***
Первые шесть часов поисков не увенчались результатом. Отследить передвижение Хаято удалось, но результатов это не дало — маршрут был просторен до того места, где был найден телефон. Дальше ничего. Вся зона в радиусе нескольких километров вокруг была тщательно обыскана — и остановка, около которой и валялся телефон, и все ближайшие забегаловки, и квартиры в том числе. Гокудера как сквозь землю провалилась. Зацепок не было. Спустя еще час с руганью, спорами и криками все же удалось связаться с водителем такси, в котором ехала хранительница. Мужчина лет сорока сказал, что девушка ехала молча, не разговаривала, никому не звонила, но почему-то попросила остановиться таксиста около совершенно другой остановки, хотя ехать Гокудере еще было около часа. Водитель высадил ее у указанного места и уехал. Естественно, он не посмотрел, куда же пошла Хаято. — Его не могло смутить то, что она попросила его остановиться спустя треть пути?! — Ямамото начинал закипать. Обычного его сложно было вывести из себя, до последнего Такеши сохранял все самообладание и пытался успокаивать остальных. Но когда дело коснулось самого родного и близкого человека, хранителя Дождя выводила из себя каждая мелочь. — Друг, ну, а если не было ничего подозрительного? Ну попросила она остановиться, передумала. Тем более пробки были, вдруг она решила на метро поехать… — пытался успокоить товарища Рехей. Ямамото закрыл лицо ладонями. Не было ни единой зацепки, а последний, кто видел его любимого человека, не смог внести ясности в случившееся. А он сам просто не мог ничего сделать, и приходилось сидеть и чувствовать на себе каждую проходящую мимо минуту. Информации не было еще шесть часов. А потом еще шесть. И еще шесть. Сутки никто не видел Гокудеру. Казалось, в Японии невозможно не заметить такую необычную девушку, как Хаято, но никто, совсем никто ее не видел. Ямамото лично прочесывал все районы, лично опрашивал всех, кого мог, заходил в притоны и бордели, пробирался в самые скрытые и опасные заведения города. Но везде было пусто. Нигде не было его Гокудеры. У Тсуны, Ламбо, Дино, Рехея и Хибари, вдруг тоже присоединившегося к операции, информации тоже было по нулям. Остальные отряды, прочесывающие еще и пригород, тоже разводили руками. Вария, в начале очень агрессивно настроенная на поиски внезапно пропавшей девушки, тоже была в недоумении — они-то уж знали, на что способна хранительница Урагана, и тоже слабо верили в пропажу. — Ты как? — поинтересовался Скуало, когда им с Ямамото случайно удалось пересечься. Такеши просто мотал головой. Херово, максимально херово ему было. Еда и сон отошли на второй план, про бритье он забыл, и появившаяся щетина придавала ему особо печальный вид. — Ее нет десять дней, — бесцветно произнес Ямамото, сжав рукоять катаны. Скуало, как и все остальные, понимал, что как только Такеши узнает имена обидчиков, им не поздоровится. И не дай бог они хоть пальцем притронулись к любимому человеку Ямамото. К вечеру десятого дня появилась единственная и достаточно призрачная зацепка. Хибари удалось выяснить, что кто-то видел Хаято или кого-то похожего на нее примерно в пятидесяти километрах от Токио. Дальнобойщик, остановившийся на заправке, видел, как двое крупных парней вытаскивали из машины девушку с белыми волосами, одетую в клетчатые штаны, черную кофту и высокие черные ботинки — именно в это одежде Гокудера и поехала на встречу. Когда мужчина поспешил на помощь, мужчины показали ему полицейские удостоверения и сказали, что поймали торговку наркотиками в одном из бараков, и теперь ведут ее в участок. — Да, девушка сопротивлялась, что-то пыталась кричать, но полицейские сказали, что она та еще рецедивистка и поэтому всячески пытается сбежать, — заикаясь, проговорил дальнобойщик, глядя на