Рассвет над руинами

      Адаар пьет с наемниками: сначала своими ребятами, потом, когда те уходят по поручению Жозефины сопровождать караван богатого орлесианца, пьет с Быком и его людьми.       У Адаар в сапоге всегда припрятан кинжал, а в кармане пузырек с ядом, она не стесняется в выражениях, и ее «вера» в Создателя почти богохульна.       Адаар нравится власть, минутное обожание в глазах заставляет ее выпятить грудь и приподнять подбородок. Но ответственность угнетает, и воодушевление от всеобщей любви быстро уступает место долгу. Ей не нравится то, что от нее чего-то ждут, она не хочет быть примером для других. Она лидер, она может вести своих ребят в бой, а потом вместе пропивать и проигрывать заработанные деньги в тавернах, но не желает отвечать за судьбу всего мира. — Я не просила этой метки, — говорит она как-то Соласу. — Так и сказала этой твари: забирай, так нет же — ломался сволочь!       Солас мог лишь вздохнуть в ответ, отвести взгляд, привычно игнорируя поднимающуюся в душе удушающую вину. Подумаешь — одна жизнь! На его совести куда больше загубленных душ, одной больше, другой меньше — ну и что? Адаар — последняя, с кем Солас хотел бы работать. Кунари — они неправильны, противны всему его существу, они не строят, а только разрушают, раса рабов с момента зачатия: немногие находят в себе сил убежать из этой реальности. Адаар родилась свободной, но она все так же близка к этой культуре, как и он близок к долийцам. Ничего общего, но в обществе он такой же остроухий, как и прочие, а Адаар такой же кунари, как и все.       Адаар странная, неправильная, в ней неправильно все, начиная с невозможно высокого роста и заканчивая слега закрученными назад рогами. Рядом с ней неуютно, приходится вскидывать голову, чтобы видеть ее лицо при беседе или отходить на несколько шагов назад, чтобы не приходилось все время запрокидывать голову. Адаар — она высокая, у нее узкие плечи, но широкие бедра; она не стрижет волосы, как другие женщины ее расы, а убирает их в высокий хвост или косу. Адаар держит голову прямо, уверенно смотря вперед, распрямляет плечи и как будто не боится ничего.       Но… — Я так устала от этих чертовых собраний! — признается она ему, когда в очередной раз заявилась без стука в его маленькую комнатушку. Адаар без всяких церемоний садится на пол возле кровати, вытягивает ноги и откидывает голову назад. Макушка касается его бедра, и Солас уже привычно тянется рукой к ее волосам, ослабляя ленту и позволяя смоляным прядям свободно рассыпаться по плечам.       Когда вдруг это стало нормой? Вот она приходит к нему, доверчиво закрывает глаза, подставляя голову под его прикосновения. Ей интересна та культура, частью которой она могла бы стать, ее интерес — воплощение того, что Солас ненавидит и презирает всей душой. Но помимо Кун, Адаар интересует множество других вещей.       Тенью она интересуется тоже. — Ты знаешь все обо всех этих духах и Тени, а я ни черта в этом не понимаю. Вот поговорю с тобой и как-то легче все это становится переносить, — как-то сказала ему она, и если это и не было объяснением их странных взаимоотношений, то обоим хотелось принять это как отговорку.       Они сидят почти в темноте — свечи почти догорели и оплыли, в этой комнатенке, больше похожей на кладовку, нет окон, но есть уютная тишина и что-то такое, зачем Адаар каждый раз приходит сюда.       Она засыпает, положив голову на сложенные руки на краешке чужой узкой постели, наслаждаясь легкими массирующими прикосновениями к своей голове. Эльф и коссит, что может быть страннее такого союза? Честно говоря, Адаар не знает, почему Солас терпит ее и почему она сама ищет покоя в этой маленькой комнатке где-то в лабиринтах Скайхолда.       Ее обязанность закрывать разрывы и сидеть на вычурном бархатном троне, верша правосудие; его — изучать Тень и давать советы на эту тему, их отношения не должны были выходить за установленные рамки.       