Как у людей

— Я хочу сменить напарника. Пейн не отреагировал, продолжая рассматривать поданный отчет с предыдущей миссии. Он, вообще, часто такие запросы слышит, в самых разных вариациях, от надменно-высокопарных, до чистейшего шестиэтажного мата, а один раз вовсе — с рыданиями. Потому удивляться нечему. Когда в твоей организации собрано такое количество во всех сферах уникальных и вредных высокоранговых шиноби, иного ждать не приходится. Каждый мнил себя алмазом и притирать сияющие грани собственной гениальности о другой такой алмаз не находил нужным. …Но услышать аргументы он не откажется. Небольшая коллекция предыдущих попыток как-то обосновать смену пар отчасти развлекала его. От «…предыдущего уже похоронил в лесу, можете проверить», до «мы не сошлись во вкусе, и вся комната в ядовитых иглах, а еще я сейчас упаду и умру вам тут, со взрывом, ага». Тем более от него. От этого человека Пейн ожидал услышать такой запрос в последнюю очередь — все остальные пары грызлись стандартом два раза в день, как по часам, иногда заканчивая тяжкими телесными, но именно в их тандеме царила благодать. Видимо, в тихом омуте черти профессиональнее. Запрос не выглядел просто взвешенным решением, как в случае Сасори (мы. не. сошлись. Верните Орочимару, я все прощу.), проявлением вредного характера (Этот белобрысый ублюдок мне все плащи своими внутренностями залил! Ну да, оторвал ему руку, но обязательно было истекать кровью именно у меня в комнате?!). Нет, это был… На синей коже фиолетовые круги под глазами. Даже самехада перебирает чешуей как-то печально, утешающе. Двухметровая фигура в проеме стоит сгорбленная, сломанная. В акульих глазах — вселенская печаль и слабый огонек надежды. Кисаме Хошигаки пришел не просить, а умолять. Это был крик помощи утопающего. …можно ли Кисаме утопить? Навряд ли. Не в воде точно. А вот в сложной и глубокой личности его напарника — видимо еще как. Но молил он молча. — Как понимаю, причин внезапного запроса я не услышу? — уточнил Пейн, питая все-таки интерес к своей драгоценной коллекции. Но по поджатым губам понял, что сегодня его список «почему мы не сошлись» останется пустым. Вздохнул. — Я приму это к сведению, Кисаме. «Приму к сведению». Понятно, чего уж тут. Хошигаки всю жизнь на Туман горбатился, знает, плавали. Читай «мы вам важно киваем, принимаем, понимаем, и шлем на хуй». Свое непосредственное руководство он-таки убил в прошлый раз, и долго бегал нукенином, пока в Тумане разбирались с коррумпированными придурками, а затем возвращали ему статус. Убивать Пейна не хотелось и вряд ли получится. И вообще, в Акацки лучше — зарплата фиксированная (если шрамированный мудак не прикопается и не начнет вычитать за разные промашки), комната своя, напарник… Кисаме застонал. Напарник блядь. У всех — как у людей, пышат агрессией, ранги устанавливают, ругаются, дерутся… Кисаме, кстати, не сторонник бессмысленной резни — кто бы и что там про него не говорил — но он бы сейчас и от Хидана не отказался. Да что там, он согласен на Забузу! Сам найдет, сам приведет, сам себе захомутает. Только бы не… — Кисаме? — мечник с шага не сбивается — хотя терпеть не может когда подкрадываются со спины. К нему и не подкрадывались. Чревато. Из семи мечников Тумана его исключили, но Самехада ни к кому больше не захотел, и ушел с ним же. Вот только появившийся за спиной человек знает, что ничего ему не будет. Знает и бессовестно пользуется. Знает ли, что Кисаме не просто не хочет убивать — а жаждет сбежать с поля боя, попрекая свою воинскую честь и достоинство? Он оборачивается нарочито медленно, давая себе пару секунд чтобы