Бессонница

Том снова пришел к ней во снах: из темноты тянул к ней ледяные руки, вонзал пальцы в нежную кожу сестры, желая вырваться из поглощающего свет мрака, и только шептал, злобным, надтреснутым голосом, словно не человек, а чудовище из глубин: «Не верь! Не слушай их!» Андреа беззвучно кричала, чувствуя, как раздирало грудь и саднило горло. Она металась в кровати, словно в припадке, беспорядочно сметая на пол покрывала и одеяло; дрожала всем телом от сквозняка, неугомонно метавшегося по просторной комнате, и мечтала только о том, чтобы скорее проснуться, чтобы быстрее взошло спасительное солнце и раскрыло ей глаза, унося с собой кошмары и перекошенное лицо Тома. Она бы непременно спасла, если бы знала, куда идти, кто похитители, каков выкуп… Но следствие стояло на месте, свидетелей не нашли, если вообще искали, — только две бесполезные записки на измятых листах, с которых не удалось взять даже отпечатки пальцев. И Маршалл со своими сверхъестественными бреднями да мерещащиеся тени на фоне продолжительной бессонницы и воспаленного сознания. И как долго это будет продолжаться? Сколько ей еще выносить все это? Судорогой прострелило от голени до бедра. Нестерпимая тянущая боль вырвала из тревожного сна. Кэмпбелл со стоном села в кровати, разревелась, не в силах стерпеть невыносимый спазм, скрутивший мышцы. Негнущимися пальцами она принялась растирать кожу, не совсем проснувшись, едва держа припухшие глаза раскрытыми. Слезы лились по щекам нескончаемым потоком, она чувствовала себя такой жалкой и беззащитной, что от этого становилось только хуже. В огромной комнате, в огромной кровати — она одна. — Андреа? — и когда казалось, что эта ночная мука никогда не кончится, кто-то отрывисто постучал в дверь, деликатно, одними костяшками пальцев, чтобы слышно было лишь в комнате, а не разносилось эхом по всему этажу. Она не сразу различила звук из-за шума в ушах и подумала, что ей показалось, как стук повторился. — С тобой все хорошо? — Бо-о-ольно, — жалобно выдавила из себя она, чувствуя, как задыхается от собственной беспомощности. Незапертая дверь покорно раскрылась и в комнату из темного коридора неспешно вошел Мёрфи. Но когда он быстрым, цепким взглядом оценил ситуацию, то мигом ринулся к ней, мягко надавил на плечи, заставив ее вновь повалиться на сбитые подушки и поперхнуться очередным всхлипом, осторожно положил ладонь ей на ступню, другой рукой подхватил ногу под коленкой и выпрямил ее под прямым углом, параллельно туловищу. Кэмпбелл зажмурила глаза и вновь застонала, до треска сжимая в пальцах ткань простыни. — Тш-ш, сейчас пройдет, — пообещал он ей, с жалостью сквозь полумрак рассматривая ее растрепанные волосы и белеющее заплаканное лицо. — Неужели на легкой атлетике не учат, как справляться с судорогами? — Она слышала в его голосе, как он улыбнулся, представила даже, как это выглядело в дневном свете. И от этого почему-то стало чуточку легче. Мёрфи присел рядом, аккуратно опуская ее многострадальную ногу обратно на кровать. Мышцы до сих пор неприятно тянуло, утром наверняка она будет чуть прихрамывать и вспоминать, как корчилась здесь, словно в предсмертной агонии. — У меня их никогда не было, — пробормотала Кэмпбелл, отдышавшись и с ужасом осознав, в каком ужасном виде он ее застал. Из-за сложившейся ситуации с братом она совсем выбилась из жизни и забыла о том, как раньше существовала. Теперь был новый дом со старыми воспоминаниями, когда она еще состояла в отношениях с Эдрианом, которого даже не могла нормально поблагодарить за помощь и заботу, потому что ей казалось, что любое сближение с ним он воспримет, как надежду на воссоединение