тут все так дорого

в акали кипит бешенство: сколько можно шататься по прокуренным гримеркам пафосных клубов, в туалетах которых трахаются, нюхают дешевый мефедрон и слушают хреновое музло? ответ на этот вопрос она всегда получала в свое ошарашенное эмоциями лицо: "сколько захочу, получается?". для эвелинн есть только один закон: она сама. она решает, сколько пить, что курить и с кем общаться. ее привычный образ жизни — это бесконечный пафос. дорогущий такой, глянцевый и, конечно, обязательно с подвесочкой от гуччи. с бриллиантами. дива на то и дива, чтобы быть максимально далеко от обычной человеческой жизни. вокруг нее народ собирается толпами, ведь получить полный надменности взгляд от дьяволицы — мечта каждого девственника этой сраной планеты. не сказать, что она против: прикольно видеть желание на чужих лицах и понимать, что единственное живое существо, которое сможет получить это тело — чокнутый дракон, который — эвелинн уверена — сейчас мчится сюда на байке, чтобы прописать звезде по первое число. акали не знает главного: эвелинн ни разу не тусовщица. ее бесит дебильный неон и уже надоевший виски в роксе. ей просто нравится видеть акали такой. — тут все так дорого, дорого, — эв отпивает из рокса с явным недовольством, — дорого. акали по привычке чуть приспускает маску на контроле, выбивает дверь в вип-ложе с ноги и с чертовски возбуждающим рыком направляется к столпотворению. дива пока спокойно пьет. — какого хера, эв? ты сказала, что будешь дома, — джомен тети выглядит максимально озлобленной не столько на эв [на эв она злиться не может], сколько на саму себя. она не привыкла к подобному поведению, да и сама звезда не сочла нужным сообщить о такой вот новой изюминке в их отношениях. похуизм называется. — ну, выходит, тебя обманули? — дива собирается подняться на ноги, но акали оказывается рядом слишком быстро, а затем хватает демонессу за грудки дорогого кожаного топа, на ходу утаскивая в сторону выхода. эвелинн может лишь прикусить нижнюю губу в томительном ожидании и опустить очки на переносицу. рэперша грубовато усаживает певицу на байк и, натянув на голову новенький лакированный шлем, трогается с места в сторону дома. эвелинн ожидает услышать полнейший разъеб, увидеть битую посуду и почувствовать запах серьезного конфликта, но акали ведет себя на удивление спокойно. дива как-то не рада. — где рычание? жду, пока ты начнешь меня отчитывать, давай, — эв устало стягивает с ног каблуки, а затем валится на мягкий диван в гостиной. она закрывает глаза, не спешит даже снять очки — башка трещит так, как будто она выпила пару бутылок. — зачем? тебе же все равно, — рэперша сегодня просто само спокойствие. она смирно подходит ближе к любовнице, вздыхает и усаживается на ее колени, сминая красивую черную юбку своими бедрами. акали не распинается на слова: лишь склоняется, чтобы накрыть чужие губы своими, смять, болезненно прикусить и отпустить следом. какое-то время бунтарка смакует на языке вкус эвелинн, а затем хмурит брови. — ты снова курила. как будто с пепельницей сосусь. — уже опыт был? — эвелинн раскидывает руки в стороны, укладывая локти на спинку дивана и наблюдая за выражением лица акали с нескрываемым интересом. — иди нахер. эв глухо смеется, наблюдая за гримасой натянутого возмущения на чужом лице. — над этим городом вороны-вороны.