Вайтранские сумерки

Название: Вайтранские сумерки Команда ТЕС мини, рейтинг PG-13 Смеркалось. Сумерки в Вайтране особенно хороши, а Вайтран особенно хорош в сумерках, когда мягкая синева заливает небо и опускается туманом на остроконечные крыши. В сумерках все мужчины красивы, а женщины приветливы, и все дети машут тебе рукой с мечтательными улыбками. А прекраснее всего в вайтранских сумерках – сияющие окна таверн. Уж что-что, а пиво в Вайтране варить умеют, что бы ни говорили рифтенские Черные Верески. Впрочем, Ольфине было не до вечерних красот, а пиво она позволяла себе только после работы – и то зачастую так уставала, что едва доносила голову до подушки. «Гарцующая кобыла» с ее сияющими окнами не пустовала: вроде бы и неплохо, больше народу – больше монет в кармане, но, во имя Талоса, как же утомительно! Пока все заказы разнесешь, с ног собьешься! Таверна закрылась, как всегда, уже далеко за полночь. Хульда, владелица «Гарцующей кобылы», подозвала Ольфину, отсчитывая дневную выручку. – Неплохо сегодня наварились, а? – сказала Ольфина. Будь на ее месте кто другой, Хульда бы наверняка ответила, что «Гарцующая кобыла» процветает. Но они с Хульдой давно дружили, и она могла рассчитывать на честный ответ. – Неплохо, – Хульда, вздохнув, положила последнюю монету. – Но все равно недостаточно. После того, как я раздам долги и заплачу поставщикам, у меня в кассе останется монет сто, не больше. – Справимся. – Справимся, конечно. Хотя… знаешь, одна торговка предлагала мне выкупить таверну. Ольфина нахмурилась. – Я думаю, она не будет тебя выгонять, – поспешно сказала Хульда. – Я могу с ней договориться насчет этого. – Спасибо, – буркнула Ольфина и попрощалась. Она даже догадывалась, кто именно хочет выкупить «Гарцующую кобылу». Ну конечно! Изольда! Ведь это она третьего дня пыталась вызвать на разговор. «А ты там еще работаешь? Ты там разносишь блюда, да? Мужская работа!» Что за глупости… Ольфина припомнила свои ответы. Кажется, они не уронили ее достоинства. Она тогда гордо ответила, что дочь клана Серая Грива тоже может работать. И что нордские женщины могут делать все то же, что и мужчины: и еду разносить, и троллей валить. Правда, ей самой не приходилось пока валить троллей. Ну, так что же? Клинок у нее на поясе – не для украшения. Если Хульда не продаст таверну, она разорится. А если Изольда все-таки выкупит таверну, она прогадает. Обыватели охотно толкутся вечерами в тавернах, надеясь услышать от кого-нибудь свежие новости или заглушить страх перед будущим, напившись в хлам, но крайне неохотно расстаются с монетами, и заказы их пустяковые, они не приносят и трети той прибыли, что раньше. Разве раньше кто-то, кроме последнего голодранца, ограничился бы ломтем хлеба и капустным супом? Да еще и конкуренты… Все подряд открывают таверны и лавки в надежде выжить, а покупателей – кот наплакал. И прибыли с гулькин нос. Не те нынче времена. И даже если Братья Бури победят, как надеялась Ольфина, времена еще долго будут не те. Ольфина вспомнила брата, пропавшего на войне, и слезы сами собой брызнули у нее из глаз. «Не смей, – сказала она себе. – Ты нордка. Ты должна быть сильной. Женщины наших земель не уступят в силе и верности мужчинам». Но мужчины тоже плакали, – ее отец начинал тереть глаза при одном упоминании имени Торвальда, притворяясь, что в них попала соринка. Больше всего Ольфина боялась, что Йон тоже отправится на войну. Нордке следовало бы гордиться, что ее любимый станет воином, но Ольфине этого вовсе не хотелось. Во-первых, потеряв брата, она не желала снова испытывать ту же боль. А во-вторых, Йон Сын Битвы наверняка пошел бы сражаться за Империю, потому что весь его клан был на стороне императора. Йон Сын Битвы ожидал ее неподалеку от таверны, и, когда она поравнялась с ним, пошел за ней. Погруженная в свои мысли, Ольфина не сразу его заметила, а увидев чужую тень рядом с собственной, вздрогнула, положив руку на рукоять кинжала. Этот небесный стальной кинжал сделал ее отец, и она верила, что он защитит ее лучше любого другого оружия. – Ольфина, – она резко обернулась и с облегчением вздохнула. – Йон! – Я, это, – он