Half soulmates

«Кто такой «соулмейт»? Это как лучший друг, только ещё больше. Это единственный человек в мире, который знает тебя лучше, чем кто-либо другой. Человек, делающий тебя лучше. Хотя нет, не этот человек делает тебя лучше. Ты сам стараешься стать лучше, ведь этот человек вдохновляет, подталкивает тебя. Соулмейт - это тот, кто всегда с тобой: в твоих мыслях и сердце. Это человек, который познал тебя, принял тебя и поверил в тебя раньше, чем кто-либо другой. Никто другой так не сможет. И что бы ни случилось, ты всегда будешь любить этого человека. Ничто не сможет этого изменить».

---

- Эй, Дазай. Мы закончили. Захлопнув книгу, Дазай оборачивается и видит направляющегося к нему Чую. Тот окидывает взглядом богато обставленную комнату и смотрит на кровать. Хмыкает, завидев труп женщины, подушка под головой которой залита кровью из простреленной головы, и вновь смотрит на Дазая, кивает на книгу в его руках. - Нашёл что-то интересное? - Нет, - отвечает Дазай и кладёт книгу на прикроватную тумбу. - Кажется, она читала накануне этот роман и уснула в процессе. Просто взял посмотреть. - Пойдём, - кивает на выход Чуя. - Парни уже подготовили всё для поджога. Пора убираться отсюда. - Да, ты прав, - соглашается Дазай и вперёд него покидает спальню, переступая лежащий возле выбитой двери труп мужчины - благоверного мужа, примерного отца и подлой крысы, решившей надуть Порт. Вскоре машина уже уносит их прочь от пылающего загородного особняка. Вдавив педаль в пол, Чуя разговаривает по телефону с Хигучи, передавая ей основную информацию и прося вытащить в штаб Акутагаву, потому что для него нашлась работёнка. Дазай же с безразличным видом смотрит в окно, но на самом деле рассматривает отражение Чуи в стекле. Скользит взглядом по дурацкой шляпе с цепочкой и отросшим ярко-рыжим волосам, уложенным хвостом на плечо. По ленте чокера на шее и ослабленному галстуку-боло из тонкого кожаного ремешка, благодаря чему ворот рубашки раскрылся, открывая вид на шею и линию ключиц. Чуя скинул пальто на заднее сиденье, и пиджак с рукавом в три четверти не скрывает сильных предплечий. Пальцы в тончайших перчатках из замши уверенно лежат на руле. Чуя выглядит привычно спокойно и уверенно, даже немного расслабленно. Вот только Дазай знает, что он вымотан. Слишком много работы навалилось в последнее время, и они оба едва не ночевали последние две недели в штабе. У Чуи тени недосыпа въелись под глаза и пальцы, удерживающие сигарету, мелко, едва заметно подрагивают. Он очень много курит в последние дни, и не помогает бодриться никакой кофе. Это Дазай - жаворонок с вечно сбитым режимом дня и ночи, способный не спать по несколько суток. Чуя всегда был совой, и пусть он невероятно стойкий и выносливый, такой темп работы непривычен для него, изматывает и физически, и морально. - Эй, Чуя, - зовёт Дазай, поворачиваясь к нему лицом. - Давай съездим в «Lupin»? Чуя бросает на него мимолётный взгляд и делает ещё одну затяжку. Немного сбавляет скорость, отчего в лесополосе вокруг удаётся разглядеть силуэты деревьев, а не только смазанные тени, и поводит плечом. - Ты же не ездишь туда после смерти Оды, нет? Дазай одаривает его пустой улыбкой, не коснувшейся глаз. - Глупо бегать от призраков прошлого. - Нам ещё отчёты готовить и нужно перераспределить группы, которые поедут завтра для контроля поставки на северо-запад, а потом... - Чуя, ты что, ломаешься? - Заткнись, придурок. Нам нужно работать. Дел невпроворот. А в баре мы напьёмся, в Йокогаму вернуться не получится, опять придётся ночевать в дешёвом мотеле, где кто-то будет трахаться за стеной, и... - Мне нужно тебя уговорить? У пленных Порта эта фраза обычно вызывает жалкий скулёж, и большинство из них сразу же поднимают белый флаг, рассказывая всё, что знают и чего не знают. Чуя только поджимает губы и забрасывает остаток сигареты в пепельницу, захлопывая крышку и выдыхая последнюю порцию дыма, которую подхватывает и уносит в приоткрытое окно очередной порыв холодного ветра. Закрыв его, он какое-то время безмолвно смотрит вперёд, постукивая указательными пальцами по рулю в раздумье, а после вздыхает и согласно кивает, на ближайшем пересечении дорог меняя направление в сторону Токио. Ехать всего минут сорок, но Дазай уверен, что любящий погонять Чуя доставит их намного быстрее. Остаётся только надеяться, что в мотеле, куда они всегда приползают, если выпьют лишнего, найдутся свободные номера, иначе Чуя его с потрохами сожрёт.

