(இ﹏இ`｡)
✓ Два; Акитеру знает, что Кей плакал, когда родился, и еще пару раз после этого, но в свои семь лет он не припомнит, чтобы хоть раз видел это своими глазами. Его младший брат всегда спокоен и никогда не устраивает истерик. Он все время спит, а когда просыпается, то просто дергает людей за одежду. Чтобы привлечь внимание, он кидается игрушками. Но никогда, никогда не бросается в слезы. Может быть, Кею никогда не бывает грустно, или, может быть, ему просто ни до чего нет дела, потому что Акитеру плачет по любому вескому для него поводу. Плачет, когда мало конфет, когда его будят с утра пораньше или не покупают понравившиеся игрушки в торговом центре. Мама говорит, что иногда он плачет даже просто так. — Ты же старший, — ругается мама, — прекращай быть таким плаксой. Ты должен быть сильным ради Кея. Договорились? Акитеру не понимает, почему он должен быть сильным ради кого-то, кто в нем не нуждается. — Сегодня ты заведешь себе кучу новых друзей, — говорит мама Кею, смачно целуя его в щеку. Кей кривит личико и опускает голову маме на плечо, начав тереться о нее щекой, как котенок. — Я буду в соседнем классе! — добавляет Акитеру, протягивая руку и гладя его по ноге. — Если что, ты зови! — может, Акитеру и не понимает Кея, но он намерен стать самым лучшим старшим братом на свете. Повернувшись к нему, Кей только сильнее хмурится. Ну не может быть у малыша такое недовольное лицо! Младшие братья должны быть милыми! — Нет, — тихо говорит Кей. Его любимое слово. — Нет? — спрашивает мама, растерянно моргнув. Кей качает головой. — Нет. Акитеру морщит нос и дуется, ощутив укол обиды. — Тебе не нужна моя помощь? — такое ощущение, что брат издевается над ним. — О! — он подавляет разочарование и дергает маму за блузку, когда ему на ум приходит другая мысль. — Может, он не хочет, чтобы ты уходила? Акитеру мало что помнит из детского сада, но папа рассказывал, что он частенько там плакал, требуя маму обратно. Возможно, они с Кеем и не очень похожи, но наверняка ему тоже не хочется оставаться одному. Кей отстраняется от мамы, поворачиваясь к Акитеру лицом. — Нет-нет-нет. Мама смеется. — Ох, да ты у нас совсем самостоятельный, да? Мой маленький храбрец, — она целует его в макушку и опускает на землю. — Тогда я, пожалуй, пойду. Они лишь в паре шагов от ворот, через которые проходят толпы детей с родителями. — Иди с братом, — говорит мама Кею. Он кивает со всей серьезностью, будто это важная миссия, которую он намерен выполнить. Акитеру кривится. Ну и странный же у него брат. После утренней линейки Акитеру ускользает от своего класса, чтобы заглянуть к детсадовцам. Он уже представляет себе, как Кей сидит в углу и ни с кем не играет. Однако картина, которую он застает, идет в разрез с его ожиданиями. Несколько детей играют на ковре, в то время как еще трое ребят ревут навзрыд в объятиях учителей. Кей - один из них. Акитеру не задумываясь врывается внутрь, тут же бросаясь к брату. — Кей! Что случилось? Учительница, у которой он сидит на руках, очень ему удивляется. — Ах, Акитеру-кун! Ты должен быть в классе! — Что случилось? — повторяет он, потому что это куда более важно. У Кея красное лицо, и он воет. Утром он вел себя совсем иначе. — Он поранился? Кто-то его обидел? — он протягивает руки, и Кей - о чудо - охотно тянется ему навстречу. Учительница опускает Кея на пол, чтобы Акитеру мог осмотреть его и обнять. Кей вцепляется в него мертвой хваткой. Его плач вмиг стихает, уступая место тихим всхлипам. — Он в полном порядке, — объясняет учительница. — Просто он еще не привык. Наверное, он скучает по тебе и родителям. Акитеру хмурится. — Это вряд ли, — возражает он, несмотря на то, что Кей от него не отлипает. — Мама, — грустно бормочет Кей. Ох. Возможно, они с Акитеру похожи сильнее, чем считает мама. — В первый день многим приходится нелегко, это нормально, — говорит учительница. — Быть может, он просто не хотел, чтобы ваша мама переживала. Акитеру вздыхает и отстраняется, глядя Кею в глаза. Он ерошит брату волосы и произносит: — Не надо строить из себя взрослого! Я же твой старший брат. Это моя работа. Кей моргает, какое-то время глядя на него без особой реакции. Он все еще шмыгает носом, но выглядит уже спокойным. Затем, внезапно нахмурившись, выдает: — Нет. Он вытирает щеки пухленькими ручками. Теперь он выглядит точно так же, как и утром, лишь легкий румянец служит доказательством произошедшего. — Нет, — повторяет он и затем, не оглядываясь, ковыляет к полке с книгами. Акитеру не может сдержать смеха. — Эх... ну совсем не милый ребенок, — он поворачивается к учительнице, которая тоже готова рассмеяться, и прощается. Кей, может, и странный, но он его младший брат, и Акитеру постарается быть рядом всегда, когда ему нужно будет дружеское, чтобы выплакаться.***
(x - Одиннадцать; Тадаши считает Кея самым крутым и самым умным во всем классе, а может, и в целой школе. Цукки никогда не поддается на провокации, в любой ситуации сохраняет спокойствие и в карман за словом не лезет - в их первую встречу Цукки бросил лишь одно ехидное слово хулиганам, задиравшим Тадаши, и ушел, даже не оглянувшись напоследок. Однажды учительница подумала, что он не слушает, и попросила его что-то решить у доски. Цукки посмотрел ей прямо в глаза и одарил очень разочарованным взглядом, без заминки ответив на ее вопрос. Это было потрясно. Его словно бы ничем не проймешь. Но затем они приходят посмотреть на игру Карасуно, и Тадаши узнает, каким бывает Цукки, когда его переполняют эмоции. Впервые в жизни Тадаши видит, как у кого-то разбивается сердце, а этот кто-то не проранивает ни единой слезинки.(இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡)