сглотнуть и собрать остатки самообладания. …знает. Видно по насмешливому отблеску черных глаз. Сволочь… — Итачи-сан, — он растягивает губы в зубастой ухмылке. — А вы чего тут? После миссии же только, пошли бы, сполоснулись. Напоминать самой педантичной личности в Акацки о гигиене — опасно. Но Учиха только усмехается краем губ — подкол вышел крайне неудачным, неловким. …Кисаме отказался от возвращения ранга в Тумане и ушел в наемники, и просто хотел чтобы все было как у людей. Деньги рекой, спарринги в свободное время, пьянки и свобода. У всех в Акатски было так. Кроме него. Потому что его напарник… Потому что его напарницей была Учиха Итачи. Вторая «единственная» женщина на всю шайку-лейку, мало того, гениальная, болезненная, и блядь таинственная как все запретные техники скрытых деревень вместе взятые, подавиться можно. — Мне не сложно было подождать, — кивает она сама себе и, коснувшись его плеча, обходит. — Хотела узнать распоряжения Лидера по поводу следующей миссии. — Каких указаний? — осторожно интересуется, потирая плечо — прикосновение горит. Отравленный кунай вытащили, рану заштопали на скорую руку, а обезболить забыли — надо было удирать от недовольных фанатиков, что встретили их в храме. — Мы ж только с предыдущей вернулись. — Правда? Но ты пробыл у Пейна дольше обычного. Хошигаки подавился воздухом и уставился в окно. Повисший невысказанный вопрос остался без ответа. Итачи, может, и вежливая отмороженная леди из благородного клана, но Кисаме с ней уже почти семь лет работает. Признай он, что хотел сменить напарника, наслаждаться ему двухсотчасовым фильмом под багряным небом. Плавали, не понравилось. — Потом расскажу, Итачи-сан, — все-таки выдавливает Кисаме, когда тишина и фирменный учиховский взгляд давят совсем невыносимо. — Устал. — Плечо? Обрадованный, что вывернуться получилось, Кисаме кивает раньше, чем разглядывает то самое ее выражение лица. Дергается уголок губ, против воли обнажая зубы, предостерегая — но поздно. Ловушка захлопнулась, выход перекрыт темным пламенем Аматерасу. Итачи улыбается, глаза ее — не красные, и на том спасибо — темнеют сильнее обычного. Вопреки этому выражению лица, голос — сама невинность, хрустит на зубах: — Сасори уже передал противоядие. — мечник вздохнул было с облегчением: надумал, Учиха передать просто хотела… но последовавшая за этим фраза ввергла его обратно в пучину отчаяния: — Нужно втирать, полчаса. — этого брюнетке тоже показалось мало. И она решила Кисаме добить. — Я помогу. Хошигаки, как пойманная в сеть акула, мечется, тщетно пытаясь найти выход. И вообще, он взрослый, матерый мужик, просто возьмет и откажет! — Да не надо, Итачи-са… — Я. Помогу. — чеканит спокойно, улыбка расцветает сильнее, вспыхивает в глубине глаз предостережение. Алое. — Мы же напарники, Кисаме. Принимать помощь — не стыдно. Ты сам меня этому учил. Кисаме дождался, пока напарница, принявшая отсутствие возражений как вымученное согласие, первой заходит в проем и шагает в сторону кабинета Какудзу — ага, к Сасори заскочить успела, а отчитаться перед вредным казначеем — нет? Дождался, а затем с размаху врезался лбом в бетонную стену. И зарычал сквозь зубы. От бессилия. Семь, семь! лет спокойствия, взаимопонимания и уважения сейчас втаптывались изящными белыми ножками Учихи в грязь, потому что… Иначе он не понимал, как можно было объяснить ее поведение. Только одно приходило в голову, то, что он уже второй месяц гнал от себя. … потому что Итачи Учиха, его гениальная напарница, бывшая Наследница великого клана, ставшая сначала нукенином, а затем — частью Акацки… Кажется, пыталась его соблазнить.

