***
Сладкие мальчики «сердце-в-блестках», грозные кавказцы «детка-мы-хотим-тебя-все-сразу», потные папики «отсоси-мне-если-найдешь-что» — весь стандартный контингент гей-клуба был представлен и в «Фараоне», разве что блестки на сердце были кристаллами Сваровски, кавказцы торговали не мандаринами, а нефтью, а у папиков в нагрудных карманах прятались депутатские удостоверения. Глеб привык одеваться так, чтобы сливаться с толпой, но здесь он бы больше вписался с павлиньими перьями в заднице. И это при том, что он ради такого случая постирал джинсы и отрыл в глубине шкафа рубашку. Клетчатая короткорукавка хранилась там на почетной пенсии, в последний раз он надевал ее чуть не в студенческие годы, да и то когда участвовал с друзьями в популярных тогда ночных автомобильных квестах «Дозор» и пытался впечатлить капитана команды. От организаторов он в тот день получил победный значок, а от капитана — по морде, и с тех пор отправил рубашку в заднестеночную ссылку. Теперь она была тесна в плечах и груди, но все же лучше растянутых футболок и безразмерных худи. И, естественно, формы. Вообще в гей-клубы Глеб иногда ходил. Не столько потрахаться, сколько собой побыть, когда от притворства уже выть хотелось. Он ведь даже с мужиками в баре выпить нормально не мог — чуть переберешь, ляпнешь не то, про баб шутку не поддержишь — и все, схлопочешь в дыню. А в спину тебе полетит весь список родного матерного — плюсом к тому, что ему ежедневно полагается как менту. Зато в клубе все это можно оставить за дверью. Попялиться на мужиков, пососаться с кем-нибудь в туалете, да блин просто выпить и поговорить по душам. Ну одна же радость в жизни… Так нет! И ее отобрали! Теперь надо и в «своем» месте притворяться! От конфликтующих задач мозг искрил и перегружался, Глеб основательно и весьма непрофессионально подвисал. Заказал в меню самое дешевое пойло — ядовито-рыжее убожество под названием коктейль «Борзый» — и старался не смотреть ни на полуголых мужиков на шестах, ни на официантов в белых гольфиках, ни на парочку на соседнем барном стуле, что сначала просто обнимались, а теперь запустили руки друг другу в штаны и активно стонали. «Ты на работе. На работе. На работе!» — твердил себе Глеб, морщась от «борзой» кислятины. Не помогало. Да и, черт, «объект» этот… Да, Объект — это отдельная песня. Еще в кабинете тетя Люся показала фото, и у Глеба кроме «какой же охуительный мужик» в голове долго ничего не появлялось. Все при нем, и рост два метра, и фигура пловца, и морда прям на рекламу морд так и просится. Глаза голубее рубашки МВД, а небритость такая альфачья, что сразу ясно, что он не как Глеб, три дня ленился, а отращивал нарочно и по линеечке подравнивал. Мудак. На фоне этой прилизанной конфеты Глеб даже мытый-бритый смотрелся разбуженным посреди спячки ежом. Объект пришел давно — один — и все это время сидел, по-царски развалившись на мягком диванчике. Хищный и холеный. Одетый в дорогое шмотье, которое охрененно ему шло, но еще лучше смотрелось бы, медленно стягиваемое с плеч. Стоило увидеть его, как Глеб представил именно это — как сдирает темно-синий пиджак, заставляет поднять руки, скользит пальцами по коже, подцепляя белую футболку… Ну вот что за бред?.. Объект вообще рождал странные фантазии. Например, было навязчиво ясно, что у него есть член. В смысле, понятное дело, что он есть у каждого, но в обычной жизни об этом не думаешь. Пока не встретишь такого, как этот. Один взгляд — и все, ты только и смотришь между ног и все прикидываешь, что вот там, под брюками, на нем трусы. Белые боксеры? Или что-то веселее, вроде стрингов? А под ними прячется большой (наверняка большой) толстый (ну конечно толстый!) с крупной такой бархатной головкой… Будто услышав, Объект поменял положение, расставив шире длинные ноги. В горле совсем пересохло. Глеб сделал