***

В «Lupin» привычно тихо, уютно и царит приятный полумрак. Из колонок негромко льётся джаз. Бессменный бармен узнаёт Дазая даже спустя четыре года отсутствия и склоняет голову в знак приветствия. Улыбнувшись, Дазай заказывает себе и Чуе виски и осматривает пустые табуреты. Кота, который любил дремать здесь когда-то, нигде не видно. Впрочем, много времени прошло с тех пор, как Дазай был в этом месте. Он покинул его вместе с Одой после своего последнего визита. Когда Ода умер, Дазай не нашёл смелости вернуться в этот бар, ставший обителью призраков, в одиночку. - Ты всё ещё скучаешь по нему? - спрашивает Чуя, опуская на барную стойку шляпу и пододвигая к себе стакан с виски. - Ты бы не скучал, если бы умер твой друг? - отвечает вопросом на вопрос Дазай, наблюдая за тем, как призрак Оды из глубин его памяти тает, когда соседний табурет занимает Чуя. - Ну, не знаю, не знаю, - усмехается Чуя, бросая на него лукавый взгляд. - Скучать по тебе? Я бы скорее периодически танцевал на твоей могиле. - Чуя! - посмеивается Дазай, надавливая пальцем на шарик льда в стакане. - Ты считаешь меня другом? - Тц, просто к слову пришлось, - тут же идёт на попятную Чуя и достаёт пачку сигарет из кармана брюк, пододвигая к себе поданную барменом пепельницу. Как всегда от короткой перепалки ни о чём в душе разливается тепло. Подперев щёку ладонью, Дазай в очередной раз начинает разглядывать Чую, пока тот с недовольным видом печатает что-то в телефоне: наверняка очередные указания для Хигучи, а может, и для Хироцу. Только на этот раз Дазай уделяет больше внимания лицу, чем всему остальному. Точнее, глазам. Но сколько бы Дазай ни смотрел на тёмно-карие радужки, цвет они свой от этого не меняют. В мире соулмейтов гетерохромия - нормальное явление. Радужка правого глаза имеет цвет, которым природа наделила тебя. Радужка левого глаза имеет цвет, которым природа наделила твою родственную душу. Говорят, между соулмейтами особая связь. Это самые тесные и доверительные, самые близкие и делающие тебя счастливым отношения. Буквально одна душа в двух разных телах, из-за чего носители притягиваются друг к другу и в итоге находятся, становятся парой и тонут в обоюдной любви. Ну, так пишут в книгах. На деле же всё обстоит совсем иначе. Цветовой спектр глаз не пестрит разнообразием. Карие глаза, зелёные, голубые и чёрные - самые распространённые цвета, свойственные, к тому же, определённым регионам. Вокруг Дазая, например, почти все люди с карими или чёрными глазами. Как понять, что это именно тот цвет или оттенок цвета, когда все они выглядят почти одинаково? Впрочем, не Дазаю об этом переживать. У него под повязкой скрыт глаз с радужкой, для цвета которого существует бесконечный список сравнений. Это и ясное небо над головой, и бликующая под солнцем гладь воды, и обилие камней: аквамарин, топаз, циркон, апатит. Цвет радужки - голубой. Однако Дазай много раз рассматривал свой глаз в зеркале и заметил интересную особенность. Из-за эмоций цвет радужки меняется: блёкнет почти до цвета прозрачного голубого льда, если эмоции негативные, и становится ярче, насыщеннее до сапфировой глубины, если эмоции положительные или Дазай по каким-то причинам чувствует эмоциональный подъём, мандраж. Только знание это Дазаю ничего не даёт. Как он ни высматривал, ни разу за всю свою жизнь не увидел ни одного человека хотя бы с похожим цветом глаз. - Ну и чего ты так тяжело вздыхаешь? Сам же хотел приехать, - наконец-то убирает телефон Чуя и тянется к своему стакану с алкоголем. - Всё в порядке, - качает головой Дазай и растекается по барной стойке, вжимаясь в натёртую до блеска поверхность щекой. - Чуя, ты веришь в соулмейтов? - С чего вдруг такой вопрос? Чуя начинает коситься. Дазай неопределённо поводит плечом. - Просто задумался о том, что всё это как-то глупо. Это явление наблюдается всего как несколько веков, верно? Кто сказал, что это не сбой в природе, из-за которого гетерохромия просто стала нормальным явлением, что использовали в своих целях? Может, теперь у всех людей радужки всегда будут двух цветов, и даже у тех, кому кажется, что их глаза одинакового цвета, всё равно есть различия в оттенках. Сейчас поиски соулмейта - целый тренд. На этом строится институт семьи и религия, всё это вместе давит