Через две сплошные

Тачки не было. Цзян Чэн был в бешенстве и отказывался ссуживать ему на новую. А брать внаглую с семейного счета, пусть и общего — по бумагам оставшегося в наследство от родителей, по бумагам тоже общим… он не мог. Да и стоило откровенно признать, что нормальную он найти все равно не успеет и подготовить как следует тоже. Поэтому, отчаянно скрежеща зубами, Вэй Ин отказался от участия в летнем заезде. В итоге он пересел на старый… ну как старый, позапрошлогодний девятьсот одиннадцатый порш, серый, глазастый — смешной, очень похожий на своего владельца, Сюаньюя, который подогнал его по старой-новой дружбе. Самому она была за ненадобностью, он купил ее когда-то в желании подражать старшему брату, но так и не сумел справиться со страхом перед высокой скоростью. Хотя Вэй Ин всерьез опасался за свою репутацию, потому что, ну… Спорткар за пару сотен тысяч баксов должен быть спорткаром, а не глазастым чудом. И каждый раз, усаживаясь в непривычный салон, Вэй Ин чувствовал нереально сильное раздражение. А в последнее время — на это раздражение стали накладываться еще и личные загоны. Ему казалось, что его вот-вот бомбанет. Наверное, так себя чувствовал Чэнчэн, укатывая его сгоревший корвет из мертвого города¹. За большие бабки и со знакомым эвакуаторщиком. Потому что, стоило только коммунальщикам найти останки его машины, как настала бы хана не только правам, но, возможно, и свободе — за нарушение зоны отчуждения и целого списка законов, укрывающих эти мертвые города, такого огромного, как… да, мать-его, как член гребаного Лань Чжаня! Тачки не было. Нормальной, надежной, привычной тачки под жопой — не было! Его обожаемый, холеный-лелеяный восьмой корвет превратился в покореженную груду металлолома. Как и собственные внутренности. Он не хотел даже в мыслях разбрасываться словами типа сердце, потому что… ну, эти мысли касались скорее не банального человеческого мотора, качающего кровь, тельца и все прочее умное с уроков анатомии, а гораздо более низменной прямой кишки. И, мать-его, гребаного придатка в виде простаты внутри. Кажется то, что выходило в анал — называлось спинкой предстательной железы. Когда-то давно он поинтересовался строением этого хитровыебанного устройства, но не думал проверить его на себе. И тачки не было! Мать-его гребаной нормальной тачки — не было! Как и понимания происходящего. Он же не дурак! Ну перепихнулись, ну сорвали адреналиновый, крышесносный оргазм, это же не повод, как говорится, для знакомства? Но Лань Чжань же сам, сам обещал, что они поговорят! Или все было сказано, только чтобы Вэй Ин не закатил истерику перед братьями? Да за кого он его принимает?! Бедный порш был не виноват, но его хотелось разнести в клочья. С трудом ограничившись лишь парой ударов по покрышке, Вэй Ин дернул на себя дверцу. Он полдня настраивался на то, чтобы проверить адресок, подогнанный малышом Саном, и до сих пор не был в этом уверен. Может быть, не стоит бегать за тем, кто этого не хочет? Да и с Цзян Чэном ситуация даже близко не вырулила к разрешению, скорее они двигались от, чем к финишу, и оставить это все так Вэй Ин тоже не мог. Он все это заварил, ему и расхлебывать. Даже если это случайный секс с самым холодным парнем их тусовки, который на проверку оказался настолько нереально горяч, что сжег его ко всем чертям. Да костер для самых заядлых грешников в Яньло-дяне будет послабее этого ледяного демона! Но с Цзян Чэном все было сложнее. Вэй Ин сам не понял, то ли они сейчас в состоянии «разосрались», потому что тот увидел, какой Вэй Ин оказался расхристанный, взбудораженный, зацелованный… Да откровенно выебанный он оказался — когда их забирали с заброшки! То ли они поругались потому, что их забирали с заброшки, где он расшиб авто в лепешку, в основательно горелую, убитую лепешку. Хотелось верить, что брат так испугался за него. Но судя по летящим в него фразочкам, полным ядовитой кислоты — Чэнчэн не просто испугался. Он был в бешенстве, сатанея тем сильнее, чем дольше шарахался и шкерился от него Вэй Ин. А он не мог. Просто, мать же, не мог! Не мог пойти и успокоить брата. Убедить его, что живой. Не мог… Не мог к нему прикасаться, когда вся кожа словно оказалась пропитана гарью, сандалом, и теми правильными, убийственно правильными прикосновениями. Куда как правильнее секса с собственным братом, даром, что не родным, но все ещё считающимся таковым по чертовым бумагам. В итоге Вэй Ин все-таки приехал на адрес гаража Ланей, где те парковались по прибытии в Пекин — по данным из надежного источника, хотя он бы Хуайсану и горелый руль без колес не доверил, но Сюаньюй уверял, что можно верить «как себе». Приехал и уже минут десять раздражено пинал гравий перед железными воротами. Он не должен был здесь появляться. Само это место было не для него. Обширная, ровная площадка, тут даже камешки лежали аккуратно и чуть ли не в шахматном порядке. Братья Лань вообще слыли педантами. Даже не верилось, что неделю назад Лань Чжань мог быть с ним таким… Таким, что от воспоминаний Вэй Ин задушено стонал, запершись в ванной. И даже болевшая поначалу задница не могла охладить башку, которую срывало каждый раз, когда младший Лань, Лань-Снежная-Королева-Чжань, мелькал в поле зрения. От него снова разило холодом, даже ещё больше! Хотелось взять и посадить его на печку! И отодрать… или подставиться? Сраный Кай! Вэй Ин снова вдарил носком кед по гравию, вскрывая покрытие до песка. Вэй Ин думал, что так не будет. Что будет не так! Да к черту все! Он вообще не думал! Когда он этого ледяного небожителя увидел первый раз и залип, он сказал себе, что Лань Чжань просто невъебенно красивый. И каждый раз, когда Вэй Ин об этом говорил, Цзян Чэн бесился до одури и орал что-то про залитые бензиновыми парами шары. Но как можно было не видеть? Длинные смоляные волосы, выбритые с висков, стянутые в аккуратный высокий хвост… Эти его пушистые ресницы… чудовищно избитое определение, но они были именно такими! Почти девичьими, да круче — даже у тех, кто что-то там себе приклеивал, чтобы… У Лань Чжаня они были длинными, очень густыми и немного загнутыми с внешнего уголка. И когда он прикрывал веки — раздраженно, не желая смотреть на активно достающего его Вэй Ина, тот залипал на изогнутых тенях, ложившихся на белые матовые скулы… И глаза, светло-карие глаза, с тёмными крапинками у зрачка и яркими ободками по внешнему краю, такие светлые, что почти желтые. Вэй Ин рассмотрел его так близко всего один раз, до того как… В момент, как захотел узнать, каким был бы этот Лань Чжань, если… Если задирать его перед стартом. Если сделать вид, что пытаешься стащить ключи, но на самом деле засунуть ему руку в задний карман штанов и огладить зад. И лежать придушенным потом на капоте, когда чужая ладонь сжимает шею, скалиться из последних сил и так близко смотреть в эти глаза, взбешенные до того, что зрачок почти спрятал под собой эту радужку… А если разложить его под собой? У Лань-гэ будет такой же темный взгляд? Он так же будет шумно, яростно выдыхать через гневно раздувающиеся ноздри? Или будет стонать и подчиняться?! С тех пор Лань Чжань, ледяной нефрит, прописался в его самых удушающе-горячих видениях. А ведь Вэй Ину вообще не нравились парни. Все это было какой-то насмешкой госпожи Судьбы, которая раз за разом являла себя той стороной, которая прямым текстом намекала на ориентацию этой паскуды. Сто пудов, с обратной стороны у Судьбы Вэй Ина болтался член, так что, возможно, задница — не самый худший вариант. В школе девчонки за ним бегали толпами, доводя порой до паники, до трясучки, до позеленения аля-Чэнчэн, и он даже пригласил однажды самую симпатичную из параллели на свиданку. Она хотела поцеловаться, а он… Трусливое говно он. Ляпнул какую-то ересь и сбежал, получив клеймо сволочи и подонка, играющегося с чувствами других. Девчонки после этого стали доставать его еще активнее. Порой он даже выходил через окно в мужском туалете, потому что за дверью его поджидала стая девиц, будто бы случайно прогуливающихся мимо. Универ обещал расширить его опыт, и он мысленно настраивался и на расширение границ контакта с желающими… Не случилось. Но он не жалел. Цзян Чэн был в порядке, а это главное, пусть даже порядок был относительным и для этого порядка ему требовался его, Вэй Ина, член в задницу. По крайней мере, брат больше не кричал ночами, не доводил себя, мог спать… Вэй Ин всегда был рядом, чтобы привести его в чувство. Вот только самого Вэй Ина в последнюю неделю в чувство привести было некому и с этим надо было что-то срочно решать. Что, опять превратится в трусливое говно и сбежит? Вэй Ин решительно поднял руку и очень осторожно нажал на гаражную дверь. Потому что… вдруг услышат. Он был уже готов развернуться, но та оказалась открыта и поддалась мягко, невесомо, даже не скрипнув. В их местном съемном гараже дверь скрежетала так, что уши заворачивались. Внутри оказалось светло и пусто. Слева в луче света, с плясавшими в нем пылинками, красовалась тюнингованная Лебин, машина старшего. Ближе к центру стоял новенький белоснежный ламбик, и оставалось место еще под пару машин. У Вэй Ина резко сдавило в груди. Потому что мозг бомбануло вопросами, откуда у двадцатилетнего парня деньги? Не всем же везет с родителями, которые могут обеспечивать дитятко такими дорогими игрушками. Когда он разбил свой первый корвет эрзэ — матушка Юй его сожрала с говном, заставила заново пройти курсы вождения, параллельно с занятиями активно промывая мозги на тему правильного вождения, и только потом подарила ему новую машину. Он был бы совершенно не против, если бы и сейчас она его отругала, или даже выпорола, как когда-то в детстве, когда они решили поиграть со спичками… но… Об этом думать было нельзя. Может, это подарок? От кого?! Что, в конце концов, происходит? Они обещали друг другу разговор, но всю неделю Лань Чжань старательно сбегал от него. В те разы, что они пересекались на общих сходках райдеров, тот только отводил глаза и сбегал! Словно это Вэй Ин трахнул его на крыше, а Чжань-гэ был скромницей-красавицей с идеальной репутацией! Гребаная! Снежная! Блядь! Теперь Вэй Ин стоял перед капотом ламбика и думал только о том, за что парень в двадцатку с небольшим мог получить такой подарок после того, как только что разнёс в хлам предыдущий. Мысли были, как бы сказал Чэнчэн, «ни хуя не пиздатые». — Господин Вэй? Чему обязан? — откуда-то сбоку раздался звук шагов. Вэй Ин обернулся. В тени потолочной опоры стоял Лань Чжань… Как сначала показалось, и даже сердце сделало поганый кульбит, лишив дыхания, но нет, не Лань Чжань. Просто братья были похожи. Но этот, кажется, был чуть выше, чуть тоньше, изящнее, не выбритая по вискам шевелюра, а чуть длиннее, обычно собранная в высокую шишку или низкий хан. Это был всего лишь Лань Хуань, старший из братьев. Он решительно шагнул из тени, отходя от новой, только что из салона, тачки, подошёл и протянул руку, будто его здесь ждали. — Хай, — Вэй Ин нагло смотрел прямо в лицо старшего Ланя, невольно изучая чуть более мягкие черты, чем у младшего брата. — Дайте угадаю, проходили мимо? — чуть заметно улыбнулся Хуань в ответ на такой пристальный взгляд. — Нет, на самом деле не мимо. Думал застать здесь Лань Чжаня. Его? — он кивнул в сторону нового Ламборджини. — Да. После вашего несколько… опрометчивого пари, предыдущая Ванцзи не подлежит восстановлению, поэтому я подарил брату новую, но предстоит много работы, чтобы довести ее до ума. — Не особо вижу, чтобы Лань Чжань тут впрягался, — Вэй Ин отметил про себя, что это, оказывается, братский подарок. Вот ему Чэнчэн вместо новой тачки только мозги компостировал. Он придирчиво осмотрел машину, понимая, что работа даже не начата. — Он, скорее, ее вообще не трогал. — С чего вы взяли? Вэй Ин вместо