***
Леви боялся этого момента, но понимал, что рано или поздно Эрвин это сделает, так что когда он накладывал ужин и обернувшись увидел на столе красную коробочку, то не был удивлен, шокирован или что-то такое, но дыхание сбилось. Он благодарен Эрвину, что тот не делает это в какой-то пафосной обстановке или в кругу друзей, а в их квартире, где пахнет запеченной свининой, на Эрвине шорты и майка, а на его возлюбленном спортивные штаны. Все настолько по-домашнему и не напрягает, что это дает возможность Леви сесть напротив и поджать губы. — Эрвин, я… — Я не говорю тебе дать ответ прямо сейчас. — Спасибо. — Леви кивает, но кусок в горло ему больше не лезет, так что он составляет компанию Смиту во время ужина, а после уходит на балкон, где сидит до поздней ночи. Зайдя в кухню снова он открывает коробочку. Серебристое кольцо без излишеств. Все как он любит. Леви закрывает коробочку и возвращается на балкон. Страшно.***
Дверь открывается, тихо-тихо скрипит, и сбоку появляется Эрвин. Он наклоняется, оставляет поцелуй на виске Леви. — Не спится? — Да, я так и не смог уснуть. Эрвин сначала смотрит на второе кресло, думая, подтянуть его ближе и сесть рядом, а после просто опускается на пол между ног Леви. — Задницу отморозишь. — Не отморожу, лето же. — Кирштайн так же говорил месяц назад, а потом оказался у Ханджи. Теперь зарекся больше не болеть. — В случае, если я заболею, у меня врач будет намного лучше, — блондин немного поворачивает голову и оставляет поцелуй на колене. — Посмотрим.***
В какой момент он понял, что он согласен? Пожалуй, прошел месяц с того вечера. Эрвина повязала военная полиция, которая пыталась подставить его в очередном придуманном деле; Ханджи слягла с высокой температурой по непонятной причине, так что единственным, кто мог защитить корпус в случае попытки ареста — это капрал Аккерман, поэтому когда на пороге кабинета Эрвина, где Леви обосновался как его временный зам, появились какие-то ублюдки, говорящие, мол, мы пришли закрыть вашу богадельню не приносящую пользы, то Аккерман попросил остаться только одного человека, с которым он может говорить. — О чем говорить с псом подзаборным без хозяина? — О ваших жизнях. Не хотите сдохнуть все — остался один. В здании находится сорок ваших человек, корпуса тут в несколько раз больше. — В несколько раз больше вместе с сосунками, пришедшими сюда неделю назад. — Чтобы перебить ублюдков вроде вас — достаточно меня одного. А учтите, что тут так же находятся сосунки, которых я вырастил. — Это угроза военной полиции? — Я не вижу у вас документа с подписью особ выше, который подтвердил бы ваши намерения тут. По итогу остается действительно только один человек. Леви, которому легче сломать челюсть и покрыть отборным матом, чем вести такие вот… споры. Спором назвать это сложно, но факт в том, что такие диалоги — это для Эрвина, не для него. Тем не менее, через час эти уроды подняли свои задници и покинули корпус. Придурок, который все это время говорил с Леви, выглядит невероятно злым, потому что документ он все-таки показал, но Леви заметил, что одной подписи нет. Нет подписи человека, который всегда их поддерживает. — Тут нет одной подписи. Нужны все, чтобы наложить арест на такую организацию, как корпус, так что, если не хотите, чтобы мои ребята начали атаковать вас, как ворвавшихся сюда незаконно, убирайтесь. Этот час забирает у него много моральных сил, но почти сразу после он едет в город и просит копию документа на арест Эрвина. Одной подписи нет. Для ареста командора нужны подписи всех чиновников первого порядка, так что он заявляется к верховному судье, показывает документ и просит передать тем, кто делает эту заварушку следующее: — Если командор Смит завтра утром не окажется в корпусе, то уже завтра днем весь город будет гудеть о том, что вы пытаетесь убрать героев и придумываете липовое дело. Через два дня вся страна, а через неделю пойдут митинги. — Капрал Аккерман, это незаконно. — И что дальше? Я знаю достаточно ваших грехов, чтобы поднять страну не только из-за ареста Смита. Эрвин возвращается следующим утром и застает Леви в своем кабинете. Он в полудреме сидит в кресле, опирается на руку, на которой блестит серебристое кольцо, а коробочка лежит на краю стола. — Спасибо, — лицо Эрвина в синяках, но он выглядит безумно счастливым, когда Леви открывает глаза.***
— О чем думаешь? — Вспоминаю наш медовый месяц тут. — Какой именно отрезок нашего медового месяца? — Определенно не тот, когда к нас завалилась Ханджи и сто четвертый. — Это было очень мило с их стороны. — Эти придурки притащили шарик с надписью «девочка или мальчик» и сказали, что любой медовый месяц — это причина для появления ребенка. — Но ты же хотел бы ребенка? — Эрвин. — Я же не говорю тебе прямо сейчас подниматься и ехать в детский дом, чтобы оформлять документы. Я ведь просто спрашиваю. Леви затихает. Думает, но мысли эти не приносят тяжести. — Да, — кивает едва и струшивает пепел. Другую руку опускает и проводят по волосам Смита. — Девочку. И мальчика. — Я тоже. — Я знаю.