Взаимопомощь

      Арно слышал, как за спиной раздается отчаянный женский голос:       — Меня обчистили! Это вор! Вор! Ну помогите же хоть кто-нибудь!       ... И ему впервые в жизни было все равно. Арно даже видел, как довольно неспешно лавирует в толпе карманник, но не рванулся помогать. Внутри как будто что-то перегорело.       Он брел по улицам знакомой дорогой. У него не было какой-то конкретной цели, просто хотелось набраться. Набраться можно было и в кафе «Театр», которое стало ему домом, и в десятках других подобных заведений... Но везде увидят и узнают те, кому он когда-то помогал. Уж лучше здесь. В трущобах за рынком Ле-Аль вряд ли найдется кто-то, кто подойдет и хлопнет по плечу со словами:       — Как жизнь, Арно?       Ответа на этот вопрос у Арно не было. Он помнил, как вынес из катакомб Тампля тело Элизы. Помнил поникшую рыженькую голову и безвольно свисающую руку... Помнил, как донес ее до парижского особняка де ла Серр... А дальше все слилось в одну мутную пелену. Испуганные глаза Элен, горничной Элизы, неловкие слова ее мужа Жака... Они оба поминали какого-то Уэзеролла, но Арно не слушал. Он бережно положил тело Элизы у порога и постарался запомнить ее лицо — такое спокойное после смерти. Если бы не кровь из носа и изо рта, она бы казалась спящей. Такой же, какой Арно не раз видел ее, просыпаясь в своей комнате кафе «Театр».       Дальнейшее Арно помнил плохо. Пил в тавернах и кабаках, нередко и в долг, поскольку при себе имел не так уж много золота, которое быстро закончилось. С кем-то дрался, где-то спал... Память милостиво не позволяла вспомнить, с кем и где.       Арно искал возможность забыться, но воспоминания догоняли, и он уходил все дальше от центра Парижа, от Ситэ. И здесь, на задворках рыночного квартала, наконец-то вздохнул свободнее.       — Мсье? — окликнула его женщина, одежды которой не позволяли усомниться в роде ее занятий.       Арно отмахнулся. Шлюхи не раз и не два его окликали, но ему и в голову не приходило пойти с любой из них. Во-первых, это казалось предательством памяти Элизы, хотя раньше Арно охотно позволял себе мелкие радости. Во-вторых... Во-вторых, у него все равно не было денег.       — Мсье Дориан, — повторила женщина, и Арно поднял на нее мутный взгляд.       Этой женщины он не помнил, даже примерно. Но она его знала и смотрела не завлекающе, а, скорее, сочувственно. Почувствовав, что ее разглядывают, проститутка выдержала паузу, позволяя внимательно себя рассмотреть, и негромко проговорила:       — Не буду вас спрашивать, что у вас случилось, мсье Дориан. Но вы проявили ум и честь, когда расследовали гибель моей подруги... Это не вернуло мне Сюзанну, но заставило испытать успокоение, что убийца наказан.       Арно глядел муторно, но что-то в голове все-таки всплыло. Мишлен, подруга убитой проститутки, чью смерть Арно расследовал по просьбе Лаппарена и подзуживанию Видока.       Арно выдал что-то невнятное, но проститутка вполне этим удовольствовалась и произнесла еще тише:       — Вы плохо выглядите. Зайдите к нам во Двор Чудес, вам стоит отдохнуть.       Арно вовсе не собирался идти во «двор чудес», но вдруг как-то единомоментно понял, что узнать его могут не только в Ситэ. Он много где успел отметиться, находил друзей и врагов...       Мишлен он не ответил, но послушно потащился в указанную сторону. Не знал, что собирается делать и что говорить. Вспоминалось только то, что когда-то де Сад явно положил глаз на Элизу. И пусть та жестко его отшила, это был человек, который видел ее... Видел ее живую и настоящую.       