глоток и поморщился от кислоты на языке. Ах да. «Борзый». В одиночестве Объект просидел недолго. Вот к нему подвалило, улыбаясь, блестящее создание в шортиках, ткани от которых Глебу не хватило бы и на перчатку. Создание покрутило задом, попыталось взгромоздить Объекту на колени свои розовые кеды, но было решительно выпровожено. Даже не подержавшись за оголенный попец, Объект отправил создание спокойно, но убедительно, а потом, отряхнув брюки от блесток, продолжил сидеть, попивая свой коньяк. Глеб отсюда чуял ценник такой стакашечки, и в животе прихватывало от зависти. В течение часа на колени Объекта успели позариться пятеро — но всех постигла судьба блестящего создания. Стало даже интересно, какого вида попы во вкусе неприступного самца. На сцене тем временем разворачивалось танцевальное шоу, полуголые куски мяса отплясывали под леди Гагу, и Глеб для вида немного попялился. Мужики на каблуках отлично прогибались. Объект между тем поднялся с дивана и неспешно куда-то направился. Глеб приготовился следить, но путь Объекта лежал не к туалету и не к выходу, а по прямой через зал. Когда траектория выстроилась безошибочно, Глеб врос в стул. Мышцы спины закаменели, а отсутствие табельного оружия ощутилось особым холодом. «Не провоцируй», значит? Как это не провоцировать, если Объект идет уверенной походкой прямо к нему, опускается на соседний стул и тянет свою лапищу? — Михаил. Надо же, врет по легенде. Ну Глеб тоже соврал: — Сергей. Объект посмотрел с прищуром, будто испытывая. — Ясно, Сергей. Давно дозоришь? Глеб чуть со стула не брякнулся. Догадался, что за ним слежка? Как? Откуда он мог узнать? И если все понял, то почему прямо здесь подошел, а не подкараулил в темном переулке? Глеб тянул время, ощупывая модные шмотки взглядом. Оружия видно не было. — Чего? — спросил он как мог расслабленно. Объект усмехнулся. — В «Дозор», говорю, давно играешь? — он указал Глебу куда-то в область сердца. Ну конечно, победный значок! Вот же, до сих пор болтается на кармане. Глеб выдохнул. — Да в студенческие годы гонял. — И я. И в «Дозор», и в стрит-рейсинг, чего только не было… — Объект посверлил своими голубыми гляделками и чуть насмешливо скривил губы: — Слушай, раз такое дело, давай я тебя угощу? Сил нет смотреть, как ты от своей гадости морщишься. Смотрит, значит. Сопереживает, гад. Отказаться не вариант. — Угу, — сказал Глеб, а потом некоторое время разглядывал появившийся перед ним пузатый стакан. Сначала думал притвориться, что пьет, но это ведь как с мячом. Общеизвестный факт: если к мужику подкатился мяч, то пнуть его — автоматический природный рефлекс, тут хоть ураган, хоть наводнение, хоть зомби другую ногу отгрызает. А если в руку мужику вложить выпивку, то рефлекс какой? Правильно. Вот и Глеб не удержался. И не пожалел. Темно-медовая жидкость согрела рот и прокатилась по горлу, как на саночках. — Наш экипаж три раза на общегородских побеждал, — сказал тем временем Михаил, крутя свой стакан в ладони. — Ты тут ездил? Может, пересекались? — Вряд ли, — Глеб помотал для убедительности головой. — Мы до крупных соревнований не доходили. И победили-то один раз — и то потому что я из штанов выпал. — Чего? — хохотнул Объект. — Да подсказка была, что код — под мостом, а мы никак найти не могли. Ну я через перила перелез, ребята меня держали. А темно же, ночь, они вместо ног за джинсы ухватились. Я тогда тощий был, на стипендию не разжиреешь — из штанов как по смазке ухнул. Пока до воды летел — увидел внизу на опорах код. Его, оказывается, с берега спокойно разглядеть можно было. — В живых-то как остался? — усмехнулся Объект. — Да повезло считай. Невысоко было, плюс сгруппировался. Ну промок, конечно, и зад отбил, не без этого. А ты чего, будто ни разу за игры свет в конце тоннеля не видел? Глаза у Объекта — как репейники, так и