✓ Шестнадцать с половиной; Укай понимает, что ставить их на дежурство вместе рискованно, учитывая нестабильные отношения между ребятами, но они оба центральные блокирующие и им нужно научиться лучше работать сообща. Такеда-сенсей уверяет его, что это верное решение, пусть даже оно и означает, что их придется оставить наедине посреди ножей. — Если они друг друга поубивают, то чур виноват не я, — говорит он Такеде. Он считает важным прояснить это сейчас, до неизбежного воцарения хаоса. Такеда смеется. — Они друзья, — с уверенностью заявляет он. — Все будет нормально. Он это понимает. Они больше года пробыли в одной команде, и все игроки стали друг другу по-своему близки. Укай помнит, как во время лагеря новичков Хината позвонил ему, бурно жалуясь на Цукишиму, но после этого они стали только ближе. Теперь, если Хината упоминает Цукишиму, наравне с раздражением в его голосе сквозит теплота. Даже сам Цукишима растаял по отношению к ребятам. И все же, Укай держится рядом с кухней. Так, на всякий случай. Услышав "А-яй!" Хинаты, он немедленно заглядывает в дверной проем. Хината облизывает палец, хмуро глядя в сторону Цукишимы. Цукишима, стоящий к двери спиной, на секунду поднимает взгляд, а затем снова возвращается к своему заданию. — Тебе надо беречь руки, — с явным осуждением говорит он. — Разве наш Король тебя за это не отчитывал? — Это все ты виноват! — восклицает Хината, тыча в него здоровой рукой. — Ты меня удивил! Укай не видит лица Цукишимы, но может себе представить, как он недоуменно выгибает бровь. Он часто так делает при разговоре с ребятами. — Я ничего не сделал. — Ты плачешь! — обиженно протестует Хината. — Я лук режу, это стандартная реакция организма, — парирует Цукишима уже с раздражением. — Угомонись, — он наконец откладывает нож и поворачивается к Хинате лицом. Подойдя ближе, он вздыхает и жестом велит ему подвинуться. — Я доделаю. Сходи наклей пластырь. Теперь Укай видит недовольное лицо Цукишимы и его влажные глаза. Но есть в его голосе и некая ласковость. — Ну и чего ты ждешь? — спрашивает он, отпихивая Хинату в сторону и занимая его место. — Аптечка, скорее всего, у Такеды-сенсея или у Ячи. Хината не шевелится. Он не отходит в сторону, даже несмотря на то, что Цукишима в буквальном смысле прижимается к нему боком. — Да я в порядке, — говорит он отстраненно. Он по-прежнему не сводит с Цукишимы огромных изумленных глаз. — Никогда не видел, чтобы ты плакал. Цукишима фыркает и сильнее толкает его в бок, увеличивая дистанцию между ними. — И никогда больше не увидишь. — Тогда можно я сфоткаю? — спрашивает Хината. — Я тебе руку отрублю, — моментально отвечает Цукишима. Хината качает головой и вздыхает. — Но такой редкий кадр же, — жалуется он. — Для чего тебе эта фотография? — спрашивает Цукишима, но, помедлив, добавляет: — Не важно. Я не хочу знать. — Без фотки Кенма ни за что не поверит мне на слово, — все равно объясняет Хината. — Я не плачу, — говорит Цукишима. — Мои глаза выделяют влагу для нейтрализации химических раздражителей, испаряемых луковицей. Это простая наука, креветка. Хината хмурится. — Что, слишком сложно для тебя? — язвит Цукишима. Он отстраняется как раз в тот момент, когда Хината пытается стукнуть его по плечу, подходит к раковине и споласкивает руки и лицо. Воцаряется тишина. Цукишима вытирает руки о футболку, затем задирает ее край, чтобы вытереть и лицо. Хината все продолжает пялиться. Без злобы или разочарования, в его взгляде по-прежнему читается чистый шок, а щеки краснеют. Должно быть, от возмущения или стыда. Проходит еще несколько секунд, но Хината все же нарушает тишину, прочистив горло. — Я никогда не видел, чтобы ты плакал. Цукишима возвращается к разделочной доске, пропуская его замечание мимо ушей. — Ты не плакал, когда мы проиграли в том месяце, — добавляет Хината. — Все плакали. Кроме тебя. Цукишима пожимает плечами. — От слез никакого толку. Хината прищуривается, будто пытается понять, как работает мозг Цукишимы. — Ты бы все же наклеил пластырь, — напоминает Цукишима. — Я тут почти закончил. — Кровь перестала, — отвечает Хината, демонстрируя свой палец. — Фу, — Цукишима кривится и делает шаг назад. Хината закатывает глаза и идет мыть руки. — Разве тебе никогда не бывает так плохо, что только плакать и хочется? Цукишима хмыкает, дорезая последнюю картофелину. Он кладет ее к кучке Хинаты. — Нет, — сухо отвечает он. — Как так-то? Цукишима оборачивается и тяжело вздыхает. — Хорош уже, а? — Ты странный, — подмечает Хината. — И это говоришь мне ты? Даже обидно. Хината хочет его ударить, но промахивается. Он возвращается к картошке и берет одну в руки, снова встав к Цукишиме вплотную. — Тебе всегда обидно. Других состояний у тебя не бывает, — он кладет картофелину обратно, оставшись, судя по всему, довольным работой Цукишимы. — Эй, иногда я еще раздражен, — возражает он непринужденным, шутливым тоном. Такая перемена ошеломляет. Укай не понимает, когда это он успел расслабиться настолько, чтобы так просто шутить - без свойственной ему едкости. Хината смеется. — А, точно ведь. Тогда у тебя целых два состояния. Цукишима качает головой и берет его за руку, поднося ее ближе к лицу и осматривая палец. — Какой же ты тупица, — говорит он тем ласковым тоном, который от него можно услышать, только когда они с краю площадки и рядом никого нет. — Его Величество будет в бешенстве. — Да это ерунда! — восклицает Хината. — Он даже не заметит, если ты не расскажешь. — А с чего бы мне молчать? — Я расскажу всем, что ты плакал, — говорит Хината. — Серьезно, это было не круто. Цукишима пожимает плечами. — Мне все равно. — Не говори Кагеяме! — Хината отнимает свою кисть и вцепляется в Цукишиму обеими руками. — Он же меня заколебет! — А вот нечего отвлекаться, сам виноват, — ухмыляется Цукишима. — Это ты виноват, ты меня отвлек! — настаивает Хината. — Ну, не говори ему! Цукишима вздыхает. — Ладно. Хината улыбается. — Спасибо, Цукишима! Цукишима отстраняется и отходит к своим луковицам. — Схожу к Такеде-сенсею, скажу, что мы все. А ты приберись. Хината дуется, но покорно соглашается, прекрасно понимая, что у Цукишимы на него компромат. Укай пулей бежит к своему столу, пока Цукишима его не заметил. "Надо же", думает он, "они и правда друзья".***
(x - Семнадцать; По пути в туалет Тсутому, будучи окрыленным после победы над Карасуно, вдруг замечает Цукишиму, идущего впереди в том же направлении. Голова его низко опущена, и есть что-то хрупкое в том, как он держится. Будто вот-вот сломается. Тсутому видит, как он сжимает кулаки и ускоряет шаг. В этой игре Цукишима сделал все, что мог, но Шираторизава все равно победила. Он выложился по полной, став самым лучшим блокирующим из всех, кого Тсутому знает. Ему не за что себя винить, но Тсутому прекрасно понимает, каково это - хотеть вернуться назад и все изменить; считая, что можно было сделать лучше. Волейбол - командный спорт, но гордость - дело личное. Глядя на эти понурые плечи, спину, в которой проступает натянутая стойкость, Тсутому решает пока вернуться к команде. Цукишима заслуживает немного побыть одному. Заслуживает право на эту слабость вдали от посторонних глаз.(இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡)