ответа шагнул ближе к машине и провел пальцем. На подушечку тут же подлип тонкий слой пыли. Лань Чжань ее точно не трогал, потому что предыдущая Ванцзи разве что языком своего владельца не была облизана. — Хах, — выдохнул Хуань, — а вы наблюдательны, да? — Так Лань Чжань не здесь? — Нет. Я не видел его с самого утра. Могу я спросить? — Спросить можете. — А вы ответите? — Смотря что спросите, — Вэй Ин скрестил руки на груди. — Хм, возможно, я выразился некорректно и начал не с того, — Хуань изобразил улыбку и кивнул куда-то в сторону помещений за боковой дверью, — чаю хотите? Или кофе? Выпить не предлагаю, судя по всему, вы тоже уже за рулем. — Кофе, — кивнул Вэй Ин. — Сойдет и растворимый. Соседнее с гаражным помещение оказалось похожим на предыдущее. Такое же соединение стекла и металлоконструкций, дававшее много света и минимум уюта. Вдоль стен тянулись стеллажи, в глубине стояло несколько станков и громадный рабочий стол. Посередине — мягкий приземистый диван. Чайный столик представлял из себя пару дисков, сваренных друг с другом и накрытых сверху армированной стекляхой. — Предпочитаете черный или с молоком? Я могу сварить латте или капучино. Молоко есть обычное, миндальное или соевое, — видя, что Вэй Ин безмолвно зашевелил губами, перебирая, Сичэнь добавил, — растворимого нет. — Оу. Ну пусть будет латте. Но вообще я пью любой, — Вэй Ин обошёл помещение, цепляя глазами полки с нагромождением разного интересного, — все сами? — Не совсем, — Хуань занялся приготовлением кофе. В гараже оказалось оборудовано что-то вроде мини-кухни или бара, с кофемашиной и холодильником. — Владеем в складчину с парой автолюбителей, но они появятся позже. Готовятся к предстоящему заезду. И я очень надеюсь, что а-Чжань к тому моменту тоже определится с тем, чего он хочет, — снова вздохнул он, — или хотя бы с машиной. — Он не самый говорливый парень, — неопределённо сказал Вэй Ин, напрягаясь. — И он стал ещё более немногословен после вашего заезда. Подозреваю, что это не переживания по поводу потерянной машины, хотя он ее любил. Верно? — старший брат бросил беглый взгляд на своего незваного гостя, но Вэй Ин предпочел игнорировать намеки. А Хуань, не услышав ни возражений, ни подтверждения, продолжил как ни в чем не бывало. — Он только раз обмолвился о некоем пари, после чего я не могу добиться ни слова, кроме «доброго утра» и «спасибо». Мне это не нравится. Вы не поделитесь подробностями? Хуань подошел, поставил высокий стакан с кофейно-молочными слоями перед гостем, чашку чая перед собой и сел напротив. — Если он не говорит, вероятно, и я не должен, — от мягкой, доброжелательной улыбки старшего Ланя по загривку бежали мурашки, поэтому ответ вышел, пожалуй, слишком холодным. За этой улыбкой он видел очень ясное, открытое обещание за брата порвать любого в клочья. Очень понятное ему обещание. — Вэй Ин, — Лань Хуань помолчал, явно подбирая слова, — вы должны понимать, что он мне очень дорог. Я лишь пытаюсь его защитить… — А ему это точно нужно? — Да. Брат — самый близкий мне человек. Я для него столь же близок. — Всегда найдется пара тем не для обсуждения даже с братом. — У нас нет секретов друг от друга, — мягко улыбнулся Лань Хуань, и в его шоколадно-карих глазах промелькнули теплые всполохи. — Прямо совсем? — фыркнул он. И, разумом понимая, что ему бы перетянуть этого человека на свою сторону, на деле Вэй Ин разве что клыки не ощерил перед ним, повинуясь какому-то глубинному животному инстинкту. — Совсем. — Тогда зачем меня спрашиваете, — неопределенно пожал плечами Вэй Ин, выдерживая все более мрачнеющий взгляд. Эти мягкие, карие глаза вдруг заледенели, словно на топленый шоколад брызнули из баллончика с закисью азота. Но улыбка… улыбка стала еще ласковее. Если бы у Вэй Ина была шерсть на загривке — она бы сейчас поднялась дыбом. — Мне очевидно, что вы — причина его беспокойства. — Лань Чжань не похож на хрупкую девицу, которую нужно беречь от коварного, злого меня, — насмешливо бросил Вэй Ин, скалясь в улыбке, и Хуань с лихвой ее вернул. Неудержимо захотелось стереть ее какой-нибудь очередной гадостью, в которых он был так хорош. — И даже на молодую женушку не тянет, чтобы ее ревновать. Брови на мгновение дернулись, и лживо-дружелюбная улыбка пропала. Они сидели друг напротив друга, как два хищника, застывшие перед рывком. Перед тем как вгрызться друг другу в глотки. Темные, нехорошие догадки, настолько нехорошие, что самому Вэй Ину становилось от них тошно, принялись бродить в душе, подняв всю имеющуюся в ней муть из самых дальних углов. — Я хотел бы, чтобы вы понимали, Вэй Ин. Самым важным для меня является, м-м… душевное равновесие брата. Пожалуй так, — это была почти попытка примирения. Почти. Лань Хуань даже потупил глаза, пытаясь выглядеть смущенным, но в жесткой складке у губ пробивалась злость. Больная, уязвленная, тщетно подавляемая злая ревность. — Вы ради этого с ним спите? — это было откровенным хамством. И он даже хотел, чтобы это оказалось просто брошенным оскорблением, за которое дают сразу в глаз. Да он даже сопротивляться не будет! — Какой… неожиданный вопрос, — глухим, тихим голосом ответил наконец Лань Хуань, очень медленно поднимая на него убийственно спокойный взгляд. — Я наблюдательный, — выдохнул Вэй Ин, откидываясь на спинку дивана и в упор рассматривая сидевшего напротив него… братца. Кто он такой, чтобы осуждать, но сердце… Сердце сдавило болью, почти отчаянием. Только сейчас он понял, что всю неделю врал самому себе, что его просто-быстрый-пусть-и-чумовой-перепихон — нихрена не просто. Потому что сейчас хотелось заорать во всю глотку, надрывая горло и легкие, потому что хотелось вскочить и схватить за изящно замотанные в шишку волосы, и размазать это красивое, почти такое же, как у Лань Чжаня, лицо. Но он продолжал сидеть молча, сосредоточившись на дыхании и мысленно препарируя сначала Лань Хуаня, а потом и себя. Молча, потому что он не мог позволить себе такое дерьмо, как истерика. Кто-то всегда должен был оставаться сильным. В его жизни — и в жизни его брата — это был он. — Одной наблюдательности мало, — наконец отмер Лань Хуань и, видимо, что-то для себя решив, сделал осторожный глоток уже остывшего чая, и так же осторожно поставил кружку на армированное стекло, словно что-то из этого могло сломаться: кружка, стекло или он сам. И, откинувшись в кресле, прямо как Вэй Ин напротив, осторожно спросил: — И что дальше? — Извиняться не буду, — резко дернулся Вэй Ин. — Порицать тоже? — смотрел прямо ему в душу, словно секретарь Яньло-вана, слишком спокойный Хуань. Смотрел и что-то видел, потому что вслед за своими словами сам же кивнул. — Вы прибежали сюда, после вашего секса… вы же не будете отрицать, что переспали там, на той крыше? Я знаю какой… какой А-Чжань бывает после. — И? — И, — чуть усмехнулся Лань Хуань, на мгновение пряча глаза, — после одноразового траха так не бегают. Не выспрашивают адреса по знакомым. — Это нихуя не ваше дело, — тихо, но очень зло огрызнулся Вэй Ин. — Это мое дело. Я сказал и повторю. Брат для меня — самый близкий человек. Прямо сейчас этот человек замкнулся в себе и перестал со мной говорить. И я боюсь. Я очень боюсь, Вэй Ин. — Чего? Что он вас бросит? — Бросит… Меня не пугает ничего, что он может сделать, пока остается жив, — Хуань говорил размеренно, тихо, почти так же безэмоционально, как брат, но в тембре голоса проскользнула горечь. — Лань Чжань, он что… — опешил Вэй Ин, — он может? Он что… он пытался?! — Нет… — нахмурился Хуань, но в его «нет» звучало слишком много неуверенности. — Тогда, — Вэй Ин склонил голову, смотря на собеседника исподлобья, — это очень, очень паршивая шутка. — Нет, я… — Хуань прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями, а потом очень тихо продолжил. — Вы еще не сбежали… Позволю себе тогда решать за вас. И за А-Чжаня. Хотя, наверное, не должен. — Мне поклясться своими предками, что не собираюсь разбрасываться чужими тайнами?! — почти зарычал Вэй Ин, чувствуя, что если старший Лань его еще немного промурыжит, он кинется на него драться. — Мы похоронили мать, когда ему едва исполнилось пятнадцать. И потом отца… — с некоторым сомнением посмотрел на него Хуань, но продолжил говорить. — Я делал все, чтобы не оставлять его в одиночестве. Ему было плохо… Не кривитесь так. Вы скажете — многие теряют родителей, но не бросаются при этом… Многие, но не все вытаскивают мать из ванны, полной крови, и пытаются сделать ей, уже мертвой, искусственное дыхание. И не все на первую годовщину ее смерти пытаются вытащить отца из петли. Вэй Ин замер, чувствуя, как вздыбились волоски на руках. Он всегда считал, что Судьба, мерзавка, гнет в рог только его. Улица, приют, оскаленные пасти собак, авария, унёсшая приемных родителей, отчаявшийся, тонущий в нежелании жить брат. Но с улицы его забрали, и из приюта вытащили, и любили, и растили как родного сына. У него есть дом, у него есть любимые брат и сестра. Да, любовь к брату… была не самой невинной, такой, что, пожалуй, узнай Яньли — ее бы рвало от отвращения, и она бы, как и он сам порой, пожалела, что маленького а-Ина вообще привели в их дом. Но он жил, жил, как только мог, жил, отчаянно давя на гашетку. — Он пытался. Пытался… Сил не хватило, а отец… видимо, не хотел, чтобы его спасли. Вы знаете, что, когда повешенный человек умирает, его прямая кишка и мочевой опорожняются? — Лань Хуань очень осторожно подул на уже остывший чай, продолжая говорить так спокойно, будто делился мнением о недавно прочитанной книге. — А пролежавшее в воде несколько часов тело — распухает, и кожа покрывается выделениями сальных желез, становясь… склизкой. После смерти мамы А-Чжань держался. Он стойкий, сильный, мой А-Чжань… Но после смерти отца он перестал разговаривать. Спать тоже перестал. Но… он выдержал, понимаете? Даже если для этого ему потребовался я, даже если — так. — Я понимаю, — он едва смог разомкнуть губы, выдавливая из себя ответ. — Я очень не хочу увидеть, как мой брат сломается, — все тем же спокойным тоном заметил ему Хуань, даже улыбнулся. — А такой, как вы… — Как я? — севшим, карябающим горло и слух голосом, переспросил Вэй Ин. — Может быть, я ошибаюсь… Но все это, кажется, для вас игрушка. Как новая тачка. Как заезд до мертвого города. Как галочка напротив имени? — Ха-а, — резко выдохнул Вэй Ин, вновь скалясь, но уже зная, что за зверь перед ним, откуда можно ждать опасности и куда бить самому. Если потребуется. — Я произвожу настолько плохое впечатление? — Скорее… несерьезное, — Хуань улыбался, но в его улыбке Вэй Ин увидел усталость от беседы и равнодушное обещание выставить себя вскоре за дверь. — Сытый, холеный… красивый. Прожигающий жизнь и деньги родителей. Цзян Чэн тоже когда-то кричал, что он слишком несерьезный. Что все слишком легко воспринимает. Может быть. Если думать слишком серьезно обо всем, то можно… Можно в какой-то момент очутиться в ванне с перерезанными венами. Или в петле. Но ему было нельзя. Матушка Юй сказала — вытаскивай а-Чэна. Ее строгий уверенный голос преследовал его каждую ночь. Он спорил с ней, убеждал ее, ругал, не слушался — и вытаскивал! Вытаскивал ее, дядю Цзяна из-за руля, а потом спасал и а-Чэна, потому что авто, лишившись пассажиров с передних сидений, спокойно оставалось на брюхе. Могло ли так быть? Днем он говорил себе, что нет. Что если бы он все-таки вытащил матушку Юй, то машина бы все равно уехала вниз с пролета. Что дело не в весе, а в рухнувшем заграждении. Может быть, он даже и ее не смог бы вытащить. Может быть, свалился бы вместе с ними. Может быть — так было бы лучше. Может быть. Их игра в то, что могло бы быть — продолжалась постоянно. А-Чэн никак не мог успокоиться, мечась в ярости по их дому, срываясь, нанося себе все новые раны… Если Вэй Ин успевал первым, то