цепляют. Особенно когда морщинки эти смешливые в уголках и взгляд такой… такой… увлеченный, что ли. Будто Глеб ему сейчас интереснее, чем все звездно-блесточные посетители клуба вместе взятые. Ладони от этого потели, а коньяк плескался в желудке еще активнее. Хотелось придвинуться, чтобы музыка не мешала разговаривать. — Да было дело конечно, — протянул Объект, сам подаваясь вперед. — Однажды в загадке было что-то про мусорку. Ну мы с ребятами обшарили все баки в округе. Я лично в пять контейнеров с головой нырнул, весь в дерьме извалялся. А код знаешь где был? — Где? — Под ментовской машиной! — Объект фыркнул и от веселья даже похлопал Глеба по колену. Глеб загыгыкал, но не слишком искренне — не потому что обиделся, а потому что Объект, отсмеявшись, руку не убрал. Оставил свою лапалку и даже вроде как погладил большим пальцем складку на джинсе. В жар бросило, как на сковородке. Да чтоб тебя! И что теперь делать? Самое топорное, что нравилось. И внимание это, и запах какой-то пижонский — да если бы не задание, Глеб уже передвинул бы эту ладонь себе на ширинку. Но «фактики»! «Не провоцируй»! «Премия»! Объект тем временем воспринял его молчание знаком согласия и с довольной рожей отпил еще своего коньяка, устроив руку у Глеба на бедре теперь совсем по-хозяйски. — Эх, хорошее было время, — сказал он, мечтательно улыбаясь. — Целую ночь катаешься по городу, ползаешь по заброшенным стройкам, и единственная забота в голове — как бы не сорваться с крыши какого-нибудь НИИ. Адреналиновая жизнь, не то что сейчас. Глеб поперхнулся. Это ему, значит, адреналина в жизни недостаточно? Они еще сидели, вспоминая. Мимо сновали разгоряченные посетители, то и дело задевая плечами, на танцполе пьяно и весело улюлюкали, на сцене творилось уже совсем голое непотребство — Глеб ничего не замечал. Он будто сидел на кухне со старым другом — старым другом, на которого стояло так прочно, что хоть табельное оружие вешай. Но в отличие от привычной реальности, друг не планировал начистить ему за это рожу, а наоборот — наглаживал дырку на джинсах, неотвратимо двигаясь к стояку, и все смотрел на губы, явно подумывая зализать их вместо лимона. Что-то низко загудело, и Объект отвлекся. Полез в задний карман. — Прости, — сказал он, и глаза у него мгновенно заледенели. — Работа. Важный заказ. Он принялся писать сообщение, а Глеб как очнулся. Музыка обрушилась удушающими басами. Пьяные крики, потные тела, тяжелый алкогольный дух навели резкость на размытое сознание. Идиот. Какой он тебе нахрен друг? Он же преступник. Киллер, которого твоими усилиями посадят — далеко и надолго. Глеб замычал, пытаясь подняться, не шатаясь. — Я… я отолью пойду. Нужно срочно проветрить голову. Коньяк слишком уверенно чувствовал себя в желудке, а ладонь Объекта — на ширинке. И то, и другое было охренительно хорошо. И охренительно неправильно. Стоило встать, как Объект тут же спрятал телефон и подорвался следом. — Я с тобой. У него что, тоже задание нарыть на Глеба фактики? Туалет в такой роскошной шараге царский. Все блестит и сияет, в золотой писсуар только нефтью и ссать. Свет по-бордельному мягкий, музыка из зала добирается приглушенно, как пульсация крови в висках. Глеб пристроился через писсуар от Объекта, делать свои дела «под наблюдением» не хотелось. И так со стояком неудобно, да и звуки из ближайшей кабинки доносились весьма неоднозначные: сдавленные хрипы, натужное дыхание и характерное причмокивание. Стоило Глебу вжикнуть ширинкой, как там кто-то застонал: — Давай поглубже, детка… вот так… бляяя… еще, еще давай… Хлюпанье усилилось, детка явно старалась. В просвете между полом и дверцей торчали тощие голые коленки и розовые кеды — Глеб их узнал: то самое блестящее создание, что первым подкатывало к Объекту. Недолго расстраивалось. Разговорчивому собеседнику было очень хорошо, о