***

Акацки представляли собой вполне себе официальную организацию, даром что состояла из бывших нукенинов — ставших такими по тем или иным причинам. Кисаме в душе не знал, что за чудовищные связи имел их Лидер с другими скрытыми деревнями, что с членов Красной Луны по вступлению снимались обвинения, и присуждался статус наемников. Но ему это сыграло на руку — во время военных действий никто не собирался расследовать по каким таким важным причинам он, подчиненный, грохнул своего наставника и начальника, а затем сбежал помахивая трофейным мечом. Не знал и не хотел знать. Его устраивало. Попытался было перетянуть к ним же Забузу, но засранец отказался — нашел себе какого-то замухрыжку с кеккей генкаем, и носился как курица с общипанным цыпленком. Хошигаки тогда долго зубоскалил вслед, посмеиваясь над глупостью бывшего сослуживца, а потом карма, изящно развернувшись, дала ему с размаху по яйцам. — Это Учиха Итачи. Твой напарник. Желаю плодотворного сотрудничества. Напарник, подняв на него огромные черные глаза, скромно поправил не по размеру большой плащ. Ввиду отсутствия рядом других людей, Кисаме, обливаясь втихую холодным потом, осознал что вот это — полтора метра и красные глазенки — и правда его напарник. Забуза хотя бы подобрал своего ушлепка сам. Кисаме же его всучили — нате, радуйтесь. Узнал бы Момочи, точно бы ядом еще с десяток лет капал… На его, Кисаме, счастье, с Забузой сталкиваться не пришлось. Пришлось — с мельтешащими на миссиях Учихами, стремящимися вернуть драгоценного гения себе. Гений меланхолично цеплялся худыми белыми пальцами (ногти — розовые, полукруглые) за плащ Кисаме, и выдыхал на родственников Катон. Один раз сунулись к ним и Анбу — Кисаме осталось только облокачиваться на самехаду и наблюдать как течет вода, горит огонь, и бегает поливаемый и горящий беловолосый парень по выжженому болоту. Болото было лесом, а парень, как Хошигаки понял, подобием Итачиной личной жизни. Кинутая неудачная шутка привела к первому (и последнему) мангекье в их отношениях. И неожиданно смирило Кисаме с его необычной новой жизнью и не менее необычным напарником. Он, все-таки, шиноби из Кровавого Тумана. И уважает силу. Учиха оказался сильным. Через полгода их «плодотворного сотрудничества» Кисаме называет напарника Итачи-саном. И, глядя как горят у того щеки, ухмыльнулся. Все у него наконец было как у людей. К семнадцати Учиха, вредноватый, бедовый, болезненный высокомерный засранец, не способный адекватно принимать чужую помощь — что-то там у него было с родственниками, Кисаме не мозголом чтобы вникать — стал спокойнее, уверенее, отъелся и вообще. Впалые щеки стали вполне себе аристократичными, круги под глазами прошли, и общая переигранная мрачность тоже. Итачи обнаружил в себе даже чувство юмора — хоть и весьма, весьма специфичное. И Хашигаки гордился своими усилиями — именно что своими. Стынущий чуть сквозняк Учиха через бой насмерть с Какудзу (у Кисаме до сих пор шрам на спине чешется — мудак пустил ему нити прямо под кожу, чтобы добраться до сердца) получил утепленный комплект формы, который другие члены в глаза не видели. Гордыня его тоже пообкромсалась, приучаемая к быту — убираться и готовить клановой гений принципиально не умел. Сейчас он мог не только ужин сварганить, но и плащ постирать да заштопать. Кисаме бы гордился. Если бы помимо всех своих достоинств в один прекрасный день Итачи не раскрыл ему еще и свой… ну не недостаток, чего уж там. Так, шокирующий не-секрет. — Зачем вам? — удивился Кисаме, когда к стопке бинтов и свитку с простенькой укрепляющей техникой легла какая-то странная пачка с розовой наклейкой. Хошигаки стоял у самого входа, но зоркий глаза зацепился за строчку про «хорошо впитывает». И каплю нарисованной крови. Итачи, не изменившись в лице, смахнул покупки в пакет. — Личные нужды. Кисаме пожимает плечами. Он обещает себе проследить за снова забывающимся Учихой вечером: а ну как скрывает рану, или удар прошлый сотрясение вызвал, и у него кровь носом идет… несмотря на относительно хорошие отношения, пацан его отчаянно стеснялся — мылся отдельно, в туалет бегал тоже подальше, даже переодевался частями, и старался не пялиться когда голый и бесстыжий Кисаме ждал, пока сушатся его вещи. А еще иногда вспоминал о своем невьебенном статусе, и пытался воротить нос от простых смертных с их мещанской помощью. Хорошая новость — Итачи ему все-таки доверял и не скрывал ранения, боясь показаться некомпетентным. Еще одна — Кисаме не был ему противен, как мечник подсознательно ожидал и что его немного оскорбляло. Он правда просто… стеснялся… Констатация факта — покупал Итачи прокладки. Считать его… ее пол новостью хорошей, плохой, или просто фактом — Кисаме так и не определился. Принял, понял, проглотил. — …Вы бы закрывались, Итачи-сан, — бубнит он, напрочь игнорируя тот факт, что дверь была плотно закрыта, а сам Кисаме ее просто снес, учуяв то самое — кровь. Дверь ставит на место так же буднично. Учиха, белый… белая как простыня, натянула штаны на острые колени и, олицетворяя собой вселенское спокойствие, кивнула. Сгорали от стыда они