My lovely fucking brother

— ДА ЧТОБ ТЫ СДОХ ВМЕСТЕ СО СВОЕЙ ШЛЮХОЙ, ЖАЛКИЙ ИМПОТЕНТ! — раздался душераздирающий крик молодой женщины, напоминающий жалкие завывания бездомной собаки, истерично кусающей шину автомобиля, распластавшей ее лапу по холодному асфальту. Казалось, ничего более грубого и неприличного в своей жизни не слышал маленький мальчишка, затаившийся за дверью, открывающей проход в просторную, изысканно обставленную кухню с превосходным сочетанием зеленых, черных и белых оттенков, но вот лишенную хоть какого-то уюта с недавних пор. Уже около получаса в доме, еще утром наполненном тишиной и спокойствием, не смолкали женские и мужские крики, упрямо пытающиеся друг другу что-то доказать и объяснить. Обычная семейная ссора, подумает случайных прохожий и пойдет себе дальше, думая о том, что бы приготовить на ужин, но что сейчас переживает ребенок, заставший своих родителей за самым грандиозным скандалом в их жизни? Никогда не слышавший даже повышенного голоса родной матери и отца, всегда видевший в их глазах лишь любовь друг к другу и к самому себе (по крайней мере так видели его чистые, невинные глаза)? Что будет чувствовать маленький мальчик, оказавшийся будто не в своем уютном и теплом доме, а вернувшийся в разбитый заброшенный дом, где лежит труп семьи Чон, убитый его родным отцом? — Суён, успокойся, я тебе еще раз повторяю, она сама набросилась на меня и повалила на эту чертову кровать, ну, а … — быстро сменяющие друг друга слова, взволнованный и сниженный тембр голоса заставляют понять, отец сейчас на взводе. Мягкие и прерывистые звуки шагов, сменяющих друг друга дают понят, что папа идет к маме, хочет обнять ее и прижать к своей крепкой груди, успокоив ее и заставив перестать так нервничать и кричать. Он всегда делал именно так, когда она сильно нервничала из-за чего-либо, и в этот раз маленький невинный ребенок подумал так же. — ЗАКРОЙ СВОЙ РОТ, Я БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ! БОЖЕ, ТЫ ДАЖЕ ПОДУМАТЬ НЕ МОГ, ЧТО В СПАЛЬНЮ МОГЛА ВОЙТИ НЕ Я, А ТВОЙ 10-ТИ ЛЕТНИЙ СЫН, ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, ЕСЛИ БЫ РЕБЕНОК УВИДЕЛ ТЕБЯ, СКОТИНУ, ТРАХАЮЩЕГО КАКУЮ-ТО ТВАРЬ! — казалось, голос матери стал еще истеричнее. Между каждым вскриком слышались громкие всхлипы. Она плачет. Его любимая мама, его самый дорогой на этом свете человек, его лучший и самый верный друг, который всегда выслушает каждую его проблему, будь то случай с классной девчонкой из 4 «А», которая ему нравится, но не обращает на него внимания или же ситуация с главным задирой и дураком Мин Сувоном, который вывалил на его голову картофельное пюре в прошлую пятницу. Она всегда говорила, что нельзя сдавать позиций, нужно уметь постоять за себя и дать сдачи, не позволить дуракам типа Сувона увидеть тебя слабым. И вот сейчас плачет она. Показывает, что она слаба, сама не хотя этого. И все это из-за одного человека, от которого она не смогла защитить себя. Чьи сильные руки сжали ее сердце с такой силой, что эту боль ощутил аж сам Чонгук. Этим человеком был его отец. Серебристая капелька страха и ужаса опускается на длинные черные реснички, пока маленькие ладошки прижимаются к ушам, стараясь заставить их перестать слышать навсегда, на веки вечные. Большие карие глаза, заслоненные пеленой слез, тупо смотрят на противоположную стену, на которой весит большое семейное фото в черной простенькой рамке. Здесь все так хорошо. Вот папа улыбается и ставит рожки маме, которая смеется и одной рукой обнимает малыша Гуки за плечи, а вот и сам Чонгук. Розовощекий юнец со смешной стрижкой под горшок на своих угольно-черных волосах, которые ему достались от папы, давящий лыбу во все 32 с таким азартом, что аж оператор долго смеялся над этим маленьким чудом. Но вот только он совершенно не похож на того Чонгука, что сейчас сидит на полу у двери на кухню и зажимает уши, роняя слезы. Он подавлен, напуган.

