Его зелёные глаза

      Нарастающий рев надвигающегося поезда оглушал, пугал, не давал сдвинуться с места. Сотню раз прокляв себя, юноша в чёрном попытался все же сделать хоть шаг с рельсов, хоть на миллиметр сдвинуться, но страх оказался сильнее. Последнее что он увидел было лобовое стекло локомотива, за которым был машинист с ярко-зелёными глазами, полными ужаса. А затем столкновение и затуманенное сознание. Будто бы транс: звенящая тишина, за пеленой которой неотчетливо слышны фразы, сказанные навзрыд чьим-то охрипшим голосом:       — Парень... Ты что натворил-то...       Были ещё слова, много слов, но слишком неясные, нечеткие, неслышимые. Неизвестно, сколько продолжалось это состояние, да и знать незачем. Очнулся подросток в незнакомой квартире, неподалёку от неизвестного мужчины, сидящего спиной к нему за столом со стопками бумаг. Решив прояснить ситуацию, он осторожно спросил:       — Извините, а где я? Кто вы?       Ответа получено не было. Вопрос был повторно задан, но уже громче. Затем ещё громче, а затем был произнесен возмущенным возгласом. Ответа по прежнему не было. Абсолютно никакой реакции. Разозлившись, юноша решил встать и подойти к незнакомцу, как вдруг осознал, что не чувствует тело. Оглядев себя, он вдруг понял, что выглядит как призрак, ведь сам он полупрозрачный, неприятного пепельного цвета, вместо ног у него теперь хвост, какой обычно рисуют джиннам в детских книжках,а вместо головы чёрный капюшон, полностью скрывающий её отсутствие. Зависнув в воздухе и задумавшись о своём новом облике, он так и остался бы там, если бы не услышал знакомый голос. Только теперь он был уже терпкий, скорбящий и ужасно пьяный:       — Ну как можно было сбить человека, тем более мальчишку. У него вся жизнь была впереди! Я такой мудак... А я же даже имени его не знаю!       — Паша я, — подал голос призрак, прекрасно зная, что его не услышат.       — Как мне теперь людям в глаза смотреть...       И Паша посмотрел на него. И увидел эти  зелёные глаза, которые видел при смерти.. Тут же отвернувшись и еле сдерживая нахлынувшие эмоции и слезы, он пообещал себе больше не смотреть в его глаза. Да и вообще не смотреть в его сторону. Но, видимо, судьба с этим согласна не была: Паша не мог просто взять и улететь, сколько бы ни пытался. Он был прикован к этому чёртову машинисту, который сбил его в тот злополучный день. И все же он не смотрел. Он не видел, но слышал, чувствовал, ссоры мужчины, как выяснилось, Алексея, с женой, скандалы на почве литров выпитого алкоголя, на котором тот явно не собирался останавливаться и тихие всхлипы маленькой девочки. И все же, в один из дней Паша все же взглянул. Он увидел девочку лет пяти, которая подошла к столу с сидящим за ним пьяным отцом и тихонько спросила:       — Папочка, ты же купишь мне кукольный домик на день рождения?       Алексей пришурился, нахмурился и сонно, невнятно ответил:       — Конечно, принцесса, но не сейчас. Сейчас папа занят. Иди лучше спать.       И после того, как девочка в розовом платьице счастливо убежала, её отец взял в руки бутылку неизвестного содержимого и, выпив её... рухнул на пол. Слезы, крики, возгласы, ругань, врачи, констатация смерти от отравления алкоголем. Тихий шёпот девочки:" Папа..." и осознание того, что из-за него умер человек, не давал Паше прийти в себя. Мимо шли люди, дни, места, образы... И, наконец, он очнулся в неизвестной комнатке с захламленными шкафа и, стоявшими плотным ровными рядами. И первым, кого он увидел там был машинист, Алексей, тот самый, с кем Паше сейчас встречаться хотелось меньше всего. Он теперь тоже призрак, но зеленого цвета, цвета его завораживающих глаз.       — Ты кто такой? — спросил у парня машинист. А он и забыл, что они незнакомы.       — Ты что, видишь меня?       — Ну, как видишь, вижу. И вообще, с незнакомыми людьми, особенно старшими на "Вы" обращаются.       Злость, обида, разочарование начали вскипать в подростке.       — Ну уж извините, я думал мы познакомились, когда меня сбил Ваш поезд! — прокричал Пашка и таким образом начал их первую ссору. И не одну. С того момента они постоянно спорили, ругались, выясняли, кто в чьей смерти виноват. Но постепенно споры сошли на нет и они перестали пересекаться настолько, насколько позволяли им эти немногочисленные квадратные метры замкнутого пространства. И появилось время. Много времени, чтобы подумать. Мысли уносили Пашу к маме, перед которой он так и не извинился, к хоккею, в который он так любил играть, к музыке, которую он слушал и к тем немногим счастливым моментам, какие только были у него в жизни. Но все постоянно сводилось к зелёным глазам, смерти и к размышления уже не о своей, а о чужой жизни. И эти размышления сводили с ума, выворачивали наизнанку, казались отвратительным, но в то же время манили и привлекали подростка. Решив справится с этим, он обратился к бабе Нюре, пусть она и была старой и общалась с Алексеем. Он просто рассказывал ей о жизни, о смерти, о прошлом, о проблемах, а та просто сидела и слушала или дремала. Становилось легче, но мысли об Алексее все не уходили, а, казалось, наоборот разрастались с высокой скоростью. И Паша не знал, что с этим делать. Зато баба Нюра, по-видимому, знала. Она постоянно пыталась заставить их поговорить, просто поговорить друг с другом. Но они старательно избегали разговора: у каждого была своя правда, свои мысли и свои взгляды, которыми делиться было незачем. Это было нудное и невыносимое время, пока не появился какой-то голубой парень. Паша тогда невольно подумал, что вселенная слишком любит цвета, поэтому раздаёт каждому разные. Потом, правда, случайно послушал, что они означают причину смерти, и что машинист зелёный не из-за цвета своих глаз. Проскользнула мысль о том, что Алексею очень идет зелёный, и что ему повезло, что умер от отравления. Тут же отогнав её, Паша сел напротив шкафа и облокотился на одну из множества полок. Только что у них была одна из самых крупных ссор, которая дошла чуть ли не до драки. А драться, да и вообще ругаться, на удивление, уже не хотелось. Хотелось странного: тонуть в прекрасных глазах, нарушив свой принцип, обнять, сидеть рядом и рассказывать ему что-то, или просто сидеть в тишине. Таких мыслей никогда раньше не было, они пугали, но привлекали замкнутого немногословного подростка. И эти мысли так бы и продолжили разъедать сознание мальчишки, если бы не яркий свет, перерождение, осознание невыполненных целей. Они теперь остались одни. И это одиночество, разделённые на двоих, вызывало притиворнчивые эмоции. Хотелось говорить, молчать, уйти, остаться, окунуться в воспоминания и все забыть. И погрузившись в раздумья, подросток и не заметил, как перед ним появился призрак машиниста. Они просто смотрели друг на друга, и Паша считал, что этого достаточно. Он снова надел на себя маску равнодушия и дерзости, которую практически всегда надевал перед людьми. Надеясь, что если он будет молчать, к нему потеряют интерес, он не издавал ни единого звука, смотря в глаза Королеву. Подросток думал о том, что тонуть в этих глазах так приятно и завораживающе, что Алексей — очень красивое имя, а Королев — очень красивая фамилия, да и что сам обладатель этого имени тоже невероятно красив. Его мысли прервались вопросом:       — И долго мы будем молчать? Приятный голос. Такой терпкий, мягкий, благозвучный и совсем не похожий на тот пьяный голос...       — А о чем говорить? Или ты хочешь опять начать спорить из-за того, что я безвольный слизняк, убивший нас обоих?       Тяжёлый вздох со стороны старшего. Секундная пауза, после которой он снова начал говорить:       — А ты все огрызаешься. Как будто говорить нормально не умеешь.       — Ну а если и не умею?!       — Умеешь, я знаю. Я же слышал твои разговоры с Нюрой. И уж с ней-то ты говорил по-настоящему: все время что-то рассказывал, жестами показывал, эмоции менял.       Что-то закололо внутри. Дурак, ой дурак! Ну конечно он слышал, здесь квадратных метров меньше, чем клеточек на своём значке, не услышать не возможно.       — И чего ты хочешь?... — осторожно спросил Паша.       — Поговорить. Я думаю, нам нужно было сделать это ещё раньше.       — Поговорить о смерти? Нет уж, спасибо, я уже наслушался об этом. Ты даже не знаешь, что мне пришлось пережить, чтобы я пришёл в тот день на рельсы!       — Вот я и хочу узнать. Все, никуда не отвертишься. Не закроешься маской, отгоняющей других и разъедающей душу изнутри, не ответишь с сарказмом или с дерзостью как всегда, чтобы уйти от проблем, не уйдёшь. Паша ждал этого разговора, ждал, но все же не желал, чтобы он приближался. Уж слишком он боялся рассказывать о себе уже не неизвестному, но все же вполне незнакомому человеку. И поэтому, не зная что ответить, сгорая от мыслей, он молчал.       — Ну, раз ты молчишь, я, пожалуй, сам начну, — ответил на это Алексей и начал свою историю.       — В тот день я ехал домой после долгой и длинной смены. Владивосток—Москва, а затем обратно, домой — весьма утомительно, не находишь? А тот участок дороги — сплошной лес практически, никто там и не ходил никогда. Наши обычно там разгоняются, чтобы быстрее домой попасть, а я решил передохнуть хоть здесь немного. Пассажиров не было, да и проводников тоже: все в Москве остались, а я вот поехал. Переживать мне не за кого, дорога мирная, вот я и притупил внимание. А ты вон и вовсе с дорогой слился: в чёрном весь, как и вечерний лес. Вот я и не заметил... А как заметил, как ударил по тормозам, так поздно уже было. Страшное зрелище было, очень страшное. Видел хоть раз все органы на лобовом стекле перед собой?       Паша нервно сглотнул.       — А я вот видел. Приехали полиция, медики, а может и ещё кто, я уже не помню. Еле как до дома добрался в тот день. Меня признали невиновным, но с работы сняли, выплатив компенсацию. Тяжело мне было тогда... На меня давили со всех сторон: вина, жена, начальство, совесть.. И я не знал как с этим справиться, ну и пить начал. Много пить.       Тут глаза говорящего начали наполняться слезами.       —  Всё пил и пил, все деньги на бухло тратил. А я ведь дочке домик кукольный обещал купить. Катеньке моей, моей..       —...Принцессе? — подал голос Паша. Алексей взглянул на него изумленно.       — Откуда ты знаешь, как я её называл?.. — прошептал он.       — Да тут такое дело... Помните, баба Нюра говорила, что мы привязаны друг к другу?       Короткий неуверенный кивок.       — Так вот, это действительно так. Когда я умер, я очнулся в квартире, увидел там тебя пьющего, а уйти не мог, был рядом, как будто приклеенный. Ну и как-то зашла девочка маленькая и попросила купить домик для кукол. А ты и назвал её принцессой... Ты был так добр с ней, никогда не рассказывал о проблемах, о ссорах с женой и даже об алкоголе. Ты был хорошим отцом для неё. Отцом, которого она заслуживает.       И, набравшись храбрости из своих чувств, Паша прикоснулся рукой к щеке Алексея и вытер прозрачные слезы. Зелёные глаза внимательно посмотрели на него. Затем прозвучал вопрос, сказанный осипшим от слез голосом:       — А ты как на рельсах оказался?       — Боюсь, ты тоже отвергнешь меня, как и все.       — Рассказывай уже.       — Ладно. В общем... так вышло случайно, что... я влюбился в парня. И ладно бы просто так все было, но нет же, я же признался ему. А он начал слухи распускать обо мне, он с хоккейной команды был моей. Вот и чувства угасли, как будто их и не было никогда, а тот все рассказал всем обо мне. А на хоккее таких не любили, мягко говоря, вот и приходил я домой весь в синяках. А потом и до мамы все дошло... Она ж у меня одна, папка умер, когда я был маленьким. Она разозлилась тогда очень, и давай на меня ругаться, все вспомнила: и что работу не могу найти, и про любовь ту, и про синяки, и про ЕГЭ, который я плохо сдал, сказала даже, что я ей больше не сын, а потом замолчала, ничего не говорила. И молчала она целую неделю. Все, как я сейчас уже понимаю, уже начало налаживаться, даже хоккей и работа, а она все злилась и игнорировала меня. Ну а я и ушёл тем вечером в лес на рельсы, думал, что она пойдёт за мной. Ну она и пошла, а я уже и с рельсов сдвинуться не мог. Я ведь увидел только её силуэт, а потом поезд, и ты, и вот я призрак. Я же не хотел умирать, я хотел стать снова её сыном, но не вышло. А я даже не извинился за все это... Последние фразы были  сказаны уже навзрыд, и хоть у него и не было головы, будь она при нем, все было бы залито слезами. Внезапно Паша почувствовал руку на своём плече. Он услышал голос, уже так полюбившийся ему:       — Ты не виноват... Я знаю, она тебя простила. Она любила тебя, точно любила и она не держит на тебя зла. Она очень скучает, поверь, я как отец говорю. Все хорошо. Иди сюда.       И Королев притянул подростка к себе и прижал к своей груди. Срочно захотелось признаться ему и себе, наконец, что он влюблен. Влюблен в этого машиниста. В этот характер, голос, волосы, в имя и, особенно, в эти зелёные глаза. Почувствовав, что другого шанса у него не будет, Паша произносит:       — Я люблю тебя.       Чувствует улыбку и пылающие щёки другого.       — И я тебя, глупый, и я тебя тоже люблю.       Яркий свет озарил комнату. Стало невероятно легко и свободно на душе, но Паша по прежнему обнимал Алексея.       — Увидимся в следующей жизни, — произнёс Королев, — Обещай, что найдёшь меня.       — Обещаю, — прошептал в ответ Паша.       Вот и все. Конец мучений, страданий и этой жизни. Но конца любви все же не было. И спустя много лет, душа Паши, пусть уже и в другом облике, наконец находит эти невероятные, единственные в мире зелёные глаза.