чем он не стеснялся рассказывать случайным свидетелям. Так под «ууу, просто кайф» и «вот так, вот так, еще полижи» Глеб героическим усилием сделал свои дела, а под «все, не могу больше, поднимайся, шорты спускай» они с Объектом встретились у раковин. Объект тоже слушал и ухмылялся. В кабинке тем временем зашлепали шаги, зашуршала одежда, а потом в напряженной тишине раздался какой-то обреченный плюх. — Бля… это был последний, — сказал разговорчивый. — У тебя есть? — Закончились, — ответило создание. — А у тебя? — Да говорю же, последний. — Бля… Последовала по-театральному отчаянная пауза. Глеб ухватил смешливый взгляд в зеркале. На безмолвный вопрос он развел руками: запастись резинкой на задание как-то не подумал. Объект на это вытер руки салфеткой, достал из заднего кармана бумажник и вытянул серебристый пакетик. Внутри остались еще. И вот тут у Глеба в голове что-то щелкнуло. То ли коньяк, то ли вид этих серебряшек, то ли жест доброй воли, доказывающий, что Объект может и киллер, но мужик, несмотря на это, нормальный, — но захотелось его до жути, до «вотпрямздесьисейчас». Член дернулся, как бы неоднозначно намекая: «Ну я-то по-любому вот-вот кончу, а в нем или нет — это тебе решать». Все дальнейшее увиделось как сквозь матовую пленку. Вот Объект просунул под дверь пакетик. Вот раздавшееся оттуда «о, спасибо, чувак, должен буду» сменилось на «шлеп-шлеп-шлеп» и «еще раздвинь, детка, еще». Отчаянно захотелось того же. Только не с деткой. А с этим вылизанным мажором, от которого так и таранило сексом. Все. Хватит. Пора валить. К херам такие задания, пусть подавятся своей премией. Своя башка дороже. Глеб решительно зашагал к выходу. Объект тоже. Они остановились, пропуская друг друга, а потом оба двинулись вперед — и столкнулись. Вроде только плечами, а как-то так получилось, что и губами. А потом и совсем в обнимку застряли в проеме. Глеб целовал как не в себя. Вдавливал Объект лопатками в дверь, вжимался бедрами, а руками тискал задницу. Какая же крепкая, круглая, как же удобно ложится в ладонь… Он провел с нажимом между булками — и замер. Ешкин кот… — Ты без трусов, — констатировал он, будто для отчетности. Какой-никакой, а фактик. Объект хмыкнул. — Это джоки, — он ткнулся носом в губы. — Я покажу. Глеб посмотрел в сторону кабинок — очень захотелось посмотреть, что ж там за трусы-невидимки такие, — но Объект покачал головой. — Поехали ко мне? «Ко мне». Не в комнату над танцполом, не в мотель за заправкой, а «ко мне». Да что ж он с первым встречным так палится? Даже неудобно за него стало. А за себя — очень даже удобно: сразу и дудочка, и кувшинчик. В смысле, и жопа, и премия. — Поехали. Реальность снова подстерлась по углам, ярче всего Глеб запомнил ключевые точки: вот они целуются в машине, вот — на светофоре, а вот — уже на парковке. Только теперь Объект фактически у него на коленях, елозит о бедро стояком и сжимает ладонью ширинку. И все облизывает свои губы, будто не терпится насадиться ими на член. — Пошли уже, — рявкнул Глеб, открывая дверцу. Включать свет в квартире не стали, не до этого. Глеб обнимал, гладил, трогал мышцы через тонкую футболку, а Объект — да какой он к черту теперь Объект?! Михаил же! — жадно отвечал, лапал грудь и живот, махом разделался с ремнем и ширинкой и сунул руку в трусы. Глеб чуть не взвыл. Мучая его пальцами, Михаил поцеловал шею и ключицы, мазнул языком по соскам, а потом опустился на колени. Сдернул джинсы и заглотил стояк одним уверенным движением. Ох-ре-не-е-еть… В мечтах Глеб, конечно, держал его за затылок и управлял процессом, но сейчас не посмел. Потому что когда за дело берутся профессионалы, любителям остается стоять и смотреть. Глеб стоял. И смотрел. Как губы скользят по блестящему члену, как втягиваются от усердия щеки, как подрагивают ресницы. В полутьме все это — какая-то