! ТРЕСЬ!

Он слышал это… Этот громкий удар, заставивший его сердце совершить рискованный пируэт в грудной клетке. Мальчик не видел этого, но он точно знал, что произошло. Разве можно перепутать с чем-то звонкий шлепок кожи о кожу, звенящий в ушах, которые мальчишка так старательно зажимал. Холодный и липкий страх буквально проорал откуда-то из глубины сознания «ОН УДАРИЛ МАМУ!». — НЕ СМЕЙ ТРОГАТЬ ЕЁ! — давящая тишина наконец-то отступила. Громкий восклик и стук двери о стену заставил всё семейство замереть в странном удивлении. Мама стояла у кухонной тумбы. Синее платье, которое любил Чонгук, ведь оно так идеально подчеркивало женственные изгибы ее прекрасного тела, которому позавидует любая студенточка, несмотря на то, что этой женщине уже 35, надетое на ней еще с самого утра для похода с коллегами в театр, сегодня выглядело отвратительно. Прямо в районе декольте зияли черными дырами три кровавых пятна, очернивших этот грациозный наряд. Она стояла, закрыв лицо своими тонкими пальцами, на одном из которых заляпанное кровью, сияло обручальное кольцо. Дымно-серые глаза этой женщины, в цвете которых не было видно прозрачной соленой воды, переметнулись в сторону двери, а в этот момент по обрамленному золотым браслетом запястью, покатились багровые капли крови. — Сынок… — прошептали ее губы, но голос был незнакомым. Это были низкие, отчаянные стоны умирающей любви, которая только что была насажена на грязный кол из средневековых пыток родным мужем. Он ударил ее по лицу и разбил ей нос и губу, как окажется уже позднее. Чон Гуджион стоял, смотря на своего сына холодно и отстраненно, будто видел в проеме не своего маленького зайчонка, у которого так смешно торчали два крупных передних зубика, над которыми постоянно умилялась мама, а на маленького шакаленка, отбирающего у него каике-то объедки, состоящие из ошмёток плоти Чон Суён. Была ли в этих глазах любовь? Ребенок ее больше не видел. И никогда больше не увидит. Его любящий, заботливый и добрый отец будто исчез из этого тела, оставив вместо себя незнакомца. Еще утром ЕГО ОТЕЦ надевал на плечи сына его желтый рюкзачок, весело приговаривая « не забудь дать пинка этому дурачку, если снова назовет тебя гнилой капустой». Сейчас же ЭТОТ МУЖЧИНА был готов отвернутся от родного сына, оставляя невинного ребенка со всем пережитым им в этот вечер. Впрочем, так он и поступил. Его больше ничего не связывало с этой семьей, ведь уже 8 лет этот мужчина жил, так сказать «на две семьи». Удивительно быстро человек смог отпустить все нажитое им в течение 12 лет, запросто снял обручальное кольцо с безымянного пальца, которое носил десяток лет, так же легко отпустил маленького сынишку, решив, что тот будет жить с матерью, он сам лишь будет исправно платить алименты, но не более, ведь у него теперь новая семья. Детский психолог долго и муторно разжёвывал и подходил из далека к теме того, что такое бывает, это нормально, его папа все еще любит его, несмотря на то, что теперь он живет в другом доме и называет ласковыми прозвищами других людей. Но Чонгук не тупой. Он сразу все понял, понял каждое слово в этом поганом словосочетании «новая папина семья». Он помнил этот холодный взгляд, окровавленное кольцо на пальце матери, которая прятала от сына кровавые подтеки руками. С того момента в светлой душе невинного ребенка поселилась крепнущая ненависть, заставляющая ангела в душе ребенка пасть. Развод с любимым мужчиной и жестокое предательство очень сильно отразились на матери. Она теперь одна, одна в этом мире с 10-ти летним ребенком на руках. Казалось, что может быть хуже данных обстоятельств после 10 лет спокойной и счастливой жизни? Наличие у бывшего мужа, как выяснилось в суде, сына на стороне, который лишь