В западном квартале двора чудес, как всегда, творилось что-то непристойное. Борделей здесь было больше, чем приличных лавок, но Арно не обращал внимания на зазывные предложения. Он пришел на знакомую улицу, вошел в знакомый дом и не слушал несущегося в спину «мсье, луидор за ночь».       Арно знал за приятелем привычку возлежать на кушетке и раздавать умные советы, однако сейчас маркиз де Сад даже поднялся, чтобы поприветствовать гостя лично. Одет маркиз был крайне провокационно — под сюртуком не было не только рубахи или манишки, но даже белья, а шнурки на штанах были распущены.       — Друг мой, — поприветствовал его де Сад. — Вы так давно не заглядывали, что я опасался, что утратил ваше расположение.       — Чудо, что вас еще не гильотинировали, — ляпнул Арно.       Де Сад расхохотался:       — Вы бы меня спасли! Ведь вы всегда спасете всех, кто попал в беду? Моя очередь отплатить вам добром. Наша жизнь состоит из передряг, и всегда важно, чтобы рядом нашелся кто-то, кто поможет... Эй, как тебя! — произнес он гораздо громче. — Луиза? Жаклин? Принеси нам с гостем хорошего вина, и побольше.       Арно позволил себя увлечь в альков хозяина заведения, но, плюхнувшись на кушетку, брякнул:       — Наверное, мне хватит пить.       — А что? — озадаченно уточнил де Сад, задвигая за собой занавеску. — Вы пьете до дурноты?       — Я пью до полной потери осознания себя в этом мире, — хмыкнул Арно. — Я...       — Ни слова больше, — энергично перебил его де Сад. — Вам нужно сменить обстановку. Пейте. Это отличное вино, а я прослежу за тем, чтобы вы не хватили лишку. Пейте-пейте, скоро принесут еще. Так, стало быть, вы...       — Я потерял женщину, которую любил, — глухо выдохнул Арно. И очень надеялся, что циничному приятелю не придет в голову желание язвить.       — Это случается, — де Сад на него даже не посмотрел.       — И вы не собираетесь меня знакомить с какой-нибудь Жаклин? — недоверчиво уточнил Арно.       — Рано, — уверенно отрезал де Сад. — Просто пейте и не думайте ни о чем.       Арно послушно приложился к кубку, смутно ощущая несоответствие. Такое вино — отличное, уж в этом Арно кое-что понимал — следовало пить из тонкостенного бокала, цедить по каплям, вдыхать аромат. И ни в коем случае не лакать из безвкусного в своей дороговизне позолоченного (или и вовсе золотого?) кубка, вытянув ноги на кушетке в доме терпимости. Мсье де ла Серр, если бы увидел такое непотребство, непременно бы осуждающе вздыхал. Арно даже головой помотал, отгоняя видение, а маркиз лукаво улыбнулся самыми уголками губ:       — Вижу, вы оценили, — произнес он бархатно. — Прекрасный букет.       За портьеру, лишь слегка отделяющую комнату хозяина от общего зала, почти бесшумно скользнула полуобнаженная женщина с кувшином в руках. Она молча поставила кувшин у ног де Сада и вопросительно воззрилась на него.       — Еще фруктов, — потребовал тот. — И выбери лучших, гнилье оставим для тех, кто приходит сношаться в долг.       Арно показалось, что женщина тоже улыбнулась, но уже мгновением позже она так же безмолвно покинула альков и удалилась. Надо полагать, за фруктами.       — Я... не отвлекаю? — вдруг спросил Арно. Наверное, хорошее вино заставило вспомнить про вежливость. — Если у вас есть дела, то мне вполне хватит этого кувшина.       — Для вас у меня всегда найдется время, — успокоил его маркиз и снова сощурился. — А кроме того, мне вовсе не хочется украсить собственные ковры блевотиной, прошу меня простить за резкость.       Только теперь Арно огляделся и с трудом подавил усмешку. Его сиятельство Донасьен Альфонс Франсуа де Сад явно имел склонность к сибаритству, но на фоне убранства борделя все эти пуфики, подушечки и ковры выглядели не роскошью, а насмешкой над ней. Впрочем, вполне возможно, что маркиз это понимал, однако не отказывал себе в удобстве и вообще плевать хотел, как это выглядит. В этом Арно сейчас был с ним солидарен — какая разница?       — Я постараюсь не блевать, — заверил хозяина комнаты Арно, и услышал смех:       — Вы потрясающе... рыцарственны, мой друг. Пейте. И расскажите, что вас терзает.       Арно отрицательно мотнул головой, и де Сад мигом скорректировал высказывание:       — Скажите только то, что вам хочется. Даже если я не пойму. Кому-то же надо это сказать?       Арно подумал, что приятель прав, и, запинаясь, выдавил:       — Я убил его, как хотела она. Медленно, чтобы он знал, за что умирает. Но я не хочу признавать, что она поставила против его жизни свою. Ее жизнь стоила дороже. Пусть даже для меня одного.       Маркиз непринужденно налил вина и себе — до того не пил — и склонил голову. В этом движении было что-то, что напоминало о том, что он, прославившийся на всю Францию своим распутством и циничностью, принадлежал ни много ни мало дворянству шпаги. А цинизма и у дворян хватало с избытком.       — Мой друг, примите то, что ее уже не вернуть. Ни местью, ни тем, что вы загубите себя. Вы правы, я понял чуть больше, чем ничего, но этого достаточно. Подумайте вот о чем: она погибла так, что об этом будут вспоминать. Пусть даже только вы. Такая смерть куда дороже иной жизни.       — Но она могла бы жить, — хрипло выдохнул Арно. — И я мог бы...       Он не договорил, махнул рукой, не обращая внимания, что на рукав плеснуло вино. Еще несколько дней назад его одежды выглядели изысканным, почти вызывающим костюмом денди. Ныне же кружева манжет были почти серыми и в брызгах засохшей крови, полученных в драке, а щегольский сюртук был замызган до состояния... третьего сословия, скажем так. Неожиданно Арно подумал о том, что с де Садом они сейчас выглядят одинаково неприлично.       Маркиз внимательно на него посмотрел и нахмурился:       — Уж не знаю, что произошло, но очевидно, что такая... сильная и пылкая натура, как та прелестная рыжеволосая мадемуазель, что не пнула меня по яйцам исключительно из-за хорошего воспитания... О чем это я? А! Так вот, не считайте ее глупее себя, мой друг. Если бы могла жить, жила бы. Но раз ваш враг был таков, что она поставила свою жизнь против его жизни, стало быть, жить с таким врагом она не могла. Как бы это ни звучало.       Арно почувствовал, что за такие речи об Элизе просто хочется разбить сочувственно-насмешливую физиономию приятеля, но... Но он не полез в драку, как делал все предыдущие дни. И дело было даже не в том, что де Сад ничего не сможет противопоставить умениям ассасина. Бывшего ассасина. Пусть так, но умения-то остались! Дело в том, что Элиза в своем посмертном, получается, письме писала о том же. О выборе. О незыблемом праве человека избирать то, что важно, а что второстепенно. Для Элизы не было ничего важнее, чем решить — раз и навсегда — свои дела с человеком, который сделал ее жизнь таковой... Что жить без этого она уже не могла. И потом, что же выходит? В рядах Братства Арно боролся за свободу — любого, но отказывал в этом той, которая была для него дороже всех. Пока она была жива, это имело смысл. Теперь... Теперь Арно с трудом расслабил намертво сжавшиеся вокруг ножки кубка пальцы и выдохнул:       — Вы правы. Но, как вы любите повторять, любой человек эгоистичен. И я эгоистично считаю, что лучше бы погиб сам.       — А она бы жила с этим? — проницательно усмехнулся де Сад. — Бросьте, вы не желали бы ей такой доли.       