***
Красный кожаный мяч. Агрианская праща. Миниатюрная версия критского лука. Что ж, все равно он уже слишком взрослый для всего этого. Коробка костяшек. Деревянный меч… Одну за другой Александр бросал вещи в мешок, говоря себе, что оно того стоит, что он уже почти мужчина и игрушки ему не нужны. Вот только деревянные солдатики, так тщательно вырезанные и раскрашенные, каждый по-разному, заставили его колебаться. Как же Гефестион любил играть с ними; вскоре после их знакомства он притащил с собой во дворец свою собственную армию, и друзья часами расставляли фалангу и играли в полководцев. Самый большой солдатик был у них царем Филиппом, а тот, что пониже и поплотнее – Парменионом… Один солдатик отличался от всех остальных. Александр взял его и долго рассматривал. Кажется, только вчера Гефестион предложил его в обмен на одного из солдатиков Александра, рассказывая, что этот – наемник-афинянин, который служит Македонии, а солдатик Александра теперь заложник в Афинах. Он говорил с такой искренностью, что Александр едва удержался от смеха, даже после того, как Гефестион рассказал историю солдата, которого он добавлял к армии Александра – как тот был соблазнен прекрасной гетерой, работающей на отца Александра, и из-за нее согласился сменить сторону. Оно будет стоить того, сказал себе Александр; если его молитвы будут услышаны, оно все будет стоить того. Бросив в мешок последнего солдатика, он положил свое подношение на алтарь. – О Бессмертный Эрот, сын Афродиты, семя Всемогущего Зевса! Прими эту жертву – все, что напоминает мне о детстве, которое я сейчас оставляю позади…, – Александр продолжил молитву, а в его глазах вскипали слезы. Это должно сработать. Должно сработать! Если это не сработает, если любовь Гефестиона будет утрачена навсегда, – подумал царевич, – он умрет. Когда-то они были так близки, разлука казалась им самым большим горем. От рассвета до заката они играли вдвоем, позабыв обо всех остальных. Александр и представить не мог, что все изменится. Конечно, Александр был на два года младше друга, но это ничего не значило – до того момента, как Гефестион начал меняться. Он быстро вытянулся и стал высоким, гораздо выше Александра. Его голос ломался, плечи расширились. Ему прискучили игры, в которые они с Александром играли раньше; он начал с видимым удовольствием бывать в компании парней постарше, смеяться их грязным шуткам и жадно слушать рассказы и похвальбы о выпивке, пошлых игрищах и похождениях. Сами по себе эти истории не шокировали Александра: царевич слишком хорошо знал армейские нравы и грубые солдатские ухватки. Но они и не привлекали – собственно, от них ему делалось немного не по себе. Не было ничего, достойного Гомера, в том, чтобы блевать в канаву или «хорошенько ублажить» какую-то дешевую шлюшку. Он предпочитал читать, учиться, охотиться, тренироваться в боевых навыках и прислушиваться к происходящему во время политических переговоров или военных советов его отца. И до настоящего времени он считал, что Гефестиону нравится то же самое. – Гефестион, – начал он в тот последний раз, когда пытался отвоевать друга назад себе, – хочешь пойти на реку со мной? У меня есть немного яблок и вина, и мы могли бы почитать ту мою новую книгу об искусстве военной осады… Гефестион закатил глаза. – В жизни есть еще много чего, кроме книг, Александр, – ответил он насмешливо. – Тебя все еще не интересует эрос? Слушай, мне надо идти, мой друг Эвдор обещал познакомить меня с новой молоденькой гетерой – той, что с рыжими волосами! Она просто роскошна, горячая, прямо огонь! Ты видел эти ее голубые глазищи? – Да, но Гефестион…, – Александр старался скрыть нотку мольбы в