***
Лидон хохотал до слёз, глядя на наряды и побрякушки, присланные императором Даором. Штаны широченные, почти прозрачные — всё сокровенное наружу, куртейка малая — пупок торчит, зато серебром расшитая вся. Туфли тряпичные, а бус и браслетов столько — пол-улицы нарядить можно. Лидон хохотал, но оделся. Надо так надо, кто же спорит. Даже уши проколол и, слушая, как серьги звенят, снова прыснул от смеха. В императорских покоях ему побывать не удалось, прямо с корабля его доставили в небольшой дом с зарешеченными окнами. Там отобрали всю одежду и, намыв и нарядив в шелка и украшения, отправили к принцу Элие. Загородный дворец стоял на берегу моря, в окружении прекрасных садов. Мраморные лестницы к самым волнам спускались. На Лидона это великолепие неизгладимое впечатление произвело. С отцовским замком разве сравнить? Тот точно глыба, высеченная из горы, а этот словно из кружева соткан. Беломраморный, с ажурными арками и галереями. Нескончаемые залы подпирали колонны, украшенные слоновой костью, кругом фонтаны и всё цветами увито — ну будто в рай попал. Лидона опять в купальни потащили. Два чернокожих мойщика положили его на лавку, долго мыли, удаляли волосы с тела и умащали маслами. Третий раб рядом с дубиной стоял — вдруг новый наложник сопротивляться станет. Но Лидон только фыркал от щекотки, когда яйца специальной пастой мазали, чтобы волосы свести, а потом и вовсе вздремнул под умелыми руками массажистов. Проснувшись, он новых слуг увидал. Эти были маленькие и пухлые, как булочки. Они, опасливо поглядывая на мускулатуру Лидона, помогли ему облачиться в новые расшитые тряпочки. От его смеха приседали и зажимали уши руками. По накрашенным лицам и тонким голосам Лидон догадался, что кастраты. Пожалел и даже одного по лысенькой головке погладил. Евнух от страха обмочился, а второй начал скулить, как щенок. Оба они были приставлены к Лидону как личные слуги, и накануне оба рыдали, на коленях умоляя не отправлять их к дикарю. После бани Лидона отвели в его покои. Большая комната с отдельным садиком, окружённым высокой стеной. Стены в комнате были расписаны цветами и неведомыми зверушками, а в центре оказался водоём с кувшинкой и рыбкой. Горы подушек вокруг, низкие столики, бронзовые светильники на цепях. Красота — глаз не оторвать. В отцовском замке у Лидона отродясь своих покоев не было. Отдельные комнаты для законных наследников, а Лидон с воинами в общем зале. Он не роптал — место своё знал, а теперь как в сказке себя почувствовал. Пухлощёчек звали Бапото и Пенай. Лидон тут же окрестил их Булочкой и Пирожком. Доведя его до комнаты, Булочка и Пирожок протараторили, что скоро принесут еду, и, подхватив полы длинной одежды, бросились бежать. А вскоре и в самом деле еду принесли. — Наконец-то! — обрадовался Лидон. — Голодный — лошадь сожрать готов. У слуг руки затряслись так, что блюда на подносах задребезжали. Слуги поставили их торопливо — и опять бежать. Лидон плечами пожал, подушек побольше под зад подгрёб и сел. Блюд и тарелок множество, но всё малюсенькое, будто ребёнку принесли. Кувшинчики как игрушечные, чашечки на один глоток. Зато всё чеканное, изукрашенное. Даже на самой крохотной ложке камушки горели — Лидон пришёл в восторг. Перепробовал всё, отложил то, что понравилось, и принялся за еду. — Вкусновато, но маловато, — сказал он, облизывая пальцы. — Ещё бы баранью ножку да оленью лопатку, печёночки да гусёнка… Лучше двух. За дверью кто-то охнул, и сразу послышался топот убегающих ног.***