на 4 года младше Чонгука. После слов судьи о втором сыне мужа по имени Чон Юнсок, жизненная сила Чон Суён стала потихоньку затихать. Этого перенести ее разбитая душа уже не могла. Бракоразводный процесс на долго не затянулся. Каждая из сторон желала скорейшего расторжения этого брака. Малыш Гуки после развода переживал каждый день как маленькую казнь. Из-за дня в день он видел как его мать натягивала улыбку на своё исхудавшее и болезненно бледное лицо, а возвращаясь из школы тихо вставал в прихожей, опускаясь на пол и прислонившись к стене. Слушал, как мама плакала на кухне, иногда шепча такое знакомое мужское имя. Отца с того самого дня мальчик не видел, тот даже не звонил ему, узнать как дела у сынишки, как он справляется с таким стрессом, хорошо ли питается, получил ли подарок на Рождество и так далее по списку. Его отцу это было не нужно и парнишка понимал это, а вместе с пониманием росла и ненависть. Время шло, день сменяла ночь и так по кругу. Сколько бы времени не прошло, сквозная дыра в груди матери не зарастала. Специалист сказал бы, что пошло инфекционное заражение и вследствие этого идет процесс отмирания мягких тканей, иначе говоря, последняя стадия некроза. В течение 9 лет эта зараза пожирала мать Чонгука изнутри, заставляя ее в одиночестве лить горькие слезы, но только тогда, когда не видел ее сынишка, который слышал все, как бы не старалась его мать. Каждая ее слезинка капала на сердце, разъедая мышечную ткань, словно серная кислота, оставляя страшные рубцы, которые с годами уродовали сердце ребенка, изменяя его добрый, ласковый и послушный характер. Как говорится, время лечит, но для каждого количество этого времени индивидуально, для кого-то это время остановится на отметке в одну неделю и человек станет потихоньку отпускать прошлое, для кого-то истечение двух лет поможет излечить душу, а для кого-то судьба черным углем выведет перевернутую восьмерку. Этим кем-то оказалась женщина однолюб, которая так и не смогла пережить предательства. Она растила своё чадо, единственный лучик света в своей черной жизни, отдавая весь остаток любви, выжимая ее из всего живого, что в ней осталось, но всему есть свой предел, свой конец. «Причина смерти: сердечный приступ». Четко, кратко и понятно. Чон Чонгук прочитал каждую букву, произнес вслух по слогам и до сих пор не мог поверить в значение тех слов, что были напечатаны на белой бумаге черным жирным шрифтом. Его мама умерла? Что за бред. — Это какая-то шутка? Ха-ха, но вы и шутник, док, ей же просто стало плохо. Ну, знаете, голова заболела, я вызвал скорую, и ее забрали в больницу, чтобы поставить парочку уколов, так ведь? — дрожащим, серьезным голосом произнес парень, стоя в коридоре и держа белоснежный лист бумаги, который ему передал доктор, смотрящий на него в этот самый момент. Глаза господина Ки смотрели на него с сожалением. Доктор понимал, что парень в шоке. Его мать, растившая его в одиночестве с 10-ти летнего возраста до нынешних 18 лет, скончалась 20 минут назад и еще даже не успела остыть, пока за стеной больничной палаты стоял ее сын в надежде снова услышать голос матери. Самым значимым для врачей оказалось то, что Чон Суён в свои 43 года выглядела крайне нездорово. Худощавое тело, впалые щеки, частая седина и общая дистрофия. Она выглядела как старушка, хотя женщины в ее возрасте, вырастив детей, чаще всего начинают усиленно ухаживать за собой, сохраняя молодость, а госпожа Чон будто остановилась в каком-то промежутке жизни и стала увядать, словно орхидея под палящим солнцем. — Нет, Чонгук, это не шутка… Госпожа Чон скончалась. Мы ничего не смогли сде. — только и успел вымолвить доктор тихим, спокойным голосом, стараясь не быть слишком резким, но не успел