Чэнчэн кричал под ним, умоляя не жалеть себя, умоляя быть жестче, наказывая себя — им. И Вэй Ин был этой плеткой для брата. В их доме теперь спрятаны все острые предметы. После смерти родителей он покупал исключительно полуфабрикаты, чтобы иметь возможность не иметь на кухне ножи. Они были спрятаны в сейфе в гостиной. Но теперь Вэй Ин знал, что при желании можно порезать себя ниткой, бумагой, вогнать под кожу вилку. Или ключ. Раздавить ногу ножкой кресла и отрывать лоскуты кожи от раны. Тогда Вэй Ин собирался уехать через месяц после выпускного — шутка ли, он поступил в универ лиги, поступил на стипендию, он так старался, он был таким послушным… Если бы он не пил на выпускном. Если бы Цзян Чэн уже нормально водил и сел за руль. Если бы дядя Цзян не выпил сам, а потом не уверял, что и так спокойно довезет их до дома. Их дом стал слишком пустой. Яньли — к счастью — уже жила с мужем. Ждала ребенка — и провела все похороны в больнице на сохранении. Но все обошлось. У Яньли. А они с Цзян Чэном… В этом тихом пустом доме было легко услышать, как Чэнчэна выворачивает по ночам — от кошмаров. А днем — от еды. Еще страшнее стало потом, когда брат молча стал резать себя, колоть и рвать, словно проверяя — живой ли. Вэй Ин останавливал, ругал, умолял, плакал… Смешно, но помогло только трахнуть — и Цзян Чэна переключило на секс. А он… он так и не вспомнил, почему в то, первое такое утро проснулся в обнимку с Чэнчэном, проснулся голым, таким же голым, как и брат. Голый и затраханный брат. Цзян Чэн ругался и ворчал, ругался, когда проснулся, во время еды тоже ругался. Но ел и спал. Первого раза хватило на две недели. Второго — осознанного, жесткого, неумелого, когда Вэй Ин порвал его и вымаливал всю ночь прощение… ртом, — второго раза хватило на месяц. Потом этот срок стал неумолимо сокращаться. Последнее время… Последнее время Вэй Ину казалось, что это вообще перестало помогать. Цзян Чэн по-прежнему с готовностью ложился под него, стоило только прижать к стенке, когда загоны брата доставали так, что от отчаяния хотелось покалечить то ли того, то ли себя. Но на следующий день он все равно находил новые следы на его теле. И не понимал почему! Поэтому они и рванули в Пекин. Отвлечься. Кто знал-то… Кто знал?! У Вэй Ина были серьезные претензии к этой жопастой паскуде, его Судьбе. — То, что вы не сбежали… услышав, — Вэй Ин вздрогнул, когда его затянувшееся молчание прервал Лань Хуань. Только тогда и понял — насколько затянулось. — Наталкивает на определенные мысли… — Что я тоже трахаю своего брата?! — жестко взъярился на него Вэй Ин, и тут же прикусил язык — не ему, не ему сейчас огрызаться. Но он тоже… тоже готов был рвать глотки за Чэнчэна, как бы все сложно ни было. — Я, — странно сморгнул Хуань, растерянно пробормотав, — я хотел сказать, что наталкивает… на несерьезное отношение к чужим… проблемам, — он замолчал. Вэй Ин, задохнувшись, молчал тоже. — А это… правда? — Я… — неуверенно протянул Вэй Ин, зачем-то хватаясь за горло. Но хуже быть уже не могло? — Да. Вэй Ин знал, что Судьба — дерьмо. Если вдруг забыл, если вдруг решил, что все плохое уже случилось, напоминанием послужил звук удара металла о бетон. Тихий. Но в пустом гараже было слышно отчётливо. Как если бы кто-то уронил ключи? — Ну и похуй! — в дверном проеме нарисовался Цзян Чэн. — Идея подслушать была уебищной! Хотя, признаюсь, не ожидал от тебя такой невъебической честности. НА ВЫХОД! Он гаркнул так, что Вэй Ин вздрогнул от неожиданности. И сразу за этим Цзян Чэн неожиданно ввалился внутрь помещения, судя по ошарашенно распахнутым глазам — неожиданно в том числе и для него. А позади высилась широкоплечая стройная фигура в белом спортивном костюме. — Блядь, — очень тихо выдохнул Вэй Ин. — Согласен, — еле слышно подтвердил Хуань. Наступившая следом тишина придавила так резко, что казалось — из помещения откачали воздух и их сейчас расплющит вакуумом. Потому что в глубоком космосе нет атмосферы, потому что такой адский холод, какой излучал в этот момент Лань Чжань — мог существовать только там. Светлые, яркие глаза в одно мгновение стали прозрачнее льда, льда, пробитого острой черной точкой сузившегося зрачка. Но прежде чем второй нефрит отмер и сделал что-то из того, что обещало его потерявшее все краски жизни лицо, стеклянная тишина лопнула с громким «нахуй». И следующие несколько минут Цзян Чэна рвало на части матом, он трехэтажно крыл сначала Вэй Ина, потом двух братьев, отдавая дань уважения их тонкой душевной организации еще более сложной нецензурной конструкцией, и между делом давая понять, что ему совсем не нравится идея Вэй Ина, которому пришла в голову нереально гениальная мысль поделиться инфой на тему того, что он шпилит собственного брата, с настолько подходящим ушлепком, что впору только кружок организовывать по интересам. Спустя еще пару минут, когда полыхающему огнем Чэнчэну, наконец, потребовалось глотнуть воздуха, Лань Чжань зашевелился, придал незваному гостю ускорение в сторону дивана, и, нервно сдергивая с себя куртку и бросая ее в кресло, словно гранату в неприятеля, прошел мимо них вглубь гаража. — Как пробежка? — поинтересовался у него Лань Хуань светским тоном. — Пробежка? — словно мотор по щелчку стартера, вновь завелся отдышавшийся Цзян Чэн, набирая скорость покруче любого драгстера. — Ты вот перед ним распинался?! Холеный, мать-его, прожигающий! Ты на него посмотри, сука, какое довольное ебало! — А-Чэн, — дернулся на своем месте Вэй Ин, с трудом пытаясь заставить свою голову работать. — Ебаный-в-рот хуен! Хули ты здесь расселся?! Им же похуй на!.. — в следующее мгновение рот слишком увлекшегося обличительной речью Цзян Чэна запечатала чужая ладонь. Вэй Ин подорвался с дивана, краем глаза отметив, что так же вскочил и Хуань, но замер в нерешительности. — Глюкоза, — холодным, убийственно-спокойным голосом проинформировал всех присутствующих Лань Чжань и отошел от опешившего парня. — Сядь. Сели все. Цзян Чэн, неожиданно захрустев челюстью, взял протянутую ему кружку, сопровожденную все тем же сухим информативным замечанием о двойном американо, уселся по соседству с Вэй Ином. Лань Хуань, кажется перестав дышать, скромно сложил руки на своих коленях в кресле напротив. Лань Чжань, было скрывшись в закутке, вернулся со стаканом воды и уселся в кресло по соседству. Лед тоненько звякнул о запотевшее стекло. Вэй Ин готов был поклясться, что Снежная Королева может растаять от такой горячей жидкости, но вовремя прикусил язык. Какое-то время они сидели в полной тишине, нарушаемой лишь яростным скрежетанием карамели о зубы Цзян Чэна, после чего Вэй Ин разбавил тишину тем, что продрал горло. Глотнул уже совершенно холодный латте и наконец произнес: — Лань Чжань… — но не успел ничего добавить, как рядом подорвало Цзян Чэна. — Лань-мать-его-Чжань! Сука, не брат, неделю разгребающий ваше дерьмо! Не брат, вывезший гребаные расхуяченные к херам тачки с запрещенной территории! — Замечу, что вы не один… — подал было голос Хуань, но осекся, споткнувшись об осязаемо тяжелый взгляд младшего брата. — Ты, блядь, хоть подумал!.. В твою ебать-его-голову хотя бы пришло, что машина на мне?! — Цзян Чэна от бешенства даже немного подкидывало. — Да ебись оно конем, всрать на законы! Лань-нахуй-Чжань! Да ему похуй на тебя с крыши той заброшки, где вы еблись, как бешеные кролики! Ты-и-и!.. Гневный голос сорвался в пронзительный визг, когда ледяная вода покинула запотевший стакан. Лань Чжань, сжав пальцами один из кубиков льда, выпавший из бокала, медленно опустился обратно в кресло. — Полотенце? — донеслось откуда-то издалека до Вэй Ина, завороженно смотрящего на то, как такие длинные, что казались тонкими, пальцы медленно и легко, словно пушистый снежок, крошат кусок льда. На мгновение обзор загородила какая-то тряпка — кажется, Хуань передал Цзян Чэну полотенце, — а потом в него воткнулся взгляд потемневших глаз. — Все сложно, да? — хриплым, глухим голосом уточнил Вэй Ин. Вместо ответа Лань Чжань отвел взгляд. — Все очень просто, еблана кусок, — зашипел рядом Цзян Чэн, пытавшийся полотенцем оттереть промокшую насквозь футболку. — Ты ему не… — Снимите куртку, — участливо заметил Лань Хуань, все еще стоявший перед вымокшим гостем. Стоявший так, чтобы отгородить от своего брата. — Я похож на долбоеба, который нуждается в советах?! — тут же вызверился на заботливого хозяина Цзян Чэн. — Сними куртку, Чэнчэн, — раздраженно бросил Вэй Ин, чувствуя, как медленно начинает накрывать бешенством. Настоящей, экзальтированной яростью, скручивающейся в тугой узел в животе и способной превратить его в темного монстра. И не то чтобы он хотел снова это пережить. — Ну? Он обернулся к затихшему брату. Тот не двигался, сверля его угрюмым взглядом. И ярость, давившая изнутри, вдруг полыхнула по глазам. Цзян Чэн взвился с места первым. И, если бы Лань Хуань не стоял перед ним, может, даже успел бы убежать. Но, потратив какое-то ничтожное мгновение на попытку отпихнуть препятствие с дороги, Цзян Чэн опоздал. Тяжелая рука ухватила его за шкирку, одним движением дергая назад на диван и сдирая куртку так, что она застряла на запястьях, стягивая и обездвиживая. Все руки были покрыты длинными, глубокими бороздами, совсем старыми, зарубцевавшимися, и свежими — чуть сильнее и едва поджившими. Вэй Ин рыкнул, вскочил с места и, заломив стянутые руки вверх, заставляя согнуться головой книзу, потянул на выход. Он еще не был уверен, что именно сделает, но поверх всего преобладало желание приковать брата наручниками к постели и долго, беспощадно трахать. Потом кормить с ложечки и снова, до изнеможения. Чтобы выбить всю дурь… Но тупое, вымораживающее отчаяние медленно заполняло все его существо, потому что он знал — не поможет. Не нужно было ему дергаться. Не нужно было связываться с Лань Чжанем. — Знаешь, я действительно облажался, — отрывисто бросил в пустоту Вэй Ин, не зная точно, к кому именно обращается, и смотря только на исполосованные руки брата. — Не стоило сюда приходить. — Уходить сейчас тоже не стоит, — все тот же Хуань, который, Вэй Ин был уверен, совсем недавно хотел его выставить вон, неожиданно заступил ему дорогу. — Прочь, — угрожающе бросил Вэй Ин, едва справляясь с желанием вмазать прямо в красивое, почти такое же красивое, как у Лань Чжаня, лицо. — Вэй Ин, — тихо окликнул его Лань Чжань. — Ебаная Снежная Королева соблаговолила со мной заговорить?! — задушенным от ярости голосом практически выплюнул он в ответ. — Судя по шрамам, вашего брата не первый раз накрывает? — осведомился Лань Хуань. Именно так — осведомился. С безукоризненной вежливостью. И осторожно взялся за куртку, стягивающую руки надсадно дышащего Цзян Чэна. — И, предполагая, что это случится снова, вы все равно искали Лань Чжаня. А теперь так просто уйдете? Вэй Ин в ярости вскинулся на старшего Ланя, но тот мягко и спокойно улыбался. Это больше не было маской, прячущей какие-то другие эмоции, скорее — смирением решившегося на что-то человека. Все слова застряли в горле, и он попытался сглотнуть этот царапающий комок, даже не сопротивляясь, когда у него выудили из рук своеобразный поводок к брату. — Вы ведь хотели, чтобы я быстрее убрался, — лишь мрачно заметил Вэй Ин, наблюдая, как Хуань осторожно распрямляет Цзян Чэна, деловито осматривая искромсанные руки. — Хотел. Я был поспешен в своих выводах. Дядя всегда нам повторяет — не спешить. Наверное, мы с А-Чжанем плохие ученики. — А не пошел бы ты!.. — лицо все еще багрово-красного Цзян Чэна исказилось яростью, но в следующее мгновение его с силой тряхнули за грудки. — Мне вот все было интересно, почему у вас разные фамилии? Сводные? — Не… — захрипел Чэнчэн, еще не выпутав запястья из скрутившей их куртки и могущий теперь только беспомощно трепыхаться в слишком крепкой хватке. — А