— Сожрёт он нас, всех сожрёт, — плакался Бапото принцу. — Уже, говорят, лошадь просит, а там и до нас доберётся. — Может, в столицу вернуться? — робко спросил Пенай. — Под охраной государя не страшно. Элие за голову схватился. — Пусть у себя сидит, — распорядился он. — Скажите, что без разрешения по дворцу ходить запрещается. Охрану удвойте. Ох, от ваших стонов голова раскалывается. Слуги захлопотали вокруг. Два дня было спокойно. Элие докладывали, что новый наложник ведёт себя смирно. Из покоев его не выпускают, оружия не дают. — Оружия? — ужаснулся Элие. — Сказал, что тренироваться ему нужно. Вышивание предложили — не хочет. Арфу принесли — не умеет. Отломал две палки у персикового дерева и кружится с ними. Не то дерётся сам с собой, не то пляшет. — Про меня спрашивал? — Спрашивал, ваше высочество, отвечали как велено. Нет вас, сказали. Уехали вы. — А он что? — жадно спросил Элие. — А ничего. Плечами жмёт и улыбается. Принц успокоился немного и решил по саду прогуляться. Слуги толпой окружили, но Элие рассердился и всех прогнал. За два дня утомили виться вокруг, даже в отхожее место пытались с ним ходить. Сколько можно какого-то дикаря бояться? Он в собственном доме, в конце концов. Элие прошёлся по аллее и спустился к жасминовым зарослям. Там из мраморной плиты бил родничок. Принц опустился на скамью и глаза закрыл, наслаждаясь пением птиц и журчанием ручья. А когда открыл глаза, чуть со скамьи не упал. Рядом высоченная фигура. Кожа как молоко, в светлых волосах солнечные лучи запутались. Во дворце таких могучих и белокожих не было. Он! Северный варвар! Элие хотел крикнуть, но из горла только сип вырвался. — Попить хочешь? — на ломаном языке спросил северянин. Шагнул к родничку и подставил огромные ладони под струи. А через мгновение присел перед принцем. Тот так обалдел, что машинально наклонился и отпил из рук. Поморщился — вода ледяная. Но в голове прояснилось, и Элие спросил: — Ты новый наложник? Как же ты сбежал, ведь тебя охраняли? — Пятеро всего, — презрительно фыркнул северянин. — А вместо мечей дубины какие-то. Даже обидно. — А сбежал зачем? — Так скучно же, — пожал плечами северянин. — Все стены до дыр проглядел. Тебе вон тоже, смотрю, одиноко. Сидишь, вздыхаешь… Пристают? — Кто? — удивился Элие. — Да пухляки твои. Я в кустах сидел, всё смотрел. Так и прыгают вокруг, так и скачут. — Положено им так. А тебе лучше вернуться в свои покои. — Ещё чего, — отмахнулся северянин. — Меня сюда привезли тебя ублажать, а я взаперти сижу. Вот сейчас и начну, и с большим удовольствием. Элие вскочил и тут же оказался в сильных объятиях. — А сердечко-то бьётся, как птичка пойманная. Чего боишься? Не съем небось. Принц вскинул голову… и утонул в синих глазах. Северянин ослепительно улыбался ему. Элие несмело положил ладонь на широкую грудь мужчины. — А твоё стучит так спокойно… Чему ты улыбаешься? — Такую пташку поймать, и не захочешь — улыбнёшься. Тебя только и любить. — И шепнул ему на ухо: — Позови меня сегодня ночью. А не позовёшь — сам приду. Прижался на миг к розовым губам и выпустил принца, а у того уже ноги подкашивались. Усадил Элие обратно на скамью и исчез в кустах. У Элие глаза в пол-лица. Руку к губам прижал и не сводил глаз с того места, где северянин исчез. А к нему уже слуги бежали. У одного зонтик от солнца, второй поднос со сладостями тащил, у третьего лютня — слух принца услаждать. Но его высочество встал решительно: — Этого нового… Того, что привезли с севера… Вечером ко мне. Слуги на землю повалились, завывая, и руки к принцу протянули, будто навек прощались.***