чертова магия, и Михаил — очень уж опытный Гарри Поттер. Чтобы не сдаться раньше времени, Глеб отстранился. — Ты… как… хочешь? — выдохнул он, завороженно глядя на глянцевые от слюны губы. Михаил поднял глаза. — Ты, кажется, мечтал посмотреть, что такое джоки? Он встал, щелкнул ремнем, и брюки плюхнулись на пол. Глеб присмотрелся. Ничего особенного, спереди трусы как трусы, разве что на бедрах широкие резинки, будто ткани пожалели. Возбужденный член в эту тряпочку еле помещался, натягивая бодрый вигвам. Глеб все любовался на крупную мускулистую фигуру, а Михаил, дав поразглядывать, забрался на кровать и повернулся спиной. Ох ты ж… Член закаменел, сердце аж защемило от недостатка крови. На заднице, на идеально круглой, мягкой даже на вид Михаиловой заднице, ничего кроме этих резинок и не было. Тянулись они наискосок, подчеркивая и круглость, и мягкость, и идеальность — и соединялись где-то под яйцами. Когда Михаил опустился на четвереньки, стало видно, где. Эти трусы орали: «Трахни меня немедленно», а не слушаться трусов в такой ситуации было глупо. Ведомый зовом джоков, Глеб выдернул блестяшки презерватива и смазки и взгромоздился на кровать. Погладил шелковые половинки, раздвинул, провел пальцем по нежной коже. Хотелось так, что дыхания не хватало. Выдавив смазки, он щедро окропил промежность, надавливая и растирая. Загнал пальцы глубже, растягивая, прокрутил кулак. Внутри узко и горячо, а еще податливо, будто Глеб был долгожданным гостем и к его визиту готовились. Это особенно вдохновило. Все это время Михаил стоял на коленях, уткнув голову в сгиб локтя, и громко дышал. Молчал, но раздвигал ноги шире, показывая, что ему все нравится. И даже качал задом, насаживаясь глубже. Запустив руку под живот, Глеб принялся надраивать член прямо через ткань. В том же темпе двигал пальцами. А потом сменил их на член. Михаил глухо замычал и бросил хищное: «Жестче давай» — и у Глеба совсем сорвало погоны. Он задолбился с оттягом, до сладких чавкающих шлепков. Ненадолго вынимался, а потом врывался в расслабленное тело и драл его снова. Ощущения зашкаливали, как на скорости. Он прибавил жару. Добился коротких резких стонов из подушки, сдернул треугольник ткани и завозил кулаком по обнажившемуся члену. Ух, раскаленный. Уже на самом краю. Михаил тут же зарычал и сжал его внутри. У Глеба аж под веками потемнело. Он вогнался еще пару раз до упора и замер, спуская все, что накопилось. Давно так хорошо не было. До дрожащих мышц и вспотевшей спины. Тяжело дыша, он откатился, завязал презерватив и выкинул в урну, предусмотрительно поставленную прямо у кровати. Михаил полежал еще, постанывая раненым зверем, а потом объявил, что отправляется в душ. Как только идеальный зад скрылся за дверью, Глеб подскочил. Обшарил брошенный на пол бумажник, изучил телефон, осмотрел одежду, аккуратно обошел понтовую квартиру…. Ничего! Никаких зацепок, все чинно, музеи-галереи-библиотеки, как тетя Люся и говорила. Чисто человек работает, придется угрозыску копать глубже. Михаил вернулся из душа посвежевшим, растрепанным и каким-то домашним. Как будто секс счистил с него жесткую шкурку, оставив сладкую теплую мякоть. Глеб сглотнул слюну. Полежать бы с ним вот так, поговорить, выпить, а потом снова любить это жаркое тело, целовать припухшие губы… Словно услышав его мысли и нарочно соблазняя, Михаил скинул с бедер полотенце. — Ну, — сказал он, забираясь на кровать. — Рассказывай теперь, что ты делал в клубе. Черт. Рано расслабился, дурак. Забыл, с кем имеешь дело? — В каком смысле? Михаил усмехнулся. — Да ладно тебе. Что я, не знаю, какой контингент в такие клубы наведывается? Мальчики эти блестящие, папики пузатые, королевы… — А ты кто? — А я… Да меня так работа долбает, что я прихожу просто посидеть. Собой побыть. Хоть недолго не притворяться, понимаешь? Глеб