вместе, но через стенку. Собственно, ясность с гендерной принадлежность Учихи внесла свою лепту в их быт, но, как она того явно боялась — не перечеркнула его к хуям. Кисаме не знал, что там ею двигало не рассеивать его заблуждения — страх за девичью честь, за то что Кисаме хлопнет дверью и откажется работать с бабой, или того хуже, станет воспринимать слабым звеном. Но он, вообще-то, был крайне толерантен к куноичи. После Теруми Мей ни у кого в Тумане язык не повернется ляпнуть, что пол предписывает женщине стоять у плиты и воспитывать детей. Мей варила, разве что, черепушки врагов себе на стенку, и воспитывала орду кровожадных мужиков, а стали ее эфемерных яиц должны были завидовать все живущие. Итачи, конечно, на Теруми Мей походила так же как Хидан на благочестивого проповедника. А сейчас вовсе казалась ему то ли подбитой вороной, то ли выбрашивмся из леса волчонком — несколько дней кряду она напряженно следила за поведением Кисаме, то ли правда ожидая от него отвратительных подкатов, то ли презрения. — Итачи-сан, — не выдержал он. — Не молчите в следующий раз, ладно? Собственно, что такого она могла припрятать в рукаве (или трусах) в СЛЕДУЮЩИЙ раз, он представить боялся. Поэтому предупредил. — Не обещаю, — честно ответила Учиха, и, впервые за неделю, расслабила каменные плечи. — Ты не… «Не изменишь свое отношение?» — Кисаме научился слышать несказанное. — Вы — мой напарник. А потом уже все остальное, — хмыкнул Кисаме. — Кстати, Какудзу знает? Итачи, заинтригованная, покачала головой. — Ну тогда его ждет сюрприз, — неприятно ухмыльнулся во всю пасть мечник — те щупальца под кожей он не простил. — Потому что на здоровье у нас в организации отдельная статья расходов. Со скольки у вас началось… понял, молчу. Но хоть часть суммы компенсируете, Итачи-сан… на будущее. Попыток затащить «стеснительного мальчишку» в бордель Кисаме больше не делал. И сам туда заходил осторожно, возвращался на цыпочках — как-то так вышло, что дам с низкой социальной ответственностью Итачи не любила. Гениями простительны заскоки. Кисаме в этом ничего такого не видел — ну неприятно девке, что напарник шастает, принесет еще на своем синем болте непонятно что, заразит ее, слабенькую. Зря не видел. Зря… Где-то год назад Итачи окончательно оформилась из «вроде женского пола» в полноценную женщину. С нехилым запозданием, если судить по всяким медицинским справочникам, но кто знает, может у нее глаза эти злоебучие все ресурсы жрали. Но факт фактом: из чахлого благородного цыпленка вышло вполне себе приличное, плавное, притягивающее взгляд… И если Кисаме это для себя просто констатировал, закрыл глаза и смело перешагнул — уважение к напарнице не стоило последующих возможных проблем в команде — то саму Учиху… заклинило. Полгода она бездействовала, дрейфуя по течению, только стала еще тише, и еще более нетерпима к прогулкам соратника до ближайшего квартала красных фонарей. Пока однажды утром на подушке Кисаме не обнаружилась голова проститутки. Учиха, конечно, заявила что то был вражеский шпион, но намек Хошикаге понял. Вернее был уверен что понял. Просто не злить напарницу и шляться не во время совместных миссий, да? Он был уверен. И все чаще проявляющиеся странности в поведении тоже стоически игнорировал. Мало ли что у благородных в голове. Ну помыться внезапно решила вместе — ничего, Кисаме уступит ванную комнату. Холодно? Он и одеяло отдаст, у Итачи же здоровье слабее. Рана на внутренней стороне бедра?! На руках до медика дотащит, на такой скорости, что биджу не снилась! Он был уверен, пока недавно утром совсем отчаявшаяся себя странно ведущая Учиха не обнаружилась на нем же верхом. Компрометирующая поза ее не смущала, отсутствие каких-либо лишних элементов одежды и заглянувший на огонек свидетель в лице удивленно перекосившегося Хидана — тоже. Но когда на его торжествующий вопль принеслись остальные, Итачи пришлось слезть. С отчетливым скрипом зубов и шаринганом. — И чем вы были заняты? — на всякий случай поинтересовался Пейн, которого нелегкая тоже принесла к распахнутой двери. Итачи молча заматывалась обратно в плащ. Думать про то что под этим самым плащом у нее только протектор Кисаме не решался, смотрел в стенку перед собой и вообще не подавал признаки жизни. — Внеурочная тренировка, — процедила напарница. Свалившийся под действием шарингана Хидан перегораживал всем скучающим проход в комнату. Лидер окинул их придурочную композицию подозрительным взглядом, но так как Кисаме ни подтверждать, ни опровергать выданное заявление не пытался, докапываться не стал. В его интересах было только чтобы Акацки не стремились перебить друг друга, все остальное он оставлял на их усмотрение. Хотят друг друга калечить ни свет ни заря — пожалуйста. Брюнетка перешагнула обморочного идиота и зашлепала было босыми пятками в сторону своей кварты. — Ну раз уж вы проснулись, то отправляйтесь на миссию… — с недостойным его статуса злорадством приказал Пейн. Он, знаете, тоже спит чутко. …на миссию, после которой Кисаме и примчался просить если не о смене напарницы. Такой толщины намеки он, кажется, начал понимать.