помялся, – я для тебя песню пишу. – Про подвиги? – Ну, сначала про подвиги, а потом… в общем, у меня получилась баллада. Ольфина приподняла брови, неуверенно улыбнулась. – Ты еще и шутишь, – сказала она. Йон тоже смущенно улыбнулся, опустив глаза. – Давай пройдемся, если ты не слишком устала, – сказал он. – Да… то есть нет. Понимаешь, моя семья – она начала подозревать… – Да ладно. Никто и не догадывается. – Т-с-с. Давай завтра, ладно? Йон взял ее руки в свои, поднес к своей груди, прижал, так что она ощутила под ладонью, как бьется его сердце. А потом до них донеслись чьи-то шаги, и оба отпрянули друг от друга, хотя шаги были далекими и еле слышными. «Как же надоело притворяться и скрываться, и бояться, что отец все узнает, – думала Ольфина. – За что это нам? Скорей бы кончилась эта война, чтобы все опять помирились, и мы с Йоном могли пожениться, когда он выучится!» В глубине души она чувствовала, что Серая Грива и Сыны Битвы не помирятся никогда: слишком уж глубокая пропасть их разделила. Но помечтать-то можно? Утро не принесло ей особой радости. По утрам Ольфина занималась домашними делами: готовила вместе с матерью, шила, ходила на рынок. Вот на рынке-то ее и поджидали огорчения. Сначала обнаружилось, что цены в лавке у Карлотты поднялись чуть не вдвое. – Что я могу поделать, – виновато сказала торговка. – Это крестьяне так задрали цены на овощи, не могу же я торговать себе в убыток. – Понимаю. Дай-ка угадаю – они говорят, что это из-за Братьев Бури? – И это, и еще много чего… Солдаты забирают урожай, самых крепких и молодых вербуют в войска, а бандиты нещадно грабят фермы… Я вот думаю, может, ну их, эти овощи, лучше я буду торговать оружием? – Оружие это хорошо, только его же на тарелку не положишь, – с досадой проворчала Ольфина, расплатилась и пошла к мяснику. Особых симпатий к этому типу она не питала. Это был босмер, вечно навеселе и с глуповатой улыбкой, блуждавшей на лице, а главное – он и его брат держали таверну «Пьяный охотник», которую Хульда считала главным конкурентом «Гарцующей кобылы», но у него на прилавке водилась отменная дичь. Чем бы таким угостить Йона сегодня вечером? Рябчиком? Олениной на вертеле? Ах, да… – У вас есть колбаски? Только получше! Я жду в гости моего друга, а он любит колбаски, – сказала Ольфина. Казалось бы, что такого она сказала, в Вайтране все любили дружить и ходить друг к другу в гости, но даэдров босмер расплылся в особенно дурацкой улыбочке. – А этот друг случайно не Йончик? Видел я, как вы с ним ворковали! Руки мгновенно зачесались врезать дураку в челюсть, и Ольфину удержало только то, что стражники то и дело проходили по рыночной площади. – А ты знаешь, эльф, что сплетничать вредно для здоровья? Хочешь остаться в живых, забудь все свои измышления! Никаких колбасок она, конечно, не купила и только надеялась, что в «Гарцующей кобыле» найдется что-нибудь вкусненькое. Хульда под настроение отменно готовила. К ее радости, она как раз приготовила колбаски. Но больше радоваться было нечему. – Помнишь того норда, который тут буянил? Он был тут, когда твоя мать ругалась с Сынами Битвы, – рассказывала Хульда. – Я думаю, его подослал Анориат из «Пьяного охотника». – С чего бы это норд послушал босмера? – Ай, перестань. Ради денег сейчас кто угодно сотворит что угодно, это раньше люди себя уважали, а теперь родную мать продадут. – И что он нам сделает? Мать правильно говорила. Старшие Сыны Битвы что-то знают про моего брата. Я думаю, она зря надеется, и мы больше не увидим Торвальда, но они могли бы и рассказать нам о его судьбе. Это все их злоба! Ничего святого у людей, даже уважения к чужим родственным чувствам. Пусть он умер, хоть бы на могилу его съездить, ну как же так! – Я слышала, – осторожно начала Хульда, – ты как-то беседовала с их младшим сыном… – Он не знает, – вздохнула Ольфина, пресекая дальнейшие расспросы. – А теперь тот паршивец разносит про меня выдумки, будто у меня в таверне сидят соглядатаи! Тем, кто за Ульфрика, говорит, что имперские, а тем, кто за императора, – что Братьев Бури, и якобы я с этого имею плату… – Тьфу, гадость какая, – поморщилась