✓ Восемнадцать; Хитока даже не знает, в чем шутка. Она тихонечко заходит в комнату. Они сидят в кругу, сдвинув футоны. Она появляется как раз в тот момент, когда Тадаши разражается хохотом и Тобио ему улыбается. Шое, что удивительно, смеется тихо, целиком и полностью сосредоточившись на реакции Кея. Кей, что не удивительно совсем, изо всех сил старается смех подавить. Лицо у него красное от напряжения. Она слышала, как он смеется, только смеялся он всегда над ними, а не с ними. Она видела множество раз, как он пытается задушить смех, вместо того чтобы дать ему волю, потому что не хочет тешить самолюбие Тобио и Шое. Единственное, что он может себе позволить - это нарочито ехидные смешки. Хихиканье даже, прямо как у суперзлодея. Шое дуется и тычет Кею пальцем в лицо. Два года назад Кей бы отшатнулся и ударил его по руке. Сейчас же он состраивает равнодушное лицо и позволяет Шое делать все, что ему вздумается. Она думает, что, наверное, это весомый недостаток быть влюбленным в такого тактильного человека, как Шое. Но Кей уже успел привыкнуть. Наклонившись поближе и оказавшись в паре сантиметров от его лица, Шое говорит: — Коканековака. Кей закрывает рот рукой, сдерживая приступ хохота. Хитока понятия не имеет, что здесь смешного, но он отодвигается и пытается увернуться. — Так нечестно! — жалуется Шое, тыча его в бок. Изворачиваясь, Кей не сдерживает тихого смешка. Очевидно, его защита вот-вот даст трещину. Она думает о том, чтобы вмешаться и помочь, но в итоге решает, что наблюдать со стороны гораздо интереснее. Кроме того, такие моменты в седзе манге почти всегда заканчиваются чем-нибудь романтичным. Она очень надеется на такой исход. Было просто не выносимо целый год наблюдать за тем, как Кей делает вид, будто не влюблен по уши в их аса. Шое сразу оживляется, подбираясь еще ближе. — Ты боишься щекотки? — он оборачивается к Тадаши. — Он боится щекотки? Тадаши пожимает плечами. — Как-то не проверял. — Умно, — кивая, отмечает Тобио. — Мне руки дороги, уж спасибо, — соглашается Тадаши. Шое, очевидно не слушая, лезет в самое пекло. — Нет! — вскрикивает Кей, выбрасывая перед собой руку в защитном жесте. Но у Шое до абсурдного быстрые рефлексы, и в ту же секунду он без проблем успевает нырнуть под его руку и наброситься на его бока. — Шо... — Кей даже не успевает озвучить свой упрек до конца, как взвизгивает и заливается неистовым смехом, стараясь вывернуться на свободу. На глазах у него выступают слезы, щеки краснеют. Спустя несколько секунд Шое милосердно отступает и усаживается на место, ошеломленно глядя на Кея. Кей мгновенно выпрямляется и выставляет перед собой кулаки, готовясь защищаться от дальнейших нападений. Хотя его заметно обескуражило такое быстрое отступление. — Еще раз так сделаешь... — Кей вытирает глаза, а затем больно ударяет Шое по плечу. — Убью. — Это было довольно... мягко, — шутливо шепчет Тадаши Тобио. — Мне кажется, он его жалеет, — отвечает Тобио. Хитока знает наверняка, что он его жалеет. Ей даже шутить об этом не хочется. Слишком неловко такое подмечать. Кей бросает убийственный взгляд на остальных. — Ходите и оглядывайтесь. А еще лучше - не спите. Иначе... — он оставляет фразу незаконченной, и неозвученная угроза пугает сильнее любых слов. Хитоку это впечатляет. Тадаши вздрагивает, но Тобио лишь фыркает. — Я тебя не боюсь. Кей ведет бровью. — Ладно, — говорит он. От такого ответа Тобио только сильнее настораживается, чего и добивался Кей. Лучше способа его напугать и не придумаешь. Превратившиеся в щелочки глаза Тобио это как нельзя доказывают. Затем он поворачивается к Шое. — А ты... — Я же прекратил! — восклицает Шое, выставив перед собой ладони. — Я только посмотреть хотел! — Что посмотреть? — ледяным тоном спрашивает Кей. — Боишься ли ты щекотки! Кей хмурится и скрещивает на груди руки. — И для чего тебе эта информация? Шое моргает. — Просто так, — уверенно отвечает он, будто выдав железный аргумент. — Ты планируешь это повторить? — спрашивает Кей тоном, в котором читается: только попробуй, и ты труп. — Нет! — Шое пытается состроить невинный вид, но с треском проваливается. Хитока не понимает, ради чего он ломает комедию. — Шое... — голос у Кея становится угрожающим, после такого обычно разворачивается крупная драка или кого-то калечат. Вот вам и "что-нибудь романтичное", думает Хитока. Она прочищает горло. — Никому в уборную не нужно? Она уже свободна. Шое мгновенно вскакивает на ноги и сбегает. Кей долго смотрит в дверной проем после его ухода. Отбросив шутки в сторону, Тобио и Тадаши начинают взбивать подушки и тихо переговариваются, готовясь ко сну. Хитока усаживается рядом с Кеем. — Знаешь, — говорит она, — ему очень нравится выводить тебя на эмоции. В ответ Кей лишь хмыкает. Чего и следовало ожидать. — Как по мне, это твой шанс, — шепчет она. Ребята поглощены своей беседой, но она все равно старается произнести это как можно тише, чтобы услышал только Кей. — Нет, — безапелляционно отвечает он. — Вовсе нет. — Но... — Хитока не хочет, чтобы он потом сожалел. Если он смог научиться выкладываться по полной на площадке, ставить все на кон ради победы, то почему здесь так противится? Почему не может решиться на один простой шаг? — Не надо, — говорит Кей. Тихо и печально, и из его уст это звучит особенно дико. Будто он сдался. Прежде чем она успевает что-нибудь возразить, Шое забегает в комнату и с громким стуком задвигает дверь. — Боишься темноты, креветка? — громко спрашивает Кей, вернув на лицо прежнюю усмешку, будто последней минуты никогда и не было. Хитока подавленно вздыхает, наблюдая за тем, как эти двое снова вступают в перепалку.***
(x- Девятнадцать; После выпуска из школы и поступления в разные вузы у них редко получается найти время, чтобы встретиться. Тобио и Шое учатся в одном университете в Осаке - увидев их победу в национальном, главный тренер предложил им стипендию. Тадаши учится на врача в Мияги. Хитока поступила в престижный Институт Искусств в Токио, буквально в паре кварталов от вуза, где Цукки изучает биохимию. Живя в трех разных регионах, они никак не подберут удобный случай, чтобы собраться всем вместе в одном месте. Тадаши видит их по одиночке, когда ребята возвращаются навестить свои семьи, но для того, чтобы найти такое время, когда каждый из них будет свободен, приходится планировать сильно наперед. Теперь у всех у них свои приоритеты. Это нормально, когда школьные друзья со временем друг от друга отдаляются. И все же, они стараются. После всего, что они вместе пережили, было бы неправильно так просто сдаться. Тобио: Мы приезжаем домой в субботу. Тадаши: Цукки и Хитока-чан тоже! Тобио: Аа. Тадаши: ?? Тобио: Да не. В обед на нашем месте? Тадаши: Да :) Скоро увидимся! Когда наступает суббота, Тобио появляется