Болеутоляющее

Gin Wigmore – Hallow Fate Оставаться в доме Эдриана после всех произошедших со мной в этот вечер событий было изначально плохой идеей. Я осознала это слегка запоздало, лишь когда мы вновь оказались в дверях огромного фамильного особняка Ньюманов, в котором теперь после отгремевшей студенческой вечеринки поселилась столь непривычно холодящая сердце тишина.  — Твоя комната на втором этаже, — мой спутник указал в сторону винтовой лестницы, ведущей наверх. — Вторая дверь слева, рядом ванная. Ужин… — Я не голодна, — абсолютно равнодушным тоном возвестила я. После волны паники, безотчётного страха и отчаяния, после исчезновения брата в моей душе воцарилось апатичное бессилие сродни тому, что наступает после долгой грозы, когда силы природы наконец иссякли. — Лучше скажи, остались ли у тебя хоть какие-то мои вещи? Хотелось бы переодеться во что-то более… удобное. Серые глаза Эдриана холодно сверкнули в полумраке гостиной, челюсти сжались, словно лишь одно воспоминание о том, что когда-то давно мы были вместе, но теперь всего лишь давние друзья, причиняло ему невыносимую боль. Я же скрестила руки на груди, садясь в кресло у камина и говоря одним своим видом, что мне абсолютно всё равно по поводу того, что он сейчас может испытывать и насколько ему всё ещё неприятно принимать новую реальность, в которой мы больше не пара. В любом случае, жертва тут я, а не он. Поэтому наш разговор, состоявшийся на террасе, вполне может подождать по крайней мере до тех пор, пока в моей жизни не воцарится привычный порядок. — Недавно находил что-то такое, — его голос стал хриплым от напряжения, и хозяин дома нервно сглотнул, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Там вроде наши… вернее, твои старые вещи. Сейчас принесу. Я ожидала, что поиски займут целую вечность, но Эдриан вернулся назад спустя несколько минут, осторожно протягивая мне в руки небольшую бумажную коробку. — Кажется, тут лежит твоя старая пижама. В любом случае, это лучше, чем ничего. Я хотела бы отблагодарить его как следует, но почему-то при одном взгляде на него мои глаза наполнялись слезами, а ком в горле в мгновение ока стал поистине громадным. Я не хотела признаваться в том, насколько мне теперь страшно за себя и за всё, что мне дорого, не хотела просить о его объятиях, жарких и крепких. Просто раньше Эдриан всегда был рядом со мной в такие минуты, держал меня за руку, он был моим спасательным кругом, теперь же я просто не имею права просить его о таком. Я сама его оттолкнула, сама сказала, что его любовь ко мне делает из него ревнивого безумца, и решила, что мне так будет лучше. И вот она я, снова здесь, стою прямо перед своим бывшим парнем и едва сдерживаюсь от того, чтобы жалко не прошептать в пустоту, повисшую между нами: «Пожалуйста, останься сегодня со мной!». — Конечно, — вслух кивнула головой я, соглашаясь с Ньюманом. — Всем нам будет лучше, если я попробую отдохнуть сегодня. Спасибо за заботу. Эдриан хотел сказать что-то ещё, но я попросту не дала ему этой возможности, поворачиваясь спиной и тем самым давая понять, что наш разговор на этой ноте окончен. Каблуки моих туфель отстукивали мерный ритм по лакированной поверхности дубовых ступенек, унося меня наверх, пока он ещё не успел заметить моих слёз. На душе было гадко от собственной чёрствости, но иначе я поступить не могла: я просто не в силах позволить себе очередную слабость, хотя нечто тёмное в моей голове нашёптывало, что Эдриан жаждет того же, что и я, что он готов принять меня любой, лишь бы я была рядом. «Всего одна ночь, Андреа! — сладко продолжал голос, пока я яростно стаскивала с себя обувь и боролась с замком молнии на спине. Бежевое платье для античной вечеринки было безнадежно испорчено грязью, пылью и потом, оно стало мне отныне ненавистно, будто являлось причиной всех бед, свалившихся на меня: пропажи брата, неловкого разговора с Эдрианом и вообще всего того хаоса, который успел произойти в моей жизни за одни только последние сутки. — Ты же знаешь, что тебе стоит только попросить, только позвать его наверх и…» — Хватит! — жалобно взмолилась я, прижав пальцы к вискам. Голова раскалывалась от переизбытка эмоций, и я даже не заметила, как слёзы вновь стали катиться градом по моим щекам. Дача показаний, полиция в моей квартире, слова Маршалла о странных обстоятельствах исчезновения моего брата казались мне сущим кошмаром наяву, от которого надо было лишь проснуться, с облегчением осознав, что всё это неправда, что всё это просто порождение моих глупых и страшных фантазий, но… Я не