на общество. Люди стали больше ценить самих себя, людей вокруг себя, стали следить за своим образом жизни, за половыми связями, ведь каждый хочет, чтобы первым стал тот самый, у которого второй глаз носит твой цвет. Родственные души стали новым регламентом, чтобы контролировать разнузданное общество, дабы избежать его морального падения. - Может, и так, - пожимает плечами Чуя, в задумчивости прикуривая сигарету и выдыхая дым, поплывший ленивыми белёсыми завитками. - Но я слышал, некоторые действительно находят своих соулмейтов. Были же все эти громкие истории о людях из разных стран, которые нашли друг друга. Там всё было проверено в лабораториях: идентичные радужки, строение, цветовой спектр. Эти люди нашли друг друга и живут себе счастливо. - Или думают так, - сев прямо, Дазай перестаёт играться со льдом и делает первый глоток терпкого, приятно обжигающего язык алкоголя. - Если единственное, что ты слышишь всю жизнь, это речи о том, что ты будешь счастлив только со своим соулмейтом, когда вы в итоге встречаетесь, ты не ждёшь ничего иного. Ты не знаешь этого человека, вы видитесь впервые, вы можете быть совершенно разными, но потом оказывается, что у вас одинаковая радужка глаз, и наступает счастье. Но оно настоящее или иллюзорное, внушённое самой идеей соулмейтов? - Поподробнее, - заинтересованно требует Чуя, разворачиваясь к Дазаю и подпирая подбородок ладонью. - Считается, что соулмейты идеально подходят друг другу, дополняют друг друга, - продолжает развивать свою мысль Дазай, - но что происходит, если человек терпеть не может, например, бардак в доме, а его соулмейт - жуткий неряха? Человек приходит к мысли, что раз это его соулмейт, то он идеален. Раз соулмейт идеален, значит, его любовь к бардаку - естественно и правильно. Если это так, человек начинает считать, что глубоко в душе ему просто не хватает хаоса в жизни, и соулмейт уравновешивает это желание, привносит его в жизнь человека, и они, будто инь и ян, создают гармонию из своих предпочтений. Но что дальше? Человек принимает это за нормальное явление? Смиряется с бардаком? Продолжает беситься из-за него, но терпит, потому что не смеет подвергнуть сомнению мысль о том, что всё это правильно и так и должно быть? Говорят, соулмейт - идеальная половина тебя, твоей души, но что если он собрал в себе всё то, что ты терпеть не можешь? Как жить с этим человеком? Как любить его? Как быть счастливым, когда всё, что ты, по идее, испытываешь по отношению к нему, это раздражение? - Ты мне скажи, великий теоретик, - пожимает плечами Чуя и делает ещё одну затяжку. - Ты же в своё время проводил расследование и считал, что Анго и Ода - соулмейты. - Да, считал, - криво улыбается Дазай и отводит взгляд. - Анго никогда не прятал глаз, как и Одасаку. Я уверен, что их глаза были идентичны по цветовому спектру. Даже на солнце просвечивались абсолютно одинаково. Вот только может ли человек оставить своего соулмейта умирать? Может ли просто уйти, повернуться спиной, зная, что там, за этой самой спиной, его соулмейт умирает, исчезает из жизни навсегда? Были ли они соулмейтами, один из которых был готов предать даже родственную душу в погоне за своими идеалами, или не были ими, несмотря на одинаковый цвет глаз? Помолчав, Чуя придвигает к Дазаю стакан с виски, побуждая сделать ещё один глоток, и тоже растекается по барной стойке, делая ещё одну затяжку и рассматривая бутылки на стеллаже по ту сторону, бликующие в свете бра и привлекающие внимание вычурными этикетками. - Ты всё-таки не переносная лаборатория, пусть глаз-алмаз и имеется, - помолчав, отвечает он, выдыхая дым носом, будто дракон. - Может, тебе просто показалось. А может, ты прав, и найти свою пару не означает найти своего человека. В повисшей тишине, наполовину звенящей от напряжения, наполовину ленивой и усталой, Дазай допивает виски и заказывает себе ещё одну порцию. Чуя к тому времени допивает уже третью, и от крепкого алкоголя его развозит похлеще, чем от вина. Не будь он так вымотан работой, начал бы сумасбродничать, петь или приставать к Дазаю с дурацкими спорами, что закончилось бы склокой или даже дракой; и кучей компроматных фотографий, ведь Чуя под алкоголем всегда невероятно быстро отрубается и начинает пускать слюни, будто малый ребёнок. Но