Королевское свидание

      Меттатон смотрел в отчёт одного из работников, но ничего не видел перед собой. Буквы расплывались, будто на мокрой бумаге, а взгляд никак не хотел фокусироваться. Да что же такое творится?       Он отложил отчёт в сторону и зажмурился, потирая переносицу, чтобы дать глазам отдохнуть. Может, взять да и бросить все дела?       Безответственно как-то получается, а весь его бизнес строился на ответственности. К тому же, совесть у Меттатона была, кто бы что там ни говорил. Работники старались, так что относиться к их труду спустя рукава неправильно. Начнет лениться он — начнут и остальные.        Или всё же бросить? Ненадолго, всего на денёк, а там с новыми силами и трудиться легче. Да и что будет от одного дня? Никто даже не заметит.       Нет, это никуда не годится. Меттатон бросил жалеть себя и думать об отдыхе. Когда будет выходной, тогда и отдохнёт, а до того ещё нужно работать. Он снова взял отчёт в руки и напряг глаза.        Но не тут-то было.       На столе царил полный беспорядок, однако зазвонивший телефон Меттатон нашёл безошибочно.       — Метта, ты свободен? — спросила на другом конце провода Фриск. Её голос звучал взволнованно.       — Вот так с места в карьер, дорогуша? — На самом деле, не так уж и свободен он был. Отчёт как будто глядел на него, да так жалобно, что хотелось взвыть, но Меттатон отвернулся. Фриск была для него ценнее всякой работы. — Тебе повезло, для лучших друзей всегда свободен, без обедов и выходных.       — Отлично! Через полчаса у меня дома. Есть дельце.       — Чт…       — И метр прихвати.       Сказав это, Фриск отключилась. Меттатон удивлённо уставился на экран. Это что ещё за шутки? К чему такая спешка? «Не пойдёшь — не узнаешь», — сказал он себе. Но выходить из кабинета сейчас?       Ещё раз покосившись на отчёт, он вздохнул. Но вскоре встал из-за стола и, положив в карман метр, вышел из кабинета.       К Фриск он шёл не спеша, прекрасно зная, что придёт вовремя. Меттатон этот маршрут наизусть выучил. Вокруг не было ни души, тропы, которые они отыскали ещё месяц назад, оставались пустынны. Конечно, по ним ходили, но было это в совсем другое время. Интересно, когда?       Морозный воздух Сноудина был настолько прозрачным, что Меттатон заметил Фриск еще издали. Она стояла около дома, кутаясь в тёплый шарф, накинутый поверх распахнутой куртки. Шапки она не носила, хотя изо рта с её дыханием вылетало облачко пара. И ведь не пойдёт и не оденется. Ну что за упрямое создание.       Меттатон не мог спрятать улыбки, но вскоре это было уже не нужно. Фриск тоже заметила его и, встрепенувшись, радостно замахала рукой.       Вскоре они были уже в тесной прихожей. Сняв верхнюю одежду, Меттатон не удержался и приглашающе распахнул объятия. Фриск тут же обвила руками его талию. Судя по всему, его разрешения ей для этого не требовалось.        — И что же потребовало моего срочного вмешательства? — спросил Меттатон.       — Нам очень-очень нужна твоя помощь.       — Нам?       Фриск отпустила его, чтобы посмотреть прямо в глаза.       — Метта, ты — икона стиля. Мастерски создаёшь настроение и видишь всех насквозь. Можешь, пожалуйста, применить свои умения сейчас?       — Так-так-так, погоди. Я пока ничего не понимаю.       — Хорошо, — Фриск нервничала, — обещаешь никому не говорить?       — Чтобы я да проболтался? Ты меня не уважаешь.       Она улыбнулась.       — Обещаешь?       — Разумеется.       — Прекрасно. Дело касается короля. И… — Фриск хитро сощурила глаза, — его супруги.       Вот это новости. Супруги? Это уж не той ли, которая, увидев его же цикл передач о Фриск, год назад со скандалом покинула Руины, на всё Подземелье объявила своего мужа козлом (где-то здесь кроется хороший каламбур) и в ультимативной форме предложила новую политику? Ситуация была кошмарная, но сейчас у Меттатона сил хватало только на смешки и сводки новостей о том, что же переживает королевская чета. И, видимо, сейчас начинается новый виток их истории.       — Так значит миссис Дримурр успокоилась?       — О, я тебе больше скажу! — Она поманила его к себе пальцем, и, когда он наклонился, шепнула на ухо: — Они решили устроить свидание.       А вот это уже было интересно.       — Бог ты мой! Серьёзно?       Фриск активно закивала.       — Да это же замечательно, — Меттатон широко улыбнулся, уже представляя сперва прекрасное свидание, а затем и новую эпоху для всего Подземелья. — Я так понимаю, от меня ты ждёшь помощи в подготовке?       — Именно так.       — Кто-то ещё участвует?       — Ты, я и Асгор. Это будет свидание с сюрпризом, то есть о деталях матушка до поры до времени знать не будет.       — Знаешь, мне очень нравится эта идея. Дай угадаю, ты предложила?       — Да, но мысль о свидании как таковом пришла в голову уже не мне.       — Хорошо. Когда будет свидание?       — Послезавтра.       — Послезавтра?! Они там с ума посходили?       — Ну прости уж, — Фриск виновато улыбнулась.       Меттатон заплетал хвостик неизменной красной резинкой, когда пришёл король. Фриск, уже заждавшаяся визита, моментально сорвалась с места, чтобы открыть дверь.       Асгор неловко посмотрел на дверной проём, который был ему мал, и, согнувшись, прошёл внутрь. Потом снял пальто, поздоровался и похвалил интерьер прихожей. Фриск казалась польщённой.       — Спешу поздравить с возрождением личной жизни, — подмигнул Меттатон. — Я вам, так сказать, невероятно сочувствую, поэтому хочу, чтобы всё прошло как по маслу.       — Замечательно! Спасибо, что согласился помочь. Хотя я и не хотел отвлекать тебя от работы, Фриск настояла.       — Она абсолютно права.  Я и сам рад быть полезным. Но не будем терять время! Начать лучше всего прямо сейчас.       — Что для этого понадобится? Я имею в виду, каков рецепт идеального свидания?       — В нём очень мало пунктов, — Меттатон обворожительно улыбнулся и принялся загибать пальцы, — всего-навсего костюм, идеальное место, чтобы сразить вашу даму наповал, атмосфера, декорации, парфюм — желательно такой, который дарит воспоминания о прошлом, — хотя бы простенький план из пяти-шести подпунктов, ну и, конечно, подходящий настрой, без него никуда.       Меттатон закончил перечислять, задумчиво посмотрел на свои пальцы, а затем показал их Асгору.       — Надо же, всего семь пунктов. Ерунда. Главное на самом свидании не налажать, а то весь план в топку.       Преисполненный энтузиазма, он оглядел друзей и понял, что они его настроение не разделяют.       — Что-то не так?       — Масштабные планы, — неловко заметил Асгор.       — Ну а что вы хотели, — Меттатон пожал плечами. — Сроки поджимают, так что за работу!       Фриск вдруг встрепенулась, вспомнив, что в этом доме главная, и предложила обсуждать детали за чашечкой чая. Предложение было встречено на ура.       Через несколько минут из чашек вверх заструился пар, а комната наполнилась ароматом бергамота. Фриск поставила в центр стола блюдо со сладостями: конфетами и свежим печеньем — и пригласила друзей сесть.       Стол был круглый, и каждый занял за ним место так, что получился правильный треугольник.       По сравнению с Асгором, Меттатон и Фриск казались маленькими детьми, но в этом и была прелесть монстров: они не обращали внимания на внешние различия, а были друг к другу добры просто так.       Меттатон обнял ладонями чашку, будто согреваясь.       — Вы уже придумали, где хотите провести вечер? У меня есть на примете парочка чудесных мест и одно восхитительное, но его, уж не обессудьте, я бы хотел оставить себе.       — У меня тоже есть одно, но я в нём не уверен.       — Вас можно понять. Однако выбор места особо важен. Оно является контекстом, сценой, на которой разворачивается действие. Если вы хотите встретиться в ресторане с аквариумом вместо стен, будет неуместно надеть ярко-красную одежду и заказывать цирковое представление. Если вы выберете свалку или уединённое место на природе, то одеваться в роскошные вечерние наряды будет непрактично. В сноудинском пабе подают отличный алкоголь, однако там очень сложно отбиться от назойливых пьяниц. И дальше в том же духе.       — Предлагаю, — вступила в разговор Фриск, — опираться на вкусы матушки. Она сказала мне, — разумеется, по секрету, — что хотела бы чего-то необычного.       — Таким образом рестораны отпадают. Что скажете, мистер Дримурр?       — Я думаю, в этом вопросе можно всецело полагаться на мнение Фриск.       Её щёки покрылись лёгким румянцем. Меттатону было трудно свыкнуться с этой чертой и с тем, как просто было смутить Фриск. И он страстно желал почаще делать ей комплименты. Таким образом он убивал сразу трёх зайцев: делал ей приятное, учил принимать комплименты и готовился когда-нибудь сказать слова более волнующие.       Фриск улыбнулась и опустила голову, собираясь с мыслями.       Все эти нехитрые действия чуть не лишили Меттатона выдержки, которая помогала ему сопротивляться поднимающейся в душе нежности. Он был близок к тому, чтобы в принципе отключить привязку эмоций к мимике, но пока только внимательно наблюдал за собой.       — Мне кажется, вам стоит встретиться в Водопаде. Хотя нет, — Фриск задумчиво посмотрела в сторону, — я бы предложила вам прогулку. Но не простую, а такую, чтобы начиналась в одном неожиданном месте, а заканчивалась в другом, — как раз в Водопаде. Я знаю там парочку красивых пещер, попасть в которые не так-то и просто. Но оно того стоит.       — Думаешь, прогулка — это хороший вариант? — уточнил Асгор. — Мне всё нравится, но понравится ли Ториэль? Насколько я помню, она не большой охотник до долгой ходьбы.       — Всё должно быть хорошо, главное не затянуть маршрут из точки А в точку Б. Часа хватит, может, даже лучше минут сорок. Как показывает практика, для свиданий это самый оптимальный вариант.       — Это какая ещё практика, дорогуша? — лукаво спросил Меттатон.       — Та самая. Конечно, это было не свидание, но зато какая прогулка, Метта! Я бы всем порекомендовала.       Меттатон снова улыбнулся, прокручивая в голове события того дня. Что же, в этом Фриск права. Как и во многом другом. Он мечтательно прикрыл глаза, продолжая слушать.       — В общем, предлагаю начать прямо от хотлендской набережной. Местность там немного бедная, зато на пути в Водопад регулярно встречаются ларьки с мороженым и хот-догами, а хорошая еда — залог хорошего настроения, — Фриск ненадолго замолчала, выстраивая в голове последовательность. — Только идти лучше не главной дорогой, а давно нехожеными тропами. Мы как раз знаем такие, — она посмотрела на Меттатона, — правда же?       — Безусловно, — он авторитетно кивнул. — К тому же весь путь, я так понимаю, несложный. Нужно только раз пройти, чтобы запомнить. Поэтому всё будет отлично.       По блаженной улыбке Асгора было понятно, что он готов на всё, лишь бы Ториэль понравилось. И Меттатон без зазрения совести мог сказать, что восхищается им из-за этого.       Удивительно, сколь многое может выдержать любовь. Это правда приводило его в состояние особого благоговения, смешанного с белой завистью: когда смотришь на других и видишь, что вот оно — то, чего ждал всю жизнь.       Он перевел взгляд на Фриск. Та с улыбкой смотрела на Асгора, ожидая его решения. Меттатон снова почувствовал прилив неконтролируемой нежности. Чтобы окончательно не утонуть в эмоциях, он заговорил.       — Думаю, прямо сейчас стоит решить, какой костюм подойдёт ситуации, снять мерки при необходимости, а после пойти и прямо на месте выбрать маршрут.       Фриск и Асгор принялись вслух размышлять, что лучше всего надеть по такому случаю, а Меттатон пригубил тёплый чай, довольный тем, как идёт дело, и просто иногда поглядывал на Фриск, силясь подавить внутренний писк.       