закипающего Такеши — он приехал лично, чтобы еще раз допросить единственного свидетеля. — При вас скрутили девушку двое мужчин не в форме, показали липовые удостоверения, а вы им поверили и не сообщили в полицию?! — прорычал Ямамото, практически готовый кинуться на свидетеля. — Откуда мне было знать? Да, мне говорили, что в этом районе много наркоманов и проституток, но я не… — Такеши, пожалуйста, — к хранителю Дождя подошел Тсуна и аккуратно похлопал по плечу. Он понимал, что еще секунда, и Ямамото просто кинется на мужчину, — присоединяйся к другим в поисках. Я все узнаю. Пожалуйста, ни о чем не переживай. Нехотя Ямамото согласился с боссом и отправился на встречу с Рехеем, который тоже примчался на поиски со своей группой. Прочесывание местности продолжилось, и не прошло и часа, как на телефон Такеши позвонил Сасагава. Голос был сбившийся, запыхавшийся и напуганный. — Ямамото, быстрее сюда! Мы знаем, где Хаято!***
Такеши бежал по тоннелю вперед всех. Сердце бешено билось в груди, а дыхание сбилось сразу же после звонка Рехея. Тот выяснил, где Хаято, нашел каких-то маргиналов, которые проговорились, как только к голове приставили оружие. Они указали на заброшенные катакомбы, в которых ныне отмывали деньги да торговали наркотиками. Через десять минут Ямамото был у входа в них, и обе группы ринулись на спасение. Она рядом. Почему-то Такеши вдруг резко прочувствовал на себе эту короткую фразу, которая одновременно и придавала сил, и очень пугала. Что с Хаято? Кто похитил ее? Жива ли она?.. Металлическая дверь, вставшая на пути, вмиг была разрублена катаной, в которую была вложена вся сила хранителя Дождя. То, что предстало перед глазами Вонголы и поисковых отрядов, заставило всех остолбенеть. Гокудера была найдена. Только тело было превращено в кровавое месиво. — Хаято! — воскликнул Ямамото. Голос дрожал от страха и отчаяния. Он сразу же ринулся в девушке, лежащей на голом полу каменной комнаты. Он даже не знал, как бы к ней прикоснуться, чтобы не сделать больно. Глаза девушки были открыты, и сначала вовсе показались неживыми, но как только Такеши подбежал и сел рядом, Хаято медленно и еле заметно перевела взгляд на него, а после обмякла и закрыла глаза.***
— Ближайшие несколько дней она точно будет в больнице. А может, и всю неделю, — доктор Шамал протер лоб тыльной стороной ладони и тяжело вздохнул. Гокудера была единственной девушкой, которую он не очень охотно лечил, но тут пробрало и его. Они накачали ее черт знает чем, она даже сознание от боли терять не могла… — Киоко и Хару, примчавшиеся в больницу как только узнали о произошедшем, закрыли лица ладошками. Рехей и Тсуна опустили взгляд в пол. Ямамото сжал кулаки. — Раны… черт, самые разные — от тупых ударов, от острых предметов… — Боже, ужас! — Киоко не выдержала и расплакалась. По остальным тоже было видно, что они еле держатся. Да, Гокудера была жива, но что с ней случилось? Кто посмел такое сотворить? — К ней ближайшие сутки точно никого не пустят — раны до сих пор зашивают, да и отдохнуть ей надо. Все-таки такое пережила… И вы, ребят, тоже отдохните. Когда она придет в себя, ваши замученные лица ее точно не порадуют, — закончил Шамал. — И, Ямамото, задержись на минутку, пожалуйста. Тсуна и Рехей похлопали друга по плечу, Ламбо грустно кивнул, как и девочки. Ямамото с ужасом ждал слов Шамала, ему казалось, что сейчас доктор скажет что-то страшное. — Ямамото… Должен тебя предупредить сразу — очевидно, что Хаято держали в плену и очень жестоко пытали… Зная ее… Она точно не проговорилась. Видно, что раны были нанесены в разное время — есть подзатянувшиеся, есть совсем свежие, некоторые синяки уже сходят, а на месте некоторых сильные гематомы. Пытали ее долго. И… жестоко. Хранители Солнца помогли ее подлечить, но результата от этого особо нет — вот настолько все плохо. Новости, конечно, дерьмовые, но порадую тебя хотя бы тем, что изнасилована она не была. Но самое главное в чем — я не уверен, что после такого на останется прежней. Мало кто не терял рассудок после пыток. Когда она очнется и придет в себя… Такеши, она может быть совсем другой. Возможно, прежнюю Хаято мы больше не увидим.***