вздохнул: — Понимаю… Кажется, это воодушевило. — У меня работа нервная, — заговорил Михаил быстрее. — Там столько бабла, но каждый заказ — вопрос жизни и смерти, понимаешь? Промахнусь — мне кирдык. На этот раз «понимаю» вышло менее искренним, но Михаил, кажется, не заметил. — Нет, я это дело люблю, работаю в удовольствие, но уж больно много ответственности. Один раз испортишь — и капец. Вот я и прихожу отвлечься. Но только посмотреть — ни блестки, ни перья меня не привлекают. Достало все! Думал к черту, пойду домой — а тут ты… в рубашке этой своей клетчатой, со значком. У меня, как говорится, олдскулы свело. Понял, не прощу себе, если не подойду. — Михаил посмотрел и мягко улыбнулся: — Ну, говори, что ты в клубе забыл? Глеб не был бы лучшим опером отделения, если бы не умел импровизировать. — Да я… ладно, в общем, я к тебе присматривался. Михаил нахмурился: — Зачем? — Мне тебя Филимоша порекомендовал. — Филимоша? — удивился Михаил. — Погоди, Филимон Валерьянович? Ведерников? — Ага, он сказал, чем ты занимаешься. Примешь заказ? Брови Михаила затерялись под влажной челкой. — Заказ? От тебя? — Он помедлил, оглядываясь, а потом дернул плечами. — Приму. Вот так просто? — И даже не спросишь, кого? Михаил улыбнулся. — За такой секс, Сережа, заказывай хоть Сурикова, хоть Поленова, хоть Крамского. Глеб обмер. Суриков — начальник медийного холдинга, Поленов — местный наркобарон, Крамской — депутат городской думы! — И Крамского? — выдохнул он, не веря. — Да хоть Шишкина! Глеб нахмурился. О таком он не слышал. — Шишкин? Это кто? — Ну ты даешь, — Михаила весьма веселило удивление Глеба. — «Утро в сосновом бору», мишки же! Глебов мозговой компьютер, и так буксовавший после коньяка и секса, совсем завис. Какие мишки?! А потом, словно кадры в перемотке, замелькали слова. «Музеи-галереи-библиотеки». «Три раза мне заказ выполнял». «Работает тихо, профессионально». «Мастер». — Миш, ты скажи, — начал он неуверенно. — Тебе Маратуллин какого Саврасова заказал? — Алексея Кондратьевича, — усмехнулся Михаил. — Я же по передвижникам — а там набросок «Грачи прилетели». Подозрительный какой-то, может и краденый, но я вопросы таким клиентам не задаю. Да и я уже посмотрел, там делов-то на пару часов — кое-где грязь и потемнение, да лак восстановить, я это быстро уберу… Он говорил бы еще, но Глеб уже не мог сдерживать смех. Он ржал громко, хоть и недолго. А как вытер слезы, притянул Михаила за затылок и поцеловал. — Давай так, Миш. Я тебе сейчас все расскажу, а ты сам решай, что делать дальше. Захочешь — выпнешь, захочешь — дашь еще шанс. Только знай, я ради этого второго шанса что угодно сделаю. Михаил растерянно посмотрел. — Что угодно? — уточнил он, и вдруг в глазах мелькнул демонский блеск. — И джоки наденешь? — Надену, — вздохнул Глеб и протянул руку: — Разрешите представиться, капитан Медведев. Михаил открыл от удивления рот и так его и не закрывал, пока Глеб рассказывал, а потом еще дольше думал, мучая Глеба неизвестностью. Наконец он потер подбородок. Хмыкнул. — Так. Для начала скажи хотя бы, как зовут-то тебя, капитан Медведев. А что, не такие уж эти джоки неудобные.***
Премию он, конечно, не получил. Но хоть с работы не поперли. О конфузе наказали молчать, при упоминании Мастера строить тупую рожу. Было нетрудно. Зато о передвижниках Глеб знал теперь все — оказалось, Михаила хлебом не корми, дай о Васнецовых своих поговорить. Разве что сексом заткнуть. Глеб и затыкал. Так что когда у него дымился Шишкин, они запирались в квартире и занимались Миролюбовым — то Суриковым, то Репиным, то вообще Бялыницким-Бируля — до самого Левитана. А потом засыпали рядом в кровати, в обнимку, и тогда наступало настоящее Куинджи. А кстати Филимошу и Ашота Мембукаметовича потом таки арестовали, на реальной заказухе попались. Все-таки чуйка у тети Люси — о-го-го!