голосе, – хотя бы в этот раз… теперь ты так редко соглашаешься провести со мной время… – Ты можешь пойти с нами, если хочешь, – нетерпеливо вздохнул Гефестион, – но ты же никогда не хочешь. Потом его лицо смягчилось, и на мгновение он стал прежним Гефестионом – тем, который принадлежал только Александру. – Я понимаю, сейчас все переменилось, Александр, но довольно скоро ты тоже все это узнаешь… – Я скучаю по тебе, Гефестион, – шепнул Александр, отчаянно стыдясь собственной слабости. – Александр, я…, – что бы ни собирался сказать Гефестион, все кануло в Лету, когда этот невыносимо раздражающий Александра Эвдор, вечно рассказывающий жутко скучные истории о том, как он напился, и как это было весело, закричал Гефестиону через весь двор, чтобы тот поторапливался. А рядом с ним стояла воздушная рыжеволосая девушка, беззаботно оглядываясь вокруг и поигрывая веером. Мимоходом хлопнув Александра по плечу, Гефестион побежал к ним навстречу. Наблюдая за другом, Александр чувствовал, будто невидимая рука сжала ему сердце так, что оно вот-вот лопнет. Каким необыкновенно прекрасным стал Гефестион с его сильными руками и длинными ногами; все в нем дышало совершенством мужественности, вплоть до звуков голоса, движений тела, яркости глаз. И когда он уходил прочь с той девушкой, держащей его за руку, Александр осознал: речь шла не просто о потере детского товарища по играм. Он был влюблен. В юношу, который не любил его в ответ. – О Эрот… бог любви…, – Александр крепко зажмурил глаза, заканчивая свою молитву, – прими мою жертву и спустись с Олимпа, порази Гефестиона стрелами любви… Сделай так, чтобы Гефестион полюбил меня… Сделай так, чтобы Гефестион полюбил меня… Сделай так, чтобы Гефестион полюбил меня… Гефестион несся через небольшой лесок на окраине дворцовой территории к маленькой прогалине, обрамленной дикими яблонями. Он знал наверняка, что эти яблони родят самые сладкие, самые яркие зеленые яблоки – как часто он и маленький Александр карабкались на деревья, чтобы добыть их, или рыскали по земле в поисках упавших плодов… Это была чудесная маленькая прогалина – и как много дней они провели там, играя в свои детские игры… Бедный Александр. Он действительно был в детстве таким прелестным мальчиком, да и сейчас очень симпатичный, но упрямо остается ребенком. Кроме того, царевич слишком серьезно к себе относится – всегда беспокоится о чем-то, слишком строго погоняет себя, отказывается от многого. Ну вот правда, с таким не позабавишься. Игра с Александром – никогда не игра, а соревнование по-настоящему. Какой смысл знакомить его с красивыми парнями постарше, которые с увлечением приударили бы за ним, или с девушками, которые были бы вне себя от радости, став любовницами царевича, если этот царевич находил больше удовольствия в испытаниях силы воли и самоограничении, чем в эросе? Эрос был практически единственным, о чем Гефестион мог думать теперь – любовь с юношами, с женщинами, с самим собой... Не проходило и дня, чтобы он не потрогал себя хотя бы раз. Он сделал несколько попыток заинтересовать этим Александра, движимый странным побуждением поделиться с ним вновь открытым для себя удовольствием так же, как делил с ним много других вещей, что нравились ему самому, но младший друг казался расстроенным и смущенным; он отпрянул, когда Гефестион попытался потрогать его. А когда Гефестион пробовал поцеловаться по-настоящему, Александр в ответ только заливался смехом, думая, что все это просто дружеская игра. Стыдно, но Гефестион не мог ждать вечность. А теперь ему и не придется! Он уже немного забавлялся со сверстниками, будучи еще не готовым стать эроменом взрослого молодого мужчины, хотя несколько