Гокудера пришла в себя на следующий день. Ямамото, так и не ушедший из больницы с вечера, просидел в коридоре до утра, периодически впадая в дрему. На утро его обрадовали, что состояние Хаято более-менее нормализовалось; дрянь, которой ее накачали, удалось вывести, а все раны были зашиты. И еще спустя пару часов она пришла в себя. И Ямамото разрешили навестить девушку. Сердце болезненно екнуло при виде Гокудеры — она, всегда бойкая, громкая, вечно рвущаяся в бой, сейчас была такой хрупкой и уязвимой… Врачи положили ее на живот — выяснилось, на нем раны были не такими серьезными, как на спине, — и прикрыли одеялом. Грязь и кровь с волос смыли, но прическа все равно была неопрятной и мятой, а руки, выглядывающие из-под одеяла, были окрашены в сине-красный. Не уберег. Не успел. Опоздал. Такеши ужасно корил себя и на полном серьезе считал, что именно из-за него Гокудера провела в плену целых десять дней. Если бы он просто успел раньше, на ней не было бы этих ужасных ран, не было бы этих дней в аду… Он присел рядом с койкой. — Хаято… — прошептал он и дотронулся до щеки, на которой осталось несколько участков нетронутой кожи. Похитившие ее люди даже лицо изуродовали, рассекли бровь и, похоже, сломали нос. Девушка медленно открыла глаза и подняла их на Ямамото. Он вздрогнул. Они были такими измученными, покрасневшими и усталыми… Никогда в жизни, даже после самых провальных дел, Хаято так не выглядела. Сердце сжималось. — Прости, что не был рядом, — тихо произнес Такеши. — Я сделаю все, чтобы ты поскорее выздоровела… Я никогда тебя не оставлю. — Хорошо, — практически одними губами ответила девушка.***
Через пять дней Гокудеру выписали. Ее состояние стабилизировалось, сама она отошла от наркоза и уже начала разговаривать со всеми. Навестили Хаято все — и Вонгола, и Дино с товарищами, и даже Вария нагрянула поддержать. Со всеми она вела себя нейтрально, как-то бесцветно. И подмечал это каждый, кто входил в ее палату. Ямамото, практически поселившийся в палате, ни на секунду не оставлял девушку, периодически помогая ей приподниматься на кровати или вставать, хоть она и пыталась этому противиться. — Все нормально, — спокойно отвечала она, и Такеши было не по себе. Глаза Гокудеры все так же были пусты и смотрели всегда отрешенно, будто сквозь него. И это ни на шутку пугало. Хаято пришла в себя и смогла рассказать, что же случилось в день ее пропажи. — Я поняла, что за мной следят — похоже, ублюдки хотели поймать Десятого, но на встречу приехала я. И они решили выйти на него через меня. Я увидела машину, сначала она стояла за нами в пробке, но потом, когда мы ее проехали, машина ехала за нами. Я попросила остановить такси, вышла, и почти на остановке меня… поймали. Все. Она не хотела говорить о том, что с ней делали, это было ясно всем, поэтому вопросов про это не задавали. Каждый понимал, что Гокудера не проговорилась. Она действительно была героиней. Внешность нападавших она описала примерно, относились ли они к какой-то семье, Хаято не знала. Но и имевшейся информации хватало, чтобы начать поиски нападавших. После выписки Гокудера и Ямамото вернулись в свою квартиру. Такеши был рад, что теперь с его любимым человеком все хорошо, что она рядом, живая. Но Шамал был прав — Хаято вернулась из катакомб совсем другой. Спокойной, тихой и отрешенной. Хранитель дождя понимал, что ей нужно время, и был готов ждать.***
