Невинность

      Джеймс Бонд был золотым ребёнком МИ-6. Безупречная статистика завершённых операций делала его бесценным кадром. И, как всякое излюбленное дитя, он избаловался. Приказов для него давно не существовало: «Вернуть в целостности и сохранности» — не подлежит восстановлению, «Доставить, не привлекая внимание» — первая полоса в иностранной прессе, «Уничтожить с минимальным количеством жертв» — выживших нет, и так в подавляющем количестве случаев. Если обыватели считали, что главный талант агента 007 — всегда оставаться в живых, то настоящие эксперты знали, что основным преимуществом Бонда была его никем не ограниченная свобода. Много ли было тех, кто мог себе позволить закрутить роман и подать в отставку? Многие ли безнаказанно спорили с начальством? Многие ли могли ставить своё мнение выше любого другого? Не трудитесь, здесь везде один ответ: никто, кроме него. Свою работу в конторе он больше воспринимал, как игру, где цель — спасти мир, а приз — всеобщее признание, надоест — можно и прерваться. Стать его разменной монетой мог каждый, и плевать в каких вы были отношениях: ни страстные ночи, ни признания в любви, ни старая дружба — ничего не свято. Но это было то, что видели и знали другие, для самого агента 007 он был неотразим, справедлив, честен и высоко профессионален, больших недостатков не наблюдалось, списываясь на харизму и сопутствующий ущерб.       Лили Крауч была новенькой в отделе Химразработок и единственной от кого прославленный Джеймс Бонд не чувствовал привычного благоговения и восхищения. Сказать, что его это задевало было бы излишним, но интерес вызывало стабильный. С того самого дня, как она появилась и полностью проигнорировала его и любые слухи о нём, её поведение стало любопытной загадкой. Раздобыв её личное дело, он не нашёл там никаких подсказок: обычная девушка с незаурядным талантом к созданию высокотоксичных ядов. Кроме не указанного возраста, ничего не вызвало дополнительных вопросов, да и тот вскоре перестал быть острым.       Настоящей палкой в колесе стал агент 009. В силу того, что Джеймс частенько оказывался в поле зрения мисс Крауч, то имел неудовольствие обнаружить её чрезмерно тёплые отношения с вышеупомянутым. Этот щегол никогда не вызывал у Бонда положительных эмоций. Он считал его жалкой копией самого себя, а подражателей мало, кто любит, в отличие от фанатов. Его зализанные гелем волосы и модные, но бесконечно дешёвые, костюмы не вызвали ни восторга, ни восхищения. Как специалист, несмотря на два нуля, тот был скорее средненьким, а единственный раз, когда ему выпала возможность подняться в лице коллег, тот всё испортил и потерял важный объект. Причин общаться с ним 007 не видел, а «любовь», как повод, даже не рассматривал, так как сам в неё не верил и другим не советовал верить в эти сказки.       Но Лили видимо была совершенно другого о нём мнения. Она с радостью соглашалась покататься на его Aston Martine, поужинать с ним в ресторане и ежедневно украшала даренными букетами свой рабочий стол. Самым неприятной для Бонда была счастливая улыбка, которой озарялось её лицо при виде девятки, Джеймсу всегда доставался лишь короткий, лишённый всякого интереса взгляд или кивок.       Так бы всё и продолжалось, но для его задетого самолюбия неожиданно выпал шанс решить вопрос старым и хорошо проверенным способом.       — 007, для вас есть новая миссия. Вместе с мисс Крауч из отдела Химразработок, я уверен вы её уже хорошо знаете, вас переправят в Киото на званый ужин, там вы должны будете обеспечить безопасность посла. Была получена информация, что его планируют отравить и тем самым вызвать международный скандал. В случае необходимости у вашей спутницы будет всё, чтобы обезвредить яд, но настоятельно советую вам вовсе не допустить подобной ситуации. Вылет завтра в 9, к вечеру вы будете на месте.       Дальше всё шло по стандарту. Бонд и Крауч прибыли в Киото ровно в срок, заселились в совместный номер и под видом приглашённых гостей, молодой и женатой богатой пары, отправились на вечеринку. Честно, не понятно, как они не провалили задание, ведь мозг прославленного агента 007 отказывался работать в нужном направлении. Раззадоренный возможностью наконец забрать всё недополученное внимание и завладеть непокорной девушкой, он то и дело выпускал посла из виду, забывал присматриваться к подозрительным личностям и часто без единого повода начинал то прижимать спутницу ближе к себе, то целовать в макушку, то горячо шептать на ухо. На их радость информация оказалась ложной и вечер прошёл без происшествий. Медленно действующий яд отпадал, как неподходящий для публичного скандала, а быстрый так и не был применён.       