Арно резко запрокинул голову, отпивая, и не обращал внимания даже на то, что отличное вино льется с подбородка на грудь, пропитывает рубаху и щекотно стекает ниже. Конечно, так пить не стоило, тем более с похмелья, но внутри слегка потеплело, и, когда вино в кубке кончилось, он утерся многострадальным рукавом. И почти ожесточенно спросил:       — Раз вы знаете все лучше меня, то как теперь с этим жить мне?       Де Сад поглядел на него, как энтомолог на редкую бабочку — с почти научным интересом:       — Раз вы все теперь видите в таком свете... Скажите, друг мой, ведь вы знали эту девушку? Хорошо знали? Близко? А раз так, — он даже не сделал паузы, — то скажите мне, а заодно и себе, чего бы она желала для вас? И делайте именно это.       Арно ожесточенно потянулся за кувшином, неаккуратно наплюхал себе до краев и выдохнул:       — Я не просто знаю. Я точно знаю, потому что она оставила мне письмо, добраться до которого я мог только в случае... В случае, если бы она не могла добраться до него раньше. Она... завещала мне быть счастливым.       — Вот как? — де Сад приподнял бровь. — Хорошо же вы выполняете наказ!       Арно поморщился — с досадой. Трудно было воспринимать маркиза, помешанного на себе и собственных удовольствиях, в качестве голоса разума, но он говорил все то, что могла бы сказать Элиза. И то, что Арно должен был сказать себе сам. Но на это просто не было сил.       Жаклин (или Луиза, или, может, ее звали вообще по-другому) вернулась в самый нужный момент — когда с губ Арно уже были готовы сорваться резкие слова. Женщина поставила поднос с вазой фруктов прямо на ковер и негромко спросила:       — Я еще нужна вам, господин?       — Позже, моя дорогая, — он прищурился. — Надеюсь, ты все исполнила?       — Конечно, — она кивнула и склонилась.       — Тогда ты знаешь, что делать.       Арно недовольно вскинулся, но лицо у приятеля было настолько самодовольное, что вмешиваться Арно не стал. Какие бы отношения ни связывали маркиза с этой женщиной, его, Арно, это не касалось.       Де Сад проводил ее взглядом и настолько пошло облизнул губы, что Арно не выдержал, отвернулся. А маркиз как ни в чем не бывало потянулся к вазе с фруктами и вытащил оттуда красное сочное яблоко. Откусил и, хрустя, не слишком внятно спросил:       — Вы курите, мсье Дориан?       — Нет, — качнул головой Арно.       В голове мгновенно всплыли воспоминания. Арно пятнадцать лет, мсье де ла Серр только-только вернулся из Сен-Сир, который Элиза в письмах называла le palaise de la Misere, «дворец Несчастий». Он несется к приемному отцу, чтобы узнать последние новости об Элизе, а в ответ слышит только укоризненное: «Курите, мсье Дориан? Не обманывайте меня, я чувствую запах. Мадемуазель Элиза была бы разочарована, если бы узнала, как вы тратите время, пока она, не щадя себя, сражается с латынью». И жгучий стыд. Арно как никто другой знал, насколько трудно дается Элизе пребывание в женской школе... И курить-то попробовал для того, чтобы успокоиться. Какой-то моряк в деревенском трактире сказал, что, мол, «утешает нервы».       — Зря, — де Сад ловко набил лежащую на подносе трубку из кисета и чиркнул длинной восковой спичкой. — Вам бы не помешало в вашем-то состоянии. Говорят, это вредно для здоровья, но, по мне, куда вреднее истязать себя чувством вины и мыслями о несбывшемся.       Арно проследил за тем, как приятель вдыхает дым и расслабленно откидывается на спинку кресла, и неуверенно произнес:       — Позволите?       — Разделить с вами трубку? — де Сад озорно улыбнулся. — Несомненно. Когда коснетесь ее губами, помните, что это почти поцелуй. Со мной.       Рука Арно, когда он принимал трубку в ладонь, дрогнула, и он нашел в себе силы усмехнуться:       — Постараюсь об этом не думать.       