спала. До боли привычным жестом я ущипнула себя за руку, затем ещё раз. Всё сильнее и сильнее, пока красную полосу на тыльной стороне ладони не сменила багровая, стремительно наливающаяся красноватыми точками кровоизлияний. — Ну же, проснись, твою мать! Проснись! — как в бреду шептала я, кусая губы и сглатывая слёзы. Расцарапанная в кровь кожа наливалась алым, однако я не хотела останавливаться, стремясь превратить складку в кровоточащую ссадину, пока знакомый голос не окликнул меня сзади: — Андреа, что ты там делаешь? Я испуганно замерла на месте, не решаясь обернуться. Меня не смущало, что Эдриан вошёл в комнату без стука и застал меня в одном нижнем белье, я боялась того, что он заметит моё невменяемое состояние и испугается за меня. Кошмары мучили меня с самого детства, но на тот период, когда мы встречались, мне было легче их пережить. В его объятиях я не просыпалась с дико колотящимся сердцем, готовым выпрыгнуть наружу, не хватала ртом воздух так остервенело, будто задыхалась от бронхоспазма, видя самые невероятные по своему смыслу сюжеты снов: рушащийся надвое Олимп, сотни мертвых древних богов, павших под натиском сторуких чудовищ. Любимый всегда крепко прижимал меня к себе в объятиях, а тихий шепот успокаивал лучше любого снотворного: — Тише, я здесь, рядом с тобой! Дыши спокойно. Вдох-выдох. Все мои панические атаки улетучивались, стоило Эдриану только заглянуть в мои глаза. Не знаю точно, как он это делал, но одни его прикосновения прогоняли любые мои страхи, рассеивали все мои кошмары так, словно тех никогда и не было. И сейчас мне было мерзко от одной мысли, что меня тянет к нему только из-за этого. Я ведь тону в своей боли, и Эдриан единственный, кто может вытащить меня наружу. Я потерялась во времени и не заметила, как его руки плотным кольцом оплели мою талию, как мягкий голос влился в моё сознание тягучим потоком, пусть я и не понимала слов, способная лишь отчаянно цепляться за ткань его чёрной рубашки и жалобно всхлипывать. Ньюман осторожно поднял меня на руки, словно я была фарфоровой хрустальной вазой, одно неверное прикосновение к которой способно превратить её в груду осколков. Крепко прижав меня к своей груди, он вышел в коридор и прошёл в соседнюю дверь, за которой оказалась небольшая ванная. — Присядь тут, — Эдриан мягко опустил меня на самый край чёрной ванны, чуть задержав ладонь на моей мокрой и дрожащей щеке. Неосознанно я накрыла его руку своей, прикрыв глаза. Его тепло казалось таким знакомым, таким желанным, что я едва сдержала рвущийся наружу жалобный стон. Боже, я наверняка казалась ему жалкой в таком виде: осунувшаяся, бледная, с подтеками туши на щеках и умоляющая не оставлять меня, но сил на то, чтобы казаться сильной, просто не было. Я и впрямь была разбита вдребезги. Ньюман отвёл взгляд вбок, включая кран позади меня и наполняя ванну водой. Затем потянулся вперёд, смешивая между собой содержимое каких-то баночек, видимо, решив устроить мне расслабляющее спа. Я же не отрывала свой взгляд от него, совершенно не двигаясь, будто на меня напала кататония в последней стадии, что, без сомнения, должно было испугать хозяина дома до жути. — Тебе придётся раздеться, — наконец прямо заявил мне он, когда вода дошла до приемлемого уровня. Я равнодушно кивнула головой, однако смысла не видела в этом действии совершенно, уже собираясь плюхнуться в ванну боком, когда руки Эдриана в который раз за вечер терпеливо подхватили меня за локти. — Чёрт, Андреа! Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? — выругался он, пуская мурашки вдоль моего позвоночника одними лишь рычащими нотками своего голоса. Я задрожала от чужих прикосновений, когда хозяин дома легко расстегнул застёжку лифа, приподнимая мои руки и аккуратно снимая вещь с плеч. То же самое он проделал и с нижней частью белья, осторожно сажая меня в воду. — Тёплая? — он чуть сжал моё колено, выступившее над мыльной поверхностью воды, словно пытаясь достучаться до меня сквозь туман ступора. Я несколько заторможенно кивнула, направив взгляд вперёд. Краем глаза я заметила, как Эдриан сел на самый край ванны, нежно огладив выступающую под покрасневшей кожей коленную чашечку. — Посиди погрейся пока, а я принесу твои вещи прямо сюда, хорошо? Когда Ньюман наконец ушёл, я подтянула коленки к груди и уткнулась лицом в них, совершенно не заботясь о том, что мыльная вода может попасть мне прямо в глаза. Душевная боль была в разы сильнее, и, если бы от той можно было избавиться раз и навсегда, я бы придумала абсолютно любой способ, лишь бы не испытывать её.