их пары. Ей неловко за свое присутствие здесь, за неудобства, которые она принесла с собой. Большой особняк периодически сталкивал друг с другом обитателей в неожиданных местах. И она всегда облегченно выдыхала, когда натыкалась на кого-то из прислуги или на Мёрфи. С последним сталкиваться приятнее всего. Перед ним не надо притворяться, что ничего не было. — Это все из-за того, что ты пьешь много кофе, мало спишь, плохо ешь и постоянно волнуешься, — меж тем перечислял он, непринужденно загибая пальцы. И когда только успел прийти к таким выводам, если сам едва бывал дома? — А ты бы что делал на моем месте? — возмутилась Андреа, понимая, что он прав, но не собираясь с этим просто так соглашаться. Не каждый день ведь похищают родных братьев при загадочных обстоятельствах. — То же самое, — он широко улыбнулся, поднимая ускользнувшее на пол одеяло. — Может быть, вызвать врача? — Нет, — Кэмпбелл поморщилась. Она и так своими проблемами слишком озадачила всех друзей. Не такая уж и важная фигура, чтобы так заставлять о себе волноваться. За то время, что все они были в размолвке, она привыкла самостоятельно разбираться во всем. Только сейчас Андреа внимательно присмотрелась к Мёрфи, отмечая, что в столь поздний час (явно далеко за полночь), он все еще был в повседневной одежде, пах крепким американо и улицей. — Ты еще не ложился? — Я только пришел, — он медленно моргнул и отвел взгляд в сторону, наверняка не желая сильно распространяться о своих продолжительных ночных вылазках. Что-то подсказывало Кэмпбелл, что он занимался не только делами Ньюманов, но и своими собственными, в которые пока не хотел ее посвящать, а Андреа и не настаивала, понимая, что пока не имела права пробираться так далеко. Она поправила подушки, накинула одеяло на голые ноги, которые оказались смущающе близко к ладони Мёрфи, и поудобнее улеглась, устремив на него усталый, но внимательный взгляд. — Что? — спросил он, видя, что Андреа собиралась что-то сказать, но почему-то молчала и в нерешительности шевелила пересохшими губами. — Я не могу спать, — честно призналась она, спустя какое-то время, когда тишина в комнате стала невыносимой. А Мёрфи почему-то терпеливо ждал, когда она наконец решит заговорить. — Только закрываю глаза, как брат вновь приходит ко мне и просит освободить его и никому не доверять. И меня убивает то, что я ничего не могу сделать. Он мучает меня… — шепотом произнесла Андреа, поджав под себя ноги и свернувшись калачиком, словно защищаясь от невидимого врага, который мог атаковать в любой момент. — Это не он, а твои страхи, — тихо сказал Мёрфи, укладываясь на бок возле нее, подперев голову рукой. Его глаза давно привыкли к темноте, и теперь он скользил взглядом по ее растерянному и уставшему лицу. — Да… и комната эта слишком большая… — пробормотала Кэмпбелл, думая о том, что кровать не такая уж огромная, когда на ней двое и между ними мнимая преграда из одеяла. — …и в доме Эдриана, которому тебе в глаза страшно посмотреть, — закончил он за нее, а она мигом уставилась на него как на врага народа. Он как будто насквозь ее видел. — И ты… — …и я, к которому ты что-то чувствуешь, — хитрая улыбка расцвела на губах Мёрфи, ей даже показалось, что его глаза озорно сверкнули во тьме, как у кота. — Мёрфи! — она вцепилась в подушку, собираясь запустить ею в него. — Ты вот никак не помогаешь. — Помогаю, — возразил он со смехом, но на всякий случай вцепился в подушку с другой стороны, стараясь спасти свою голову от избиения пуховым изделием. — Как же? — она недовольно раздувала ноздри, стараясь не думать о том, как ее щеки предательски налились кровью. Кэмпбелл никогда