таких проявляли к нему внимание; но заниматься любовью с девушкой – это совсем другое! Андромеда была чем-то особенным! Настоящая женщина! Доступная женщина! Женщина, чьей профессией было ублажать мужчин! Он готов был сделать для нее практически все; этим утром она пожелала диких яблок, и Гефестион намеревался принести ей полные руки плодов. Как раз когда он уже полез было на самую богатую яблоками ветвь, Гефестион краем глаза заметил какое-то движение и оглянулся. В круг прогалины ступил юноша. На одну бездумную секунду, заметив золотые кудри и розовато-белую кожу, Гефестион подумал, что это Александр. Не то чтобы Александр имел привычку бегать вокруг дворца обнаженным, с луком и колчаном стрел, но, возможно, если он остановился искупаться в ручье неподалеку… А потом юноша улыбнулся Гефестиону, и в голове у того прояснилось. Конечно же, он не был Александром! Александр – красивый парнишка, но этот был… совершенным. Почти неземным. – Радости тебе, юноша, – крикнул Гефестион с дружелюбной улыбкой. Юноша улыбнулся в ответ, хотя это совсем не походило на улыбку невинного ребенка. Усмешка была тонкой, сдержанной и в то же время многообещающей, зубы цвета слоновой кости призывно чуть прикусили розовую губу. Внезапно у Гефестиона появилось наистраннейшее чувство, будто юноша вообще был не юношей, во всяком случае, не в том смысле, как Гефестион это понимал. Ухмылка медленно расползлась по его лицу. Да, да… Жаль, что Александр никогда не смотрит на него так, но упустить эту возможность нельзя. Чем бы он ни был, юноша очень, очень хорош собой... И Гефестион шагнул вперед. Юноша просиял ослепительной улыбкой, поднял лук и выстрелил. Внезапный крик заставил кровь Александра застыть в жилах. Выдернув стопы из ручья, у которого он сидел, печально размышляя о ничтожности шансов поступления ответа на его молитвы (учитывая то множество жертв и просьб, которое наверняка ежедневно получает Эрот), он вскочил на ноги и помчался на звук. – Гефестион, Гефестион, нет! – Александр подлетел к другу, видя, как Гефестион падает на колени рядом с их любимым яблоневым деревом и отчаянно прижимает руку к груди. – Он подстрелил меня! – задохнулся Гефестион, и голос его звучал скорее негодующе, чем испуганно. – Этот мелкий ублюдок подстрелил меня! Прямо в сердце! – Боги, Гефестион, кто – почему – дай мне посмотреть, – кричал Александр, нетерпеливо раздирая хитон Гефестиона и отбрасывая его руки. Даже в этот момент всепоглощающего ужаса логика и знания о военном деле и ранах, которые получают воины в бою, подсказывали ему, что Гефестион не может получить стрелу прямо в сердце и при этом нормально разговаривать с ним. Секунду Александр просто смотрел на то, что предстало его глазам. В плоти Гефестиона не торчало никакой стрелы: там только зияла глубокая свежая рана, которая, однако, уже перестала кровоточить. – Гефестион… Я не пойму… Тебя ударили кинжалом? – задохнулся Александр. – Да нет же, я сказал тебе… Он подстрелил меня…, – немного придя в себя, Гефестион следом за Александром стал разглядывать рану. – Не понимаю… То, что минуту назад было открытой раной, превратилось теперь в огромный темно-разноцветный синяк. Александр медленно положил на него свою руку и огляделся по сторонам. На земле на было видно пятен крови, и на хитоне, руках и груди Гефестиона тоже. С большой неохотой Александр поднял глаза и встретился взглядом с Гефестионом. – Это странно, – бормотал Гефестион. – Что случилось с моим хитоном? Он безнадежно испорчен! А как ты сюда попал, Александр? Я пришел на прогалину, хотел собрать яблоки… – Не знаю, что случилось, – в замешательстве сказал Александр. – Думаю, я услышал твой