***

Руки у Итачи мозолистые — как у любого шиноби. Но то — подушечки пальцев и ладонь. Обратная сторона — белый шелк. Знает, зараза, и мазь втирает костяшками пальцев, там, где кожа была нежнее. Кисаме не смотрит вниз. Потолок — очень увлекательно зрелище. Невероятно просто. Какой узор трещин, а паутина в углу, ух, дух захватывает. …Теплое дыхание на груди становится отчетливее — проклятая Учиха, ерзая, подползает ближе. В ответ на его взгляд показательно щурится — видно ей, видите ли, плохо. Что там видеть… От осознания что вблизи она видит лучше, и да, явно собирается пялиться на его голую грудь и торс вот так — сосредоточенно, Кисаме сжимает до скрипа зубы, чудом язык не откусывает. Иррациональное желание напялить плащ и застегнуться до подбородка мешается с тягучим внизу живота. Нет. Нет-нет-нет. — Кисаме? — Да, Итачи-сан? — закончили?! — Мне неудобно. Ложись. — Плечо болит, — быстро наносит контр-удар. Ха! Он был готов. — Ладно. К тому, что Учиха, ничтоже сумняшеся, ловко пересядет к нему на колени — готов не был. К такому нельзя быть готовым. У нас разница в девять лет, — напоминает себе Кисаме. — Ты модифицированный по самые жабры ублюдок. Она — принцесса клана, и клан от нее отказываться не собирается. Су-бор-ди-на-ци-я. Держи себя блядь в штанах. Судя по сдавленному выдоху, Итачи уже почувствовала что именно он в штанах собрался держать. Она прикрывает глаза. Темные ресницы ложатся на белую кожу, чуть алеют скулы. Красивая. Изящная. Он даже замирает на секунду, рассматривает, пытается понять когда нескладная ворона превратилась в такое… Только вот все поэтичное, что в Кисаме оставалось — если вообще было — вылетело из головы одним четким, резким ударом. Как если бы со спины подкрался АНБУ и окатил его ведром ледяной воды. Итачи, сладко закусив губу, чуть приподняла бедра и отчетливо потерлась о него. …Сильные пальцы обхватывают ее за крепкие предплечья и, подняв в воздух — Учиха всегда находила их разницу в росте и весе волнительной… пересаживают обратно на футон. Лицо у девушки мигом скучнеет. Этот факт Кисаме вовсе ввергает в печаль — ну чего она ожидала, чего? Что повалит вот здесь же и… — Итачи-сан. Вы помните что я вам сказал, когда узнал что вы девушка? — Мм. Когда влетел ко мне в ванную? Хошигаки поперхнулся. — … нет. Немного позже, в лесу. — Чтобы я не молчала. О, кажется, этот совет Итачи приняла слишком близко к сердцу. Говорить она сейчас ничего не говорит, но то что ее теплая ладонь никуда с груди Кисаме не ушла, само по себе вопит о ее намерениях. Другой рукой брюнетка оперлась на кровать, создавая опору, и мягко закинула бедро обратно на Кисаме. …Да гребанный Рокудо, может она проспорила кому?! То-то Дейдара чуть что ухмыляется ему, непонятно какую пошлость руками выводит — даром, рты на каждой. — Я сказал что вы — мой напарник. В первую очередь. А потом все остальное. Это не изменилось. Учиха долго смотрит ему в глаза — и Кисаме старается не думать что мангекье это утомительно и того не стоит, и если он достанет напарницу, та просто вгонит ему кунай в затылок. Она молча поднимается с места, накидывает на плечи плащ, и выходит в общий коридор. Хошигаки вытирает лицо и валится на футон — плечо правда болело, но он не мог себе этого позволить, пока рядом ошивалась Учиха. Не то чтобы она ему не нравилась… невысокая, подтянутая, в меру крепкая, голубая кровь (порода) бросается в глаза — каждое движение, осанка, взгляд… Кому он втирает. Нравится конечно. Но Кисаме тридцать два, а ей — двадцать с хвостом. Но Кисаме помнит ее тринадцатилетнюю, и не может выбросить это из головы. Но Кисаме не верит, что проклятая Учиха правда хочет… хочет… Он поднимает руку и впивается короткими ногтями в еще не заживший шрам. Боль отрезвляет. Полегчало. У Итачи, видимо, кризис. Отойдет, перебесится. И все у них будет как должно. Как было. Убеждать себя выходило сносно, пока Кисаме не опустил взгляд. И сдавленно зарычал сквозь зубы, закрывая горящее лицо пахнущим Учихой покрывалом: теперь надо переться в общую мойку, и повезет если по дороге не попадется кто из дорогих коллег…