Ольфина. Она хорошо знала Хульду. Та никогда бы не пошла на такое. – Посетители не хотят к нам идти из-за него! Я сама слышала, как они говорили об этом! И угадай-ка, в чью таверну они валом валят? Хульда кивнула головой на двух или трех забулдыг, сидевших в таверне с пивом. Вряд ли в «Пьяном охотнике» такая уж большая выручка, подумала Ольфина. Цены растут, люди нищают, каждый из них может просидеть над единственной кружкой пива целый вечер… Но все равно переманивать наших посетителей подло! – Я сегодня поработаю у тебя бесплатно, – сказала она, – за порцию твоих колбасок, согласна? …После работы она крадучись проскользнула между домов. Что ни говори, а любопытных взоров в Вайтране – что мечей в войске Ульфрика. Надо же, донесли Хульде, сплетники! Интересно, кто? Болван-босмер Анориат? Вот уж верно пьяный охотник! С виду приличный гражданин: мясник, охотник, владелец «Пьяного охотника» на пару с братом, а на самом деле оба они отпетые пьяницы и лодыри; Анориата так и вовсе интересует только охота и сплетни. Эк он ее сегодня подначивал, и если бы она подтвердила – уже по всему Вайтрану бы разнес. Может быть, после того, как я ему пригрозила, он заткнет болтливый рот, подумала Ольфина. Йон уже ждал ее. – Смотри, что я тебе… – начал он, а она в то же время выпалила: – Смотри, что я тебе принесла! В свертке Йона были ее любимые сладости. Оба рассмеялись, кусая губы, чтобы не шуметь. – Жаль, что ты вчера так быстро ушла, – сказал Йон, наворачивая колбаску. – Я бы хотел провести с тобой как можно больше времени. – Как скоро ты уезжаешь, – сказала Ольфина. – Ну, не так уж и скоро. Я… мне нужно все обдумать… Он собирался учиться в Коллегии бардов. Один бард обещал помочь ему с этим. – Ты с ним говорил? – Ну, я… – Йон, ну что ты тянешь? Если это дело твоей жизни, так не откладывай – езжай и учись! Йон отломал кусочек сладкого рулета и вложил ей в рот, и с улыбкой смотрел, как она ест. – Это мне Анориат сказал, что ты всегда такие покупаешь, – произнес он. Ольфина едва не поперхнулась рулетом. Вот трепло! Чтоб его даэдра задрали, этого босмера! – Как бы он не растрепал отцу, – озабоченно сказала она. – Если он узнает о нас от чужих, да еще от этого пьяницы, сразу взъерепенится. Нет, я хочу его осторожно подготовить, пока ты будешь учиться… – Да ну? – Йон слегка дурашливо оттопырил губу. – И ты будешь меня ждать? А вдруг ты сразу же выйдешь замуж за богатого приятеля своих родителей, такого жирного старика, и нарожаешь ему с пяток маленьких сторонников Ульфрика? – Ну все, – ответила Ольфина. – Я старалась, продумывала коварный план, а ты его раскрыл! Они тихонько засмеялись. Но утром на рынке Анориат ничего ей не сказал, по крайней мере, в лицо, и даже согласился уступить пару монет, когда она торговалась с ним за кусок оленины. Как бы мало он ей ни нравится, но дичь у него была лучшая в Вайтране… И недорого. Мимо прошла Хульда. Они с Анориатом смерили друг друга недобрыми взглядами, и Анориат злорадно ухмыльнулся. Ольфине не очень-то понравилось выражение его лица, но выражение лица Хульды ее обеспокоило. Что-то она задумала. Что-то… опрометчивое. Да, похоже, и Анориат тоже. «Противостояние этих двоих разорит нас еще быстрее, чем конкуренция и высокие цены, вместе взятые», – подумала она. Нет, ей не нравилось работать в «Гарцующей кобыле», не нравилось подавать еду и получать гроши каждую ночь, не нравилось лавировать среди столов и терпеть грубость посетителей. В глубине души Ольфина чувствовала себя сильной женщиной, рожденной для приключений. Но вместо этого ей светило только одно приключение – объясняться со стражей, если она все-таки звезданет по роже Анориату или еще какому-нибудь сплетнику. Оставалось надеяться, что к ней никто не посватается, пока Йон будет учиться в Коллегии бардов. Отца она надеялась уговорить на брак с Йоном сравнительно быстро, но мать… Мать дала бы согласие на брак с кем угодно, хоть с Анориатом, хоть с Хульдой, хоть с каджитом, только не с юношей из клана Сынов Битвы, которых она винила в пленении сына. Может быть, в этом и заключается сила Ольфины – убедить родителей? Она пришла в «Гарцующую