крик… – Но чего бы мне кричать? У Александра не было ответа. Все, что он знал в тот момент – что его рука лежала на груди Гефестиона, прямо на сердце. И оно гулко билось в его ладонь. – Твое сердце бьется очень быстро, – шепнул он с благоговейным ужасом. – Я знаю, – выдохнул Гефестион. – Я чувствую себя… очень странно. Он издал едва слышный стон, когда Александр убрал с места, где была рана, свою руку и вместо этого прижался к нему губами. Голова Гефестиона кружилась, как будто он просыпается ото сна. Все плыло в тумане, и он мог сфокусироваться только на том, как приятно чувствовать поцелуй Александра, как его мягкие губы щекочут кожу, каким горячим ощущается его дыхание на груди Гефестиона. Медленно и неловко он вытянул руку и начал гладить волосы Александра. Какие они мягкие и шелковистые, как сладко они пахнут… Александр всегда был гораздо более чистоплотным, чем другие мальчики… всегда так много внимания уделял своей внешности… Взглянув в его лицо, Гефестион заметил, что детская пухлость ушла, в нем стали проступать тонкие, более резкие черты юного мужчины. Александр уже был совсем не ребенком… и он всегда действительно был лучшим другом Гефестиона… верным, любящим, никогда не кичившимся тем, что он был царевич, а Гефестион – нет… Когда Александр застенчиво поднял голову, чтобы взглянуть на друга, Гефестион глубоко поцеловал его. Он целовал до этого и других юношей, но их поцелуи не имели такого нежного вкуса, а еще они не отвечали ему с такой… чуткостью. Губы Александра так чудесно подрагивали под губами Гефестиона, и Гефестион слышал, как Александр слабо застонал, вцепившись руками в предплечья Гефестиона, будто он не знал, хочет ли обхватить его и прижать к себе или оттолкнуть прочь. После некоторого колебания он возвратил поцелуй – осторожно, неловко. Гефестион улыбнулся Александру, отклоняясь назад - полунасмешливо, полунежно. – Ты действительно не целовался раньше, Александр? Александр вспыхнул. – Может, я все-таки надеялся, что мой первый поцелуй истинной любви подаришь мне ты, Гефестион! Гефестион вздохнул. Бедный Александр, все еще так серьезен! Но внезапно обнаружилось, что это больше не раздражает его. Он даже начал видеть в этом некое очарование. Коснувшись лица Александра с нежностью, которой он и сам от себя никогда бы не ожидал, Гефестион поцеловал его вновь. Афродита, богиня любви, вздохнула, прилаживая перед зеркалом свой чудесный пояс. Воистину, бывали времена, когда ей хотелось закричать. Эта Афина так чувствительна! Афродита всего лишь сказала, что ей следовало бы больше интересоваться мужчинами. И почему все разводят возвышенные славословия, песни да пляски вокруг девственности? Афина и Артемида, кажется, бравируют своими добродетелями, как трофеями, в процессе поглядывая свысока на Афродиту. Но если подумать, без плотской любви не было бы воспроизведения людей, и смертные вымерли бы буквально через поколение! И вот тогда откуда бы взялись все эти жертвы?! Кто приглядывал бы за святилищами? Кого можно было бы превращать в оленя или в цветок, или в дерево, как любили делать эти зазнайки? Любовь необходима! Честно говоря, при том количестве времени, что Афина проводила среди мужчин – храбрых, красивых, привлекательных воинов – можно было бы подумать, что у нее хоть раз случилась по крайней мере одна интрижка, ну или как минимум легкий флирт. Но нет! Она была слишком занята тем, что надевала на себя доспехи стратега и зарабатывала репутацию одной из "тех крутых ребят". Как разочаровывающе скучно! И конечно же, едва начался спор, Гера и Артемида перекинулись на сторону Афины, называя Афродиту фривольной красоткой и богиней легкого поведения, неверной