Распылённый внезапным желанием Бонд, быстро затащил уставшую девушку в их номер и впился в неё взглядом. Красный шёлк её платья подчёркивал все изгибы тела и выгодно оттенял белизну её светлой кожи, короткие слегка завитые каштановые волосы подрагивали от его дыхания, карие глаза не отрывались от его, уста манили в поцелуй — и он сдался. Ринувшись, словно на амбразуру, Джеймс сминал её мягкие губы, прокладывал дорожки из поцелуев и покусывал нежную кожу шеи. Бонд хотел её здесь и прямо сейчас, а отказывать самому себе он не привык. Подхватив её на руки, он понёс драгоценную ношу на кровать. Продолжая свои ненасытные, даже грубые ласки, он снял с неё платье и избавился от своей одежды, которая только мешала ощущать её ещё ближе. В самый ответственный момент здравый смысл подал ему знак, что что-то здесь не так: уж больно спокойной и сдержанной была девушка, скованно принимала его ласки и не спешила с ответом, но он проигнорировал его и продолжил. Всё стало понятно буквально спустя пару минут. Ещё никогда 007 не попадал в такую ситуацию. Застывшая под ним девушка, оказалась невинна. Эту мучительную правду он понял по её глазам: в широко распахнутых глазах виднелся неприкрытый шок, отголоски боли и полнейшее непонимание происходящего. Он не видел там обиды, но сам ощутил вину сполна. В чёртовом досье не значился её возраст, но где были его глаза, когда он смотрел на неё и не замечал, как хрупка её фигура, как молодо её лицо и как чисты глаза. Конечно, она игнорировала Бонда, ведь он слыл бабником и бессердечной машиной для убийств. Зачем ей было обращать внимание на того, кто не мог дать ей взамен и грамма любви? А 009, который искренне ухаживал за ней и любил, судя по всему, мог, да вот только что Джеймс всё это растоптал. После накрывшего осознания собственного идиотизма и внезапной жестокости, он дрожащей рукой провёл по её волосам и вложив во взгляд всё сожаление, боясь пошевелится, стал нежно покрывать её лицо поцелуями. Впервые в жизни избалованный ребёнок в нём перестал думать о себе и решил что-то сделать для ближнего. Подождав, он продолжил движение, на этот раз полностью держа себя в руках и следя за каждой её эмоцией. Он не спешил наращивать темп и думать о собственном удовольствии, эгоизм испарился, как и не было. Стараясь лишний раз не блуждать по ней смущающим взглядом, он порадовался, что знал о женщинах достаточно, чтобы спуститься к её нежной плоти пальцами и добавить жара к ощущениям. Её взгляд потихоньку становился мягче, она расслаблялась и не боялась немного двигаться ему навстречу. Время от времени он замирал и вновь покрывал её тело поцелуями, боясь тянуться к губам и не встретить взаимности. Когда она содрогнулась от удовольствия, он вышел из неё и нерешительно обнял, всё ещё надеясь на снисхождение. Но она тут же повернулась к нему спиной и свернулась в калачик. Её плечи едва подрагивали. Ему не за что было её винить, только себя, поэтому он не возражал и тихо укрыл их одеялом. Собственное возбуждение сошло на нет под гнётом тяжёлых чувств.       За эту ночь в своей голове Бонд перебрал всю свою жизнь и каждый раз, когда он ранил чьи-то чувства — получилось непростительно много. Лежащая рядом с ним девушка и вовсе была самым ярким примером его самолюбия и преступного эгоцентризма. Если бы он хоть на секунду здраво на неё посмотрел, то не стал бы так жестоко отбирать то, что ему никогда не принадлежало. Ничего нельзя было исправить.       После возвращения в Лондон, они ни разу не общались. Джеймс и вовсе боялся поднять на неё свои глаза, он чувствовал себя мерзким и плохим человеком. В порыве заглушить это он стал больше работать и меньше нарушать правила. Коллеги не узнавали его, но и Лили изменилась тоже. Она стала носить ещё более закрытые наряды и перестала улыбаться. Агента 009 в её обществе больше не видели. По конторе ходили разные слухи и что особо ужасало, не все они были далеки от правды. Многие знали, кем на самом деле был Бонд и чего от него можно было ожидать: от разбитого сердца до искалеченной жизни — запросто.       Через месяц молчания он положил на её столе маленький букет белоснежных лилий и короткое «Прости» в крохотной записке. Ещё через несколько месяцев он сказал ей это лично, а по истечению полугода на очередном совместном задании он предложил ей отравить его ядом, но она отказалась. Он плакал, обнимая её за ноги. Убийства так не отягощали его души, как причинённая ей боль. Она стала его живой совестью и вечным напоминанием о том, каким по-настоящему большим куском дерьма он был. Все, кто ещё мог сказать ему об этом были давно и безнадёжно мертвы.       Десять лет спустя Лили Крауч стала Лили Бонд, с точки зрения психологии это был чистый стокгольмский синдром, а с точки зрения Бонда — единственный способ что-то исправить, честно любя и заботясь о ней всю жизнь.