Вскоре он вообще перестал следить за диалогом и задумался.       На той самой прогулке Фриск спросила, чего он ждёт от жизни. Вопрос оказался куда более многогранным, чем Меттатон мог помыслить, и затянул его с головой.       И действительно, все его мечты о Поверхности, о свете софитов и вечной славе отложила на неопределённый срок миролюбивая Ториэль, запретившая охоту на людей, да и сам он понял, что не так уж и необходима ему эта Поверхность, пока есть для кого сиять и чьё сияние искать и видеть здесь. С новой политикой Подземелья он был согласен, но теперь получалось, что и цели в жизни у него больше никакой не оставалось.       Всё то, о чём он мог мечтать раньше, сбылось. Слава, популярность и поклонники у Меттатона были. Он занимался любимым делом и был окружён друзьями и семьёй.       Больше не один на пьедестале, Меттатон был обязан своим счастьем только Фриск.       Он поделился с ней всеми переживаниями и проблемами с семьёй несколько месяцев назад, а она его даже не отругала. А следовало бы: такого подлеца и эгоиста ещё поискать. Но Фриск просто улыбнулась и сказала: «Я знаю, что делать». Оказалось, всё не так невыносимо сложно, как Меттатон нарисовал в своей голове.       Всего спустя неделю Фриск пришла к нему, настроенная на победу, на то, чтобы идти только вперёд, и повела его, словно младенца, за собой. Прямо в Водопад, на ту самую ферму, к тому самому дому. Заставила Меттатона постучать в ту самую дверь и сказать всё то, что он не мог сказать годами.       Чудесная, добрая Фриск, которая на поверку оказалась гораздо сильнее его самого. Она сделала столько всего для него, его семьи и всего Подземелья, что была достойна славы в сотни раз больше, чем сам Меттатон и кто-либо другой.       Он считал себя обязанным помочь ей, так что наотрез отказался принимать любые отказы и вложил все силы, чтобы мир узнал хотя бы о части её подвигов. Да и деньги, чтобы купить дом, тайно заплатил именно Меттатон.       Фриск он достался за бесценок, но она и подумать не могла, что до неё хозяина уже несколько раз посетил Меттатон и предложил в два раза больше, чем дом стоил сам по себе.       Вредный и чванливый старик сперва отказывался. Он недовольно жевал губы и, когда понял, что слова и ругань не помогут, пытался прогнать Меттатона тростью, но тот и не думал сдаваться. В конце концов настойчивость и кругленькая сумма помогли ему убедить хозяина сыграть перед Фриск роль доброго дедушки, согласного на такие маленькие деньги.       Меттатон был счастлив помогать ей с ремонтом и быть первым приглашённым на новоселье.       А потом он влюбился. Как самый последний дурак упал в этот глубокий омут и не собирался вылезать из него. Фриск считала его лучшим другом, и Меттатон не стремился к большему. Пока она не спросила. «И всё-таки, Метта, чего ты ждёшь от жизни?»       Никто больше не называл его так.       И Меттатон понял. Но всё было не так уж просто. А ждёт ли сама Фриск от жизни того же?       — Земля вызывает Меттатона.       — А? — переспросил он, вскидывая голову. На него выжидающе уставились две пары глаз.       — Я спрашиваю, — повторила Фриск, — что ты думаешь насчёт тёмно-синего костюма и белой рубашки?       — Предпочитаю красные костюмы, но абсолютно уверен: этот подойдёт тоже. Классика всегда приятна.       — У вас в самом деле нет выходного костюма? — Меттатон искренне удивился.       — Нет, Меттатон. Мне раньше не приходилось ходить на свидания в костюмах.       — Тогда придётся снимать мерки. К счастью, Ваше Величество, я знаю, как это делается. — Метр змеёй выпал из его руки.       Асгор оказался никудышной моделью. Он постоянно дёргался, опускал руки когда не надо, не мог устоять на месте. Фриск, судя по её лицу, старалась не хохотать, но исправно записывала названные Меттатоном значения, пока на листе не образовался целый столбик.       — Всё, достаточно! — услышав это, все, казалось, вздохнули с облегчением. — По дороге занесу мерки швее, она справится.       — Постой, — сказала Фриск, — твоей швее?       — Ну да. Что-то не так?       — Разве она не занята сейчас? Я понимаю, что ты хочешь, чтобы костюм был самый лучший, но разве это настолько необходимо?       — Да, Меттатон, — поддержал Фриск Асгор, — я бы не хотел напрасно отвлекать твоих работников. К тому же нас ждёт прогулка, а не гала-концерт.       — Послушайте, я здесь и в ближайшие дни ничего не планировал. Просто предупрежу швею, что нужен обычный костюм. К тому же, для нее это большая честь: шить для самого короля!       Асгор упорствовал довольно долго. Однако после обещания Меттатона временно снять со швеи все другие задачи и заплатить в два раза больше, согласился. Тогда они перешли ко второй части плана.       Фриск быстро ушла вперёд ещё в черте Сноудина, а когда они добрались до Хотленда, сразу же изложила все идеи. Она бегала туда-сюда, выбирая, по какой дорожке лучше пройти, какой куст посмотреть, где посидеть и полюбоваться открывающимися пейзажами.       А Меттатон просто шёл позади, изредка поддакивая или уточняя, но больше молча. Он отдал ей все бразды правления и снова практически не участвовал в беседе. Его поглощали размышления, в которых так стремительно проходило время.       Оно пролетело и в этот раз, так что Меттатон опомниться не успел, как они уже добрались до Водопада.       Подобранное место было великолепным. Прекрасная пещера находилась высоко над городом, и вид из неё открывался, достойный взгляда королей. Видимо, поэтому Фриск решила показать именно её. Ещё тут было сухо и не очень холодно, из пола не торчали острые камни и нигде не сверкала из углов паутина (не в обиду Маффет). Одним словом, чудо, а не пещера.       Не только Меттатон по достоинству оценил её преимущества. Хорошенько осмотревшись, Асгор восхитился сам. Его глаза засветились от предвкушения, и он попросту завалил бедную Фриск благодарностями, да так, что та вновь смутилась.       Немудрено: она не привыкла к вниманию даже за собственные заслуги.       Меттатон внимательно следил, чтобы Фриск не отнекивалась и принимала благодарность, и в этот раз всё шло хорошо, так что он довольно улыбнулся, про себя отмечая её успехи.       Король остался в пещере совсем ненадолго. Он спешил к вернуться к делам. Полностью уверенный — особенно после слов Фриск — в том, что с остальными задачами:  черновиком плана, парфюмом, декорациями и подобным — они справятся прекрасно, он попрощался и скоро покинул пещеру.       После ухода Асгора Фриск села на камень и свернулась в комочек. Вид её выражал нежданную подавленность. Меттатон напрягся.       — Не холодно? — заботливо спросил он, уже успев уяснить, что люди хрупкие и сидеть на холодном для них может быть даже опасно.       — Нет.       Вокруг действительно было тепло. Но Меттатон всё равно слабо верил её словам. Люди хрупкие.        Тишина вокруг не была комфортной.       Чтобы чем-то заполнить образовавшуюся паузу, он подошёл к краю и аккуратно посмотрел вниз. Каменный склон казался удобным для тренировки навыков скалолазания, но для свидания был скорее красивым, но небезопасным дополнением к виду.       Вскоре Меттатону надоело смотреть или тишина всё же его доконала, но он решил, что уже поздно.       — Ладненько, тогда я, наверное, пойду.       — Куда?       — Ну как же, — он неловко улыбнулся, — домой. А по дороге ещё надо занести швее мерки…       — Нет.       — Что нет? — он посмотрел на нее, вопросительно приподняв бровь. — Дорогуша, что-то не так?       Тут Фриск будто очнулась ото сна и удивлённо взглянула на него.       — Ой, прости. Всё хорошо, я просто слишком сильно задумалась. А ещё, — она немного замялась, — я не хочу, чтобы ты уходил.       — Что ты имеешь в виду? — если бы он умел краснеть, именно это бы и произошло. Спокойнее надо быть, аккуратнее.       — Это я так тебя в гости приглашаю, на ночёвку. Не всё же у Альфис тусоваться!       — Её ты тоже пригласила? Знаешь, смена обстановки это очень даже хорошо.       — Нет, Альфис я не приглашала, она не участвует в подготовке свидания. А за вечер многое можно успеть.       Меттатон не был до конца уверен в том, что видел, но взгляд Фриск наводил его на мысли о прежде недостижимом. Что-то в нём было заигрывающее. Не поддаться было сложно, да и сопротивляться не очень-то хотелось.       Перед уходом он задержался, внимательно посмотрев на стену перед собой.       — Знаешь, весь этот камень, он словно клетка, если обернуться спиной к выходу. Смотришь вперёд и видишь перед собой одну только стену. Но стоит только чуть-чуть по-другому посмотреть, — он развернулся навстречу обрыву, — и вся жизнь на ладони. Может статься, что всё на самом деле хорошо, правильно и даже красиво. Что кто-то всё это время смотрел на тебя оттуда и ждал, когда же ты выйдешь на свет. А может, — каждое следующее слово он произносил всё тише, — не ждал, а крепко держал за руку и вёл к свету.       Меттатон понимал, что́ он говорит, но только и всего. Зачем и почему он это сказал, понять было сложнее. Душа внутри полыхала, и он был благодарен самому себе, что носит одежду. Без нее метафоры и зачем-то высказанные сравнения, подкреплённые необычным свечением, всё сказали бы Фриск за него.       Меттатон развернулся и молча вышел.       Подготовка спорилась. Дело шло быстро, и уже в десятом часу большую часть того, что было запланировано на вечер, они сделали. Оставалась только пара мелочей. Например, решить, принести ли улиток, специально подготовленных по просьбе Меттатона его братом, до трёх часов дня или после. И разобраться, как обустроить сидячие места: достаточно ли будет пледа или стоит подыскать раскладные стульчики. Всего ничего.       — А вот на этом месте, — Меттатон указал на предпоследний пункт в длинном списке, — они поцелуются. По крайней мере должны, если мои расчёты относительно романтичности окружения меня не подводят.       — Ты разве знаешь, где и в каких условиях обычно целуются?       Он с наигранной торжественностью поднял вверх указательный палец, как профессор за кафедрой:       — Я имею глубочайшие теоретические познания!       — А практические?       — Нет, таких не имею.       Фриск прыснула в ответ, но ничего не сказала.       Воцарилась тишина. Меттатон смотрел в список и слышал её дыхание совсем рядом. Было что-то волшебное в том, что людям надо дышать. Он не понимал, почему, но чувствовал это, словно бы всю жизнь был рядом с людьми и знал их, как самого себя.       Фриск была такой живой даже внешне: тепло её кожи, блеск глаз и дыхание — всё выдавало полыхающую жизнь. А он сам был создан из металла, да и призрачное тело было прямой противоположностью жизни. Может, оттого он и потянулся к ней так с самого начала, когда только узнал, чего стоит эта хрупкая, но такая добрая и дружелюбная девочка.       Монстры любят душу, то, что скрыто внутри, но Фриск была для него чем-то бо́льшим, чем светлый образ. Она была прекрасна и внутренне, и внешне. Это цепляло чувствительного к красоте Меттатона. При этом, несмотря на все хорошие качества, она оставалась равнодушна к себе самой, к своей наружности и всему, что изобличало бы в ней существо иного толка.       Фриск была внимательна и спокойна, притягательна и попросту волшебна. Иногда Меттатон удивлялся собственной выдержке, но проболтаться раньше времени о своих чувствах было для него страшнее самой смерти, особенно если Фриск его не примет (а так, скорее всего, и произойдет).       В такой тишине, как эта, лучше всего молчать, не прерывать её бесполезными словами и не нарушать хрупкое душевное равновесие, покуда оно сохраняется в двух душах сразу.       