женой своему мужу и постоянным источником проблем! Ну она и оставила их разбираться с этими проблемами, а ее совет, как обычно, был понят неправильно и оставлен в небрежении.. "Видно, пора домой", - подумала Афродита. Временами пеннорождённая богиня действительно считала, что Гефест, каким бы уродливым правдорубом он ни был – единственный, кто ее по-настоящему понимает. Конечно, она не хотела выходить за него замуж и долгое время отказывала неуклюжему поклоннику, а потом получала большое удовольствие от наставления ему рогов со своим гораздо более возбуждающим желание и красивым братцем Аресом, пока тот коварный старый козел не подловил их на горячем и не унизил перед всеми богами… Но все же она привыкла к насмешливому юмору Гефеста и отказу льстить ей или идти на поводу ее истерик и капризов; а еще он сделал ей такие чудесные украшения и даже золотую мебель для ее спальни, и бывали моменты, когда она находила в его обществе большое утешение, просто сидя и молча наблюдая, как он работает - несмотря на всю его неуклюжесть и хромоту, у него действительно были очень умелые руки… Маааааааамааааааа! Мааааааамааааааа! Грезы Афродиты были разрушены высокоголосым воем ее сына Эрота, который несся по коридору прямиком к ней. Пару секунд спустя за ним, громыхая, выскочил Арес, вопя достаточно сильно, чтобы содрогнулся сам Олимп. – Вернись сюда, маленький негодник! – Неееет! – верещал Эрот, извлеченный из складок одеяния Афродиты, уцепившись за ногу Ареса. – Мааааааамааааа! – взмолился он, когда бог войны подхватил его и начал от души лупить по заднице, попутно проклиная. – Арес! – придя в себя, вскричала Афродита. – Немедленно отпусти моего сына! Арес и ухом не повел. – Арес, если ты не перестанешь сию секунду, я больше никогда не буду играть с тобой в Пленницу и Завоевателя! Арес угрюмо взглянул на нее; видно было, как он поворочал услышанное в очевидно небыстром уме, а потом пожал плечами и опять принялся шлепать Эрота. Афродита рассердилась сильнее, чем за многие прошедшие столетия. Ей до смерти надоело быть задвигаемой в сторону и недооцененной. Конечно, она никогда не имела успеха в бою – однажды под Троей она вступила в битву, но была ранена эти ужасным претенциозным Диомедом и в слезах отправилась к своей матери. Как тогда смеялась над ней Афина! Но сейчас во внезапном порыве гнева, горячем, как топка Гефеста, Афродита рванулась вперед и впечатала плотно сжатым кулаком в лицо Ареса так, что тот опрокинулся на спину, а потом быстро сгребла Эрота в охапку до того, как обидчик успел опять наброситься на него. Крепко прижимая Эрота к груди, она пустыми глазами наблюдала, как Арес, пошатываясь, поднялся на ноги, а из его носа подтекал серебристый ихор. – Мелкий ублюдок сам напросился! – проворчал он. – Я говорил ему, что он должен сделать, а он все пропустил мимо ушей! – Да? И что он должен был сделать? – без всякого сочувствия потребовала ответа Афродита, поглаживая золотистые кудри сына, который хныкал у нее на плече. – Да это царевич Александр – тот, македонский… – Этот глупый мальчишка, с которым вы все так носитесь? – пренебрежительно фыркнула Афродита. – Тот, который так гордится своей целомудренностью и добродетелью? Вот уж действительно, маленький зануда – окруженный мужественными парнями и искусными гетерами и воротящий нос от них всех, будто они плохо пахли! С его отцом Филиппом было намного забавнее, с этими его многочисленными любовными похождениями, очаровательными женщинами и красивыми мужчинами! – И что с ним? Арес выбранился. – Я сказал этому негоднику, что пришло время Александру влюбиться. И я сказал ему, с каким парнишкой царевича надо свести в пару – с