вопль, что рвёт глотку, напрягая голосовые связки, а руками зарывается в холодную и влажную землю, не задумываясь о том, что запачкается, а под ногтями появятся куски грязи. Ким готов остаться здесь до простуды, спячки, смерти, валяясь безжизненным телом возле могилы любимого, теряя прозрачные слёзы, питая ими землю, чтобы могила поросла травой. Душа разрывается в клочья вновь и вновь, возвращая счастливые воспоминания и последний взгляд чёрных глаз, что были полны ужаса, смотря на красные языки пламени, что уничтожали все вокруг, что забирали и его самого. …Он был особенным. Я любил его и буду — всегда. Чонгук сделал мне предложение год назад, сказав, что я — лучший подарок на его день рождения, — продолжает Тэхён, стоя в чёрном смокинге и пустыми глазами взирая на каждого прибывшего на церемонию, — мы все надеемся, что он попал в светлый мир. Без бед и страданий. Что, может быть, там он сможет обрести своё счастье, что так старался построить здесь. И, может быть, там ему, наконец, кто-то будет дарить букеты белых тюльпанов, которые тот просил дарить меня… Тэхён пролежал на могиле несколько часов, разговаривая с самим собой, мучаясь от лихорадки, обещая Чонгуку ещё вернуться. Красные глаза больно закрывать, но он зажмуривается до красных кругов перед глазами, а зубы бьются друг о друга из-за холода. Прикрывая пальцами губы, что превратились в кровавое месиво, тот плотно закрывает рот, пытаясь заглушить внутренности, чувствуя на зубах песчинки, что безбожно хрустят и вызывают ещё большее страдание. Мир никогда не будет таким, как прежде, и все это прекрасно понимают. Держа в руке горсть могильной земли, тот поднимается, даже не отряхиваясь, смотря вниз и посылая малую улыбку. Улыбка, что несёт в себе весь мир, полный смысла, что разгадает не каждый, последняя улыбка для Чон Чонгука. Его не отпустило, кроет, как ненормального, но это уже не важно, когда сердце сходит с ума, грозясь вылезть через глотку, а голова трещит по швам от боли — это все не важно, физическая боль — ничто. Это даже не имеет никакого смысла для Тэхёна. Разворачиваясь, парень уходит, оставив лишь ветер колыхать кроны деревьев, а цветы пускать корни в землю, что не предназначена для них. Чертовы белые тюльпаны. — Не говори «навсегда». Это пугает, мы ведь не вечны, — хмурится Тэхён, отпихивая от себя руку парня в белой кофте. — Я люблю тебя и навсегда останусь рядом с тобой, не неси чушь, — тогда Чонгук улыбался, смотря прямо на Кима и даже не понимая, что через пару недель оставит его в одиночестве, навсегда уйдя из этой жизни. Навсегда. В бреду шепча одно лишь имя и бегая глазами по потолку, Ким Тэхён скончался от передозировки, выпив несколько пачек таблеток в один ход и даже не запивая водой. Лёжа в одиночестве на холодных зелёных простынях, в тот самый день, с улыбкой на шершавых губах. Первого сентября — в день, когда пришел их конец и новое начало. Держа в руке горсть земли и пуская горячие слёзы вслед, тот сделал последний вдох, прежде, чем сердце остановилось, а пальцы разжались, переставая дрожать. «Я найду тебя, Чонгук, и пусть наше солнце навсегда выйдет из серых туч».