Чуя - выжатый лимон, поэтому только залипает взглядом в одну точку, думая о чём-то своём или не думая вообще, и лишь механическим движением подносит сигарету к губам до тех пор, пока не остаётся один фильтр. Откровенно любуясь непривычно тихим и по-своему расслабленным напарником, Дазай в который раз рассматривает глаза Чуи, прекрасно зная, что их цвет скрывают контактные линзы, и невольно вспоминает аннотацию романа, из любопытства стащенного с прикроватной тумбы в спальне жены предателя после того, как прострелил ей голову. На обложке были изображены крепко обнимающиеся соулмейты, на самих страницах книги Дазай, пролистав, краем глаза выцепил все шаблоны, какие только можно найти, но вот аннотация зацепила его, отпечаталась в памяти. И, глядя на Чую, Дазай невольно начинает примерять на него перечисленные в ней «приметы», связывать их с человеком, к которому давно неравнодушен, но в чём боится не видит смысла признаваться. Дазай всегда был один. Он смутно помнит тяжёлое детство в трущобах, где его подобрал Мори ещё до того, как стал Боссом Порта. Кажется, он хотел вырастить преданного себе помощника, и не сказать, что у него не получилось. Пожалуй, это единственный человек, которого у Дазая не отняла судьба, потому что в остальном по жизни его всегда окружали одни только потери. Стоило обрести что-то личное, найти для себя что-то интересное, привязаться к кому-то, и всё тут же рушилось, разбивалось на части, исчезало без следа. У Дазая не было семьи. У Дазая не было друзей. У Дазая не было даже приятелей. Всё, что он знал с детства, это одиночество и работа, в которую он уходил с головой, развлекая себя очередным хитроумным планом, тогда как вокруг кипела яркая жизнь - обходящая его стороной, отторгающая. Ещё и с «Исповедью» всегда были проблемы. Сама по себе способность Дазая исключительная, очень полезная, вот только плата за неё - бездонная пропасть в душе, пожирающая не только чужие способности, но и своего хозяина, из-за чего Дазай в юности был безэмоциональным и безразличным ко всему вокруг. Его будто обнуляло изнутри, уничтожая все эмоции и душевные порывы, и он чувствовал себя куском льда, безжизненным существом, эфемерным призраком. Только адреналин будил хоть какие-то проблески жизни, поэтому Дазай и пристрастился к суициду. Хождение по грани и игра в догонялки со Смертью были единственными способами доказать самому себе, что всё ещё жив, всё ещё способен чувствовать хоть что-то, а не просто живой мертвец, промёрзший изнутри и бродящий неприкаянной тенью по земле. На спасение своим соулмейтом, который по логике вещей и законам, навязанным обществу, должен был оказаться дополняющей противоположностью, Дазай надеялся недолго. Пусть необычный цвет глаз Мори и вселил в его душу надежду, она исчезла довольно быстро. У Дазая был очень редкий цвет радужки для Японии. Конечно, он понимал, что поиски не обязательно затянутся на всю жизнь, но ему соулмейт был очень нужен, практически жизненно необходим ещё в его тринадцать. К тому же, чем старше он становился, тем больше проникался реалиями жизни, и постепенно пришло осознание, что своего соулмейта Дазай может не только не встретить в ближайшие десять или двадцать лет, но и вообще не найти. Никогда. Вторая вспышка надежды случилась в жизни Дазая в тот момент, когда он почти на все сто процентов убедился в том, что Анго и Ода - соулмейты. Они были знакомы ещё до того, как к ним присоединился Дазай, и он искренне верил, что они точно связаны и вместе, просто не афишируют, не акцентируют, дабы не становиться рычагами давления друг на друга. У них обоих был довольно банальный цвет глаз: чёрные глаза и карие, но радужка Оды становилась прозрачной на солнце и сменяла свой тон на оттенок красного чая. У Анго было то же самое, и сходство было до того ясное, что игнорировать его было невозможно. А потом случилась история с «Мимик», Анго оказался предателем, бросившим Оду умирать, и мир Дазая снова дал трещину: соулмейты так не поступают. А если поступают, то это же... Это... Это. С самого детства Дазай всегда скрывал свой лазурный глаз под повязкой. Он не хотел привлекать лишнего внимания и не желал, чтобы в памяти людей отпечатывалась его столь яркая примета. Когда Ода умирал на его руках и просил сменить