— Да как же… Да как же… — суетился вокруг Рутендо. Жемчуга к смоляным кудрям приложил, убрал, рубины достал. Но Элие их отстранил, будто чувствовал, что северянину камни без интереса. Взял полураспустившийся розовый бутон и за ухо заправил. Рутендо заахал, руками всплеснул. Двое слуг наготове надушенную рубашку держали, до того тонкую, словно паутинка, и розовую, как заря. Ещё армия слуг постель готовили, лепестки роз раскидывали. Благовония зажгли и фрукты со сладостями у кровати на золотых подносах поставили. Элие взмахом руки слуг отослал. Рутендо всё медлил, глядел умоляюще, надеясь до последнего, что принц от безумного поступка откажется. Но Элие топнул в нетерпении ногой, и слуга исчез. Рутендо к Лидону со всех своих кривых ножек рванул. Позабыл даже страх перед сыном царя варваров. Кричал тонко, брызгая слюной, руками махал и ногами топал. Лидон смотрел непонимающе. — Чего хочешь-то? Рутендо выдохнул и принялся объяснять: — Как войдёшь, на колени падай и ножку целуй. Глаз не поднимай, пока не позволят. Ах, времени мало — обучить не успели! — Чему там учить? Дурное дело нехитрое. — Поговори у меня! — завизжал Рутендо. — Обидишь его — с живого шкуру спустят, голову отрубят, на кол посадят и в муравейник… — Больно много обещаешь, боюсь, не сдюжу. Рутендо словами поперхнулся, губами заблямкал, а Лидон раз — сладкую коврижку ему в рот. — Всё, отдохни, утомил. Подхватил под мышки, легко отставил в сторону, убирая с дороги. И вышел неторопливо. Элие внезапно оробел. Как только Лидон порог переступил, вдруг попятился. Новый наложник при желании мог шею ему двумя пальцами свернуть. Конечно, за дверью слуги, но всё-таки… — Что испугался, волшебная пташка? Лидон на колени падать и не подумал, в глазах плескалось восхищение. Элие знал, что великолепен в своей розовой тунике и с цветком за ухом. Но никто не смотрел на него с таким восторгом. И слова Лидона ему очень понравились. — Волшебная? — Ага. В детстве мне рассказывали сказку про фей из волшебной страны, что иногда прилетают к нам. Ночью танцуют в лунном сиянии, а с рассветом превращаются в дивных птиц и исчезают. Не знал бы, подумал, что ты братец этих волшебных дев. Он подхватил принца могучими руками, и Элие лишь выдохнул: — Ты не должен… так… — Да знаю, что не должен. Твой пухлощёкий все уши прожужжал, что мне можно, а что нет. Еле заткнул. Приказывай, мой принц, все желания твои исполню. Под тонкой тканью широкие пластины грудных мышц. Ладони мозолистые, привыкшие держать меч, так отличались от мягких лапок, ласкавших Элие раньше. Внизу живота сладко потянуло, сердце забилось, и собственные ладошки вспотели. Элие губы облизал, и Лидон его снова поцеловал. Сначала как в саду, еле касаясь, а потом сильнее. Надавил на губы, заставляя их приоткрыться, и ласкал своим языком, потираясь о нежный язычок принца. Элие тихо застонал ему в рот. Он чувствовал, как спускают до пояса тунику и руки наложника гладят по спине. Лидон оторвался от губ и поцеловал за ухом. Шея, плечо, ямка между ключицами… Элие и не заметил, как остался без одежды и его уложили в постель. — До чего же ты красив, принц. Вот повезло-то мне! И ниже губами скользнул. Грудь с розовыми сосочками, бархатный животик. Пупок по кругу языком обвёл, погладил тонкие косточки на бёдрах. Яички погрел