***

Итачи, чисто для приличия, постучала и, не дождавшись ответа, зашла в полутьму мастерской. Если бы кукольник не хотел ее впускать, дверь бы не отворилась вовсе. Сасори обнаружился у противоположной стены, вне своей обычной марионетки. Видимо, требовалась тонкая работа человеческих пальцев — на столе были аккуратно разложены свитки с чертежами. Он не обернулся, только поднял беззвучно деревянную руку и помахал, показывая, что в курсе ее нахождения рядом, и от неожиданности голову отрывать не будет. Учиха в три быстрых бесшумных шага оказалась рядом, чуть щурясь из-за резкого света лампы. На стол к кипенно-белым бумагам легла пустая склянка. Сасори поднял голову чуть более заинтересованно, но выражение лица у брюнетки как всегда было отмороженно-невыразительным. Ах, ну как будто это она тут из бревна вытесана, а не он. — И как? — уточнил скорпион, откидываясь на стуле. Понял уже, что сама гордая и не особо социальная Учиха рта не раскроет. Да и показательная ее равнодушность, отчетливо отдающая недовольством, говорила сама за себя. Но он хочет услышать это от нее вслух… Брюнетка чуть поджала губы. И тихо констатировала: — Ноль эффекта. — М-м. — Сасори наклонил голову набок, как никогда похожий на нашкодившего подростка, а не тридцатилетнего мужика в теле куклы. — «Нет эффекта» в смысле Хошикаге истек кровью от яда и сейчас в вашей комнате труп? Могу предложить свою кандидатуру на замену, в таком случае… Из-за ширмы послышался возмущенный полузадушенный вдох. И громкое чихание следом — пыли в дальнем углу набралось достаточно. Сасори выждал пару секунд, чтобы прячущийся там придурок поверил, что его никто не услышал. И ласково позвал: — Дейдара. После недолгой нервной тишины Акасуна скучающе подцепил нитями скрытый механизм и с тихим шуршанием выдвинул длинное лезвие из Хируко. Звук этот Дейдара распознал прекрасно: перестал изображать из себя изваяние и завозился, попутно выдавая что-то вроде «не надо, Дана!», «я тут прибирался просто», «я вам что, мешаю?» — Дейдара. — Но… — Вон отсюда. Блондин с грохотом выбрался из-за перегородки. Выглядеть независимо или хотя бы достойно не вышло — в прическе торчали щепки и паутина. Попытался кинуть на Учиху предупреждающий взгляд, напоролся на ответный, заметил красные всполохи. …И побежал к выходу, напоследок все-таки громко хлопнув дверью. Скорее всего, уже несся к Лидеру, опять жаловаться… Но подколоть засранца, что опять пытался шпионить — причем самым никчемным образом, хуже генина — было приятно. — Теперь, когда мы точно без лишних ушей… — Учиха кивнула и швырнула в закрытую дверь кунай с заглушающей техникой. Стоящий в коридоре Хидан выдал длинную тираду по поводу всяких импотентов и жадных до информации жлобов, которым гореть даже не в аду у Джашина, а переродиться цыплятами. Пробившийся сквозь полог тишины грохот и крик подсказали, что проходящий мимо Какудзу все не так понял и принял на свой счет. — …уточни, пожалуйста, по поводу своего наверняка преувеличенного заявления. — глаза у Красного скорпиона опасно сощурились, намекая. Его компетентность никто не ставил под сомнение. Орочимару признавал его методы. Пейн. Даже