сторону, он сдёрнул с головы Дазая бинты и мягко улыбнулся, пообещав перед тем, как навсегда закрыть глаза, что Дазай обязательно будет счастлив, найдёт своего человека. И, может, Дазай бы и покинул мафию, не простил Мори его махинаций и манипуляций, смерти Оды, который был лишь пешкой в чужой расчётливой игре, если бы не два фактора: осознание того, что будь на месте Оды любой другой человек, к которому у Дазая не было личной привязанности, он бы спокойно принял эту жертву ради получения лицензии, и сами последние слова Оды о «своём человеке». Потому что, глядя в глаза умирающего друга, глядя в бликующую красно-чайную радужку его глаза и вспоминая Анго, Дазай вдруг понял, осознал, что своего человека уже давно нашёл. «Может, ты прав, и найти свою пару не означает найти своего человека», - сказал ему только что Чуя, даже не представляя, какой ворох воспоминаний и ассоциаций, мыслей всколыхнул в Дазае. Верно. Соулмейт соулмейтом, а свой человек - это совсем другое. А может, то же самое, но для Дазая это всегда были разные понятия, потому что в его жизни есть Накахара Чуя. Не соулмейт, как уверен Дазай, в своё время плотно изучивший напарника, его привычки, взгляды и вкусы, его отношение к тем или иным вещам и реакции, его отношение к самому Дазаю и далее по списку, но именно тот самый свой человек. И как же смешно осознавать, что описание книги про соулмейтов является лучшим описанием, какое только возможно для отношений Дазая и Чуи, их развития и становления, хотя Дазай никогда не позволял себе и крошечной искры надежды, не смел даже представлять подобный расклад. Лучший друг, но больше? Что ж, верно. Они с Чуей и друзья, и соперники, и коллеги, и напарники, и почти братья, семья. Единственный человек в мире, который знает тебя лучше, чем кто-либо другой? Тоже верно. Пусть изначально и Дазай, и Чуя держались отстранённо, со временем они начали притираться, сближаться и опускать свои маски. И так до тех пор, пока не стали друг для друга людьми, перед которыми не стыдно показать свою слабость, перед которыми не стыдно показывать свои настоящие эмоции. Человек, делающий тебя лучше, вдохновляющий тебя и мотивирующий? Извечное соперничество с Чуей закалило Дазая, подняло множество его планок и послужило как мафиозному, так и личностному развитию и росту. Всё для того, чтобы утереть Чуе нос и вместе с тем увидеть довольный блеск его глаз. Соулмейт - это тот, кто всегда с тобой: в мыслях и сердце? Тоже правда. Неважно, бесится ли Дазай из-за Чуи, волнуется ли о нём, лежащем на больничной кровати, или смеётся вместе с ним над какой-то шуткой или из-за забавного происшествия - не было ни дня, чтобы Дазай не подумал о Чуе, не вспомнил его. В конце концов, осознание того, что в его жизни есть Накахара Чуя, удержало Дазая от опрометчивого поступка - ухода из мафии и потери самого себя. - Эй, крошка Чу, - зовёт Дазай почти задремавшего над своим стаканом Чую и тычет пальцем в его щёку. - О соулмейтах говорят, что это «человек, который познал тебя, принял тебя и поверил в тебя раньше, чем кто-либо другой, и никто другой так не сможет». Как думаешь, что это значит? - Это мы что, соулмейты тогда? - с ленцой тянет Чуя и немного встряхивается, растирая лицо ладонями и поворачиваясь к Дазаю, смотрит на него из-под нахмуренных бровей. - Эй, я не хочу, чтобы ты был моим соулмейтом. Это же будет подтверждением того, что я был проклят, и эти страдания на всю жизнь. - Ах, Чуя! - притворно хватается за грудную клетку Дазай, жалобно заламывая брови. - Это рана в самое сердце! Как больно! Как жестоко! Она никогда не затянется! Чуя на его кривляния только привычно закатывает глаза и залпом допивает остатки алкоголя. Лениво потягивается, снова растирает слипающиеся глаза и вытаскивает из кармана брюк прихваченный из оставленного в машине пальто бумажник, доставая деньги и оставляя их на барной стойке. Там за двоих, но Дазай не комментирует, безмолвно направляясь вслед за ним к выходу. Они всегда платят друг за друга попеременно. Эта традиция сложилась сама собой ещё в те времена, когда у них было не то чтобы много свободных денег, и обоим откровенно лень её нарушать. Зачем? Только лишний повод выбраться куда-то вдвоём, ведь «эй, я хочу есть, а сейчас твоя очередь платить!».