это не ваше блядское дело! — рыкнул в тот же момент Вэй Ин и, выдернув брата так резко, что футболка жалобно затрещала, притянул к себе. — Вэй Ин… — А вы, господин Цзян, всерьез намерены лишить брата малейшего шанса на собственную жизнь? — словно и не заметил потери объекта своего исследования Лань Хуань. — Я не собираюсь!.. — и Вэй Ину пришлось сжать брата в руках крепче, когда тот, ведясь на этот спокойный голос, явно вознамерился оправдываться. — Вы, походу, проецируете собственные проблемы, — презрительно бросил Вэй Ин в ответ. В эту игру он тоже умел играть. — Устали под братом? Вы же снизу, верно? Потому что Лань Чжань боится потерять контроль. А вы сохраняете контроль, прогибаясь под него, да? — Вы слишком наблюдательны, — с тихим смешком ответил ему Лань Хуань. — У нас с вами схожие проблемы, не находите? — Да пошел ты! — вперед Вэй Ина заорал Цзян Чэн, рывком вырвался из его хватки, резко развернулся и, ухватив за шею, вдруг вцепился в него с отчаянием утопающего, прижимаясь всем своим существом. Дрожа, вздрагивая. Тело двигалось само, вперед любых мыслей — Вэй Ин смял брата в объятиях, стремясь укрыть, защитить, утешить. — Почему именно этот?! — хрипло спросил Цзян Чэн, когда дрожь немного перестала сотрясать тело. — Ему же срать на тебя! Ты сутками дрочишь на его блять-светлый-образ, а ему похуй! Ты слышишь?! — Верно? — он бросил мрачный взгляд на Лань Чжаня. Стоял, удерживая а-Чэна одной рукой под затылок, успокаивая мягким поглаживанием, как делал всегда, как делал еще даже до того, как их отношения неожиданно перешли в горизонтальную плоскость. — Так и есть, и мне просто нужно отстать от тебя? — Нет, — дернулся Лань Чжань и тут же с такой силой сжал губы, что они побелели. — Может быть, кофе? — вмешался Хуань. — Ты мне ответь, просто ответь, — Вэй Ин, не отрываясь, продолжал смотреть на Лань Чжаня, полностью игнорируя слова старшего брата. — Какого хера ты от меня бегал? Просто, мать-его, поговорить, я хотел с тобой просто поговорить! — он пытался оставаться спокойным, пытался, но голосом предательски сорвался в крик, — ты же сам сказал, что мы поговорим! — Господин Вэй, давайте снова сядем, и… — Ты-то хули лезешь?! — Ругаться не обязательно… — После всего, нахуй, услышанного?! — Я тебе так противен? Ответь! Почему?! Голоса отступили куда-то на задний план, пока он напряженно вглядывался в почти невозмутимое, почти такое же спокойное, как и всегда, лицо второго нефрита. Но почти. И за этим почти он видел что-то похожее на растерянность, смятение, на отчаяние, на сожаление… И ему нужно было, нужно! Нужно было, чтобы Лань Чжань ответил. Он примет любой ответ, сделает так, как ему скажут, но ему нужно было понять! — Ты… — дрогнули наконец губы Лань Чжаня, неохотно расставаясь со словами. — Ты слишком красивый. Слишком… живой. Как солнце. Для меня. Я не хотел, чтобы ты… погас. Стал плохим рядом со мной. — Охуенно разумные слова! — разъяренно перебил его Цзян Чэн, вопя Вэй Ину на ухо. — Слышал?! Пойдем отсюда! Нахуй этих… — Блядь, Чэнчэн! — Вэй Ин с досады тряхнул брата, искренне надеясь, что он заткнется. — Приди в себя! — в ответ заорал Цзян Чэн, вцепляясь в него еще крепче. — Почему этот?! Он же перемороженный нахрен, он же ничего не чувствует! — Господин Цзян, вы тоже спешите с выводами… — Засунь эти выводы себе в разъебанное очко! — Ты визжишь как недотраханная сучка! — заорал Вэй Ин на него в ответ. — Ты можешь просто заткнуться хоть на минуту?! — Удивительно здравое наблюдение, — пробормотал себе под нос Лань Хуань, но, стоило Вэй Ину бросить на него яростный взгляд, участливо улыбнулся. — Кто-то здесь дохуя умный?! Я не собираюсь мешать его жизни, но, блядь, не с этим ущербным! — Вам стоит следить… — Он заслуживает лучшего! Слышишь, ты, ебаный умник?! Он заслуживает хорошую девушку… — Какую девушку, а-Чэн?! Я жарю тебя уже два года, какую, нахуй, девушку?! — взвыл Вэй Ин, совершенно теряя терпение. Он дернул брата к себе, прихватывая рукой за горло, заставляя заткнуться, заставляя покорно открыть рот, как делал всегда, когда тот попадался ему за очередной попыткой самоистязания, когда не оставалось никакого другого способа удержать Цзян Чэна от сжигающего самоуничтожения. Передавил горло до того, что тонкое, красивое лицо брата раскраснелось, а побледневшие губы скривились. И впился в эти губы поцелуем, грубым, яростным, жадным. Он терзал, прокусывая до крови, сдавливал горло все сильнее, не позволяя сделать и глотка воздуха, и отпустил Цзян Чэна только тогда, когда тот совершенно беспомощно затрепыхался, пытаясь выбраться из безжалостной хватки. — Я давно уже плохой, — глухо, холодно проронил Вэй Ин, смотря теперь через плечо брата на Лань Чжаня. На Лань Чжаня, оцепеневшего, застывшего от происходящего, но смотрящего на него таким темным, тяжелым взглядом, которым смотрел тогда — в другой жизни, где-то в параллельном измерении — на той крыше, и где-то в животе вновь заводился мотор. — Меня нельзя испортить еще сильнее. — Они же ничего не понимают, — осипшим, сорванным голосом прохрипел Цзян Чэн и зашипел, когда Вэй Ин дернул его за волосы, оттягивая голову вверх. — Тебе еще мало? Тебя надо трахнуть? — тихо и угрожающе выдохнул Вэй Ин в приоткрывшиеся губы. И, не получая никакого ответа, сатанел все больше. — Твой зад настолько соскучился по порке? М? Может, тебя трахнуть прямо здесь, у них на глазах? Лань Чжань, хочешь посмотреть, как я его трахну?! Дневной свет падал на пол четко очерченными квадратами сквозь высокие окна, создавая строгий узор на сером полу. Тишина воцарилась такая, что, казалось, слышно было как кружат пылинки под солнечными лучами. Издалека, словно из другого мира, доносился приглушенный шум жившего вокруг них города. Жившего своей жизнью, не обращающего внимания на чувства, страхи и желания четырех людей, стоявших на шахматной доске из света и бетона. Четырех покореженных, несчастных людей. Цзян Чэн затих, вцепившись обеими руками в его, схватившую за волосы. Лань Хуань, со слишком сложным выражением лица, чтобы его можно было расшифровать, замер, рассматривая Цзян Чэна. Но Вэй Ин был устремлен всеми своими чувствами к Лань Чжаню, пытливо рассматривая его, напряженно ожидая ответа, хоть каких-то слов. Он вглядывался в потемневшие глаза, искал признак хоть каких-то чувств, хоть чего-то, но… второй нефрит словно замкнулся сам в себе, лишь мрачный огонь в глазах выдавал, что он вообще живой. — Нет, — наконец сдавленно, тяжело уронил Лань Чжань, распугивая солнечную тишину. И Вэй Ину показалось, что в помещении потемнело и резко похолодало. — Не хочу смотреть. — А что хочешь? Поучаствовать? — в ушах гудел фантомный визг тормозов, но, кажется, они окончательно ему отказали, отпуская его на полной скорости нестись по кривой дорожке Судьбы. — Ты охренел?! — дернулся в его руках Цзян Чэн. — Хочу. Тебя, — не обращая внимания на сдавленную ругань, сказал следом Лань Чжань, пристально сверля темным взглядом Вэй Ина. Только его. — Но все сложно, — с жестокой, циничной насмешкой отреагировал Вэй Ин. Всего стало слишком много — злости, обиды, усталости, и он больше не хотел следить за словами. — Мы не можем просто взять и бросить братьев. Они не справятся без нас, да? — У Хуань-гэ есть другие парни, — равнодушно проронил Лань Чжань. Вэй Ин краем глаза уловил, как Лань Хуань дернулся, пораженно уставившись на брата, но ему было плевать. На все и всех плевать. Лань Чжаню, судя по всему, тоже. — Какого хуя, — сдавленно прорычал Цзян Чэн, наконец вырываясь из его рук. Вырываясь и отскакивая в сторону. — Что ты несешь? Ты сам себя слышишь?! — Господин Цзян, — из-за его спины вежливо заметил вдруг Лань Хуань, делая шаг к парню. — Вы сейчас возмущаетесь из-за того, что вас могут бросить или из-за предложения разложить вас в два ствола? — Что… Ты! — Цзян Чэн испуганно обернулся, словно забыл о присутствии этого человека. — Я, блядь, спрашивал чужое мнение?!.. Грубый рывок в очередной раз оборвал истеричные крики, но Вэй Ин больше не церемонился. Не мог. Если гнать — то на полную. — Вы же не против, Хуань-гэ? — голосом, полным какого-то больного, злорадного веселья, спросил Вэй Ин, пока тащил брата за шкирку обратно к сиденьям. — Что мы воспользуемся вашим диваном. Вы же сами не советовали уходить, да и в машине перед вашим гаражом будет неудобно! Все так же грубо он швырнул Цзян Чэна обратно на черную мягкую кожу, еще раз дернул, вынуждая перевернуться на спину, и навис сверху. — Не слишком комфортно, но такого у нас еще не было, да, Чэнчэн? — взгляд брата стал ощутимо злым, но он молчал. — При зрителях! — Думаешь, мне слабо? — огрызнулся Цзян Чэн и потянулся вперед, пытаясь расстегнуть его джинсы. Может быть, начни он ругаться или просить успокоиться — Вэй Ин бы остановился. Может быть. Но сейчас ему казалось, что он вылетел на встречку, и в глаза уже бьют огни чужих фар, а тормоза отказали. Как просто, из-за такой мелкой детали — меняются целые жизни. Одни — заканчиваются, другие ломаются. — Места маловато, но это не беда, — скалился Вэй Ин, пока грубо сдирал с брата футболку. Поверх царапин на предплечьях заалели красные размашистые полосы, кое-где раскрашенные выступившими капельками крови со свежих ссадин. Цзян Чэн лишь стиснул зубы, откидываясь на спинку. — Диван раскладывается, — услужливо подсказал Лань Хуань. Но прежде чем повернуться к хозяевам гаража, Вэй Ин скинул верх одежд и с себя — кожаную куртку и черную майку. И только ухмыльнулся в ответ на горящий яростным огнем взгляд. — Поможете, Хуань-гэ? — ехидно протянул Вэй Ин, словно бы не замечая, как до звона напрягся от его слов Лань Чжань. И когда старший брат послушно шагнул к ним, нагло ухмыльнулся, подначивая еще больше. — Или уже можно на ты? А ты тот еще извращенец, хотя тут, походу, людей со здоровой психикой не присутствует. — Люди со здоровой психикой, — с вежливой улыбкой заметил Лань Хуань, наклоняясь к дивану и легким движением выдвигая вперед сиденье, на котором лежало двое парней, превращая дизайнерскую мебель в удобный траходром два на два, — просто лучше прочих прячут свои… потребности. — А ваша потребность? — словно между делом спросил Вэй Ин, поддерживая праздный тон старшего Лань и одновременно расстегивая ширинку на штанах Цзян Чэна, спрятавшего лицо за сгибом локтя. — Твоя. Сейчас. — Секс, — даже немного удивленно ответил Лань Хуань и благожелательно пояснил, — у меня его уже недели две не было. — А с братом? — Вэй Ин на мгновение замер, стянув черные джинсы до колен, отстраненно замечая, что Чэнчэн похудел еще сильнее, и тут же прикидывая, сколько они в Пекине и когда первый раз увиделись с Лань Чжанем. — Два месяца, — с легким смешком ответил Лань Хуань, подтверждая мысленный подсчет Вэй Ина, и, осторожно присаживаясь рядом, словно ожидая, что его вот-вот прогонят, добавил, — вскоре после вашего знакомства А-Чжань стал меня избегать. — Тогда понятно, — хрипло рассмеялся Вэй Ин, невольно облизывая пересохшие губы, и медленно, почти нежно погладил стояк Чэнчэна, теперь, избавленный от узких джинс, так откровенно выпирающий. — Вэй Ин, — наконец прозвучал сдавленный, севший голос Лань Чжаня, все так же застывшего на прежнем месте. — Я, я все еще Вэй Ин, и там на крыше был я, и здесь тоже я. Понимаешь? Невозмутимо, по крайней мере — изо всех сил стараясь выглядеть именно таким, хотя внутри все распирало и корежило, и он сам не знал от чего точно, а потому и не собирался останавливаться, Вэй Ин поднял взгляд. Лань Чжань был бледен, но при этом казался полным темной ярости. Его совершенно черный взгляд покрасневших глаз пронизывал насквозь. Его, только его. — Даже теперь молчишь, — криво усмехнулся Вэй Ин и отвел взгляд. — Знаешь, от проблем не всегда получается убегать. Иногда приходится разворачиваться и идти в