Суна, наконец переставшая дуться за давно убитого Казекаге, сейчас присылала ему чертежи на проверку. Даже если запрошенный Учихой яд был… несколько не его профиля, Сасори не верил в «ноль» результата. Он был слишком компетентен во всех дисциплинах, слишком педантичен и вообще. Совсем никакого эффекта быть просто не могло быть. Но переводить стрелки на то, что проблема могла быть в самой Учихе… тоже не стоило. В конце концов записи о его… кхм, не самых морально образцовых экспериментах хитрая стерва где-то перепрятала. Итачи раздраженно дернула угольной бровью. Облокотилась на стол, не обращая внимания на легкое недовольство мастера за посягательства на его священное рабочее место, уставилась в потолок: — Хорошо, эффект был… — она чуть сладко поежилась, вспоминая этот переломный момент когда Кисаме схватил ее и… и стащил с себя, как блохастую кошку. — …но слишком слабый. — Слабый. О. Акасуна, не удержавшись, присвистнул. Стоило обновить его личное, скрыто собираемое на коллег досье по поводу сопротивляемости ядам у Хошикаге. Или это из-за повышенного объема чакры? Или это все-таки его непробиваемая и нерушимая воля? — Нужно что-то убойнее. Повысь концентрацию. В… — Учиха размяла пальцы. И нахмурилась опасно. — Раз десять. — Там и так на семерых доза, — аккуратно возразил кукольных дел мастер. Напоролся на черные омуты глаз, кричащие насколько глубоко ей плевать. Не то чтобы он не хотел потом увидеть, или ладно, хотя бы услышать результат своих экспериментов… но Пейн же опять все мозги проест, если с самым исполнительным его тандемом что-то случится. С другой стороны — кому эта милая добавка сильно вредила, верно? Тем более Кисаме — самая живучая падла из всех что он знал. И Итачи, глядишь, перестанет быть такой сукой. — За себя не боишься? — ласково уточнил он, поигрывая бровями. Итачи улыбнулась в ответ. Хищно. — О, я как-нибудь справлюсь. Не переживай. Акасуна развел руками, как бы снимая с себя ответственность. И, старательно пряча развеселую ухмылку, пугающе смотрящуюся на его юном лице, принялся на месте делать перерасчет формулы. Если и такая убойная доза афродизиака не свалит «бастион Хошикаге», то в следующий раз Сасори просто отдаст ей специально перекованные для Биджу цепи. В конце концов коллегам надо помогать! Если у них на тебя компромат. Особенно когда у них компромат.

***

…Итачи внимательно следила за его работой. Доверие доверием, шантаж шантажом, а что попало она в напарника вливать не будет. Даже если он так и не собирается ничего присунуть ей в ответ… кхм. Она глубоко вздохнула, успокаивая разгоряченные нервы. Раздражение расстилалось на месте уже привычного легкого возбуждения. Туманный болван не оправдал ни один из слухов про свою деревню и держался как последний монах. Итачи бы и на импотенцию подумала, не таскайся этот козел по борделям. И что он сделал, когда она запретила? Правильно, просто послушался. Она чуть ли не сутками торчала при любом удобном случае у зеркала, с подозрением разглядывая себя и пытаясь найти изъян. На пробу помаячила перед Хиданом — и тот ползал за ней месяц. За ней вообще много кто гонялся, включая придурка Хатаке, но… …но Итачи был нужен конкретно этот придурок. Который ее любой принимал, который ее поддерживал, защищал и уважал. И который ни разу ее даже за бедро не ущипнул. За семь чертовых лет! Так что если и это не поможет, то Кисаме ждет его второе путешествие в увлекательный мир Цукиеми. И веревки. А если поможет…  — Итачи нежно улыбнулась своим мыслям. У покосившегося на нее Сасори чуть не остановилось от неожиданности сердце. — то у них наконец-то все будет как у людей.