без Шое, и у Тадаши сразу же возникает дурное предчувствие. Судя по выражению на лице Хитоки, она чувствует то же самое. Цукки не понимает, в чем дело, и вопросительно выгибает бровь. — У него... — Тобио смотрит куда угодно, только не на них. — Эм. Возникли кое-какие трудности. Тадаши кривится. Это совсем не похоже на Шое - опаздывать, не сказав ни слова. — Давайте тогда заказывать? — спрашивает Цукки. — Мы же не обязаны его ждать. — Цукки! — укоризненно восклицает Тадаши. — Надо его... Тобио качает головой. — Не думаю, что он вообще придет. Цукки сощуривается. — Мог так сразу и сказать, — отвечает он. — Ведешь себя как-то подозрительно. — Ничего подобного! — Тобио повышает голос, решив прикрыться обидой, чтобы отвести от себя любые подозрения. Тадаши видит его насквозь. — Ему надо было кое-куда уйти, и он не знает, сколько времени это займет, так что... — А что за дела? — спрашивает Хитока. Она хмурится, в то же время недовольно на него косясь, прямо как Цукки. — Это настолько важно? Мы же так редко встречаемся. Тобио мрачнеет и пожимает плечами. — А чего ты меня спрашиваешь? У тебя есть его номер. Разве вы не переписываетесь каждый день? — у него такой вид, будто он готов сделать что угодно, лишь бы прекратить этот разговор. — Переписываемся, — соглашается Хитока. — Но мы не учимся вместе, — она печально вздыхает. — Он не всем со мной делится. — У него постоянно нет времени, чтобы с нами поболтать, — как бы невзначай вставляет Цукки, хотя лицо у него напряженное. — Вас сильно запрягают в команде? Нечто похожее на жалость отражается в глазах Тобио, и он отводит взгляд. Наконец, кусочки паззлов становятся на свои места, и Тадаши вдруг понимает, почему Тобио конфузится сильнее обычного. — Как, кстати, команда? — спрашивает он в надежде переменить тему. — Да! — с фальшивым возбуждением подхватывает Хитока. — Как вам команда? Цукки тяжело вздыхает и одаривает их двоих разочарованным взглядом. — Давайте не будем тянуть кота за хвост, — говорит он. Он поворачивается к Тобио и спрашивает: — У Шое ведь сейчас свидание, да? Тобио опускает взгляд и сжимает зубы. Он кивает. Ему, как и Тадаши, вся эта ситуация дается не легко. — Ну и все, — безучастно отвечает Цукки. — Теперь вы прекратите ломать комедию? Хитока вздрагивает. — Мы лишь... — Пустая трата времени, — говорит он. — Мне все равно, встречается он с кем-то или нет. Одно только выражение его лица говорит об обратном. Во второй раз в жизни Тадаши становится свидетелем того, как Цукки разбивают сердце, а он не проранивает ни единой слезинки. Сейчас, однако, он даже выдавливает смешок. Неискренний, ему больно слышать такое от лучшего друга. — Не верится, что кто-то и впрямь согласился встречаться с этой креветкой, — говорит он. У Хитоки такой вид, будто она вот-вот расплачется, а Тобио словно ненавидит весь мир. Тадаши просто наблюдает за тем, как Цукки старается держать себя в руках. Есть только одна вещь, которую он сейчас может сделать для лучшего друга. — Кстати, — начинает он голосом чересчур громким и воодушевленным, — я не рассказывал вам про своего странного профессора психологии? Цукки легонько толкает его колено своим, словно бы говоря: "спасибо".(இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡)
✓ Двадцать один; После ужасающе безжалостного месяца работы в сфере обслуживания и пар в аспирантуре, Золотая неделя - именно то, чего Кею так не хватало. Брат уехал домой к семье, так что он проведет спокойную недельку у себя в квартире. Мать пообещала, что не даст Акитеру вернуться в Токио раньше времени, чтобы Кей мог побыть в одиночестве. И он правда в полнейшем одиночестве. Его последние романтические отношения завершились еще несколько месяцев назад. По словам его парня, причиной тому послужила "эмоциональная отчужденность". Если уж начистоту, почти все разрывы в его жизни происходят по этой причине. Неважно, сколько длятся отношения, они неизбежно заканчиваются из-за этого. Кею кажется, что людям стоит повнимательнее читать условия договора, прежде чем ждать от него чего-то большего. Что до друзей... Тадаши и Тобио на всю неделю укатили в Каруидзаву, эту поездку они планировали очень давно. Хитока встретится с ним в последний день праздников, пообедать и перекинуться новостями; ей точно так же, как и Кею, хочется побыть наедине с собой. Его коллеги и одногруппники проводят время либо с семьей, либо со своими вторыми половинками. Шое темная лошадка, но судя по тому, что он слышал в последний раз, тот получил легкую травму, и сейчас за ним ухаживает его новая девушка, так что. Так что. На этой неделе никто к нему в квартиру не вломится, и он сможет как следует отдохнуть. Наконец-таки сможет отдохнуть. Или так он думал. Из колонок на всю катушку орет новый сингл ONE OK ROCK (сам он читает статью о динозаврах, которую кинул в закладки еще лет сто назад), когда в дверь раздается звонок. Он его игнорирует. — Надо же, перья, — произносит он вслух, изо всех сил стараясь не обращать внимание на непрекращающийся трезвон. — Хотя так даже круче, наверное, — продолжает читать он, бурча себе под нос. Спустя несколько минут все стихает. Он вздыхает с облегчением. Должно быть, ему хотели что-нибудь продать, или это дети балуются. Минут через десять он слышит отдаленный шум, как будто кто-то стучит в дверь. На это он тоже не обращает внимания. Но затем... — Кей! Ке-и! Цукишима Кей! Цукки! Это Шое. Черт. — Что ты здесь делаешь, — спрашивает Кей; безэмоционально настолько, что это даже вопрос не похоже. Обиженно сморщившись, Шое поднимает правую руку (ту, что не в повязке) и показывает блок из шести бутылок пива. — Я с подарочками! Кей решает не придавать этому значения, хотя маленькую его часть и трогает то, что Шое принес пиво той единственной марки, которую он пьет. — Разве ты не с девушкой сейчас должен быть? Шое хмурится и протискивается вперед, дерзко и неосмотрительно, не заботясь о своей травме. — Мы расстались вчера, — отвечает он тоном таким, будто сообщает ему прогноз погоды, а не роковую новость. — По обоюдному согласию. У меня такое впервые, и, ну... — он пожимает плечами, стягивая ботинки и, как обычно, залезая в домашние оранжевые шлепки. — Я типа получил травму. — Как это вообще связано, — говорит Кей, закрывая дверь. — Ты ее сильно раздражал? — Я никого не раздражаю, — сердито бросает Шое. Он проходит в гостиную и тяжело опускается на диван. — Это ты раздражаешь, — ребячливо добавляет он. — Детский сад, — говорит Кей. Он не идет следом за ним, а направляется сразу в кухню за чем-нибудь