***

Потерявшись во времени, я и сама не заметила, как обессилила от слез и наконец уснула прямо в ванной. Наверное, прошёл целый час или даже больше, потому что я очнулась от чувства, что вода уже остыла, а ладонь Эдриана вновь коснулась моей щеки. — Идём, я провожу тебя до кровати, — его голос заметно потеплел и смягчился при виде меня. — Ты как, пришла в себя? Сможешь сама идти? — Думаю, да, — собственный голос показался сродни скрипу наждачной бумаги, и я неловко кашлянула, протягивая руку за полотенцем. Хозяин дома тут же послушно отвернулся назад, давая мне время обтереться и замотаться как следует. Растерев мокрые волосы, я убрала их за спину и механическим жестом надела на себя сухое нижнее белье, лежащее на пуфике рядом. Обвязав полотенце вокруг тела, я осторожно дотронулась до запястья Эдриана, давая тем самым понять, что готова следовать за ним обратно в комнату. Ньюман кивнул, потянувшись рукой к сливному отверстию и спуская мутную остывшую воду в хромированный водосток. Перехватил мое запястье, трепетно оплетая его пальцами, и осторожно потянул за собой по направлению к комнате. — Я принёс тебе зелёный чай, — он указал на прикроватную тумбочку, где дымилась высокая кружка с ароматным напитком, пахнущим цитрусами. — Раньше ты любила зелёный чай, хотя многое уже могло измениться, но… — Всё в порядке, Эд, — я слабо улыбнулась, глядя в его глаза, вспыхнувшие надеждой. — Я всё ещё люблю зелёный чай. Спасибо тебе за заботу. И вообще за всё. Пройдя внутрь комнаты, я зажгла ночник и стащила с себя мокрое полотенце, повесив его на спинку рядом стоящего стула. Мягкое свечение лампы скрыло от меня удивлённое и слегка порозовевшее от смущения лицо Эдриана, однако его голос возвестил: — Э-м-м, Андреа, а ты не… — Останься со мной, — не дала я договорить ему до конца. Отогнув край мягкого одеяла, я соприкоснулась с ним кожей и едва не застонала от бессилия. Постель была свежей, но безумно ледяной даже для моей разгорячённой ванной кожи. — Эта кровать слишком холодная для меня одной и… — Разве? — мне показалось, что хозяин дома хочет шагнуть мне навстречу, но его строгий тон просто не оставлял возможности представить, что Эдриан присоединится ко мне. — Нет, — я качнула головой, с мольбой глядя на него. — Я просто не хочу видеть те же кошмары, что и раньше. А я всегда их вижу, когда тебя нет рядом. Ну вот, я всё-таки призналась в этом. Горе и усталость развязали мне язык, высвободив ту самую сокровенную правду наружу, которую я скрывала даже от самой себя со дня нашего разрыва, пытаясь задушить в себе все малейшие ростки привязанности, которые ещё теплились в моей душе. Я не удивилась бы, если бы Эдриан тотчас встал и покинул мою комнату, лишь скромно пожелав спокойной ночи. Но он сделал совсем противоположное этому: молча сел на кровать рядом, всё так же трепетно глядя мне в глаза. — Ты правда хочешь, чтобы я остался? — его грудная клетка под белой футболкой тяжело поднималась и опускалась, словно каждое слово давалось ему с неимоверным трудом, но я в ответ лишь тихо кивнула: — Да, я хочу этого. Ньюман протяжно выдохнул и медленно лёг на спину сбоку от меня поверх одеяла, стараясь лишний раз не шуметь. Между нами тут же воцарилась тишина, полная напряжения и недосказанности, но сил на то, чтобы нарушить её первой, у меня не находилось. Вспомнив об остывающем чае, я взяла кружку в руки и сделала пару глотков, ощущая, как приятное тепло достигает груди, а затем и живота, концентрируясь где-то под ложечкой. — Вкусный чай, — вдруг неловко призналась я, не ожидая ответа на свою реплику. Одним махом допив его, я слегка поёрзала, пытаясь закутаться в одеяло поплотнее, и Эдриан протянул руку, пытаясь мне помочь, однако край покрывала предательски соскользнул вниз и его ладонь коснулась моего обнажённого плеча. — Прости, — извинился он, вдруг опустив взгляд вниз. — Сейчас принесу другое одеяло, это слишком тонкое. — Вовсе нет, — возразила я, накрыв его ладонь