кобылу» заранее и, увидев, что Хульда принесла овощи и мясо, принялась помогать ей разобрать покупки. Тогда Хульда занялась выпеканием хлебов. – Баранина, – вполголоса произнесла Ольфина. – Ее к вертелу, я буду ее жарить. – Говяжья нога. – Это на суп. – Ох, Хульда, ну много ли у нас его заказывают? Жрут самое дешевое, без мяса… – А вдруг закажут? – Ладно, тебе виднее… А это что за мясо? Дичь? Впервые такое вижу. – Это не трогай, это я себе купила. – И сердце. Его тоже в суп? Или в пироги с требухой? – Нет, это тоже мое. – А что ты будешь из него готовить? Почему-то ее вопрос вызвал у Хульды раздражение. – Да какая разница! Найду, что! – Да чего ты, я же просто спросила. Может, тоже думаю, что готовить своим на завтра. Книга тоже для тебя? – Ну конечно! Дай сюда! Ольфина умолкла, опасаясь, что чем-то недовольная Хульда рассердится и на нее. Злить подругу ей не хотелось, потому что она любила Хульду и сочувствовала ей. Да и работала у нее. Они открыли «Гарцующую кобылу», и между обслуживанием немногочисленных посетителей Ольфина услышала, как Хульда бубнит под нос: – Я ему покажу! С утра Ольфина в последний раз увиделась с Йоном перед его отъездом. – Ты так и не спел песню про подвиги, – сказала она. – Ну, которую сложил для меня… – Понимаешь, – Йон замялся, – ее еще надо будет шлифовать. Год там или два… – Обманщик ты, – ответила Ольфина. – Никакую песню ты и не думал слагать. – Нет, – Йон покраснел. – Ладно, я тебе ее спою, но это только начало, и помни, что ее еще надо доводить до ума, и вообще… Он взял арфу. Перебрал струны. Нет, это была песня не про подвиги. Он пел о деве прекраснее всех, о которой тоскует его сердце, и о преградах на пути их любви, и о золотых волосах и глазах как небо, и о розе нежных уст. Ольфина застыла, боясь дышать. И слова, и мелодия казались ей образцом совершенства. И пусть такие песни слагает каждый начинающий бард – что из того? Ведь это была единственная песня о ней, об Ольфине! А когда вернулась домой, мать была чем-то очень взволнована. – Доченька, – воскликнула она. – Один человек, он герой, и он обещал разыскать нашего Торвальда! – Если он жив, – помимо воли проговорила Ольфина. – Он жив! Этот человек найдет его! Он обещал! Ольфина обняла мать, всхлипывая – тоже помимо воли. Какой-то проходимец, думала она, взял деньги и удерет с ними, или того хуже – начнет водить мать за нос, выманивая у нее еще и еще… Как дорого нам обходится надежда. А во что обойдется надежда на счастье нам с Йоном? Она взяла корзинку и ретировалась на рынок: видеть плачущую от радости, будто Торвальд уже нашелся, мать было выше ее сил. Мясная лавка Анориата, к ее облегчению, была закрыта. Наконец-то она отдохнет от его мыльной понимающей улыбочки! «Небось опять надрался вдрызг, так что и торговать не в состоянии», – подумала Ольфина, и вдруг на нее налетел Элриндир – брат Анориата. – Гадина! Нордская убийца! Ольфина заносчиво подняла голову, ничего не понимая. – Эй, ты что, впервые видишь сильную женщину? – она оскалилась, вынимая кинжал из ножен. – Ты убила моего брата, дрянь! – Сам дрянь! Ничего я твоему братцу не делала! – Все слышали, как ты ему угрожала! Ты натравила на него Темное Братство! – Ты с ума сошел? Ничего я не натравила, если бы он меня достал, я бы сама ему глотку перерезала! Я даже не знаю, как с ним связываться, с этим твоим братством, – сказала Ольфина. – Не ты? А кто? – Откуда я знаю? Этот болтун многим насолил! Меньше пить и болтать надо, вот что! – Не смей так говорить об Анориате! Ольфина отвернулась и побрела. Что такое это «темное братство», подумала она. В жизни не слышала… а хотя нет, в таверне один чужак недавно что-то такое молол пьяным языком… что-то про человеческое мясо, человеческое сердце и какую-то милосердную матушку. Хульда тогда пыталась прислушиваться к его пьяному трепу, но так ничего и не поняла. Или поняла? «Хульда моя подруга. А эта парочка, Анориат и Элриндир, распускали о ней гадкие слухи», – подумала она. И вообще, у нее были дела поважнее. Например, как уговорить отца дать согласие на ее брак с Йоном. Или как разоблачить прощелыгу, который пытается облапошить ее мать.