лобовую. Ты же не планировал прожить долго и счастливо с собственным братом? И о его любовниках, получается, знал. И ничего не делал. Сбегал. И от меня сбегал. Голос почти не дрожал. Только губы отчаянно сохли, и он беспрестанно их облизывал. А сам в это время раздевал брата, раздвигал его ноги и устраивался перед ним, такими привычными движениями оглаживая чужой член, точно зная как надо, чтобы тот дернулся и сквозь стиснутые зубы застонал, точно зная, в какой момент нужно быть грубым, а в какой — нежным. Где-то на краю сознания было опасение, что у него просто не встанет. Слишком сильное напряжение. Слишком внезапное и яркое осознание того, что он дальше так не может. Жить, беспрестанно следя за братом, который, казалось, от всего этого лишь сильнее съезжал с катушек, забивать на все, на собственные мечты и цели, на чувства, на боль, раздирающую душу — дальше так не могло продолжаться. Но его член уже бодро вдавливался в ширинку, требуя секса и зрелищ. — Какой послушный, — насмешливо фыркнул Вэй Ин, перетягивая зад Цзян Чэна к себе на колени. Тот уже не только не сопротивлялся, но и подавался ему навстречу, а на головке члена выступила блестящая капля предсемени. Вэй Ин щелкнул пальцами по нежному навершию, и Цзян Чэн дернулся, с шумом втянув воздух сквозь стиснутые зубы. И вскрикнул, когда Вэй Ин с силой провел ногтем вдоль всего ствола. — Больно? Ты же хочешь, чтобы было больно. Ты спокоен, только когда тебе больно, да? — он проговаривал вслух то, что боялся сказать последний год, когда, понимая, что брату требуется уже профессиональная помощь, так же и понимал, что не может ничего сделать. Ни уговорить, ни убедить, ни заставить силой. — Тебе все кажется, что должно быть больно. Тебе достаточно больно?! Он сдавил в горсти яйца, оттягивая их так, что Цзян Чэн вскрикнул и выгнулся. — Да! — закричал парень, сгибаясь и пытаясь свести ноги вместе, но сидевший меж ними Вэй Ин мешал. — Да сделай уже хоть что-то! Черные глаза Цзян Чэна сверкнули грозой, когда он все-таки отнял руку с лица и взглянул на брата, но в следующее мгновение испуганно распахнулись. И прежде чем Вэй Ин смог понять в чем дело, его с силой дернуло прочь, спиной вжимая в чужую грудь. — Ты правда этого хочешь? — яростно прошипел ему на ухо Лань Чжань, вцепляясь в его волосы и заставляя откинуть голову назад. Внутри что-то взорвалось, словно шальная искра залетела в бензобак, и плеснуло по глазам адреналином так, что Вэй Ин, чувствуя, как сердце грохочет отбойным молотком сразу во всем теле, смог лишь попытаться сделать вдох. Если до этого он думал, что его тормоза сорвало, сейчас оказалось — что то был лишь контролируемый занос. В этот момент он перестал контролировать что бы то ни было! — Я хочу тебя! — хрипло воскликнул он, когда его сжали еще сильнее, требуя ответа. — Хочу тебя, но какая, нахуй, разница, когда все так сложно?! Чужой рот с силой впился в изгиб его шеи, опаляя нервы, и он вдруг подумал, что, наверное, именно за этим чувством гонялся Цзян Чэн — острая, беспощадная боль, разом обнажающая все нутро, и чувство полной беспомощности, делающее любые попытки сопротивления бесполезными. В жизни всегда найдется то, что можно только принять и постараться пережить. Зубы оставили в покое его горящую огнем кожу — кажется, что-то теплое и густое потекло по шее, но заметавшиеся по нему поцелуи перекрыли все прочие ощущения. Лань Чжань целовал его беспорядочно, жадно и слишком быстро, словно пытался наверстать все прошедшее впустую время. Вэй Ин обмяк, чувствуя, как в глазах саднит, как спирает грудь желанием закричать, как хочется вжаться еще сильнее в этого человека — но сильнее больше некуда, его и так сжимают объятиями настолько крепко, что он вот-вот задохнется. Лань Чжань, подхватив рукой за подбородок, заставил повернуться к себе, неудобно выворачивая шею, но стало плевать на удобства, когда его ртом завладели жадно и страстно. И отвечал он так же. — Тебя он никогда так не целовал, да, Чэнчэн? — протянул откуда-то из другого измерения вежливый голос с плохо скрываемой насмешкой. — Заткнись, — огрызнулся другой, — можно подумать, тебя так цело… Раздраженные слова внезапно оборвались на середине, но сквозившая в них злость осталась звенеть в воздухе, заставляя обратить на себя внимание. Или это легкие так загорелись от нехватки кислорода, запуская под закрытыми веками снопы фейерверков, но Вэй Ин наконец вырвался из этого неумолимого поцелуя. Цзян Чэн целовался с Лань Хуанем. Или вернее было сказать, это старший Лань целовал несопротивляющегося Цзян Чэна. Тот неудобно выгнулся, опираясь одной рукой на диван и откинув голову назад, второй беспомощно пытался ухватиться то за плечо, то за шею, но было неудобно, и в конце концов Хуань перехватил эту руку, удерживая парня на весу. Вынуждая отдаться этому поцелую безоговорочно, без малейшего шанса отказаться. И Цзян Чэн послушно подставил рот, позволяя Хуаню вылизывать себя. Ему явно было трудно дышать, и он перехватывал короткие глотки воздуха, но даже так он не просил пощады, отдавал все, что у него могли взять. Лань Хуань вдруг поднял взгляд, не отрываясь от чужих губ, и посмотрел сначала на Вэй Ина, завороженно уставившегося на это действо, а потом на своего младшего брата. И Вэй Ин невольно повернул голову следом. Но Лань Чжань безотрывно глядел только на него и, едва встретился глазами, снова склонился к его шее, просто вдыхая воздух с его кожи. В глазах Лань Хуаня промелькнуло что-то… что-то вроде смирения, или грусти, или… Но Хуань тут же отвел взгляд, стоило только Вэй Ину повернуться к нему обратно. А потом стало не до анализирования поведения других — ладонь властно накрыла его пах, решительно проскользнув в расстегнутую ширинку, и с силой сжала, потянув вверх, вынуждая приподняться следом и шире расставить ноги. Пальцы протиснулись еще ниже, собрали в горсть поджимающуюся мошонку и принялись перекатывать яички сквозь слой ткани и нежной кожи. Вторая рука потянула с него джинсы, и Вэй Ин неловко переступил коленями, в попытке помочь снять с себя штаны, но повалился вперед, едва успевая выставить руки, чтобы не ткнуться носом в пах брата. И застонал, неожиданно громко и очень тонко, когда от падения рука на его яйцах сжалась сильнее, рассылая острые вспышки болезненного удовольствия по всему телу. Цзян Чэна словно ударило этим звуком, и он резко выпутался из объятий Лань Хуаня, уложившего его к себе на плечо и ласкающего его соски с такой силой, что они набухли и покраснели. Вэй Ин невольно потянулся к нему, едва понимая, что делает, но видя растерянное и испуганное лицо брата — желал лишь защитить и утешить. А Цзян Чэн смотрел на него так, словно видел впервые в жизни. Неужели он так ужасен теперь в его глазах? Но размышлять дальше не позволила все та же рука, стянувшая джинсы вместе с трусами до колен и ухватившая его член. Длинные пальцы двигались уверенно, так уверенно, словно были созданы для этого действа и повторяли его каждый день — обхватить пульсирующий ствол у основания и, дойдя до головки, сжать посильнее, огладить ее большим пальцем, продавливая подушечку прямо в устье, а затем нежно размазать каплю выступившего предсемени. И Вэй Ин застонал снова, подаваясь бедрами назад и ощущая только пронизавшее все тело тянущее возбуждение. Еще. Ему нужно еще этих рук. Этой ласки. Он сдался, склоняя голову, не в силах контролировать собственное тело, дрожащее в желании большего. Плевать. Плевать, что думает сейчас Цзян Чэн. Плевать, как он выглядит. Лишь бы Лань Чжань не останавливался. Укус обжег поясницу, и одновременно с этим вторая рука скользнула между его ягодиц. Вэй Ин покорно выгнулся в ответ, разводя бедра, и только стиснул зубы, думая о том, что без смазки, без подготовки — не то чтобы он готовился в прошлый раз — и без какой-либо возможности управлять ситуацией. Он хотел, он так хотел, чтобы Лань Чжань сейчас его взял. Жестко и безумно, как тогда, или грубо и беспощадно, как он того заслуживал сейчас. Но Лань Чжань, прижавшийся грудью к его спине, лишь медленно и нежно гладил его, так нежно, что от этого хотелось взвыть и разрыдаться. — Смазка, — раздался спокойный голос над их головами, и Вэй Ин невольно поднял глаза, пытаясь сморгнуть неожиданную влагу, застившую взгляд, и рассмотреть Хуаня, что-то бросившего рядом с ним. А в следующее мгновение Цзян Чэн его поцеловал, сбивчиво зашептав что-то прямо в губы, и он больше догадался, чем услышал: «А-Ин». Так брат называл его всего лишь пару раз в жизни: после суда над управляющим детского дома, из которого его забрала чета Цзян, и маленького Вэй Ина колотило в сухой истерике, он никак не мог согнать с лица судорожную улыбку, от которой уже болела челюсть. Тогда Чэнчэн, младше его на год, и Яньли, ненамного старше их обоих, обнимали его на заднем сидении машины, пока они ехали домой. В его новый дом. И только зайдя внутрь, он смог разрыдаться, выпуская из себя все страхи и ужасы собственного детства. Тогда ему казалось, что этот многоголосый шепот, звучавший над его головой и повторяющий: «А-Ин», четыре пары рук, обнимающие со всех сторон — будут с ним всю жизнь. А потом они вдвоем с братом стояли в крематории, пока горели тела их родителей, и Цзян Чэн, сдавленно рыдая на его плече, снова говорил дрожащим голосом сквозь слезы: «А-Ин», цепляясь за него, как за последнее свое спасение. Тогда он его смог спасти. Смог ли? — Не думай, — пробормотал Цзян Чэн прямо в его губы, неловко прикусывая и облизывая нижнюю, словно боялся поцеловать по-нормальному. Он вообще никогда первым не целовал его, Вэй Ин всегда делал это сам. — Не думай, что я такой слабак. Не думай, что я не смогу без тебя. Слышишь? Ты меня слышишь?! Вэй Ин дернулся, попытался было что-то ответить, но задохнулся словами, когда в него сзади резко толкнулся палец. И только и смог, что беспомощно простонать в чужой рот, чувствуя, как Лань Чжань крутит кистью, ввинчиваясь через сопротивление мышцы глубже. А потом Лань Чжань, обхватив его рукой поперек груди, потянул вверх, прижимая к себе спиной. — Займитесь лучше делом, — с вежливой улыбкой Хуань вдруг надавил Цзян Чэну на голову, заставляя его нагнуться. — А я займусь вами. Цзян Чэн сдавленно зашипел, но в этот момент его рот оказался прямо напротив члена Вэй Ина. И Вэй Ин невольно фыркнул, смотря как стремительно краснеет брат. Но тот, дернувшись от этого звука как от хлыста, тут же открыл рот и решительно обхватил губами головку. Это оказалось так просто. Послать все на хер и забыться, утонуть в ощущениях. Цзян Чэн больше не возмущался и не ругался, прилежно обсасывая член брата, в такт его стонам. Лань Хуань, стянув с себя кофту и расстегнув пуговицу на брюках, чтобы не давили на выпирающий бугор, уселся за ним и осторожно готовил, разминая анус. И Цзян Чэн легко ему поддавался, прогибаясь в спине, расставляя пошире ноги и сдавленно постанывая прямо в головку у себя во рту, словно в гребаный микрофон. А внутри Вэй Ина легко скользили три пальца, уже не столько растягивая, сколько лаская, заставляя стонать, плавиться в объятиях, умирать от сладостных поцелуев, расходящихся кругами по его плечам и шее. Вэй Ин беспомощно поворачивался следом за Лань Чжанем, сжимая ладонь на голове брата каждый раз, как ему в губы доставался еще один поцелуй, мягкий, тягучий, обволакивающий его. И от этого сбивало стрелку с позиции «контроль», зажигая мигающий знак «отказ системы». А ещё ладонь, горячая, с шершавыми подушечками пальцев оглаживала грудь и раз за разом защипывала соски, уже припухшие и ставшие до боли чувствительными. — Сто-ой, — простонал Вэй Ин, переждав еще одну яркую вспышку удовольствия, которая грозила перейти в заключающую стадию. — Я уже не… не могу… Цзян Чэн уже беспрестанно стонал, едва удерживая его член во рту, и изо