Кассандром, сыном Антипатра! Это было бы великолепно! Антипатр – лучший полководец и близкий друг Филиппа Македонского, в его отсутствие – наместник Македонии! – взгляд бога войны приобрел мечтательное выражение. – Александр и Кассандр! Соперники! Любовники! Один – сын царя, другой – сын его правой руки! Оба умные, гордые, амбициозные и эгоистичные! И они ненавидят друг друга! А что еще лучше, Александр любит свою мать Олимпиаду, но Олимпиада ненавидит Антипатра! Только подумай об этом! Любовь и Ненависть сплавлены воедино! Какое взрывное сочетание! Можешь представить себе эти бесконечные войны? Этот раздор? Разлад… – Разлад…, – повторила Афродита, проницательно прищурившись. – Подожди-ка… ты опять путаешься с Эрис, да?! Ох, эта высохшая старая дева! – Эрис меня понимает, – нетерпеливо пробормотал Арес. Афродита сдержанно фыркнула. – Вот уж действительно, любовники и соперники! Пфф! И что все это имеет общего с моим Эротом? – Ему было велено подстрелить Кассандра одной из своих стрел, – надувшись, ответил Арес; он всегда уходил в оборону, когда Афродита высмеивала его дружбу с богиней раздора, – а он не сделал этого! Он подстрелил другого – этого Гефестиона! Гефестион! Да кто он такой, вообще?! Никто, вот кто! Какой-то глупый сын неизвестно кого; мальчишка, к которому у Александра дурацкая детская влюбленность! А теперь, по его милости, эти двое полюбили! Гармонично полюбили! И что интересного в таком раскладе?! Афродита покачала головой, удивляясь, что же она в нем находит. Он и правда бесчувственная дубина! – Вы с Эрис достойны друг друга! – кисло заявила она, уводя Эрота с собой. На обратном пути домой она успокаивала своего мальчика поцелуями и ласками, и конфетами из амброзии. – Ну, услада моего сердца, – проворковала она ему, спустив, наконец, с рук на землю, – с чего весь этот сыр-бор насчет того, что ты заставил Гефестиона влюбиться в Александра? – Я не мог удержаться, мам, – шмыгнул носом Эрот, – Александр принес мне жертву и попросил, чтобы я заставил Гефестиона влюбиться в него! – Но дорогой мой, тебе все время приносят жертвы, – снисходительно рассмеялась Афродита. – Да, но они обычно от глупеньких девчонок, которые хотят заполучить красивых мужей, и все, что они подносят мне – это девчачья скукотища типа цветов или медовых лепешек! А Александр подарил мне все свои игрушки… ну, большая их часть, конечно, была не очень-то привлекательной… Я имею в виду, что лук, который он мне отдал, это сущая ерунда по сравнению с моим… но там было несколько таких хороших солдатиков…, – он внезапно поднял на нее взгляд и сверкнул озорной улыбкой. – А ты и правда отлично врезала ему, мама! Афродита хихикнула, чувствуя прилив теплой волны гордости. – Да, врезала знатно, правда? Все еще улыбаясь, она взяла сына за руку. Невозможно не любить его, уж как он ни озоруй; в конце концов, они стоили друг друга в своей легкости и игривости – и были счастливы этим. – Идем, мой маленький проказник… Этот юный Александр слишком долго презирал меня! Смотри, как я подарю чудесный подарок нашим новоиспеченным влюбленным! Блеск в глазах Гефестиона был совершенно недвусмысленным, и Александра, который всего несколько мгновений назад беззаботно парил в облаках экстаза, начали охватывать некоторые опасения. Когда Гефестион взял его за руку и потянул вглубь леса, он смущенно затоптался на месте. – Гефестион… – Ну давай, Александр, – усмехнулся Гефестион, – будет весело, я обещаю! – вспышка сомнения мелькнула на его лице. – Ты же действительно хочешь этого, правда? – Я…, – Александр нахмурился. Теперь он получил своего Гефестиона, но не был вполне уверен, что с ним делать. Было очевидно, что Гефестион