Но Адаар молчит, когда он сжигает в пламени своей ярости невежество людей, посмевших сотворить такое с его дорогим другом; Адаар тихо вздыхает, когда он резко оборачивается к ней, сверкая глазами; потеряв контроль он дает своему внутреннему зверю проявится во взгляде, но, кажется, Адаар это нисколько не пугает, напротив, она подходит к нему и вдруг — обнимает. Его щека прижимается к ее груди, и Солас слышит стук чужого сердца, почему-то неровный, он то убыстряется, то становится совсем тихим.       Он позволяет себе только мгновение, чтобы крепко зажмуриться, прижаться к ней, приняв этот краткий миг заботы. — Мне жаль твоего друга… — слышит он тихий голос Адаар почему-то идущий откуда-то изнутри.       Это приводит его в чувство, он отстраняется, отворачивается. — Мне… надо побыть одному, — говорит он и уходит прежде, чем кто-то успевает что-то сказать.       Он идет к руинам, ищет в Тени дух Мудрости, но находит лишь слабые остатки энергии, где некогда обитал его друг, а когда открывает глаза, то видит Адаар, сидящей неподалеку. — Ну как, нашел своего друга? — спрашивает она с той легкостью, с какой всегда общалась с окружающими. Солас удивлен тем, что она нашла его, он садится и в ответ на ее вопрос только качает головой.       Они молчат какое-то время, пока она вдруг не поднимается, садясь совсем рядом с ним, она тянет его за плечи, позволяя Соласу устроится головой на своих коленях. — Поищи его еще, вдруг ты не все осмотрел? — Почему…? — с трудом спрашивает он, морщась от того, как охрип его голос. Что точно он хотел спросить, Солас не знает. Все это слишком неправильно, а размышлять об этом у него нет никаких сил. — Кто-то же должен тебя охранять, — пожимает она плечами. — Пока я искала это место, то видела парочку красных храмовников, они хоть и психанутые, но все еще помнят, как расправляться с магами-отступниками.       Солас принимает это оправдание, как и многие, что приводили Адаар в его комнату. Вот только теперь это ее пальцы невесомо гладят его по плечу, успокаивающе массируют виски. — Поспи лучше, — слышит он перед самым скольжением в Тень ее тихий голос, — тебе отдохнуть надо…       И он не знает, правда ли он уснул, забывшись обычным сном, видимо сил совсем не осталось бродить по Тени, но, когда впереди он видит знакомый высокий силуэт с отчетливо виднеющимися извилистыми рогами, он без опаски подходит к ней.       Они стоят на вершине пропасти, где под ногами зияет пульсирующая чернота, а там впереди бескрайний горизонт, и встает солнце.       Солас не сразу понимает, что это не его сон, а сон Адаар, что, быть может, она видела такой восход раньше, именно рассвет так отчетливо впечатался в памяти, что стерлись другие незначительные детали. — Мой отец был саирабазом, — первая нарушает она тишину, даже не посмотрев в его сторону. — Когда я родилась, мои родители боялись, что я тоже унаследую его дар. — Адаар прикрыла глаза, вздохнула. — Что с ним случилось? — спросил Солас. — Его убили Бен-Хазрат, когда нашли. Вот на этом самом месте. Я не успела помочь.       Солас, наконец, повернул к ней голову, на лице Адаар застыла горькая улыбка. — Если когда-то у меня будут дети, они могут унаследовать его дар, — говорит она. — И, если это произойдет, я бы хотела, чтобы они жили в мире, где все будут равны и никакие расовые и религиозные предрассудки не будут отравлять этот мир. — Я тоже, lethallan, — вздохнул Солас, — я тоже.       Адаар вдруг повернулась к нему, и Солас увидел на ее лице легкую улыбку, прочел в глазах удивление. — Я часто слышу, как эльфы так обращаются друг к другу, это что-то, вроде «приятель»? — Да… — не может не улыбнуться в ответ Солас, — что-то вроде.       Адаар кивает, и вдруг издает смешок. — Это значит, что ты принимаешь меня в вашу эльфийскую братию? — весело интересуется она.       В какой момент тяжесть воспоминаний сменилась этой легкой беззаботностью? Солас не знает, как она умеет так легко подавлять свои тревоги, умеет брать себя в руки и сосредотачиваться на цели.       Солас медлит, перед тем как ответить: — Я… уважаю тебя, Инквизитор. Твои поступки не могут не вызывать восхищение и уважение к тебе.       