закончить предложение, как на него накинулся сын погибшей. Сильные длинные пальцы с двумя парами серебряных колец вцепились в белый медицинский халат, пропахший лекарственными препаратами. Со страшной силой сильные руки молодого парня буквально вжали в стену широкоплечего крупного мужчину терапевта, заставляя его инстинктивно вжать голову в плечи и выставить руки вперед, отталкивая крепкую грудь молодого человека на десяток сантиметров возвышающегося над ним от себя. — Не смей говорить такое, этого не может быть! Она не могла умереть! Она жива, слышишь меня, жива! Жива! ЖИВА! — голос срывался на крик, крик на истерику и тут Чонгук понял чего лишился, понял, что Бог забрал у него. Похороны парень не помнил. Все было словно застелено какой-то дымкой. Вокруг один туман, людей в округе не видно, лишь какие-то силуэты раздражающе маячат, пока работники ритуальной службы медленно спускают белоснежный гроб, украшенный бирюзовыми лентами. Ее любимый цвет. Человека в этом гробу ждет глубокая, холодная яма, в которой он сможет провести остаток своей вечности наедине с собой и своим раем, а вот Чон Чонгук остался здесь один. Один со своим адом, со своим падшим ангелом, который давно превратился в кровожадного демона, подпитывающегося с того самого дня, когда синее платье матери окрасилось кровью, а глаза отца посмотрели на него, как на чужого.

~Прощай, мама. Спасибо тебе за эти счастливые годы детства, которые ты дала мне, вырезая ножом последние частички любви из своего тела.~ Слова, которые сын уже никогда не скажет матери, которые будут разрывать его истерзанное сердце. Следующий год напоминал 9-й круг ада, с одним отличием, в округе демоны на костях не скакали. Оставив сына с пятьюстами долларами на счету, квартирой в центре Пусана и гигантским чемоданом, на котором была приклеена бирочка «ВНИМАНИЕ, ЖИЗНЕННО ОПАСНЫЙ ПРЕДМЕТ, ДЕПРЕССИЯ». Сразу же после смерти матери приятель Чонгука по танцам, которого тот знал уже 3 года, Ким Вансон, попытался помочь приятелю, как узнал, что его мама умерла. По крайней мере так он уверял окружающих, пока сам вытаскивал своего друга на ночные прогулки, вливая в него алкоголь, да по крепче, ибо, только так представлял себе отвлечение от таких проблем. Вследствие этого первое полугодие в старшей школе Чонгук провел в беспамятстве, лишь иногда заходя в душный класс, когда прошлым вечером новообретенная компания «друзей» во главе с Вансоном просто оставалась у него на квартире и пила только энергетики, ибо на бухло денег уже не хватало. За такую «помощь» Чонгук был благодарен, он стал чувствовать себя свободнее, ибо хоть иногда мог забыть о всех проблемах, которые копились у него со дня смерти матери. Такое времяпрепровождение стало для него лекарством, за которое он платил. Да. Вансон знал, что его друг кое-как перебивается с одной подработки на другую, лишь бы хватило на пачку рамена и банку лекарственного хмельного раствора, но зато в какой комфортабельной квартире он живет! Центр Пусана вообще-то почти не уступает центру Сеула (для самих пусанцев, естественно), за ежедневную компанию и по умолчанию платное дружеское плечо, Чонгук расплачивался арендой своей трехкомнатной квартиры, на которую часто жаловались соседи из-за шума музыки и криков разгульной молодежи. Так могло продолжаться до самого конца, конца жизни Чонгука, вследствие интоксикации алкоголем, если бы не его близкий друг по имени Пак Чимин. Жизнерадостный парень с красивой улыбкой, соседский ребенок, с которым Чон познакомился на следующий день после развода родителей на детской площадке во дворе. Малыш сидел на качели, свесив ноги вниз и опустив голову. Грусть пожирала детский разум, ему было сложно справиться с этим состоянием в одиночку.