съедобным. Пусть и по обоюдному согласию, расставание все еще дается Шое не легко. Он из тех людей, что выкладываются по полной в каждом аспекте своей жизни, так что последствия тут явно хуже, чем после расставаний Кея. — Ты ужинал? — громко спрашивает он. — Я не голоден! Что и требовалось доказать, это явный знак того, что он совсем не в порядке. — Ты всегда голоден! — кричит Кей в ответ. Шое не отвечает, поэтому Кей ставит в микроволновку пасту, которую приготовил сегодня утром. Пока ждет, он насыпает миску чипсов и слегка взбивает острый соус, как (очень странно) любит Шое. Затем он прочесывает холодильник на наличие десерта. Там лежит ведерко мороженого, которое он берег для завтрашнего киномарафона. Как раз мороженое и едят после расставания, да? Так что сойдет. Он кивает самому себе и пока закрывает холодильник. Он достанет его позже, если возникнет острая необходимость. — Ты чего так долго? — спрашивает Шое, шагая на кухню. Он останавливается в дверном проеме, удивленно уставившись на развернувшуюся картину. — Ты готовишь для меня? — Разогреваю остатки, — сухо отвечает Кей. Но Шое все равно лучезарно улыбается. — Спасибо, Кей! — он оглядывается. — Чем-нибудь помочь? — Поставь только пиво в холодильник и возьми одно для себя, — говорит Кей. — У тебя травма, не забыл? — он выгибает бровь. — Тем более, на кухне от тебя больше ущерба. — Да это всего раз было! — восклицает Шое. — Ты мне чуть квартиру не спалил. Шое бросает на него сердитый взгляд. — Я пытался доброе дело сделать! Ты был болен! Кей небрежно от него отмахивается. — Да-да, — говорит он, однако это воспоминание приятно греет ему душу. — Займись уже пивом, кухонная катастрофа. Пока Шое неуклюже уплетает ужин одной рукой, они делятся друг с другом новостями. Кей рассказывает о своей работе в аптеке и последних похождениях Хитоки в рекламном агентстве ее матери. Шое повествует историю о том, как Тобио орал на новичка, случайно столкнувшегося с ним в прыжке, из-за чего он и заработал эту травму. Таким страшным, как тогда, по его словам, Тобио еще никогда не был. Кей даже представить себе не может. — Он не ушел из команды? — спрашивает Кей. Шое качает головой. — Не-а, — отвечает. — Фудзимото очень жаль, что так вышло, но он не станет уходить только из-за Тобио. — Крепкий он орешек. — Да у нас все в команде крепкие орешки! — заявляет Шое. Задумчиво помолчав, он добавляет: — Но наша команда из Карасуно всегда будет моей любимой. Кей выгибает бровь. — Я уже покормил тебя. — Что? — Не надо меня задабривать, — говорит Кей. — В холодильнике больше нет еды. Шое дуется. — Я правду говорю! — Ну да, конечно, — небрежно махнув рукой, отвечает Кей. — Так это, каков твой план действий? — он прищуривается, глядя на Шое. — У тебя же есть какой-то план? Или ты просто так сюда завалился? — Хитока сказала, что оставила у тебя свой диск с "Медом и клевером", — говорит Шое, что не очень-то тянет на ответ. — И? Шое фыркает и подходит к стеллажу, бурча себе под нос названия фильмов. — Хочу замарафонить аниме, — поясняет он. — Думал одолжить у нее диск, но она сказала, что он у тебя. Он припоминает, что Тадаши брал его у Хитоки. Затем как-то на выходных бросил Кею на диван, намереваясь посмотреть всю вещь целиком. Так же он припоминает, как старательно игнорировал экран телевизора, больше заинтересованный в чтении книг и составлении отчетов. Кею известен сюжет в общих чертах. Он не понимает, действительно ли Шое хочет страдать, смотря кучу серий о том, как люди безнадежно влюбляются друг в друга и им разбивают сердца. Звучит как не самая здоровая херня. Не просто же так Кей не стал тогда смотреть это аниме с Тадаши, хотя друг и настаивал. Он не мазохист какой-нибудь. И все же. Все же это происходит. — Нашел! — объявляет Шое, с широкой улыбкой доставая с полки диск. — Давай вместе посмотрим! Кей вздыхает и принимает свою судьбу. Шое далеко не из тех людей, с которыми Кею приятно смотреть фильмы. Он шумный, на все имеет свое мнение и без конца вертится. Ему не сидится на месте, особенно теперь, когда двигать он может только одной рукой. Он потрясенно раскрывает рот на каждом новом сюжетном повороте. Его глаза так сильно блестят. Он улыбается ему, будто бы говоря: "Видишь! Здорово же!" одним только этим взглядом. Это невыносимо. Кей всецело концентрируется на экране, лишь бы на него не смотреть. Так безопасней, что ли. Они и так сидят бок о бок, Шое то и дело рабочей рукой шлепает его по ляжке в попытках привлечь внимание. В этот момент героиня Аюми Ямада с тоской смотрит на парня, который ей очень нравится, и закадровый голос озвучивает ее мысли. "Как же я могу сдаться?", спрашивает она саму себя. "Просто подавляй", — думает Кей. — "Подавляй все чувства". Рядом шмыгает носом Шое. Он плачет уже несколько минут. Не глядя, Кей тянется к салфеткам на столике и передает ему. — Спасибо, — говорит Шое и сжимает его колено. Несколько эпизодов спустя Шое допивает свое пиво и засыпает у Кея на плече. Такой он слабачок. Кей хочет выключить телевизор и уйти к себе в комнату, но. Что ж. "Я буду надеяться, что, возможно, смогу хоть немного растопить его сердце", - говорит с экрана Аюми. "Глупости", — думает Кей, но все равно не сдвигается с места, позволяя Шое спать на себе. Ему не хочется признавать, но его затянуло. Просто Такемото немного напоминает ему Тадаши, а Аюми - Хитоку. Он своими глазами хочет увидеть, что у них все получится. Хочет, чтобы Такемото обрел свою мечту, как Тадаши медленно, но верно прокладывает себе дорогу в медицину. Хочет, чтобы Аюми смогла двигаться дальше и научилась ставить себя выше других, как теперь делает Хитока. Он и не замечает, как наступает полночь. Сериал завладевает всем его вниманием. "Меня не волнует, насколько жалко или глупо я выгляжу в глазах остальных", - говорит Аюми. "Моя любовь к нему, и только она одна - мое сладостно-горькое сокровище". Просто ужасно, насколько сильно он ее понимает, насколько сильно восхищается ее выдержкой. Она совсем не скрывает своих чувств и огромное количество раз позволяет Маяме себя ранить, но зато она честна с собой. Он понимает это чувство, когда хочешь чего-то так сильно, что это причиняет физическую боль. Эта привязанность настолько сокрушительна, что ей ничего не остается, кроме как выплеснуть ее наружу. Он не может ее за это винить. Интересно, каково это - просто отпустить? Интересно, оказался бы он сейчас в этой ситуации, если бы не молчал все эти годы? Его чувства к Шое сейчас больше напоминают старую рану. Покрывшуюся коркой - затянувшуюся, даже, - но