С первой же ночи все пошло не так. Хаято вскочила в три часа ночи в холодном поту и взвыла от боли — во время пробуждения она резко легла на спину, и еще незатянувшиеся раны сразу же начали болеть. — Хаято, я рядом, все хорошо, — Ямамото, тут же подорвавшийся, попытался придержать девушку и прижать к себе, но та резко отстранилась, оттолкнула его и соскочила с кровати. — Нормально, все нормально, — заикаясь, произнесла она. Ноги тряслись — раны на них тоже были серьезными, и Гокудера присела на кровать. — Кошмар снился? — Такеши аккуратно приблизился в девушке и присел рядом. — Да, — отрезала она. — Нормально. Пойду умоюсь. Справлюсь. И она, чуть шаркая и прихрамывая, направилась на кухню, оставив Ямамото думать о произошедшем совершенно одного в темной комнате.***
Светский вечер, запланированный еще несколько месяцев назад, отменить было невозможно, и Гокудера даже слушать не стала то, как вся Вонгола хором пыталась отговорить ее идти. С выписки прошло всего три дня. — Я вам инвалид что ли? — недовольно произнесла она. — Да, напали, но живая же. И Десятого больше не подставлю. Да и с кем семьи-то общаться будут? Вы ж двух слов не свяжите, — Хаято стрельнула глазами на Ламбо и Рехея. Больше слова поперек ей никто не сказал. Ямамото было неспокойно. На людях Гокудера плюс-минус вела себя привычно — иногда грубила, иногда повышала голос, командовала. Но с ним… Все изменилось. Она стала холодна, с выписки ни разу не проявила тех чувств, что проявляла обычно — никто бы не поверил, узнай, что Хаято могла быть нежной или ласковой. А Ямамото знал. И больше такого не видел. Такеши также знал, что ей нужно время, знал, что она должна восстановиться, но все равно переживал и боялся. Дресс-код был самый классический — смокинги для мужчин, платья в пол для девушек. Обычно Гокудера старалась откосить от этого, тоже надевая смокинг, но здесь почему-то перестала сопротивляться, и поэтому на вечер пришла в роскошном черном платье в пол. Оно было максимально закрытым и скрывало все полученные недавно раны — спина закрыта, рукава длинные, декольте практически нет. Волосы были чуть завиты, прикрывали израненную шею, а с помощью макияжа удалось скрыть раны на лице. Хаято была до безумия роскошна и великолепна. Каждый гость опустил комплимент в ее адрес. Такеши был поражен и напуган одновременно. Он и не мог отвести взгляда от любимой девушки, ведь в амплуа светской красавицы она не перевоплощалась никогда, но в то же время ему было так не по себе от той маски, которую она надела одновременно с этим роскошным платьем… Будто не было этого плена, страшных ран под шелком и обильным макияжем. Красивая и пугающая. Элегантная и израненная. Это была и Гокудера, и в то же время совсем не она. — Хаято… Ты невероятная, — произнес Ямамото, с ног до головы оглядывая любимую девушку. Когда она подошла ближе, он разглядел все ранки и синяки, которые чуть проглядывали через тональный крем. — Спасибо, — дежурно ответила она. Взгляд хранительницы все равно был отрешен и пуст. Не было в нем прежней Хаято, бойкой и дерзкой. — Ты подаришь мне танец? — произнес Такеши и коснулся ее ладони. В следующую же секунду Гокудера резко дернулась, отстранилась от молодого человека, а в ее глазах пылал неподдельный испуг. Сейчас Гокудера напоминала мирное животное, на которое напал хищник. Ей было страшно. — Мне нужно к Десятому идти… Прости, — протараторила она и поспешила удалиться. Хаято была в ужасе.***