всех сил вихлял задницей, выпрашивая больше внимания. Вэй Ин еще не видел его таким — откровенно похотливым, развязным. Для Вэй Ина вообще было загадкой, как Чэнчэн лег под него… Нахальный, агрессивный, тот скорее представлялся в отношениях с другим парнем активом, если вообще представлялся, но Судьба повернула его другой стороной — в ту первую их ночь… А потом обсудить этот вопрос не довелось: когда дело доходило до секса — становилось резко не до разговоров, после же они старательно замалчивали происходящее. Пальцы скользнули внутри как-то особо напористо, и Вэй Ин содрогнулся, зависая на самой грани оргазма, но властная ладонь оборвала подступающее удовольствие, с силой передавив член у основания, вырывая его изо рта Цзян Чэна с громким хлюпающим звуком. Тот от неожиданности отшатнулся, и Вэй Ин даже успел мысленно поблагодарить Небо за то, что брат не сжал зубы. Но остальные мысли газанули прочь, едва Лань Чжань убрал руки. — Ты хотел его трахнуть, — хрипло выговорил ему Лань Чжань на ухо, и в этом голосе отчетливо прозвучали злые, звенящие нотки. — Последний раз. Последний раз, если ты хочешь быть со мной. — А ты? — таким же хриплым голосом переспросил его Вэй Ин, отстраненно наблюдая, как Хуань помогает Цзян Чэну развернуться и встать на коленки, задом к ним, в то время как Лань Чжань раскатывал по его члену силиконовое кольцо. — А ты хочешь быть со мной? А ты последний раз трахаешь кого-то другого? Лань Чжань натягивал ему презерватив, чтобы он засадил своему брату. Охуеть. Это было возмутительно, порочно так, что, вероятно, их выгонят даже из ада, но на это было откровенно положить. Ещё пару дней назад он не знал, как развязать этот Гордиев узел, но похоже Лань Чжань был и сам горазд рубить сплеча — и сразу к чертовой матери. И, прежде чем отпустить Вэй Ина, Лань Чжань впился в его многострадальную шею, оставляя еще один засос. Завтра наверняка он будет похож на жертву беззубого вампира, который если не надкусает, то обсосет. А потом ему по ягодице прилетел смачный шлепок, отправивший его прямиком на подготовленную задницу брата. Где-то в этот момент, определенно, сдохла пара демонов, чисто от зависти! Цзян Чэн застонал, припадая на локти, и Вэй Ин замер, держась за его бедра, пытаясь отдышаться и дожидаясь, пока с него стащат штаны, все еще болтающиеся на щиколотках, вместе с кедами. А потом оглянулся назад. И замер еще раз, наткнувшись на тяжелый, горящий взгляд. Все пожары мира, казалось бы, поселились сейчас в этих темных глазах на все еще невозмутимом лице! И такой контраст дразнился, подначивал, прося сделать что-то, чтобы пламя взгляда проступило сквозь ледяной лик. Но затем Лань Чжань сдернул с себя белую футболку и медленно потянул вниз резинку спортивных штанов, демонстрируя стояк, натянувший донельзя ткань трусов, и все внутренности свело от напряжения, потому что Вэй Ин знал, какой там член, под белой тканью, и как на нем сладко. Цзян Чэн застонал под ним, и Вэй Ин повернулся обратно к нему, успокаивающе огладив поясницу. А потом Лань Чжань навалился сзади, просовывая руку меж их тел и направляя Вэй Ина прямиком в растянутую дырочку брата, и толкаясь в его бедра так, что членом вжался в ложбинку меж ягодиц, заставил войти. Вэй Ин выгнулся и застонал, когда узкое, влажное от смазки нутро обхватило его напряженное естество. Горячее удовольствие полыхнуло по глазам, и оставалось лишь сжать челюсть и пытаться сосредоточиться на дыхании, чтобы не спустить после первого же проникновения. Слишком нелепый конец для такой пафосной завязки! — Я никого, — выдохнул ему Лань Чжань на ухо, одновременно вжимаясь бедрами еще и заставляя проникнуть глубже. Вэй Ин простонал в ответ сквозь стиснутые зубы, эхом повторяя стон Цзян Чэна. — Никого, кроме тебя, — еще толчок, — сегодня не собираюсь трахать! — и новый стон. — И никогда… больше! Вэй Ин всхлипнул, жмуря глаза и слыша, как тяжело дышит брат под ним. — По… дожди-и… подожди… я сейчас… — он с трудом мог выговорить слова, чувствуя, как содрогается предоргазменными спазмами Цзян Чэн, сладко сжимая его член внутри себя. Еще мгновение — и он кончит! Но его бедра дернули назад, заставляя почти полностью выйти из брата, и Вэй Ин почувствовал, как к его собственному растянутому анусу прижимается широкая головка. И потом толкается внутрь. Резко, сильно, грубо. Больно. А еще очень, очень горячо, настолько опаляюще горячо, что дыхание сбивается ко всем чертям, путаясь в горле и отчего-то стреляя в голову, и он стонет, громко, совершенно несдержанно, стонет, согнувшись и уткнувшись меж острых лопаток Цзян Чэна. А потом Цзян Чэн тоже стонет, когда Лань Чжань размашисто загоняет себя — и Вэй Ина — глубже. И все сливается в легкой, ритмичной качке, позволившей возбуждению не схлынуть, но улечься в ожидании следующего пика, давая время, чтобы расслабиться и привыкнуть. Привыкнуть к движению такого большого члена внутри себя. И насладиться отзывчивостью Цзян Чэна, тихо стонавшего от неглубоких толчков, ритмично подмахивающего ему. Цзян Чэн был чувствительным и мягким в такие моменты. О, не сразу! Первые разы Вэй Ин дожимал его пальцами, приучая к тому, чтобы брат расслаблялся, чтобы чувствовал не только пустоту в сердце и боль в теле, но и то, что даёт ему собственная плоть. Цзян Чэн был нежным в постели, откровенным для того, кто готов был слушать. Может быть, поэтому Вэй Ин тогда не смог остановиться. Потому что вне секса брат становился колючим и жестким, огрызаясь и язвя на самые простые слова. А ему тоже хотелось тепла от близкого человека. Ему тоже было холодно и одиноко после смерти родителей. Цзян Чэн окончательно размяк, расползаясь безвольной массой под ним, укладываясь грудью на диван, лицом утыкаясь в голое бедро Лань Хуаня, успевшего как-то незаметно раздеться и подсесть обратно, лениво оглаживая собственный стоящий член. — Ну же, Чэнчэн, скажи мне, — зашептал Вэй Ин, немного приходя в себя и чувствуя, как к нему прижимается Лань Чжань, почти переставший двигаться, словно давая ему возможность прислушаться к брату. — Так хорошо? Ты доволен? Или ты хочешь жёстче? Дай мне слышать тебя!  Он резко поддал бедрами, срываясь с члена Лань Чжаня и рывком входя в застонавшего Цзян Чэна. И сам едва не застонал, потому что Лань Чжань, явно недовольный своеволием, с не меньшей резкостью вошел в него следом. — Жестче, блядь, — выдохнул Цзян Чэн в ответ, когда смог восстановить дыхание, — или твой Лань-мать-его-Чжань превратил тебя в сопливую сучку? — Ах ты ж, — Вэй Ин завёлся с пол-оборота, провел рукой по потной спине до стриженых волос, вцепился в затылок и заставил задрать голову, — жестче? Он снова резко качнулся, входя в судорожно сжавшееся нутро, и застонал, когда, подавшись назад, глубже насадился на член Лань Чжаня. И перестал жалеть и себя, и брата, размашисто задвигав бедрами, входя теперь на максималку, шлепая по влажной от смазки коже. И с такой же силой натягиваясь на толстый член замершего за его спиной Лань Чжаня. Цзян Чэн зашипел и сдавленно заругался, но у него все еще были силы ругаться, а Вэй Ин чувствовал, как подступающий оргазм уже шпарит по глазам, как чужие руки сдавливают его бедра, направляя движение каждый раз так, чтобы член внутри него точно попадал по простате, обжигая удовольствием, от которого откровенно потряхивало и силы оставались только на то, чтобы глухо стонать сквозь стиснутые зубы. Вэй Ин дёрнул кулаком, все еще сжимая брата за волосы, вынуждая Цзян Чэна поднять голову, и направил его к паху Лань Хуаня. На мгновение встретился со старшим братом взглядом и тот, понимающе улыбнувшись, чуть передвинулся, позволяя насадить Цзян Чэна ртом на его член. Цзян Чэн все-таки кончил первым. И Вэй Ин бы засмеялся, припомнив тому брошенную в запале «сучку», но захлебнулся стонами, потому что когда Чэнчэн, обессиленный оргазмом, соскользнул с него и ткнулся носом в пах Хуаня, Лань Чжань перестал себя сдерживать. И Вэй Ину осталось только беспомощно стонать, выгибаясь в крепких объятиях, прижимаясь плечами к судорожно дышащей груди и до боли заводя руки за голову, пытаясь ухватиться хоть за что-то, чтобы совсем не упасть, просто подставив свой зад беспощадной качке. — Смотри, Чэнчэн, ты видел когда-нибудь брата таким? — сквозь туман в голове донесся до Вэй Ина шепот Хуаня, который ласково поглаживал Цзян Чэна, лежащего на его бедре, по голове, а потом резким рывком за волосы развернул его лицом к трахающимся. — Он красивый, твой брат, такой яркий, горячий, просто чистый секс… Ты хочешь его? Ты же хотел его все это время, так хотел, что был готов сделать с собой что угодно, лишь бы получить. И я понимаю… — Хуань, — рыча, оборвал эти рассуждения Лань Чжань, прижимая Вэй Ина к себе еще ближе и не прекращая вбиваться в него. — Я же его не трогаю, — сощурился в ласковой улыбке Лань Хуань, вновь принимаясь поглаживать Цзян Чэна рукой по голове, а второй аккуратно, но жестко придерживая за подбородок, вынуждая смотреть прямо на бессильно стонущего Вэй Ина. — В конце концов, мне последний раз вовсе не достался. И я хотел сказать, что понимаю, почему ты в него, такого яркого и красивого, влюбился… И Вэй Ина этими словами накрыло жестче, чем всем произошедшим до того. Он выгнулся до хруста в спине, забившись в тесных объятиях, отчаянно застонав, нет, срываясь в пронзительный крик, когда оглушительный оргазм вышиб из него сразу все: сперму, сознание и, кажется, даже душу. На какое-то время все вокруг затихло и погасло, и Вэй Ин лишь чувствовал вкус надсадно стучащего пульса на языке, слышал легкими собственные хриплые, жалобные постанывания, и смотрел, как в этой темноте тягуче и плавно, словно кто-то замедлил происходящее вокруг него, выдыхается углекислый газ рваным паром, постепенно растворяясь в воздухе. — Вэй Ин, Вэй Ин, — шептал глубокий, полный нежности голос, прямо ему на ухо, но почему-то этот звук ощущался нервной дрожью где-то в основании позвоночника, там, где все еще распирало и сладко давило, хотя, кажется, его тело должно было совсем опустеть. Потом резко, словно по щелчку тумблера, проступил мир вокруг, и все органы чувств вернулись по своим местам. Ну или почти все, потому что голова все еще кружилась. Но он хотя бы смог осознать, что сидит в объятиях Лань Чжаня, на его коленях. И с его все еще стоявшим членом в заднице. Лань Чжань коротко, невесомо целовал его, нежа в своих объятиях, дотрагиваясь до кожи мягкими губами, шепча его имя. Давая время на то, чтобы прийти в себя. — Вытаскивать не собираешься? — попытался засмеяться Вэй Ин, но не смог и поерзать толком. Вслед за отступившим оргазмом накатывала томная, сладкая вялость. — Мгм, — на висок опустился ещё один мягкий поцелуй, — нравится. В тебе… — едва слышно прошептал Лань Чжань, и даже не двинул бедрами, просто чуть напрягся, давая прочувствовать себя. Тихо выдохнув от неожиданности и какого-то уязвимого наслаждения, Вэй Ин завел руку за голову, хватаясь за его шею и утыкаясь лбом в свой согнутый локоть, позволяя себе обмякнуть в надежных объятиях. Позволяя какой-то доверчивой слабости заполнить свое тело. И какое-то время просто слушал чужое теплое дыхание, щекочущее затылок. — Вэй Ин, — на грани слышимости снова прошептал Лань Чжань, и тихий, звучащий только для него стон разогнал стаи мурашек по коже. А потом Лань Чжань медленно приподнял его бедра, сильно, но бережно сжимая их руками, и, не позволяя самой головке выйти из ставшего таким мягким, податливым ануса, так же медленно опустил обратно. И снова едва слышно застонал, и Вэй Ина пробрало этим вибрирующим звуком вдоль всего хребта, заставляя сжаться и обхватить тугими стенками дернувшийся член. И Вэй Ин на какое-то время просто позволил медленно поднимать и насаживать себя обратно, склонив голову и упираясь руками в кровать перед