шрам все равно остался. Осталось напоминание. Ты любил этого парня всем сердцем, кричит оно. Но ничего не предпринял, и где ты теперь? Ему хочется посмеяться с этих мыслей. Хочется на себя накричать. "А я вот он", думает он, "все еще его друг". В конце концов, только это и имеет значение, не так ли? Кей готов довольствоваться малым: дружбой до гроба, возможностью быть рядом с Шое. Фу. Слова как из дебильной попсовой песни. Вот почему он терпеть это не может. Терпеть не может свою любовь. Вот почему скрываться намного легче. — Ммм... — Шое утыкается носом ему в плечо, как вдруг застывает, мгновенно поднимая голову с ошарашенным видом. — Все... все нормально? Кей всхлипывает и отворачивается. — Порядок. Пора бы спать ложиться. — Ты плакал? — Все плачут на "Меде и клевере", — говорит Кей. Это он знает не понаслышке. Когда Кей проснулся, а Тадаши уже завершил свой марафон, глаза у него были опухшими от слез. Кей даже почти не сомневается, что Тобио тоже плакал, когда его заставили посмотреть пару серий. — Но... — Шое осекается, по-прежнему не сводя с него глаз. — Но это же ты. Тадаши говорил, что твои слезные железы не функционируют! Кей хмурится. Будущим докторам не подобает распространять ложную информацию. — Я никогда не видел, чтобы ты плакал, — говорит Шое. Он кажется потрясенным, подбирается ближе, присматриваясь повнимательнее. — Было грустно? "Мед и клевер"? Кей пожимает плечами. — Тебе грустно? Вот сейчас? — не унимается Шое. Серия все продолжает идти, но Кей даже полубоком к Шое поворачиваться не хочет. — Я в порядке, — говорит он, — серия просто... эмоциональная, — он не проговаривает вслух "жизненная", хотя это первое, что приходит ему на ум. Шое закатывает глаза. — Грустить - нормально, знаешь ли. Необязательно вечно строить из себя крутого. — Ого, — произносит Кей, — так я кажусь тебе крутым. — Да нет же! — Шое по-прежнему краснеет до корней волос, прямо как в школьные времена. Кей по-прежнему находит это очаровательным. Это знакомая территория. Кей может расслабиться, ухмыльнуться и наконец взглянуть на Шое без страха открыть слишком многое. — Уж прости, что я вечно крутой. Ничего не могу с собой поделать. Шое клокочет, поспешно стукая его по руке. — Ну и засранец же ты. — А я-то думал, ты пришел ради моей замечательной компании. — У тебя был нужный мне диск, — брюзжит он. — Да ты толком и не смотрел, — отвечает Кей. Шое раскрывает рот в негодовании, снова подбираясь ближе и заглядывая Кею прямо в лицо, но затем хмурится и отодвигается на место. — Ты же знаешь, меня постоянно в сон клонит, как выпью, — говорит он, передумав спорить. Кей кивает. — Потому что ты слабак. — Я спортсмен, — возражает Шое. — Я не так часто пью, чтобы организм успел к этому привыкнуть. — Конечно-конечно, — говорит Кей. — Дело именно в этом. Каким-то чудом Шое замолкает на несколько минут, за это время Кей успевает заново отвлечься на телевизор. Когда он снова заговаривает, голос у него очень тихий и очень серьезный, будто он пытается вписаться в атмосферу глубокой ночи. — Кей, если тебе будет по-настоящему грустно, ты же мне скажешь? Звук собственного имени застает Кея врасплох сильнее, чем внезапный вопрос. Шое смотрит на него с такой серьезностью (такой надеждой), что съязвить или отшутиться не получится. Кей поворачивается к нему целиком и заглядывает в глаза. — Чего это ты? — спрашивает он. Шое опускает взгляд. Странно видеть, как он тушуется. Он никогда не тушуется. — Мне было грустно, — говорит он, — и первое, что пришло мне в голову, это прийти сюда и поговорить с тобой. Сердце Кея пропускает удар, словно он какой-то влюбленный подросток, а не здоровый мужчина. Он хочет перевести все в шутку, разбавить обстановку, отвести внимание от своих чувств, но это будет полнейшим неуважением по отношению к такой искренности. Шое всегда был прямолинейным. Это одна из причин, по которым он влюбился в него. — Я не самый лучший вариант для такого, — отвечает Кей, потому что это правда. Он не может дать ценный совет, как Тадаши, или молча подставить плечо, в которое можно выплакаться, как научился делать Тобио. Он не может говорить о чувствах, как Хитока. Кей уступает всем в их круге общения. Ушиджима самый несоциальный человек из всех, кого Кей когда-либо встречал, и даже он будет лучше него. Шое выдыхает тихий смешок, согласно кивая. — Знаю, — шепчет он, — но ты меня покормил, и мне уже стало лучше. — Тебе не сложно угодить. — Может быть, — соглашается Шое, — а может быть, ты просто втайне очень хорош в утешении. Кей смеется. — Только никому не рассказывай. Шое снова опускает голову ему на плечо и закрывает глаза. — Мне правда нравится проводить с тобой время, — говорит он. — Но я хочу, чтобы тебе тоже нравилось. — Я бы не впустил тебя, если бы ты мне докучал, — говорит Кей. Существенное преуменьшение необъятности его чувств. — Я хочу, чтобы тебе нравилось, — повторяет Шое. — Хочу, чтобы тебе со мной тоже было комфортно. На несколько секунд воцаряется тишина, пока до Кея не начинает доноситься тихое похрапывание. Он вздыхает. — Ты уже нравишься мне слишком сильно, — шепчет он, доверяя ночи свое тихое признание. (x - Двадцать два; Люди по-разному переносят алкоголь. Тадаши становится плаксивым. Тобио лезет обниматься. Хорошо, что сегодня их здесь нет, потому что эта комбинация начинает сеять кругом хаос. Шое больше не пьет, но Кей говорит, это от того, что он просто становится сонным. Кей никогда не пьянеет, чем обязан, по мнению Хитоки, своей нечеловеческой сдержанности и невероятному страху лишиться бдительности в чьем-либо обществе. Хитоке не нравится об этом думать. Ей становится грустно. — Ты точно... — Шое смотрит на нее выпученными глазами, занеся руку, будто думая о том, чтобы ее остановить, — точно хочешь выпить еще...? Хитока до больного честная, когда выпьет. Тадаши говорит, что она становится агрессивной, но это наглая ложь. — Я все равно у тебя ночую, — говорит она. — И за рулем тоже ты. — Но... — Шое обеспокоенно хмурится. Это приятно. Он правда переживает. Но было бы куда приятнее, если бы сидящий рядом Кей не ухмылялся, с наслаждением наблюдая за происходящим. — То, что вы не пьете, не означает, что я тоже не должна! — укоризненно тыча в них пальцем, заявляет она. — Кто вы мне - Хигашияма? Тоже теперь будете контролировать мою жизнь вне работы? Еще скажите, что леди так себя не ведут! Ухмылка Кея смягчается, превращаясь в ту самую снисходительную улыбку, которая обычно появляется у него на лице, когда Хитока сетует на своего нового коллегу-сексиста. — Да