***

Мотельный номер, дешёвый и унылый, совсем не располагает ко сну. Нет, цари вокруг тишина, Чуя бы видел десятый сон, но за тонкой стенкой визгливо стонет какая-то девица, и он не наведался туда с ножом только потому, что лень двигаться, да и с трупами будет много мороки. Может, в более дорогом отеле никаких проблем с тишиной в пятом часу утра и не было бы, но переплачивать за койку ради пьяной ночёвки Чуе не позволяет развитая в трущобах экономность, граничащая со скупостью. Ему и в этой крошечной серой клетушке с продавленной постелью и вывеской под окном, дающей синие и красные отсветы на стену, неплохо. Впрочем, к чему лукавить? Спящий под его боком Дазай - единственная причина, по которой Чуя помимо своей тихой скупости каждый раз возвращается в этот мотель. Тема соулмейтов, неожиданно поднятая Дазаем в баре, Чую никогда особо не занимала. Сначала он был занят выживанием в трущобах. После - поисками правды о своём происхождении, прошлом, о своём рождении. Следом в его жизнь ворвался Дазай, уничтожая привычный уклад вещей, а после Чуя стал членом Портовой мафии, и там было о чём более насущном подумать. К тому же, тенденция соулмейтов не то чтобы волновала Чую. Для начала, он, сосуд Арахабаки, не верил, что у него вообще есть соулмейт. Для конца, вся эта теория о соулмейтах была слишком косой и кривой, чтобы верить в неё в целом. Дазай правду сказал. Попробуй понять, тот же оттенок карего у кого-то из толпы кареглазых людей вокруг, как и у тебя самого, или нет. По этой же причине Чуя не надеялся и на свой собственный цвет глаз - ярко-голубой. Сколько он ни наблюдал, людей даже с отдалённо похожим цветом ни разу за свою жизнь не увидел. Помимо прочего Чуя испытывает неприязнь к теории соулмейтов в целом. Общество помешано на поисках соулмейтов. Эта тема всегда и везде, постоянно наслуху. Когда находится очередная официально подтверждённая белыми халатами пара, Земля буквально содрогается от обуреваемого всех восторга. Вот только Чуе всё это навязывание осточертело ещё в детстве. Он ненавидит ограничения и ненавидит, когда кто-то пытается загнать его в рамки. Опять же, Дазай в баре правду сказал. Что, если Чуе не понравится внешность его соулмейта? Что, если его будут бесить чужие привычки? Что, если его соулмейт окажется раздражающим тупицей? Чуя же с ума с ним сойдёт. Ужасно. - Впрочем... - едва слышно шепчет он и поворачивает голову, смотря на спящего рядом Дазая. Так-то опыт у него уже имеется. Дазай самый раздражающий из всех. Самый бесящий. Самый невыносимый. Самый... О, думая о нём, Чуя едва не скрежещет зубами. Точно личное проклятие. Как свалился на голову в пятнадцать, так Чуя и мучается уже целых семь лет. Подумать только, целых семь! Как он ещё не свихнулся с этим эгоистичным, наглым, высокомерным засранцем с острым как лезвие бритвы языком? Как ещё не придушил со всеми их спорами, склоками, драками и взаимными оскорблениями и унижениями? Хотя ладно. Что уж там. Чуя привык быть честным с самим собой. Если бы он мог выбирать, он бы выбрал себе в соулмейты Дазая и никого другого. Пусть в самом начале Чуя терпеть не мог своего навязанного Боссом напарника, со временем всё изменилось. Он даже начал задумываться о том, что в Дазае есть всё, чего недостаёт ему самому. Дазай был лидером их дуэта, потому что умел отключать эмоции и анализировать, смотреть со стороны без примеси личных чувств. Чуя же вспыхивал на «раз», реагировал на всё крайне эмоционально и действовал так порывисто и стихийно, что неудивительно, что именно Дазай был «мозгом», который всё планировал. Помимо этого они были будто день и ночь в повседневной жизни. Чуя тянулся к людям и общению, а Дазай всегда держался в стороне. Чуя старался выделиться, обожал свои костюмы и эпатаж, свою яркую внешность, а Дазай вечно походил на офисного пингвина в своём чёрно-белом костюме, в котором не было ни единого яркого пятна. Ещё и