собой, не в силах даже привставать вслед за движением, просто наслаждаясь рваным неровным дыханием за своей спиной и открывшимся ему зрелищем меж собственных бедер. А оно, стоит заметить, было умопомрачительным даже при том, что его опавший, мягкий член лишь беспомощно болтался, качая влажной сморщенной головкой. Но дальше, виднеясь под опустевшими яйцами, медленно двигался толстый, ставший бордовым от прилившей крови и напряжения ствол. Он кусал губы и старался не стонать от слишком ярких ощущений, слишком сильных — для опаленного едва отступившим оргазмом тела. Но простата явно была не в курсе рефракторного периода, разгоняя по позвоночнику новую порцию наслаждения. И вскоре оставаться безучастным стало физически тяжело, возбуждение, не находя привычного проявления, давило на мозги, разгоняя кровь по телу. Осторожно качнувшись в такт движению, утягивающему его вниз, Вэй Ин выпрямился, усаживаясь на чужих бедрах, и, напрягая еще немного подрагивающие ноги, попробовал приподняться сам, упираясь одной рукой в колено Лань Чжаня под собой. Вторую руку он завел назад, медленно, чтобы его маневр был точно замечен, проведя вдоль собственного позвоночника, по копчику и ниже. И бесстыже огладил анус, растянутый на толстом горячем члене, прошелся пальцами по стволу, ощущая выпуклый край тонкой резинки, огладил самыми кончиками. Лань Чжань сжал его бедра и резко потянул вниз, насаживая до самого основания. Вэй Ин рвано выдохнул и закусил губу, чувствуя, как внутри него пульсирует, едва ли не вибрирует от напряжения чужой член — так плотно он сжался вокруг него. И, затаив дыхание, снова медленно стал подниматься, скользкими от избытка смазки пальцами принявшись оглаживать длину, выходящую из него. — Вэй Ин… — М? — невнятно промычал он, сосредоточившись на том, чтобы, вывернув кисть, попытаться обхватить член покрепче. — Не делай так… — Хм. Воспринимать как угрозу? — Предупреждение. — Я просто убедиться, — невинным тоном протянул он в ответ, а потом задумчиво добавил, — знаешь, ты такой большой. Я в прошлый раз думал, что ты меня реально порвёшь. — И? — А сейчас думаю, — он собрал избыток смазки подушечками пальцев и провёл ими по натянутому краю сфинктера, — смогу я принять больше или нет. И он выгнулся в спине, отставляя зад сильнее, и, задерживая дыхание, вдавился большим пальцем ровно посередине, прямо под копчиком. Из горла Лань Чжаня вырвалось даже не слово, а какой-то задушенный хрип с оттенком плохо различимого «блядь», потому что палец вошел, и теперь Вэй Ин провел им по члену внутри собственного тела. — Чувствуешь? — хрипло спросил Вэй Ин, словно можно было не почувствовать, как стенки заднего прохода напрягаются, сдавливая все, что есть внутри него — и палец, и член. — О-ох! Лань Чжань перехватил его руку, заставляя прерваться, резко сдернул с себя и повалил на диван спиной, придавливая сверху. — А говорил, вытаскивать не собираешься! — задушенно засмеялся Вэй Ин, ужом выкручиваясь из неудобного положения. — Пришел в себя? — Ванцзи навалился на него всем телом, оказавшись неожиданно тяжелым даже для своей комплекции. Дыхание резко сдавило и Вэй Ин почувствовал, как он пытается продавить диван собой — на пути к полу. Лань Чжань протиснул между его ног колено, потом второе, заставляя Вэй Ина раскрыться, развести ноги. — Я-то да, но ты, походу, вышел, — посмеяться над собственным каламбуром не получилось, потому что ноги так же резко оказались подхвачены под коленями и вздернуты кверху. Вэй Ин попробовал вывернуться из настолько откровенной позы, заставлявшей раскрытую всем ветрам промежность задираться кверху, словно услужливо подставленное гнездо под ключ зажигания, вот только его стартер все еще не пришел в себя. Но Лань Чжань, не обращая внимания на барахлящую систему, примял торсом его ноги, сгибая чуть ли не пополам, приставил головку к растянутому, блестевшему от смазки входу и плавно вдавился бедрами, начиная движение на холостом ходу. Сразу до конца, заставляя вздрогнуть под собой и выплюнуть вместе с остатками кислорода из легких короткое «ахбля». — Принять больше? — Лань Чжань вышел до половины и снова поддал, отчего Вэй Ина протащило вверх. — Блядь, ты резкий! — смог задушенно вскрикнуть он, лишь когда его, распластанного и загнутого дугой, с десяток раз надело так, что тело, такое слабое и все еще не вернувшееся в норму, щедро сыпануло обжигающими искрами по позвонкам. Вэй Ин только уперся ему в плечи, пытаясь столкнуть с себя, чтобы хотя бы вздохнуть, как его руки оказались пойманы за запястья и безжалостно заведены наверх. — Тебе же нравится, да? — вдруг прошептал ему в самое ухо Чэнчэн, и сильнее сжал его руки, натягивая так, что Вэй Ин выгнулся от напряжения, часто задышав, но захлебнулся очередным толчком, — всегда чувствовал, что тебя нихуя не прет на мне. Но даже не думал, что ты можешь… вот так! Надо было все-таки самому трахнуть тебя. — Ты!.. На-а… хуя… мм-м… — Вэй Ин почти не мог говорить, только выдыхать или придушенно стонать, но в том, что у Лань Чжаня сорвало винты — винить, кроме себя самого, было некого. — А мне нравилось, понял? Мне, блядь, просто понравилось, когда ты меня трахал! Но я знал, что тебе… — сбившийся, какой-то сдавленный, то ли злой, то ли обиженный шепот перекрыло стоном Вэй Ина, когда внутри полыхнуло острым удовольствием и отдало прямо в член, заставляя мягкую плоть взволнованно дернуться, и Цзян Чэн следом буквально зашипел, — и что соскочишь, тоже знал! Ты никогда не хотел меня… — Тогда… зачем тогда… ты… — Вэй Ин вздрогнул, забился, вырываясь, пытаясь вытащить руки из захвата, и чувствуя, как Лань Чжань, на мгновение замерев, потянул его к себе ближе, но брат лишь сильнее дернул его руки, выворачивая до боли, — Чэнчэн! Какого… хера! Ты! — Тебе не хватило одного раза? — сбоку раздался мягкий, спокойный голос старшего из братьев Лань. В волосы Цзян Чэна вплелись длинные, обманчиво нежные пальцы Хуаня, но вместо одобрительной ласки резко сжались, потянув назад, — мне кажется, кому-то просто заходит жёсткий секс. Умиротворенные, размеренные слова вдруг прервал звук звонкого шлепка, и следом — тонкий вскрик Цзян Чэна. Вэй Ин вздрогнул и попытался вывернуться, но Лань Чжань с силой подался к нему всем телом, буквально пришпиливая собственным членом к диванным подушкам. И замер, прижавшись на мгновение губами к виску, а потом уткнувшись носом в его ушко. И Вэй Ин тоже замер, слыша горячее, тяжелое дыхание, рвано дрожащее на выдохе, едва не срывающееся в стоны, и уже почти не обратил внимания на прозвучавшие где-то в стороне слова. — Не могу сказать, что меня это не устраивает. Ещё? Рот открой, — мягкость в голосе неожиданно сменилась властностью, — шире. Язык. Я найду твоему рту лучшее применение, нежели пустой трёп. Вот так… послушный мальчик. — Вэй Ин, — осторожно позвал его Лань Чжань, попытавшись приподняться, но Вэй Ин в ответ обнял одной рукой, прижимаясь еще крепче, а другой провел по его лбу, стирая выступившие капли пота. — Я здесь. Я с тобой, — он посмотрел на свою Снежную Королеву из-под прикрытых век, медленно выдыхая, заставляя расслабиться свое напряженное тело, — давай только помедленнее, я никуда не денусь… Слышишь? — Мгм, — Лань Чжань прижался к его губам не столько целуя, сколько ловя тихие выдохи. — Медленнее. И, как и обещал, осторожно качнулся, выходя из него плавно, почти ласково, и подаваясь обратно. Судорожно выдохнул, и Вэй Ин закинул ноги ему на поясницу, пытаясь двинуться навстречу, смотря на него такого, напряженного, целиком и полностью устремленного к нему, к нему одному, во все глаза. — Даже если где-то в начале, — звучал тем временем размеренный голос Хуаня, перемежаемый влажными чмокающими звуками и глухими стонами Цзян Чэна, — это был просто шок, реакция на горе… Глубже! Дыши! Теперь сглатывай. Молодец… Я тоже пытался заполнить пустоту после потери родителей… пытался сбежать от страха потерять брата. Думал, что виноват, что это я должен был… не он. Тише, тише, не торопись… Голос на мгновение замолчал, и какое-то время слышалось только тяжелое дыхание так близко находящихся друг к другу людей. И Вэй Ин наконец нашел в себе силы полностью расслабиться, перестать думать, отдаться мягкой, размеренной качке, обмякая под Лань Чжанем, тихо застонав, чувствуя, как скрученная пружина нервного напряжения внутри него медленно расходится, и, видимо, выпирает прямо в член, уже бодро поднявший головку. — Тебе ведь нравится так, — снова зазвучал лишь немного сбившийся голос Хуаня, и Вэй Ин невольно повернул голову, находя глазами говорившего. И своего брата. Цзян Чэн полулежал, опираясь на локти и прогибаясь в спине, заглатывая член Хуаня так глубоко, что носом упирался ему в пах. И на каждом судорожном вдохе дергался, но то ли властная рука на его затылке не позволяла отстраниться, то ли сам не хотел, послушно выполняя все, что ему говорили. Медленно выпустить, показывая, как толстый ствол выходит из растянувшихся губ, оставить во рту только головку и старательно обсосать ее. И снова заглотнуть. Глубже. Еще глубже, перебарывая сопротивление собственного организма, так глубоко, что видно было, как его горло раздувается, как проступают тонкие хрящики, натягивается кожа, и судорожно движется кадык вверх-вниз, когда твердая плоть продвигается дальше. — Дыши, дыши. Устал? Еще немного, — заботливо указывал ему Хуань, и Цзян Чэн делал вдох, а потом снова стонал, прикрывая глаза, и старший Лань тяжело сглатывал, но все равно продолжал говорить спокойным размеренным голосом, только паузы между фразами становились чуть длиннее. — Удивительно, твой брат хотел… лишь разобраться со своими чувствами, а потянул за собой… такой запутанный клубок. Я ведь тоже… Думал, что делаю это только… ради брата. А оказывается, что это он. Ради меня. Теперь на живот. Лицом вниз. Руки на задницу… разведи. И сквозь пелену мягкого, окутывающего его наслаждения от нежных, размеренных, плавных движений Лань Чжаня, Вэй Ин увидел, как Цзян Чэн с готовностью разворачивается, оказываясь почти перед его лицом — но Хуань, вцепившись в его волосы, заставил немного отвернуться, уложив валетом к брату. И одобрительно похлопал по послушно подставленной заднице. Цзян Чэн прогибался в спине, разводя руками свои ягодицы, и старший Лань улыбнулся почти нежно, проводя пальцами по открывшейся ему прогалине, пока одной рукой надевал на себя презерватив. — Но мне просто нравится секс. Я могу трахаться с любым. Просто я думал, что брат без меня не сможет, — продолжил рассказывать Хуань, и Вэй Ин почувствовал, как Лань Чжань резко качнулся, с силой вжимаясь в него, утыкаясь лбом ему в шею, будто пытаясь скрыться от откровенных слов. И Вэй Ин его обнял, желая спрятать от всего, утопить в себе, но старший Лань вдруг поднял на него взгляд, — Вэй Ин. Посмотри. Посмотри, как Чэнчэну это нравится. И Хуань, все с той же легкой, изящной улыбкой на красивых, почти таких же красивых, как у своего младшего брата губах, одним слитным движением толкнулся в Цзян Чэна, удерживая худые бедра руками, когда тот всхлипнул и на мгновение дернулся, словно хотел сбежать. Нежно провел рукой по изогнувшейся спине, и Вэй Ин заворожено проследил за такими длинными, что казались тонкими — почти такими же, как у младшего брата — пальцами, и с силой вцепился в коротко стриженные волосы на затылке, вынуждая Цзян Чэна задрать голову. А потом рывком поднял его над кроватью, и парень тоненько заскулил, пытаясь ухватиться за тянущую его руку. — Такой узкий, — довольно заметил Лань Хуань, — смотри, он уже так возбужден. И Вэй Ин послушно перевел взгляд ниже. Член брата бодро стоял, покачиваясь в такт жалобным всхлипам и истекая предсеменем. — Ну? — Хуань тряхнул рукой, и Цзян Чэн простонал, — Чэнчэн, тебе нравится? Когда тебе больно, ты сжимаешься