бы не подумала, что будет так реагировать на Мёрфи. Она до недавнего времени вообще не воспринимала его как-то иначе, только другом, который не откажет в помощи. Но уж точно не человеком, который заставит ее краснеть и дышать через раз, словно в медленной коварной лихорадке. А он придвинулся ближе, но еще на достаточном расстоянии, чтобы сохранять дистанцию. — Отвлекаю тебя от твоих кошмаров. Как думаешь, что хуже: думать о том, как это ужасно что-то чувствовать к человеку, что так же, как и ты, ютится под крышей дома твоего бывшего, или то, какая ты плохая сестра и ничего не можешь сделать для Тома? — негромкий голос по-змеиному проникал в уши, застревал в сознании, заставляя усиленно думать об услышанном. — Честно, — она невольно сглотнула, почувствовав, как разом пересохло в горле, — оба варианта отвратительны. — Да, — Мёрфи усмехнулся, протянул руку, коснувшись кончиками пальцев пылающей щеки, — но используй первый, чтобы не мучиться о втором. Чувства приходят и уходят, а брат у тебя один. Поверь, это естественное желание закрыться от настоящей проблемы, придумав сотню других, которые кажутся очень важными. Сейчас тебе хочется отвлечься на меня, потом на что-нибудь другое. Ты обязательно во что-нибудь ввяжешься. — А Эдриан? — Она и сама не поняла, зачем ляпнула это. Сколько можно мыслями возвращаться к нему, если между ними все кончено по ее же инициативе. Она должна быть стойкой в своих решениях. Если и продолжит дальше сомневаться, то ничего хорошего из этого не выйдет. — Я знаю, что он еще не скоро откажется от меня, но ему будет очень больно. — А мне? — Его ладонь скользнула по скуле к шее. Андреа вздрогнула и невольно попятилась назад, к краю кровати, но он удержал ее, положив руку на предплечье. И несильно сжал, заставив посмотреть себе в глаза, в которых впервые не было насмешки. — Что — тебе? — глухо переспросила Кэмпбелл, внимательно глядя на него и боясь даже моргнуть. — Мне тоже будет больно, если ты не позволишь о себе позаботиться. И все же она закрыла глаза, когда он приподнялся на локте, возвысился над ней, закрывая своей высокой гибкой фигурой весь окружающий мир. — А если я тебя тоже брошу? Как его… — прошептала она, когда почувствовала его дыхание у себя на губах. Сердце гулко колотилось, ударяясь о ребра, словно желая вырваться из них на свободу. Но в ответ вторило ему такое же неспокойное сердцебиение, которое она ощутила под пальцами, когда ненароком коснулась груди Мёрфи. Он замер, чуть отстранился и осторожно, словно в глубокой задумчивости, убрал волосы, упавшие ей на лоб. Она приоткрыла один глаз, пытаясь понять, что он решил, но тут же получила шутливый щелчок по любопытному носу. — Я же сказал — используй меня. О другом не думай… — Но… — Андреа, потирая пострадавший нос, вновь попыталась что-то вставить, образумить его, как рука Мёрфи без предупреждения скользнула ей под поясницу, приподнимая над кроватью, и резко притянула к нему. — Тш-ш, — мягко припав губами к ее рту, прошептал Мёрфи, прикрывая глаза с длинными пушистыми ресницами. — Не думай… Андреа рвано выдохнула ему в губы, борясь с сомнениями, что настойчиво продолжали терроризировать ее мысли; борясь с совестью, которая не хотела причинять страдания другому человеку, тому, который готов пожертвовать собой, чтобы она сама не испытала муки. И Кэмпбелл сдалась, расслабилась в его уверенных и чутких руках, которые порхали по ее телу и ласково гладили чувствительную кожу, заставляя ее невольно трепетать и жадно тянуться к его касаниям в ответ. И впервые за долгое время стало легко, когда страхи и кошмары накрыло вуалью из нового пробудившегося чувства.