рожа вечно такая постная, аж бесит. Передёрнув плечами, Чуя перекатывается на бок и подпирает голову ладонью. Девица за стеной наконец-то стихла, да и алкогольная дымка ещё не выветрилась из измученного работой и недосыпом сознания, но мысли роятся, роятся, роятся в голове, отгоняя сон прочь. Рассматривая лицо Дазая, пляшущие по нему, такому бледному в темноте, красные и синие отсветы вывески, Чуя прослеживает взглядом полоску бинтов, скрывающую «глаз соулмейта» Дазая, которую тот никогда не снимает, а после соскальзывает взглядом на его приоткрытые губы. Мужчина и женщина, две женщины или два мужчины - для соулмейтов пол не имеет значение. Связь душ выше физической оболочки, и никому нет дела до того, спит друг с другом физиологически заложенная природой разнополая пара, способная дать потомство, или однополая, которой для заведения детей нужно вмешательство белых халатов, суррогатное материнство или приюты. Или не спит. Хотя как-то так сложилось, что соулмейты всегда становятся парой во всех смыслах вне зависимости от обстоятельств. Может, как и сказал Дазай, это промывка мозгов, а может, людей действительно тянет друг к другу. Чёрт его знает. Придвинувшись поближе, Чуя опускает ладонь на щёку Дазая и осторожно, почти невесомо проводит большим пальцем по его нижней губе. Быть партнёром Дазая - каково это? Каково прикасаться к нему не только ради ударов и тычков? Какого обнимать его и чувствовать ответные объятия? Какого целовать его? Вопросы секса никогда особо не волновали Чую; кроме как в период созревания, когда шалили гормоны, и Коё с радостью принимала его в своих борделях, просвещая и предоставляя своих девочек пылающему ушами подопечному. Но те времена давно прошли. Чуе двадцать два, и кроме работы его ничто не интересует и не влечёт. Кроме Дазая. И это, наверное, многое говорит о нём. Если не всё. - Всегда рядом. Всегда вместе. Понимаем и чувствуем друг друга без слов, - едва слышно перечисляет Чуя, приподнимаясь на локте и склоняясь к чужому лицу. - Бесим друг друга до зубовного скрежета и готовы придушить при любом удобном случае, но друг за друга уничтожим любого, сотрём в порошок. Никого ближе нет и никогда не будет. Единственный человек, которого я подпустил, перед которым не боюсь показать свою слабость, которому безоговорочно доверяю. Готов прибить, выпустить всю обойму в голову, но только рядом с тобой легко и просто, понятно и комфортно, спокойно. На тренировочной площадке, в бою или на улицах города - везде как продолжение друг друга, общаемся одними только взглядами. Эй, Дазай... Наплёл мне всю эту чушь в баре, а теперь просто спишь. Как же бесишь, сил нет. - А выглядишь так, будто хочешь поцеловать, - неожиданно шепчет Дазай, не открывая глаз. И, не позволяя Чуе отпрянуть, обхватывает его за шею и притягивает к себе, целуя первым. Вот же гад! Как долго он не спит и сколько успел услышать? Впрочем, неважно. Подавшись навстречу, Чуя нависает над Дазаем и отвечает на поцелуй, не стараясь оттолкнуть и не разыгрывая недовольство. Потому что он действительно хотел поцеловать Дазая. Он хочет целовать его и сейчас и нисколько этого не стесняется. К тому же, целоваться с Дазаем оказывается приятно. У него тёплые губы, пусть обветренные, но мягкие и упругие. Умелые. Дазай явно тоже бывал в своё время у Коё, и что ж, это точно не то, в чём Чуя будет с ним соревноваться. Его совершенно не волнует, кого из них элитные проститутки научили лучше целоваться. Как не волнует и то, что они едва ли связаны той самой связью свыше. Соулмейты или нет, какая разница? Одинаковый цвет глаз ничего не решает. Совпадение гетерохромии ничего не решает. Какая-то там судьба ничего не решает. Чуя способен выбирать и он выбирает Дазая. Потому что может. Потому что никто не в праве ему этого запретить. Зачем ему какой-то там соулмейт, если рядом уже есть человек, который занимает все его мысли и всё его время? С