сильнее… Хочешь, чтобы тебе было больно? — Хуань! — нервно вскрикнул Вэй Ин, одной рукой вцепляясь в плечо и так практически замершего на нем Лань Чжаня, чувствующего его внутреннее напряжение, второй потянувшись к брату. — Хуань, прекрати! Чэн, скажи ему… И Хуань послушно расцепил пальцы, позволяя Цзян Чэну упасть на постель. Медленно тот приподнялся на руках, и Вэй Ин почти умоляюще взглянул в лицо брата. Но наткнулся на кривую усмешку. — Да, хочу, — хриплым голосом ответил Цзян Чэн на вопрос Лань Хуаня, не отрывая от Вэй Ина темного, блестящего взгляда. — Хочу больнее, грубее, хочу, чтобы ты из меня это все вытрахал… И протяжно застонал, когда старший Лань, удовлетворенно кивнув, с силой толкнулся вперед, прокатив тело под собой по мягким подушкам дивана. И еще раз, и новый стон. Все тело Цзян Чэна отзывалось на каждый толчок, напрягаясь, выгибаясь. Вэй Ин никогда прежде его таким не видел. Брату явно было больно и хорошо одновременно, хотя бы потому, что Хуань одной рукой удерживал его за плечо, а второй поднырнул под бедро и пережал стоящий колом член у головки. И тогда было видно, как тот дергается, плюясь белесыми каплями, как изящный указательный палец то и дело смазывает эти капли, нежно оглаживая пурпурное навершие, а потом грубо вдавливаясь в щелку. — Поцелуй… поцелуй меня, — потребовал Вэй Ин, отворачиваясь, и Лань Чжань наклонился, невесомо касаясь его губ, — ещё. Я хочу ещё. Он поймал этот легкий поцелуй, удержал, превращая в глубокий. Лань Чжань то расслаблялся, раскрывая рот, давая трогать щекотное нёбо и внутреннюю сторону губ и щек, то отвечал, напористо, проталкивая язык в его рот, и тогда Вэй Ин стонал, обхватывая этот язык и обсасывая его, пытаясь затянуть как можно глубже. И Лань Чжань в конце концов задышал часто, сорвано, и где-то внутри его горла послышался вибрирующий хрип, почти рычание. — Завелся, — довольно ухмыльнулся Вэй Ин и прикусил напоследок за нижнюю губу, — мы тут сложные психологические наблюдения обсуждаем, а ты, блять, опять завелся, Лань Чжань! — Не опять, — Лань Чжань подхватил его под ногу, заставляя выгнуться еще сильнее, — а все ещё. А потом всего стало слишком много, и Вэй Ин просто закрыл глаза, отдаваясь мягкому, медленному ритму, ощущая, как Лань Чжань без всякого сопротивления проникает в него, растягивая податливые стенки, выходит полностью — и становится как-то щекотно и пусто, но следом снова горячо и хорошо. Все это время он действительно думал, что понимает Цзян Чэна. Он действительно верил, что желание терзать собственное тело — было порождено кошмаром той катастрофы. Но почему вышло так, что он подсадил собственного брата на это?! — Не думай, — прошептал ему тихий голос, и Вэй Ин содрогнулся всем телом, закусывая губу и обхватывая Лань Чжаня покрепче — руками, ногами, своим нутром, чувствуя, как тот рвано выдыхает, но продолжает шептать на ухо, — думай обо мне. Думай о моем члене в тебе. — Ты действительно думаешь, — хрипло простонал Вэй Ин в ответ, когда Лань Чжань, не выходя из него, качнул бедрами по кругу, отвлекая, но упрямо продолжил, улыбаясь, — что это так работает? — Мгм. Я хотел тебя, — Лань Чжань немного приподнялся, ловя его взгляд в плен своих невозможных глаз, где зрачки в окружении белков были совершенно черными, словно талая весенняя вода в заводях, все еще скованная сугробами, но уже разлившаяся, дававшая понять, что холод зимы вот-вот падет под натиском теплых ветров из-за гор, — с самой первой встречи. Завалить тебя на капот… своей машины. Спустить штаны. И отодрать в задницу. — Ха-а-ах, — попытался засмеяться Вэй Ин, вспоминая момент, когда сам же сказал ему эти слова, но захлебнулся стоном, когда Лань Чжань подхватил его под второе колено, заставляя выгнуться еще сильнее, и размашисто качнулся, решительно загоняя себя внутрь. И стало не до смеха, он смог лишь ловить собственные стоны, закусывая губы, но его то и дело целовали, вынуждая открывать рот, и тогда он вскрикивал, перекрывая звучащий рядом скулеж, с изредка проскальзывающим в нем матом, и звуки шлепков, то влажных и глухих, то звонких, усиливающих ругань. Но посмотреть было некогда — Лань Чжань трахал его ритмично, не позволяя отвлекаться, задалбливая себя в задранный зад, сильно, размашисто, сгибая дугой, и Вэй Ин видел, как толстый, вздувшийся венками ствол загоняется в его нутро, напористо качая, нагоняя возбужденное напряжение в его собственный член. А потом Лань Чжань остановился, выходя из него, и заставил перевернуться сначала на бок, потом на живот, и потянул на себя, ставя на колени. Вэй Ин выпрямился, переступил, расставляя ноги шире и прогибаясь в пояснице, завел ладони за затылок, сцепив, вытягиваясь и совершенно бесстыже водя бедрами. И обернулся, оценивая эффект. Эффект определенно был. Лань Чжань сидел на пятках, прямо за ним, неосознанно облизывал прокушенную губу, и темными помутневшими глазами прослеживал талию, поясницу, соскальзывая взглядом на оттопыренный зад. — Доиграешься, — хрипло прошептал он, поднимая тяжелый взгляд на него, и снова облизываясь. — Ммм, — неопределенно промычал Вэй Ин, а потом ухмыльнулся, — ты уже обещал. Там, на крыше. Оказалось, что это не страшно, сначала немного больно, а потом… приятно. Лань Чжань только хмыкнул, когда Вэй Ин, опустив руку и мимоходом погладив свой член, просунул ладонь вниз, прогибаясь еще немного и перекатывая между пальцами мошонку так, чтобы это было хорошо видно зрителю. Его главному зрителю, хотя глаза Хуаня, когда Вэй Ин мельком скользнул по нему взглядом, тоже загорелись, и он вцепился в волосы Цзян Чэна, растраханного уже до такой степени, что только и мог, что беспомощно стонать, изредка всхлипывая. И Вэй Ин снова провел рукой по своему члену, а потом скользнул ниже, подбирая и оттягивая вверх яйца, чтобы можно было увидеть, как он пальцами входит в свою мягкую дырочку, легко растягивая самыми кончиками припухшие края в стороны. — Бесстыдник, — совсем как тогда, насмешливо и с глубоко запрятанной угрозой, отреагировал Лань Чжань. — Точно, — Вэй Ин мягко надрачивал свой член, а потом завел руку назад и, чуть изогнувшись, оттянул ягодицу в сторону, погружая теперь сразу четыре пальца настолько, насколько получалось дотянуться, стоя на коленях и завлекательно изгибаясь. — Знаешь, я реально заебался. От разборок, от беготни за тобой, от того, что от тебя кроет башку. Хочу, чтоб ты выебал меня, чтобы сделал это сейчас и потом тоже. Чтобы снова сделал это завтра. И послезавтра. Я хочу забывать это все с тобой. Хочу тебя. Хотел с первого дня, как увидел. Ты сам сказал, что я бесстыжий, так что да, мне даже не стыдно за свои слова. Он подвинулся назад, плавно опускаясь Лань Чжаню на колени и чувствуя, как головка, направляемая чужой рукой, сначала упирается, тесня пальцы и раздвигая мягкий и влажный вход, и проникает внутрь. И откинулся спиной Лань Чжаню на грудь, раздвигая согнутые в коленях ноги, чтобы спереди было хорошо видно, как в него входит член. Было не слишком удобно, но измученный стон Цзян Чэна, жадно наблюдающего за этим действием — того стоил. И, видимо, Чэнчэну действительно понравилось представление, и он не просто так извивался, потому что и Лань Хуань задышал чаще, входя в него все быстрее. — И не должно, — Лань Чжань прикусил его за ушко, полностью перехватывая контроль за движением и ритмом, удерживая его бедра на весу и все быстрее раскачивая его. И каждый раз, с силой натягивая на свой член, четко попадал по уже окаменевшей внутри простате, и вскоре Вэй Ин перестал обращать внимание на происходившее вокруг, сладко вскрикивая и одной рукой, заведенной назад, хватаясь за его шею. А второй потянулся к своему члену, чувствуя, что разрядка маячит где-то на недостижимой высоте, хотя все тело уже дергало и тянуло, требуя окончания этого слишком выматывающего марафона. — Не трогай, — Лань Чжань поймал его руку, несильно удерживая за локти, и напрягся бедрами, поддавая снизу. — Так кончишь… — Я так не смогу, — Вэй Ин попробовал было возмутиться, но член внутри снова чувствительно проехался по простате, вырывая новый крик, — второй раз точно нет… Пощади! Чжань-гэ… Я уже не могу! Мне уже больно… — Тогда, — в их диалог вклинился Хуань, который, судя по раскрасневшемуся лицу Цзян Чэна и совершенно поплывшим глазам, довел того до полной невменяемости, — если брат не против, Чэнчэн поможет. Да? И старший Лань с размаху впечатал ладонь, которая пришлась на припухшую красную половинку. Цзян Чэн дернулся было, но, будучи насаженным на член, только кивнул. — Ему явно не мешает извиниться, к тому же идея отсосать брату ему явно пришлась по душе, — Хуань еще несколько раз коротко засадил по самый корень, — а Вэй Ину совершенно точно не помешает немного расслабиться, чтобы А-Чжань успел дойти до разрядки. Позволишь мне? Изящная ладонь снова схватила Цзян Чэна за волосы, запрокидывая голову и поворачивая к Вэй Ину. И Цзян Чэн послушно открыл рот, высовывая язык и чуть ли не умоляюще смотря на брата. — Мгм, — наконец отозвался Лань Чжань, внимательно следивший за реакцией Вэй Ина, тяжело и измученно дышащего в его руках, а потом прошептал ему в самое ушко. — Но в следующий раз ты кончишь без рук. Вэй Ин вздрогнул и хотел было рассмеяться, но Лань Чжань провел рукой по его возбужденному члену, размазывая по головке выступивший предэякулят, и направил в подставленный рот. И Цзян Чэн с готовностью принял это, часто задышав и прикрыв глаза, словно от наслаждения. Хуань трахал Цзян Чэна сзади, то и дело оглаживая и пережимая его сочащийся смазкой член, время от времени шлепая или царапая припухшую кожу зада и бедер. Чэн шипел тогда, но только глубже пропускал в глотку, сглатывая, когда головка члена упиралась в гортань. И таким Вэй Ин его тоже никогда не видел, Чэнчэн вообще никогда не проявлял охоты до минета и не старался доставлять удовольствие. Братья Лань действительно хорошо понимали друг друга. Лань Чжань задвигался чуть медленнее, чтобы и Вэй Ин мог попасть в новый ритм, поддавая бедрами вверх, и Цзян Чэн не просто подставлял рот, но и успевал сосать, и Хуань тут же подстроился замедлившись. Первым не выдержал Цзян Чэн. Его мелко тряхнуло раз, потом другой. — Нет, — Сичэнь тут же вышел из него, просовывая ладонь между ног и пережимая готовый излиться член, — нет-нет, сначала извинения, и ты проглотишь, ты проглотишь все до капли, — прошептал он, — ты использовал его, а сейчас он использует твой рот. Это честно. — Лань… Блядь! — взмолился Вэй Ин, и было непонятно, к кому конкретно он обращается, — я кончу ща-ас! Я, блядь… мн-а-ах!.. Протяжный стон вырвался из его горла и стал существовать как-то отдельно, потому что его самого гнуло так, что грудью он почти коснулся затылка Цзян Чэна, все еще обсасывающего его член. И от этого, видимо, казалось, что он не просто кончил — он продолжает изливаться, хотя уже нечем, что вся жидкость из его тела устремилась к головке, выплескиваясь тугим потоком, и так хорошо, что невозможно вздохнуть. Но он все еще слышал стон… Лань Чжань стянул его руки назад, крепко прижимаясь к спине, не позволяя разогнуться, и несколькими короткими, резкими толчками вбился внутрь, содрогаясь всем телом. Дальше Вэй Ин уже не соображал, хотя в целом примерно к этому состоянию и стремился. В теле разливалось ошеломляющее чувство тепла и усталости, но не опустошающей, а словно бы окутывающей его мягкой, тяжелой истомой. От пережитого напряжения ноги стали совершенно ватными, пресс, задница и поясница просто онемели. Где-то на краю сознания, сваливающегося в приятную ленивую дремоту, он слышал, как Хуань сказал «теперь можешь кончить» и «хороший, хороший мальчик», и еще что-то, что-то успокаивающее и ласковое. Или это уже был Лань Чжань, говоривший что-то ему самому? А потом осталось только тепло.