Тогда, в юношестве, запах табака казался ему резким и неприятным. Да он и попробовал больше потому, что храбрился. Позже внимания на это не обращал, даже когда кто-то курил, потому что решил для себя, что это не его. А теперь, принюхавшись и пытаясь избавиться от чудовищных мыслей о поцелуях с де Садом, неуверенно ляпнул:       — Пахнет довольно приятно. Кажется, даже чем-то сладким. Почему так? Когда меня в кабаке угощали моряки, такого не было.       — Еще бы, друг мой, — искренне расхохотался маркиз. — Вы почти оскорбили меня! Сравнить корабельный табак с тем, что я подаю самым близким... Это как сравнить то вино, что мы пьем, с кукурузной водкой из бывших американских колоний. Попробуйте, только не вдыхайте глубоко. С непривычки может закружиться голова.       Арно кивнул и осторожно коснулся губами мундштука. Слова о поцелуях плотно засели в голове, и Арно думал только об этом. Может, как раз поэтому ему удалось не закашляться. От первого же вдоха в голове, и без того отягощенной вином поверх вчерашнего, помутилось, и он торопливо отодвинул руку с трубкой подальше. Наверное, приятель был прав, не стоило так с налету... Но горло не драло, и глаза не слезились. Арно пересидел еще с полминуты и попробовал вдохнуть дым еще раз. Пошло полегче, и он даже улыбнулся сам себе. Кажется, действительно успокаивает.       — Нравится? — мурлыкнул де Сад.       — Сам не знаю, — честно откликнулся Арно. — И вы были правы, голова немного кружится.       — Переждите пару минут, — гораздо более деловым тоном предложил приятель. — Выпейте еще чуть-чуть, съешьте персик... Вы же только пьете, а хорошее вино непременно нужно чем-то оттенить.       Держать одновременно трубку, кубок и персик затруднительно даже ассасину, а потому Арно не слишком ловко передал трубку обратно и вернулся к вину. Взял персик. Сам не знал, почему, поскольку винограда или грушу хотелось больше. Но де Сад сказал — и Арно послушался. Персик оказался очень зрелым, мягким, едва не лопался, и Арно тут же перемазался. Это уже ни в какие ворота не лезло. В голове мелькнули более ранние воспоминания: Арно едва сравнялось одиннадцать, и мсье де ла Серр с легкой улыбкой укоряет его за обедом: «Арно, вы аристократ, почти взрослый. Почему же вы не воспользуетесь салфеткой?»       В доме терпимости салфеток не подавали, а потому Арно только слизнул сладкий сок с губ и подбородка и снова отпил вина. Де Сад оказался прав. Терпкое вино раскрылось мириадами оттенков вкуса, и даже уже было не жаль пить его из такой безвкусной посудины.       Косточку от персика Арно метким щелчком отправил на поднос и довольно улыбнулся, что попал. И пить стал помедленнее. Хотелось прочувствовать вкус, а не только набраться. То есть набраться хотелось тоже, но с оговорками.       — Ваша очередь, — де Сад элегантно выдохнул струйку дыма и вернул трубку.       Арно заколебался, но только на миг. Не потому, что не хотел. Просто руки теперь были какими-то липкими, не хотелось заляпать собственность хозяина заведения, но Арно утешился тем, что блевать точно не тянет, и взялся за стаммель. Почувствовал на миг горячие и сухие пальцы приятеля, но уже не дернулся, отстраняясь, а воспринял философски. Сидит у хозяина борделя в замызганном сюртуке, жрет и пьет за его счет, а от простого соприкосновения шарахается, как от бродяги.       На второй раз пошло лучше, в голове уже не мутилось. Боль, почти осязаемо царапающая в груди, притупилась, и Арно, выдохнув мягкий сладковатый дым, вдруг глубоко вздохнул. Как будто вспомнил, что умеет дышать.       