делай, что хочешь, — говорит он. — Только завтра не жалуйся нам на похмелье. — Хорошие братья не должны так говорить, — хнычет она. — Ты должен обо мне заботиться. — Я тебе не брат, — усмехается он. — Ты так уверен? — выпаливает она, угрожающе наклоняясь вперед. Шое с дразнящей ухмылкой толкает его локтем в бок. — Вообще-то, ты правда ей как брат, — говорит он. — Разве мама Хитоки не звала тебя с ними на семейный отдых на прошлой неделе? Хитока смеется. — Я поначалу испугалась, что она хочет нас свести, и так расстроилась. — Ага, — соглашается Кей, — я рад, что она все прояснила. — Ты ей очень нравишься, — добавляет Хитока. Она подается вперед и похлопывает его по плечу. — Ты заботишься обо мне. Кей отводит взгляд, легкий румянец трогает его щеки. — Как скажешь, — отвечает он, вставая из-за стола. — Я в туалет, — и поспешно их покидает, не дожидаясь ответа. — Как мило, — произносит она. — Он смутился. — Ты смутила его, — поправляет Шое. Она пожимает плечами. — Пора бы ему привыкать, — говорит она. — Он хороший человек, и будет намного чаще слышать о себе хорошие вещи, если позволит окружающим заглянуть за эту маску безразличия, — она сощуривается и оборачивается к Шое. — А ты его хвалишь? — Конечно! — моментально парирует Шое. — Конечно, хвалю! Но он не то чтобы мне верит. Он смеется надо мной, если я говорю, что он хорошо готовит или что он заботливый, — обиженно добавляет он. — Но он смущается, да? Мне кажется, что смущается, — она может отчетливо себе это представить. — Наверное? Мне по-прежнему с трудом удается его понимать, — он вздыхает. — Я уже почти год живу в Токио, но он до сих пор... — А знакомы мы сколько, пять, шесть лет? — спрашивает Хитока. — Он просто не очень эмоционален, — она никогда не видела его разбитым, что даже нечестно как-то, ведь он почти всегда был рядом, когда ей было плохо. Дело вовсе не в том, что у него нет чувств. Просто всякий раз, когда их становится слишком много, он замыкается в себе. Наглядный тому пример: после того, как Шое переехал в тот же дом, став соседом Кея, ему приходится постоянно брать дополнительные смены на новой работе, чтобы хоть как-то огородить себя. Хорошо, конечно, что теперь они втроем живут достаточно близко друг к другу и могут чаще вот так встречаться, но только Кей теперь стал чаще отдаляться, и Хитока ничего не может с этим поделать, только беспомощно наблюдать. Кей счастливее, когда Шое рядом, но вся эта глубинная боль ситуации никогда не девается. Хитоке хочется врезать им обоим и поглядеть, кто первым откроет глаза и поймет, что их чувства взаимны. Столько лет уже это тянется. Она так устала. — Я знаю, он нам доверяет, но... — Он... — Шое пялится в тарелку, ритмично постукивая кусочком картошки по ее краю, — он стал мягче, а еще старается больше не ускользать? Когда у него стресс, или слишком много всего наваливается, он делится со мной, а не прячется в своей квартире, — он улыбается, его голос пронизывает теплотой. — Я так счастлив, что он мне открывается. "Боже", думает Хитока, "да ты по уши влюблен". — Тебе стоит сказать ему об этом, — произносит она. Шое краснеет. — Что?! Нет! Он надо мной посмеется. Она залпом опрокидывает в себя остатки пива и тяжело вздыхает. — Шое, — говорит она голосом невероятно серьезным. — Я люблю тебя, ты мой дорогой дружок, но Кей мне почти как брат, и я желаю ему только самого лучшего. И если ты можешь сделать его счастливым, то бери и делай. Хоть что-нибудь, — она понижает тон, надеясь вложить в него всю тяжесть своей просьбы. — Он не думает, что заслуживает этого, но он заслуживает, и еще как. — Еще как, — соглашается Шое, затаив дыхание, будто ее слова застали его врасплох. — Послушай, хоть мы и не говорим о твоей ужаснейшей первой девушке, но... — Она не... — Но, — продолжает она с напором, потому что они не просто так не говорят о Его Первой Девушке, — это было некруто, понимаешь? Совсем некруто, мы почти не общались, ты все время кормил нас завтраками. Мы этого не заслуживали. Кей этого не заслуживал. Черт, да ты этого не заслуживал! Поэтому теперь ты должен постараться, хорошо? Потому что Кей старается изо всех сил, — Хитока ударяет ладонью по столу, чувствуя, что это придаст веса ее словам. — Он устроен не так, как мы, но он старается изо всех сил. — Я знаю, — отвечает он ошарашенно. У нее, наверное, такой вид, будто еще секунда - и она на него набросится. Ну и ну, возможно, алкоголь все же делает ее более агрессивной. — Знаю, — повторяет он, — я вижу, что он старается. — Так сделай что-нибудь, — говорит она. Нависнув над ним, в позе настолько устрашающей, насколько это только возможно, она добавляет: — Но только разбей ему сердце, и я разобью тебя. Но только вместо того, чтобы удивиться или испугаться, Шое улыбается, кивая: — Знаю. В конце вечера Хитока лежит на диване у Кея дома. До нее доносятся слова Шое: "можно тебя на пару слов?", после чего она засыпает. Проснувшись, она видит теплую улыбку Кея и благодарность в его глазах.(இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡) (இ﹏இ`｡)
✓ Двадцать четыре; Акитеру открывает дверь в квартиру Кея своим запасным ключом, стараясь зайти как можно скорее, чтобы кошка, как обычно, не выбежала в подъезд. Он с удивлением обнаруживает у порога две пары обуви. Барии, питомица Кея и Шое, также его не встречает. Свет внутри все еще горит, и из гостинной раздается жалобное мяуканье Барии. Он идет на звук, опускаясь на корточки, когда кошка бежит ему навстречу. — Привет, — здоровается он, почесывая ее за ушком, чтобы успокоить. — Они еще не уехали? Теперь, когда Барии прекратила шуметь, он может расслышать некий шум, исходящий из спальни. Интересно, они просто опаздывают, или случилось что-то серьезное? Они так долго пытались подгадать время, когда у обоих будут выходные, Акитеру даже предложил последить за кошкой и домом, чтобы им больше ни о чем не пришлось беспокоиться. Он встает на ноги и подходит к спальне, стучась. — Кей? Шое? — А! — удивляется Шое. — Мы здесь. Заходи. То, что он видит, когда открывает дверь, идет вразрез с его ожиданиями. Барии забегает внутрь и запрыгивает на кровать, устраиваясь рядом с комком из одеял, наваленных на спящего Кея. Он выглядит уставшим. У него слегка покрасневшие щеки и хмурые брови, даже во сне. Его голова покоится на коленях у Шое, и одной рукой он цепляется за его колено так, словно от этого зависит его жизнь. Он выглядит таким уязвимым; Акитеру, наверное, с пеленок его таким не видел. — Спасибо, — говорит Шое, улыбнувшись. — Барии уже давно хотела зайти, но