Кто бы мог подумать, что Гокудера была действительно любящей, нежной, но в то же время опасной и страстной? Ямамото знал все ее грани, даже скрытые ото всех. Хаято до последнего не хотела признавать, что неровно дышит к хранителю Дождя, но когда же признание произошло, девушка открылась для него совсем с новой стороны. Да, она не отрекалась от своего сложного характера, все также обзывала Ямамото и могла послать его куда подальше, но вместе я этим проявила и совершенно новые черты. Гокудера была заботливой. Переживала она каждую ссадину Такеши как свою. Ругала, конечно, его на чем свет стоит, но переживала, а после лечила как самый настоящий врач. — Я боюсь за тебя, — однажды сказала она. И Ямамото увидел, как сильно она была взволнована и напугана. И дал себя клятву никогда больше ее так не пугать. Спустя несколько месяцев их отношений она призналась Такеши в любви. Да, все и так было понятно — объятия, поцелуи и все прочее, но как таковой фразы не звучало. И озвучила ее именно она — Хаято. Гокудера всегда хотела все контролировать, и именно потому всегда рулила делами Вонголы, порой «отбирая хлеб» у Тсуны. Она переживала, что кто-то может что-то запороть, испортить, и поэтому всем руководила сама и контролировала все, что только можно. Кто бы знал, что в постели она вела себя совершенно иначе. Ямамото всегда был нежен с ней, никогда не делал резких движений и всегда прислушивался к желаниям Хаято, не пытался управлять процессом. Но однажды в процессе она внезапно сказала: — Делай со мной что хочешь. Такеши был очень и очень удивлен. Никогда в жизни он бы не подумал, что Гокудера даст кому-то контролировать себя, пусть даже дело и касается только их и их интимной жизни. Он даже подумал, что она это не в серьез, просто в порыве чувств произнесла. — Ты уверена? — аккуратно спросил парень, поглаживая любимую по щеке. Она улыбнулась и в ответ погладила его по щеке сама. — Я хочу этого. Правда. — Я не сделаю тебе больно. — Знаю. Поэтому и прошу. Никогда в жизни Ямамото не сделал бы больно Гокудере. Ни психологически, ни физически. И даже получив право рулить процессом от самой неконтролируемой и властной девушки, он не предал ее доверия. Каждое движение было наполнено любовью и преданностью. В тот день Ямамото получил самую высокую награду за всю свою жизнь — безграничное доверие Гокудеры Хаято.***
В этот вечер было выпито много алкоголя и обсуждено множество тем. Хозяева вечера, Вонгола, освободились только к утру — Тсуна успел переговорить со всеми гостями, был вымотан и к концу вечера не ворочал языком, Рехей, знатно выпивший, вместе с Киоко отправился домой на такси. Мукуро и Хром никто не видел, Хибари тоже молча удалился. Ламбо до самой последней минуты не оставлял без внимания фуршетные столы. Весь вечер Ямамото был как в тумане. Он ни выпил ни капли алкоголя, общался со всеми поверхностно и отстраненно и не спускал глаз с Хаято. Она была невероятно красива, бесспорно. Но она прятала свою подлинную красоту, которая скрывалась под роскошным платьем. Красота была покрыта множеством шрамов и ссадин, пряталась в хромающей ноге, покрыта плотным слоем макияжа и завуалирована в ее нарочито грубой манере общения. Гокудера Хаято спрятала свои страхи за красивым вечерним платьем.***
Хаято всегда все делала сама — обрабатывала порезы, мыла посуду, лезла в пекло битвы, вела важные переговоры и покупала презервативы. Но сегодня она была до безумия беспомощна — раны были везде, поэтому даже такое простое действие, как снятие платья, ей не давалось и доставляло боль. Она пыталась аккуратно извернуться, шипела от невыносимой боли, но пыталась совладать с куском тряпки. Не может же какой-то кусок шелка просто так ее сломить! Ямамото было больно смотреть на ее мучения. После освобождения Хаято из плена все было не так. Гокудера была другой. В глазах застыл страх, движения дерганые, а самое главное… Хранительница Урагана боялась прикосновений. Девушка была безумно тактильная. Наедине с Ямамото, даже ругая его, она всегда держала его за руку, обнимала, гладила по руке. Касалась как могла. Сейчас легкое прикосновение