! ХРЯСЬ! Крепкий удар футбольным мячом прямо в затылок вывел Гука из этого подавленного состояния хотя бы тем, что было, блять, больно. Буквально слетев с качели и кое-как удержавшись на ногах, мальчишка сразу же положил руку на затылок, болезненно потирая, как казалось, дыру в башке. Что это, черт побери, было? Выпрямившись, Чонгук решил оглянуться и узнать, что же так зарядило ему в голову футбольный снаряд, но не успел и глаза от удивления раскрыть, как получил очередной гол в солнечное сплетение. Этого уже его тушка не выдержала и рухнула на мягкую траву с характерным «БУХ». — Оооо, прости, я хотел в ворота, но чет скосонул слегка и попал в тебя, — раздался задорный и звонкий голосок откуда-то издалека, пока Чонгук рассматривал голубое небо. Как вдруг обзор закрыла круглая довольная рожа с широкой добродушной улыбкой. — Эй, ты живой еще? А мяч куда отскочил… -КАКОЙ МЯЧ?! МЕНЯ ТУТ ЧУТЬ НЕ УБИЛО ТВОИМ МЯЧОМ! — неожиданно пришел в себя Чонгук, готовый убить нового знакомого и отправить на этом же сраном мяче в самые высокие слои атмосферы. Подскочив на ноги, Чонгук бросился вслед испугавшемуся парнишке, которые несмотря на пухлое тельце, бегал крайне быстро. — Эй, я же извинился! Ха-ха, кстати, меня зовут Чимин, а тебя?! — кричал мяченосец, пока оббегал по кругу детскую площадку, стараясь унести ноги от взбешенного Чона. — Чон Чонгук, придурок, иди сюда, я тебе ответку забью! — ласково кричал в ответ парнишка. Так и зародилась самая крепкая на всем белом свете дружба двух корешей Чима и Чона, Биба и Боба, как называла их в шутку мама Чимина. Смерть мамы Чонгука выпала именно на отъезд Чимина в Сеул к отцу. Тетушка Су после знакомства Пака с Чонгуком для него почти сразу стала второй мамой, которая с такой заботой и нежностью обрабатывала его разбитые во время салок колени, готовила вместе с ними темными зимними вечерами наивкуснейшие рисовые пироги, от которых уже через час ничего не оставалось, кроме пустой тарелки. А насколько был вкусный ее фирменный рамен с креветками, честно говоря, именно он стал главным препятствием на пути к похудению Чимина в подростковом возрасте. Для него смерть этого человека стала такой же горькой утратой, но он даже не мог представить, что переживал в душе его друг. Вернулся парень лишь к концу первого школьного семестра и практически не узнал своего упрямого и дурного, но любимого друга. Чимин смог вытащить своего товарища из этого страшного состояния. Цели Вансона стали понятны сразу. Этот парень никогда не отличался хорошими поступками и чистыми намерениями, именно поэтому Чимин ненавидел этого урода, который постоянно набивался Чонгуку в друзья. Чонгук долго и сильно сопротивлялся, когда его свободу захотели укротить. Обидные слова, смски с унижениями, в некоторых случаях даже драки не смогли остановить Чимина в борьбе за здоровье друга детства. Он ежедневно приходил в дом семьи Чон, выгонял назойливую компанию придурка Вансона, а вечером обтекал насмешками и тупыми обвинениями со стороны недовольного Чонгука. В итоге он перевез свои вещи к парню и уже стал настоящим плохим полицейским для разгульной жизни Чона. Насильно вырывал из его рук банки с горячительными напитками, заставлял выходить на душевные разговоры, дабы облегчить душу друга. Не оставлял его одного ни на минуту, заполнял его одинокий мир собой, своей заботой и дружеской любовью, настоящей дружеской поддержкой и на этот раз бесплатным плечом и жилеткой для слез. Наверное, именно это вывело Чонгука из депрессии, заставив наконец-то взяться за учебу, бросить употреблять алкоголь и крепкие энергетики, но вот от курения парень так отказаться и не смог. Пробовал, но в конце концов понял, что это его единственный способ снять стресс, расслабиться и просто забыться, втягивая струи никотинового дыма. Сколько бы Чимин не боролся с этой пагубной привычкой друга, так и не смог отучить