своей и переплетая наши пальцы вместе. Сладостная ностальгия тут же захлестнула сознание, рождая где-то в глубине души давно позабытое воспоминание: моя ладонь в его руке всегда казалась самой естественной вещью на свете, сродни мерцанию звёзд в ясном ночном небе за окном. — Просто будь рядом, и этого будет достаточно. Уголки бледных губ Эдриана тронула едва заметная усмешка, хотя в глубине серых глаз я видела отчаянную тоску по прошлому: — Странно слышать от тебя то же самое спустя целый год нашего расставания. Ты говорила мне это в вечер нашего выпускного, помнишь? Помнила ли я тот день, когда мы оба признались друг другу в чувствах? Когда выбрали один университет и поступили в него, чтобы всегда быть рядом? Мне тогда казалось, что вот оно счастье, и я держу его в своих руках прямо как сейчас, улыбаясь ему и понимая, что больше не хочу никуда от него убегать. — Я была не права, — мой голос задрожал, а рука коснулась его мягких темных волос. Эдриан будто придвинулся ближе, и его дыхание стало глубоким, будто каждое мое прикосновение было драгоценным даром. — Меня пугали наши чувства, но теперь я понимаю, что… Есть вещи, которых стоит бояться куда больше. Наш поцелуй не показался мне такой уж большой неожиданностью, но тот факт, что Ньюман ответил мне, позволяя перекатиться и сесть на него сверху, углубляясь и делая все мои действия вдумчивее, глубже и жаднее, выбил меня из колеи, заставляя задыхаться от ощущения, что я ещё нужна ему. Его горячие ладони тут же легли на мою талию, прижимая к себе, будто я сама могла бы отстраниться первой. — Прошу тебя, пожалуйста! — я хотела бы быть страстной, но все мои просьбы звучали лишь как мольба умирающего о спасении. Губы Эдриана были тёплыми и слегка солоноватыми от моих слёз, которые я хотела сцеловать с его лица все до единой, и он, наконец, кивнул в ответ, словно соглашаясь дать мне то самое болеутоляющее, которое мне было нужно больше всего на свете. Свою любовь. — Если ты этого хочешь, — хрипло шепнул он, поцеловав меня в ямку над ключицей и позволяя моим рукам стащить с его стройного тела футболку. Его губы чуть задержались там, царапая кожу колкой щетиной, прежде чем развернуть меня и уложить на кровать, а самому мягкой чередой поцелуев спуститься вниз, достигая низа моего живота. Ньюман был так мягок и нежен со мной, что от этого мне хотелось скулить, буквально выть от собственной никчёмности и жалости к себе. Осознание пронзило меня сродни удару молнии посреди грозы: я ведь его не заслуживаю, я пренебрегла его любовью, когда она меня напугала, и наверняка есть ещё целый миллион вещей, которые едва уместятся в список, почему я не заслуживаю Эдриана, но все эти мысли моментально вылетели из моей головы, как воздух из спущенного воздушного шарика. Его язык оказался внутри меня, а поцелуи стали настолько легкие и трепетные, что я принялась плакать от переизбытка эмоций. Нежность затопила меня с головой, и разум расплавился от жара наших тел, сплетённых вместе. Слёзы обжигали мои щеки, смешиваясь с металлическим привкусом крови от прикушенного во рту языка. Мне было больно и вместе с тем нестерпимо сладко ощущать тот самый катарсис, накатывающий волнами одна за другой, пока я наконец не достигла заветной грани. С моих губ сорвался громкий стон, который Эдриан тут же заглушил поцелуем. Я даже не ощутила своего вкуса, лишь вжалась в его крепкое тело, царапая кончиками пальцев его плечи, словно пытаясь выместить на нём всю свою боль, которая для него была самым желанным благословением. Он не должен был стать моим якорем, он мог оставить меня одну плакать и задыхаться, страдая в агонии, но он пришёл, вновь осветив мою тьму своим светом, и позволил в очередной раз забыться, получив заветную дозу своего болеутоляющего... — Спокойной ночи, Андреа, — прошептал он мне на ухо, гладя меня по волосам, прежде чем я уснула под ритмичный стук ударов его сердца. — Пусть Морфей принесёт тебе сладость и покой забвения.