заставляло ее дергаться и пугаться. Сердце Такеши сжималось от этого. Что уроды сделали с его Гокудерой?! Зачем они сломали ее? Зачем надломили такого сильного и волевого человека? — Хаято, пожалуйста… Позволь я помогу. Ямамото вошел в ванну. Гокудера не справилась даже с замком на спине — руки были изранены, а извернуть их так, чтобы расстегнуть молнию на спине, и в здоровом состоянии иногда было сложно, не говоря уже о ранениях. — Родная, я не сделаю тебе больно, клянусь, — прошептал Такеши, аккуратно подходя к девушке. Она опустила глаза в пол, помедлила, а потом и кивнула, опуская руки.***
Черное платье в упало на кафель, и Гокудера осталась стоять в одном белье, опутанная бинтами. Она смочила ватный диск спиртовым средством и начала смывать макияж. — Можно я сменю тебе бинты? — тихо спросил Ямамото. Перевязку делали в больнице утром и вечером. На первую Хаято успела, а вот со второй уже пролетала, а сама бы явно не справилась. — Да, — практически беззвучно произнесла она. Ямамото подцепил бинт и начал его разматывать. Каждый открывающийся шрам, каждый синяк и гематома резали по сердцу словно ножом. Прекрасная и дерзкая Хаято была изранена. И не только внешне. Она изменилась. Дерзила реже, огрызалась тоже, больше не касалась любимого человека, боялась близости, даже мгновенного касания. Бинты отправились к платью на кафель, а Гокудера осталась в одном белье. И с бесконечным числом шрамов. Такеши был готов взреветь от боли, от каждого видимого и невидимого шрама. И это только снаружи она так изранена! А что же внутри? Десять дней ее пытали и ранили, ранили и пытали, каждый раз ломая что-то внутри! Поломали и оставили в подземелье не то умирать, не то дожидаться повторного избиения. Огненные крылья, которыми Хаято могла закрыть и защитить Вонголу, были срезаны на корню. Девушка дергалась от каждой капли хлоргексидина. Многие раны, хоть и зашитые, были болезнены. Хаято сжалась, чувствуя себя безумно уязвимой и хрупкой. Каждое прикосновение могло навредить ей, и от этого было страшно. Ямамото аккуратно обработал живот и грудь, ноги, а после и спину. Руки тряслись, а в горле стоял ком. Было больно от того, что она пережила. Без него. — Хаято… Милая. Прости. Я не пришел вовремя. Это все из-за меня, из-за меня ты страдала, — начал шептать он. — Ты не виноват, — вдруг ответила она, подняв взгляд на зеркало и смотря на Ямамото, стоящего за спиной, через отражение. — Я знаю, ты искал меня. — Я опоздал! — воскликнул он. — Я все равно ничего не сказала. Но теперь… — она затряслась не то от холода, не то от подступивших слез, — я отвратительна. — Что? — переспросил Ямамото, подумав, что ему показалось. — Я слабачка. Не смогла дать отпор этим уродам, даже шашку подорвать не успела, — голос Гокудеры стал дрожать. — Я ничего не смогла сделать! Какая я после этого хранительница?! Да, я ничего не сказала… Но я попалась! Я должна быть примером для всех, опорой для Десятого, сильной девушкой для тебя, а я… — Ты не должна быть для меня чем-то определенным! — воскликнул Ямамото. — Я просто люблю тебя. Любой, понимаешь? — Я подорвала доверие всех. И после этого точно должна была молчать, хот как-то слабость свою искупить… А теперь эти блядские шрамы… Каждый… — по щекам потекли слезы. — Каждый — это напоминание о том, что я слабая, что я не достойна быть хранительницей, что я уязвимая! А я не хочу быть такой! Блять, они отвратительны! Я с ними отвратительна! И теперь… теперь я даже не могу вести себя нормально, когда ты меня касаешься. И это просто касание! А что говорить про остальное? Объятия, поцелуи, секс… Я… Я просто не смогу их перенести! Мне… Такеши, мне страшно, мне дико страшно… Она закрыла лицо ладонями и разразилась рыданиями. Впервые в жизни, проживя под одной крышей с Хаято несколько