я, э-э, не могу пошевелиться, так что... — он тихонько смеется, поглаживая Кея по волосам. — Я так понимаю, отпуск отменяется? — спрашивает Акитеру. — Да, — поморщившись, отвечает Шое. — У Кея возникли проблемы по работе. — Паршиво. Шое кивает. — Мы так сильно хотели поехать на этот пляж. — Ну, ничего, в другой раз обязательно съездите. — Конечно, — говорит Шое, опуская взгляд на спящее лицо Кея. — Просто мне кажется, ему это было нужно именно сейчас, когда... — он снова морщится. — Ему это было нужно. Акитеру понимает. Объем работы Кея сильно увеличился с тех пор, как его повысили до руководителя проекта по одному из их крупных контрактов, и он просто прекрасно справляется, но это все равно тяжело. Мешки под глазами и неявки на обеды с друзьями явно демонстрируют то, как много он на себя берет. — Он в порядке? — спрашивает Акитеру. — Будет, — заверяет Шое. Когда он говорит таким тоном, Акитеру не может ему не верить. Шое всегда будет заботиться о Кее. — К ужину он снова будет редактировать отчеты и орать на коллег по телефону. — Тогда мне лучше... — он неловко кивает в сторону, не зная, стоит ли ему оставить их наедине. Шое качает головой. — Оставайся на ужин, — говорит он. — Я подойду, как только смогу. Акитеру улыбается, бросая взгляд на спящую фигуру брата. Раньше был он ни за что не позволил кому-либо застать себя в таком состоянии. Он закрывался в комнате, если был в плохом настроении и отталкивал каждого, кто пытался узнать, как он себя чувствует. — Не торопись, — говорит Акитеру и закрывает за собой дверь. Когда Кей наконец вылезает из спальни, то выглядит спокойным и отдохнувшим, что является полной противоположностью его состояния последних двух недель. Мешки под глазами никуда не делись, но в плечах больше нет того напряжения, которое грузом давило на него с самого повышения. Он одет в удобную пижаму, и волосы его после сна в полнейшем беспорядке. Когда он открывает дверь, то на лице его покоится мягкая улыбка. Правда, увидев Акитеру, он хмурится. — Где Шое? — спрашивает он. — Пошел за ужином, — отвечает Акитеру. — Сказал что-то про ресторан без доставки. И еще про какой-то торт? Хмурость снова перетекает в улыбку; ласковую, всем существом показывающую, как сильно он любит своего парня. — Ну, конечно, — бормочет он. Он подходит ближе и усаживается на диван рядом с Акитеру. — Когда ты пришел? — Сразу после работы. — Извини, — говорит Кей. — Надо было сразу позвонить, как только узнали, что не сможем поехать. — Тебе было не до этого, — мягко отвечает Акитеру. — Да и мы давненько не виделись. Я рад навестить вас. Кей потирает лицо, вздыхая. — А ты видел... — Мм? — Нет, ничего. Просто... мне жаль, что тебе пришлось увидеть меня таким, — говорит Кей, опустив взгляд на мягкие пижамные штаны. — Я не в лучшей форме. Акитеру толкает его локтем. — Я же твой брат, придурок. Я заслуживаю видеть тебя таким. Кей толкает его в ответ, только сильнее. — К тому же, не так уж и плохо ты выглядишь, — добавляет Акитеру. — Как по мне, у тебя есть работа, которую ты воспринимаешь всерьез, и парень, который готов заставлять тебя отдыхать, когда тебе это нужно. — Я жалок, — тихо говорит Кей, все не поднимая головы. — У меня сдали нервы, я плакал у него на руках. Это было так... — он скулит, пряча лицо в ладонях, — жалко. Акитеру удивленно моргает. В последний раз Акитеру видел, как Кей плачет, когда он сломал руку в начальной школе. В начальной школе. Уже больше, чем полжизни прошло. Он снова вспоминает, каким уязвимым Кей казался пару часов назад, и как Шое касался его, словно боясь сломать. — Ему нравится о тебе заботиться, — говорит Акитеру. Повисает тишина, Кей опускает руки и смотрит на стол. Там все еще лежит план их поездки, а рядом с ним список, выведенный рукой Кея. — Отпуск был моей идеей, — говорит он спустя какое-то время. — Я сказал, что хочу отдохнуть после завершения проекта, но мне также очень хотелось, чтобы и он отдохнул. Их проигрыш китайской сборной... Ах. Они пытались позаботиться друг о друге. — И от этого ты сильнее расстроился? Кей кивает. — Все пошло наперекосяк. — Знаешь, — говорит Акитеру, — мне кажется, его это не волнует. — Что? — Шое ведь рубаха-парень. Он выглядел счастливым, просто сидя с тобой в кровати, пока ты на нем спал. Кей сощуривается. — Так ты видел? Акитеру сглатывает и отводит взгляд. — Я что хочу сказать, — продолжает он, — ему правда нравится заботиться о тебе. А тебе, в свою очередь, нравится заботиться о нем. Даже просто вместе посидеть дома - уже не плохо. Он больше сконцентрирован на том, чтобы тебе было хорошо, а не на отпуске. — ...да, это очень в его духе, — говорит Кей. — Ему еще, наверное, понравилось, что я при нем плакал. — Чего? — Он вбил себе в голову... что я редко показываю эмоции. Акитеру смеется. — Ну, он не ошибается. — То, что я не плачу над рекламами с амазона, не значит, что я не эмоциональный. — Эти рекламы - шедевры, а у тебя ледышка вместо сердца! — парирует Акитеру и смеется, вспомнив старый спор. — Ну конечно, — невозмутимо отвечает Кей. — Лучше ведь каждый раз в слезы бросаться, как они вылезают. — Тому псу просто хотелось быть любимым! — смеясь, выкрикивает Акитеру. Кей тоже улыбается. — Я видел эту рекламу раз десять, и ты постоянно ревешь, нии-сан. Акитеру стукает его по плечу. — Замолчи. Позже, когда Шое заходит с клубничным пирогом из любимого ресторана Кея, Акитеру вздыхает с облегчением. Теперь о его младшем брате есть кому позаботиться. Кей нашел того, кому может без страха открыться. Акитеру счастлив знать, что рядом с ним появился человек, который сможет его обнять, когда ему это будет нужно.***
(x - Двадцать шесть; — Как ты даже не прослезился?! Его девушка была призраком все это время! Шое смотрит на него округленными глазами, с таким видом, будто его предали. Кей фыркает. — Малыш, — говорит он, — я это понял еще на середине фильма. — Как! — Это было очевидно. Шое качает головой. — Не правда! Все мои знакомые плакали в конце этого фильма! Кей презрительно усмехается, одним этим действием показывая все свое отношение к тем, кто плачет над таким претенциозным фильмом. Наморщив нос, Шое заключает: — У тебя нет сердца. Кей воздерживается от дешевой фразочки, вроде "потому что мое сердце у тебя", но все же наклоняется и целует его в лоб. — Есть у меня сердце, — говорит он тихо. — Просто я слишком счастлив, чтобы грустить. — Ууфф, — Шое кряхтит и опускает голову ему на грудь. — Снова ты строишь из себя крутого! Кей смеется, громко и искренне, так открыто, как никогда бы не подумал, что сможет.