его от сигареты. Что ж, пусть, главное, что его приятель снова стал вставать на ноги, поднимаясь из могилы, которую сам себе рыл. — Ну, как ты смотришь на такой вариантик? Мне кажется, просто бомбезно получиться! Представляешь, большой город, много красивых девушек, случайные встречи с айдолами, концерты, клубы и еще куча всего! — воодушевленно щебетал своим мелодичным голосом розововолосый парень, разводя очередную чашку крепкого кофе с молоком. Он старался предупредить тебя, Чонгук… — Иногда твои идеи граничат с безумием, парень. Ты хоть представляешь, как будет тяжело перебираться в Сеул? Из Пусана то, — раздается пессимистичный и усталый голос главного задротера этой квартиры. Жопэ Чонгука, прикрытое черными зауженными джинсами с грубо прорванными дырами на коленях, удобно расположилось на диване в гостиной, пока тонкие, но сильные пальцы постукивали по рукоятке беспроводного джойстика, издавая побрякивающий звук удара кольца на указательном пальце по черному матовому пластику. Любимая белая футболка была накрыта ковром крошек от чипсов, которые поднимали силы бойца в перерывах между раундами недавно вышедшей Mortal Combat 11. Сонно прикрытые веки, прикрывающие багрово-карие глаза, цвету которых позавидовал бы сам кровосися Эдвард Кален, не отрывались от экрана широкоэкранного телевизора с экраном загрузки. — Пф, ты будто собрался с женой, тремя детьми и собачкой перебираться в другой город без гроша в кармане. Брось, Чон, ты как старый консервативный пердун, — закатывая глаза произносит Пак, оборачиваясь на своего друга. С каких пор этот придурок жрет чипсы целыми сутками, не беря в рот ничего другого, и не толстеет. Хоть бы щёки подросли для приличия. Тут пропустишь один день в зале и съешь одну дольку сладкого шоколада, как все старания за целый год летят к черту. — Крошки стряхни с футболки, мистер Свинья, а то выглядишь уже хуже своего Бараки, — Вздыхает парень с самом сочным попцом в этом дуэте (заработанную честным трудом, между прочем!) и падает на диван, заставляя тарелку с чипсами подпрыгнуть, а господина Свина угрожающе прошипеть. — Кстати, сворачивай лавочку, коробка от плойки в зале. Мы в следующем месяце едем в Сеул. — Ты тупой? Я же говорю, херня эта затея, тебе тут что-то в жопе мешает? Чем Пусан плох? — Бурчит черноволосый, сконцентрировано прищуривая глаза и читая очередную аннотацию на экране загрузки. — Единственной проблемой моей жопы являешься ты, Чон Чонгук, и твоё похуистическое отношение к собственной жизни. Мы только закончили школу, ты хоть думал поступать куда-нибудь? Экзамены, несмотря на вакуум в голове, ты сдал хорошо, так чего сидишь, протирая штаны уже третий месяц за приставкой? — Спокойно лепечет под нос Чимин, ставя чашку на стеклянную столешницу столика у дивана. — Нахер надо? Еще 3-4 года за партой с заумными придурками и охуевшими учителями? Нет, спасибо. — Все тем же спокойным тоном произносит Чон, бросая в рот очередную чипсинку и напрягая разработанные мышцы рук, на которых уже натягивается ткань рукав футболки, когда Чимин берет в руки джойстик, выбирая себе Шао Кана, надо признать, это парочка намного сильнее обычного бота. — Кхм, поэтому это сделал твой любимый друг. Поздравляю, твои документы в Сеульском Государственном университете и в следующем месяце мы едем в Сеул на учебу. Квартирка в районе неподалеку уже оплачена, — тон парня был настолько невозмутим и весел, что он аж сам испугался, понимая, что такие новости повлекут за собой обыгрывание в реальной жизни сюжета картины «Гибель Помпеи». — ЧТО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО СКАЗАЛ?! — казалось, последний раз этот парень так орал, когда Чимин разбил зеркало в его комнате, у которого Чон ежедневно оттачивал танцевальные навыки. Что ж, именно с этого «размеренная и спокойная» жизнь этой парочки начнет свое веселое путешествие.

Продолжение следует…