лет, Такеши видел, как она навзрыд плачет. Он бы хотел обнять ее, поцеловать, сказать, что все будет хорошо, но не хотел пугать ее, а потому сжал кулаки, проклиная всех, кто истязал его любимую. — Хаято, ты даже представить не можешь, какой пример подала нам всем, — произнес Ямамото, сам еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. — Ты невероятно сильная. Верная. Смелая. Ты не сказала, где Тсуна, ты десять дней жила в ужасе и боли, но ничего не сказала. И после этого ты слабая?! Не говори так, милая, ты даже не представляешь, какая ты сильная, нам всем бы стоило у тебя поучиться. Да даже не смотря на это ты нам дорога! Не из-за силы воли, смелости или дерзости, а просто потому, что ты наша подруга, напарница, любимый человек… Я не стану любить тебя меньше никогда, ни при каком твоем проступке. Как и все остальные. В первую очередь ты дорогой нам человек, а уже потом хранительница. — Эти раны, шрамы… — прошептала Хаято, — они ужасны… — Я люблю тебя, и не важно, как ты выглядишь — в роскошном платье, в спортивной форме или же в шрамах. Да, я очень люблю твою внешность, но в первую очередь люблю я то, что внутри: твой характер, твою душу… Шрамы не сделают тебя хуже. Я же смотрю на то, что под ними, и поверь, они не помешают мне рассмотреть тебя настоящую. Он немного помедлил. — Можно прикоснуться? Если не хочешь, я не буду. На лице Гокудеры смешались все возможные эмоции. Да, она хотела прикосновения, но что-то надломленное изнутри ее тормозило. Такой простой вопрос впервые поставил ее тупик. — Можно, — вдруг смело ответила она. Ямамото аккуратно протянул ладонь и коснулся указательным пальцем плеча Хаято. Она вздохнула, но не дернулась, не воспротивилась. Внутри нее действительно происходила настоящая борьба. — Если хочешь, я прекращу, — произнес Такеши, убирая руку. — Нет, — твердо ответила она. — Не хочу. Ямамото аккуратно провел по плечу, опустился к предпечью, нечаянно задел синяк и убрал руку. Вдруг Хаято развернулась к нему лицом. На щеках остались дорожки от слез, а в глазах плескалась смесь самых разных эмоций. — Прикоснись, — попросила она. — Я хочу. Правда. Такеши провел пальцем по щеке. Раны на ней зажили, а вот нос был искривлен — его сломали в те десять дней… — Ты безумно красивая. Даже не представляешь, насколько, — прошептал Такеши, глядя Хаято в глаза. — Ни один шрам, ни одна ссадина ни скроет этого. Ты самая смелая, самая невероятная девушка, которую я знаю. Ни один шрам этого не изменит. Я… люблю тебя. Очень. И я не буду тебя торопить. Знай, что я рядом, помогу всегда. Не бери все только на себя. И если не хочешь касаний и всего прочего… Я не буду лезть. Не хочу тебя пугать. — Наклонись, — произнесла Гокудера. И Ямамото послушался. — Знаешь, это… странное чувство, — прошептала Хаято, глядя в глаза Такеши. — Мне страшно, что-то внутри трясется, но в то же время… Я знаю, что ты не сделаешь мне больно. Даже звучит по-идиотски. — Я все понимаю. И Гокудера сама подалась вперед, легонько прикоснувшись губами к губам Ямамото. Наверное, это был их самый нежный и самый невесомый поцелуй за всю жизнь. Но именно в нем, а не в каком-то другом, было заложено столько чувств, столько нежности, сколько не было никогда. И это был первый шаг к свету в конце тоннеля, из которого Хаято удалось выбраться пока только физически. Душа, к сожалению, не переставала возвращать ее назад и припоминать все ужасы. Но рядом был тот, с кем можно было все это разделить, тот, кто не сделает больно прикосновением, тот, кто будет любить не за отдельные качества, а просто потому, что ты есть. — Я тебя никогда не оставлю, — тихо сказал Такеши, вновь заглядывая в глаза любимой девушки. — И буду рядом. — Я знаю, — раздалось в ответ. И Хаято впервые за несколько недель не было страшно.