Ромашки цветут в январе

      Утром Нагито еле как осилил своё желание отключиться и встал с кровати. Все тело почему-то жутко ныло, хотя наш беловолосый друг никакой активной деятельности не проявлял, да и падать-то не падал. Просто боль, возникшая из ниоткуда. Комаэда решил, что она от стресса и не обратил внимания на это.       Юноша начал приготовления. Для начала он решил сходить в магазин за сладким к чаю, а возвращался уже с тортиком, покрытым шоколадом и украшенным маленькими дольками апельсина. Внутри тоже были кусочки каких-то цитрусовых.       По приходу домой белобрысый начал приготовления: заварил чай, причесал волосы, переоделся в чистую одежду. На нем теперь была надета белая футболка с замысловатым принтом по середине и обычные джинсы. Классический городской наряд.       По окончании приготовлений Комаэда впервые за весь день посмотрел в телефон.       Х:,,Привет, я прийду где-то около двух. ,,       Нагито посмотрел на часы. До прихода друга оставалось ещё около 40 минут. Все приготовления были сделаны, почему Нагито и был доволен собой. Даже мысли о ещё недавней утренней боли ушли на второй план, а болезнь, к счастью, не проявляла себя пока что. Но у Нагито в кармане лежало несколько салфеток. На всякий случай.       За последнее время он не часто заходил в так называемый ,,свой мир,, , в котором часто любил бывать. Это странно, не правда ли? Хотя, у Комаэды наконец появились друзья, он наконец стал счастлив...Хоть на какое-то время. Ему больше не нужно было прятаться в мире своих иллюзий, чтобы перестать чувствовать боль и расслабиться, ему больше не нужно было запираться в себе и любоваться несуществующими вещами. Наконец-то он смог прочувствовать реальную жизнь, а не ее имитацию. Как-то неосознанно он перестал заходить в тот мир, но четкая картинка всегда стояла перед его глазами. И множество рисунков этих иллюзий, нарисованных ещё в детстве...Тогда, когда ещё родители были живы. Когда были живы те, кто давал единственную опору и любовь. Всего лишь пять лет, пять...Ни один ребёнок не осознаёт того, что происходит, пока не вырастет. И только потом боль, жгучая, безжалостная, рвёт сердце на мелкие кусочки и выбрасывает остатки в мусорку. И столько лет Нагито пытался собрать эти кусочки...Только тогда ребёнок, уже подросток или взрослый человек начинает тосковать и лить слезы. Сколько лет прошло, Комаэда до сих пор хранит свои рисунки, нарисованные в пять лет. Один из них был нарисован прямо перед трагедией. Нагито так и не успел подарить рисунок маме...Не успел.       Этот ,,мир,, на самом деле был практически реален. Для Нагито. Ведь он был местом, где провёл своё детство.       Вскоре зазвенел звонок. Белёсый аж подпрыгнул от неожиданности, после чего побежал открывать дверь. Как и ожидалось, за нею стоял Хаджиме.       —Хината-кун, я так рад тебя видеть!- в животе беловолосого запорхали бабочки, а он искренне улыбнулся Хаджиме. Удивительно, за пару дней он уже успел соскучиться.       —Привет, Нагито. Ты так рад меня видеть, я даже удивлён!       —Ну, я думал ты не приедешь. Да и пара дней для меня много!       Наш белобрысый друг на время даже и позабыл о болезни. То, что у него неразделённая любовь к шатену его сейчас никак не волновало, главное, что он рядом. Это все, что ему нужно.       —Я? Не приехал бы? Я тебе друг или нет, ты меня за кого принимаешь.       —Твои слова наполняют меня надеждой!       Оба парня рассмеялись.       —Ой, Хината-кун, ты чего стоишь в проеме! У меня есть чай, я купил торт, с апельсином!       —Как же хорошо ты знаешь мои вкусы!       ,,Да, ведь я люблю тебя.,,-хотел сказать Нагито, но вовремя сдержался. В реальности же он просто дружелюбно улыбнулся.       —Пойдём на кухню.       Друзья отправились на кухню и заболтались. Хаджиме рассказывал, что было в школе, а Нагито внимательно слушал его. Тортик был порезан на несколько почти равных частей и медленно поедался во время душевных разговоров двух юношей за обеденным столом. Что может быть лучше!       —Слушай, Нагито...Я могу кое-что спросить?       —Конечно. Что то случилось?       —В общем...Прости, наверно я не должен этого говорить...Но можешь рассказать о своих родителях и о твоём детстве?       Нагито опешил, но потом начал говорить.       —А..Н-ну...Я жил со своими родителями до пяти лет. Мои мама и папа, были прекрасными людьми, каждое воскресенье мама пекла печенье, а папа подходил к ней сзади и обнимал ее.—с улыбкой вспоминал Комаэда.       —Они меня очень любили. Каждый день они целовали меня, говорили, как я им дорог...Они никогда не кричали на меня, даже если я плохо себя вёл. И всегда улыбались. Я никогда не видел слез на лицах родителей. Мама называла меня своим солнышком, а папа маленьким рыцарем.       Хаджиме старательно внимал, иногда улыбаясь от фраз Нагито.       —Ещё у меня была собака. На мой день рождения, когда мне было три года, папа завернул мне в куртку щенка и принёс...Я был так счастлив! Я так смеялся, когда он облизывал своим шершавым языком мне нос и задорно лаял, вилял хвостом и игрался. Я так любил его, моего Лаки.       —Лаки...Красивая кличка.       —Очень! Я сам выбирал.       Нагито на минуту умолк, а потом продолжил.       —Один раз родителям пришлось улететь в другую страну по делам на работе. Они оставили меня с бабушкой, обещали очень скоро вернуться...-беловолосый подавил всхлип,—Они... не вернулись... и больше никогда не вернуться...В тот день их самолёт, он, он...Разбился... Я играл с бабушкой, она посмотрела на телевизор и внезапно расплакалась. Я ничего не понимал, я пытался успокоить ее и говорил:,,Бабуля, не плачь, скоро мама и папа вернуться!,, Тогда она заплакала ещё больше. Она прижала меня к себе и начала шептать, что все будет хорошо...Я ничего, совсем ничего не понимал...       —Господи, Нагито...       Хаджиме подошёл крепко обнял друга. Тот уже в открытую рыдал, уткнувшись в плечо.       —Я...Я д-должен б-был быть н-на их м-месте... — заикаясь, произносил Комаэда. Его дрожащие руки обхватывали плечи Хаджиме, слезы мочили рубашку и никак не прекращались.       —Нет, Нагито, нет...Ты не должен был. Это ужасно, мне так жаль, и мне так жаль, что я не могу ничем помочь, но нет...Ты ни в чем не виноват. Это случайность...Они любили, и любят тебя, слышишь? И я уверен, что они бы не хотели видеть твоих слез...Они, твои родители. Они видят тебя. Они хотят, чтобы ты был счастлив.       В этот момент Хаджиме стёр с щёк друга слезы и заглянул в его глаза.       —Ты никогда не будешь одинок. Теперь у тебя есть я и Чиаки, и мы не позволим тебе плакать и думать о плохом, потому что мы любим тебя. Очень сильно, слышишь?       Нагито едва кивнул. В груди начинало щипать.       —Умница. Мы с ней сделаем все, чтобы ты был счастлив. Ты — наш друг. Я не смогу видеть тебя...Таким. Давай постараемся больше не расстраивался, ладно?       —Х-хорошо...П-просто такие в-воспоминания...Мне стало грустно...       —Я понимаю, Нагито, я все понимаю... Если хочешь сейчас поплакать, то плачь. Тебе потом станет лучше. Отпусти все и помни, что они всегда наблюдают за тобой.       Сероглазый улыбнулся. Остатки слез были вытерты с лица, и Нагито отстранился.       —Спасибо.—прошептал он.       —Не за что.—ответил Хаджиме.       —С-слушай...Я же хотел тебе показать ту иллюзию? Н-ну, типо свой мир...Хочешь посмотреть?       —Конечно!       Хаджиме встал и протянул руку.       —Спасибо, что рассказал. Просто... Меня так долго это мучило, когда я увидел те фотографии...       —Все в порядке. Я все понимаю.       Белобрысый схватил руку, и оба мальчика сели на центр пола. Хаджиме успел уже закрыть глаза.       ,,Раз...,,- считал про себя Нагито.       ,,Два...,,-в его голове уже начинала складываться картинка.       ,,Три!,,       —Можешь открывать глаза.