Адаар фыркает. — Не называй меня так, только не ты, — говорит она, и тон ее резко меняется. И прежде чем дать ему возможность что-то ответить, она поворачивается к нему всем корпусом, смотрит с высоты своего невозможного роста, но именно сейчас Солас этого совсем не ощущает. — Все, что я добилась, что узнала — во многом твоя заслуга. Без тебя я бы не выжила после взрыва, не узнала, как закрывать эти бреши и, быть может, убила бы Коула, если бы ты не объяснил, что с ним такое. Черт, да я благодарна тебе хотя бы за то, что позволяешь выговориться…       Она захлопывает рот, ругается на кунлате — слишком много слов, слишком много несвойственных ей откровений.       Когда он просыпается, то Адаар еще спит. Голова упала на грудь, она тихо дышит, ресницы дрожат во сне. Какое-то время Солас позволяет себе рассмотреть ее: у Адаар плавные черты, большие, чуть раскосые глаза, аккуратный вздернутый нос, нижняя губа полнее верхней, скулы выделяются особенно, и, конечно же главный атрибут — рога, закрученные назад. Красивая. Пожалуй, ее можно было назвать красивой, вот только Соласа не привлекают женщины других рас, да и эльфийки, честно сказать, в последнее время не вызывают никаких эмоций тоже.       Но Солас не может не признать, что Адаар притягивает взгляд по-другому: с ней легко, приятно, она умеет расположить к себе, знает, что такое верность и ценит ее более других качеств. Когда он смотрит на нее вот так, без опаски разглядывает, внутри поднимается волна тепла, хочется протянуть руку, заправить выбившуюся прядь волос за ухо, почувствовать подушечками пальцев тепло ее кожи. Но, пожалуй, все это — минутная блажь, дурацкие мысли, рожденные благодарностью за поддержку. Не более…       Он бесшумно поднимается с ее колен, мысли его далеко от места, в котором ему пришлось заснуть. Он спрашивает себя, где она оставила своих спутников, почему пришла одна? Поблизости нет стоянки, он не чувствует ничьего присутствия, не видит дыма костра и не слышит шума голосов. Только предрассветная тишина и вдруг знакомый насмешливый голос: — Как спалось, basalit-an? — Что это значит? — интересуется Солас, хотя, кажется, догадывается. — Это на кунлате, что-то вроде «приятель»? — возвращает он ей ее замечание.       Адаар весело улыбается, на удивление легко поднимается, слишком легко для человека всю ночь проспавшего в неудобной позе, тянется, подставляя лицо прохладному ветру. Туника на животе ползет за ее руками, оголяя плоский живот. Солас видит аккуратный пупок, невольно взгляд цепляется за тонкий вертикальный шрам, виднеющийся на смуглой коже светлым пятном, шрам ползет вниз, теряясь за ремнем.       Адаар улыбается, поймав его взгляд, улыбается, будто поймала на чем-то компрометирующем. Солас чувствует, как против воли краснеют кончики ушей, он быстро отворачивается, ищет глазами, где оставил вчера свой мешок, как неожиданно чувствует руку Адаар на своем плече, он вскидывает голову и тут же ее губы накрывают его. Адаар теплая, слишком теплая, это особенность всех косситов или только в ней горит этот огонь? Он позволяет ей целовать себя, сам продлевает прикосновение, когда отвечает на ее поцелуй.       Адаар отстраняется от него также внезапно, как и приблизилась. Солас успевает заметить на ее губах едва заметную полуусмешку и блеск в глазах, когда сам притягивает ее к себе. Рука привычно скользит к ее волосам, пальцы запутываются в прядях. Адаар выдыхает ему в рот, позволяя целовать себя так, как ему это нравится, позволяя вести, позволяя его внутреннему зверю ликовать. — Это останется здесь, — говорит она, выпрямляется, заставляя вновь почувствовать эту разницу между ними. Но ее глаза блестят каким-то совершенно невозможным, удивительным светом. Солас хотел бы понять, что вдруг произошло, почему он подался этому порыву? Она не привлекает его, как женщина, между ними нет ничего общего. Но он смотрит на ее улыбку, и чувствует, что легкая усмешка трогает его губы в ответ. — Как пожелаешь, — в тон отвечает ей Солас.