хочет большего, чем просто поцелуи и объятия, но Александр не знал, готов ли к этому он сам. Он видел, как приподнятое настроение выцветает на лице Гефестиона. Возможно, друг посчитал, что Александр просто дразнит его или ревниво пытается увести от чар той девушки, Андромеды? Теперь он никак не хотел потерять Гефестиона, но что же ему делать? Внезапно странное щекочущее тепло начало подниматься по телу Александра. Оно зародилось в ступнях, пропутешествовало вверх по ногам, сделало яички и ягодицы до боли наполненными тяжестью и напряжением, потом перелилось в живот, вызывая в нем странную болезненную тягу к чему-то, но не к еде. Вскоре тепло распространилось в грудь, заставив сердце биться очень быстро, потом в руки, которые неожиданно нестерпимо захотели ощутить в своем кольце Гефестиона, а потом в самые кисти и пальцы, которые просто зачесались, чтобы трогать, ласкать, гладить и исследовать каждый кусочек его тела. Наконец, тепло докатилось до головы волной легкой, головокружительной эйфории, прочищая ум и развязывая язык. Чувствуя так, будто все его внутренности мерцают, как сами звезды, Александр услышал свои слова: «…эта девушка, Андромеда или как там ее зовут… ты… ты делал что-то с ней?». Гефестион моргнул, явно ошеломленный вопросом: – Я… уммм…. ну… нет, – промямлил он, – нет, я… ну я собирался, но… Александр придвинулся ближе, одаривая его застенчивой улыбкой. – Тогда…. Может, ты хотел бы… сделать что-то со мной? Гефестион уставился на него, а потом разразился смехом. – Александр, это и правда говоришь ты? Что случилось с тобой? – Любовь, Гефестион, – счастливо вздохнул Александр, вытягиваясь к нему для поцелуя, – просто любовь… Эрот оторвал глаза от площадки, на которой он расставлял своих новых солдатиков в фалангу, и вгляделся в зеркало матери. В его отражении он увидел двух юношей, погруженных в глубокую дрему, которая следует за любовными утехами. Он перевел взгляд на Афродиту и улыбнулся ей. – Мама, – сказал он, – какая же ты умница! Афродита почувствовала, как румянец удовольствия заливает ей щеки, но быстро отвернула голову и сказала с рассеянным взмахом прекрасной тонкой руки: – Что я могу сказать, дорогой мой? Любовь – это прекрасная штука! И далеко-далеко внизу в смертном мире, крепко сжатый в объятиях Гефестиона, со все еще трепещущим после любовных волнений телом, Александр от всего сердца согласился с нею.Стрелы желания (Arrows of Desire)
13 февраля 2021 г. в 02:48
Примечание: автор видит бога любви Эрота (Эроса) прекрасным юношей лет 16-18, а не пухленьким малышом, как на современных изображениях Купидона. В этой истории Эрот, используя свои божественные способности, меняет внешний вид в зависимости от того, с кем он разговаривает, чтобы получить тот результат, который ему нужен: так, он похотливый юнец с Гефестионом и милый малыш со своей матерью.
Примечания переводчика.
Агриане — фракийское племя, жившее севернее Македонии. Их царь Лангар выделил Александру Македонскому 1000 лучших своих воинов. В македонской армии эти войска считались элитными и действовали вместе с конницей гетайров. Они участвовали во всех крупных битвах, а особенно хорошо проявили себя в битвах в горах и при штурмах городов. В битве при Гавгамелах агриане отразил атаку частей персидской кавалерии, обошедших конницу гетайров с тыла. Агриане относились к лёгкой пехоте и были вооружены дротиками и мечом, защитой им служил небольшой щит-пельта и шлем. Командовал ими македонский военачальник Аттал.
Пояс Афродиты — в античной мифологии могущественный атрибут богини любви и красоты. Этот пояс обладал силой наделять того, кто его наденет, необычайной сексуальной привлекательностью.