в ладонях — поиграл с ними. Элие только дышал прерывисто и смотрел неотрывно. Решился и Лидона по волосам провёл — пальцы в золотистых кудрях запутались. Северянин глядел смеющимися синими глазами и вдруг перевернулся на спину и Элие за собой потянул, так что принц сверху оказался. — Давай, пташка, теперь твоя очередь меня приласкать. — Мне не положено… — Глупости какие! Разве самому не хочется меня потрогать? Элие неуверенно огладил Лидона от плеч до бёдер, по гладкой коже ладошками поводил. Наклонился, сам его поцеловал и вздохнул шумно. И не девственник, а отчего-то волнительно было, как в первый раз. С нежными юношами, специально выращенными для любовных услад, было совсем по-другому. А теперь под ним настоящий воин. И лежит перед ним весь открытый и сам себя предлагает. И такой красивый везде. Элие несмело руку протянул и потрогал — скользкий от масла. — Подготовился, — заверил Лидон. Член у наложника уже вздыбился, ровный, тёмно-розовый и тоже очень красивый. Элие приятно было, что его так хотят. Повозился, пристраиваясь к влажному отверстию, нажал и вошёл. И застонал протяжно. Пусть его размер и небольшой и Лидону проигрывал, но показать себя Элие смог. За ночь три раза своим наложником овладел, и до чего приятно было видеть, как глаза северянина затуманивались и как он изливался себе на живот. Под утро Лидон пощады запросил. — Дай передохнуть, пташка! Первый раз всё-таки. — Первый? — ахнул Элие. Лидон засмеялся: — А ты думал, я всем задницу подставляю? Я тебя ждал… До первых лучей они возились и хихикали под прозрачным пологом широкой кровати, пока принц зевать не начал. Лидон обхватил его руками и, прижав к себе, мирно уснул.***
— Расскажи о себе, — попросил Элие. Его голова лежала на коленях Лидона, и тот перебирал тёмные кудри. Иногда брал кусочки засахаренных фруктов и клал принцу в рот. — Да что рассказывать? Жил себе… Охотился больше… У нас зима сейчас — холодно, а у вас цветы вон цветут. Я таких и не видал никогда. Деревья чудные — стволы волосатые. И птицы красивые, только орут противно. — Это павлины. Ты, наверное, переживаешь, что стал наложником? Царский сын, а теперь в гареме. Был воином… Лидон усмехнулся: — Воином я как был, так и останусь. Я лишь боялся, что моим хозяином толстопуз окажется, вроде твоего Рутендо. Вот, кстати, кто сейчас переживает. Да и сын царский я с одного боку. Мать моя в служанках ходила у царицы. У повелителя таких сыновей с десяток. Престол мне не светит. А тебе со мной тоже неплохо было, а? — подмигнул он. — Весь дворец подтвердить может. Элие покраснел. Да уж все слышали, как они любовью занимались. Два дня из постели не вылезали. Слуги только еду приносили и меняли бельё со следами их страсти. Рутендо под дверью скулил, но войти не смел. Однако на третий день Элие всё-таки решил из покоев выйти. — Перебаламутил всех, — ворчал слуга, — вас околдовал. Жили себе спокойно — и на тебе! Всех поставил с ног на голову… Отсюда его еле выгнал — решил, наверное, что теперь тут главный. Такого и не научишь уже ничему. Места своего не знает. Может, в тюрьму его? — С ума сошёл? — возмутился Элие. — Не ровён час случится чего. И императору это не понравится. Элие вздохнул. С появлением Лидона и впрямь всё по-другому стало. Слуги на него смотрят, про себя хихикают. И есть над чем. Вся грудь у Элие знаками любви расцвечена, губы опухли, а в теле такая истома. Выгнать бы всех и спать лечь. Но нельзя — надо делами заняться. И подарки от местных купцов принять надо, и к лошадкам своим давно не заглядывал. А повар новое блюдо приготовил — ждёт не дождется, когда принц попробовать изволят. Может, лучше и не появлялся бы здесь этот светловолосый варвар, занявший все мысли Элие. — Может, ты и прав, Рутендо. Знаешь что… Давно я брата не видел, надо бы в столице побывать. И время будет подумать.***