которым они такие разные, но в то же время бесконечно похожие? Человек, которого Чуя не хочет отпускать от себя, не хочет никогда потерять, пусть и заверяет в обратном? - Эй, Дазай, - выдыхает он в чужие губы, разорвав очередной поцелуй. - Давай будем соулмейтами? - «И что бы ни случилось, ты всегда будешь любить этого человека. Ничто не сможет этого изменить», - довольно облизнувшись, с совершенно паскудным выражением лица цитирует Дазай; и поясняет вскинувшему брови Чуе. - Так было написано в той книге про соулмейтов, которую я листал. Так что, крошка Чу, ты жить без меня не можешь, да? Влюблён в меня до сердец в глазах и тахикардии? - С этим ты не по адресу, - усмехается Чуя, зарываясь пальцами в мягкие густые каштановые кудри. - Я тебя терпеть не могу. Серьёзно, однажды я обязательно убью тебя. Буду душить собственными руками и любоваться тем, как меркнет свет в твоих глазах. - Да ты романтик, Чуя! - восхищённо тянет Дазай и с довольной улыбкой подставляется макушкой под его ладонь. - Такая прекрасная смерть! Похуже двойного самоубийства с прекрасной юной девушкой под Луной в период цветения сакуры, конечно, но тоже сойдёт. - Вот просто заткнись, - цыкает Чуя; но обнимает его за плечи и с довольным вздохом утыкается носом в растрёпанную шевелюру, когда Дазай укладывается прямо на него, тычась макушкой под подбородок. Дазай только посмеивается в ответ и пару раз пихается острыми локтями, пока укладывается, но вскоре притихает. Он не спит, Чуя знает это, слышит по его дыханию, но на обоих снисходит умиротворение и покой от того, как согревают друг друга их тела и взаимные объятия. От того, как в прижатых друг к другу грудных клетках бьются в унисон сердца, отдавая вибрацией под чужие рёбра, отчего кажется, что там копошатся крошечные чешуекрылые. Чуе думается, обязательно яркие и красивые. А ещё он думает о том, что никакой соулмейт никогда не сможет подарить ему того, что он чувствует рядом с Дазаем, поэтому к чёрту этого самого соулмейта. Чуя уже давно нашёл своего человека и менять в своей жизни ничего не собирается.

***

Когда наступает утро, и они просыпаются, Чуя не сразу понимает, что его смущает в лице Дазая. И только когда заторможенный мозг начинает нормально обрабатывать входящую информацию, он понимает, в чём дело. У Дазая ночью съехала с головы повязка из-за того, что Чуя до самой отключки ерошил его волосы, и прямо сейчас он видит ярко-голубую радужку не скрытого больше бинтами левого глаза Дазая. Очень знакомую такую радужку. Изученную до последней прожилки. Свою. Заметив его пристальное внимание, Дазай сначала спохватывается, интуитивно прикрывая глаз ладонью, не привычный к тому, что тот доступен чужим взглядам, а после и сам замирает, тоже начиная пялиться на Чую, у которого из-за постоянного растирания усталых глаз посреди ночи выпала линза, а он и не заметил. Причём выпала так удачно - открывая именно правый ярко-голубой глаз, и одного взгляда на примечательный в своих переливах цвет достаточно, чтобы понять: идентичны. - О, - выдыхает Дазай, когда пауза затягивается, когда Чуя тоже интуитивно хватается за глаз, будто стараясь закрыть, а после вздыхает и осторожно убирает линзу и из второго глаза. - Так проклятия действительно существуют? Тогда кто ещё из нас проклят, крошка Чу! Это я тут на всю жизнь связан с рыжим злобным коротышкой! - Заткнись, придурок! - на автомате огрызается Чуя. А после без лишних слов подаётся вперёд, сгребает разулыбавшегося Дазая в охапку и опрокидывает на спину, сцеловывая его улыбку и попутно думая о том, что только с ними двумя могла произойти такая идиотская история. Посчитать, что ни за что не являются соулмейтами, но всё равно сблизиться, стать незаменимыми и в итоге выбрать друг друга себе в пару только для того, чтобы под конец узнать, что были связаны с самого начала. Ну, кто ещё может похвастаться подобным? Таких идиотов ещё поискать.

|End|