Но когда-то это должно было случиться.       — Скажи, пожалуйста, — тихо, будто боязливо начала Фриск, — то сравнение, о котором ты сегодня говорил, про клетку, помнишь?       — Конечно.       — Ты сказал, что кто-то ожидает тебя, может, даже ведёт за руку. О ком ты говорил?       — Я говорил про жизнь в целом.       Фриск посмотрела на него так внимательно и проникновенно, что Меттатон растерял всякое желание врать, но и сказать правду он не смел. Слишком многое могли повлечь за собой такие слова.       Да, ему было страшно, и подобный страх ему никогда раньше не доводилось испытывать. Ему не было так страшно даже когда пришлось возвращаться к брату, переживать за будущее и за благодарную публику. Собственные мысли и бездны, открывавшиеся в его душе при попытках копнуть глубже и разобраться в себе, не пугали Меттатона так, как сегодняшние переживания.         — Но если конкретнее, — продолжил он осторожно (куда только делась привычная смелость и раскованность), — о себе в клетке и, — голос его дрогнул, — тебе.       — Выходит, я жду тебя там, на светлой стороне, около выхода?       — Нет. Ты вывела меня туда из моей клетки, из той западни, в которую я сам себя завёл.       Меттатон сперва хотел замолчать, но вместо этого посмотрел на Фриск и произнёс:       — И знаешь, я невероятно рад, что это произошло. Нет, даже больше, я счастлив. И ведь всё благодаря тебе. Мне давно следовало это сказать, и то, что я молчал раньше, — ошибка. Я очень благодарен тебе. Вся моя жизнь, какой бы красивой она не казалась со стороны и с обложек журналов, была полна какого-то, — он на миг потерял слово, которое бы точно описало всё, что ему бы хотелось сказать, — не страха и не, наверное, горя, но отчаяния и пустоты. Я работал для всех и для самого себя, грезил будущим, не видя дальше собственного носа, и понимал: ещё чуть-чуть и что-то во мне сломается, пойдёт не так. Это был голос совести, а я его не слушал, заставлял молчать, держал себя в чёрном теле, лишь бы только не чувствовать вины. А потом пришла ты, разрушила все мои мечты, но не мечтами они оказались, а воздушными замками. И под светлой стороной я имел в виду реальный мир, достигнуть которого не мог долгие годы. Только твоя заслуга, что я наконец-то представляю из себя нечто большее, чем комочек фантазий и несбыточных мечтаний. Да и не только во мне дело, во всех нас. Кто дал Подземелью понять, что можно и нужно искать другой выход? Из-за кого в монстрах теперь появился свет надежды на новую жизнь и новое счастье? Мы все, каждый из нас, обязаны тебе.       Меттатон чувствовал себя больным. Речь увлекла его, он едва не вскочил и жестикулировал так, словно ему недоставало слов. Вдохновение и чистая, проникновенная любовь сочились сквозь него, и жар волнения заставлял задыхаться, хотя для робота это было совершенно бессмысленно.       Фриск сидела без движения, только скользила взглядом по предметам вокруг, избегая Меттатона будто нарочно. Она молчала, и в тишине этой заключалось больше, чем в любых словах. Но от незнания он испугался этой тишины и собственных слов, горячих и правдивых.       — Будь со мной откровенен, Метта, — нарушила молчание Фриск, поднимая на него глаза, — дело не только в этом?       — Определённо, — голос его сорвался, не успел он договорить. Он совсем не ожидал услышать подобное, но и врать ему хотелось меньше всего на свете.       Время словно остановилось. Меттатон не отводил глаз, но не понимал этого безмолвного диалога.       — В чём же? — её голос дрогнул.       Тишина казалась резиновой. В ней слышно было только дыхание Фриск, взволнованное и беспокойное. Если бы Меттатон умел читать по глазам, по мимике и по мельчайшим движениям тела, он бы всё понял, однако вместо ясности перед ним была лишь стена, как барьер, как несокрушимая преграда. Но молчание — тоже ложь.       — Я люблю тебя, — вырвалось у него на выдохе.