Весть о том, что принц уехал, Лидона как громом поразила. Хотел ещё сбежать, да не вышло — охрану удвоили. Только из комнаты вышел — крик подняли. Плюнул и вернулся. Он бы справился, да смысла не было. Булочка с Пирожком руками разводили: — Подхватился и уехал. Сказал, что по брату соскучился. — А когда вернётся? Булочка плечами пожал: — Да разве он перед нами отчитывается? Может, и вовсе не вернётся. Пирожок посмотрел на поникшего наложника, вздохнул и, рядом присев, по плечу погладил. Но принц вернулся быстро. От столичного шума, нескончаемых праздников во дворце, шумных пиров и впрямь головные боли начались. А синеглазый наложник каждую ночь снился. Элие две недели выдержал, прыгнул в карету и обратно умчался. Брат ещё уговаривал погостить, подарками вновь задарил, по счастью нормальными, и гарем пополнить предлагал. — Выбирай кого хочешь, братишка! Белых, чёрных, рыжих… — Мне Лидона достаточно, — покраснел Элие. — Понравился, значит, мой подарок? Что же с собой не привёз? Элие смутился окончательно. Любимый дом встретил шумом прибоя, звоном цикад в саду и ароматом роз. И Лидон был где-то здесь. Элие от ужина отказался, прошёл к себе и, упав на кровать, уставился в расписной потолок. Шорох от окна услышал, повернулся и сел, улыбаясь. — Опять сбежал? — Ну сбежал, — хмуро ответил Лидон, влезая в окно. — Не хочешь больше, стало быть, не нравлюсь. Тогда уж совсем отпусти. Элие закусил губу: — Домой хочешь? — Чего я дома не видел, — обиженно фыркнул Лидон. — Я к тебе хотел, а ты… Чего мне тут без тебя делать? Заняться нечем… Я бы мог охрану твою потренировать. Вчера подраться предложил, так испугались. Только палками махать умеют. Сладости жрут и маслами мажутся. Охрана называется. — Наложнику не положено, — растерялся Элие. — Заладил одно: положено — не положено… Возьми и положи. Ты брат императора! Своими людьми сам распоряжайся. Как захочешь — так и будет. Элие засмеялся. Как, наверное, был прекрасен Лидон на поле боя или во время охоты, со сверкающими глазами и разметавшимися по плечам волосами. Мышцы бугрились, грудь вздымалась, и под ним такой же огромный, яростный конь. А теперь рыбок в пруду кормит. Зачахнет, кто виноват будет? — Я распоряжусь, — сказал Элие. — Выберешь оружие и людей, кто поспособнее. Пора немного встряхнуть это сонное царство. — Это хорошо! А ночью? Спать мне одному теперь? Ты скажи, чем я лично не угодил? — Угодил, — выдохнул Элие. — Больше чем угодил. Потому я и уехал — боялся, что влюблюсь… А без тебя ещё хуже оказалось. — Разве влюбиться плохо? — Мне не по… — Элие осёкся. — Ну, как бы… Да не знаю уже. Рутендо предостерегал, а брат смеётся только. Лидон подсел к принцу, и тот потянулся обнять его за шею. — Я и забыл, какой ты большой и сильный, — млея, сказал Элие. — А я помню, какой ты маленький и нежный. Брат смеётся, говоришь? Брат-то поумнее твоих пухляков. А Рутендо сам ко мне заявился. Ох, визжал! Подзатыльник хотел дать, да не допрыгнул. — За что подзатыльник? — За тебя, принц. Что вздыхал всё и переживал. Не вздыхай больше, пташка моя. Я тебе скучать не дам.