Это не укрылось от де Сада. Приятель посмотрел на него со своим коронным прищуром и улыбнулся — так, что на левой щеке появилась ямочка, почти морщинка:       — Вижу, вам полегчало?       — Немного, — Арно кивнул и, поискав за собой упор, откинулся частично на стену, частично на валик кушетки.       — Так вот, — де Сад продолжил, как будто не прерывался. — Чтобы выполнить волю вашей возлюбленной, вам, в первую очередь, нужно оставить мечты в прошлом. Такова жизнь, мой друг, мечтать нужно о достижимом.       — Неправда, — возразил Арно и сам не заметил, что слегка улыбается. — Достижимое — это не мечта. Это цель. Мечта должна быть... мечтой.       — Пф, — де Сад поморщился. — Оставьте эти речи для юных курсантов и старых дураков. Недостижимая мечта — это греза, утопия. Мечта может быть отдаленной, может быть труднодостижимой... Но она должна быть возможной. Вы знали много людей, мечтающих о несбыточном?       Арно с трудом подавил рваный вздох. Ему даже начало казаться, что разговор изначально подстроен. Но маркиз де Сад, несомненно, слишком мало знал про Братство, чтобы ударить так точно.       Двое людей вспоминались на этих словах. Один был его учителем — Пьер Беллек, который мечтал о том Братстве, которого никогда не будет, потому что в нем состоят живые люди, а не могучие и прекрасные ассасины из древних трактатов. Арно никогда в таких не верил. Это в трактатах они стали такими, а в жизни сомневались, ошибались и не верили сами себе. Такое Братство — действительно греза. Утопия. Вторым был Наставник, мастер-ассасин Мирабо. И как раз он верил в почти недостижимую мечту — в возможность мирного сосуществования с Орденом тамплиеров. Тоже почти утопия. Но только... почти. И все бы могло получиться, если бы... Но раз есть «если», значит, есть и шанс. И... И Элиза просила об этом.       Арно приложился к кубку, вдохнул ароматный дым и ответил вопросом на вопрос:       — А о чем мечтаете вы?       — О-о-о... — приятель отсалютовал ему кубком и рассмеялся. — Вы правда хотите узнать? Боюсь, самая моя грандиозная рукопись об этом навсегда утеряна в стенах Бастилии. А если серьезно... Моя мечта, полагаю, вполне достижима, но мне не дожить до ее воплощения. Слишком косно и слишком традиционно современное — даже так называемое прогрессивное — общество. Я мечтаю о том, чтобы человек был свободен. От всего: от религии, сословий, социальных ролей и того, что принято называть моралью. Только личность — и целый мир вокруг.       — Но ведь это же тоже утопия, — возразил Арно, а сам даже посмеивался.       — Ну... Возможно, не полностью, — лукаво улыбнулся ему де Сад. — В любом случае, идти нужно в этом направлении. Вы слышали, мадемуазель де Мерикур создает армию женщин. Вдумайтесь только: армию женщин! Целый полк очаровательных красоток в военной форме. Пожалуй, я бы не отказался провести военные сборы в такой казарме. Исключительно как боевой товарищ.       Арно фыркнул. Про это он знал куда больше, чем владелец борделя.       — А вот это уже ваши фантазии, маркиз, — он внимательно теперь наблюдал за приятелем. — Молодые и прекрасные амазонки среди них, конечно, встречаются, но далеко не всегда. А еще там хватает дам, которые за одни эти слова отрежут вам... гм... язык. И это я не говорю о том, что если вы побываете в такой казарме на сборах... Армия женщин — вполне прогрессивное веяние, но много ли они навоюют, если все разом будут ждать малышей?       — Как вы наивны, — ответно ухмыльнулся де Сад. — Любой прогрессивный современный человек знает, как обойтись без... последствий. Думаете, я бы смог держать несколько борделей, если бы не знал, как справляться? Или вы полагаете, что я параллельно содержу приюты для сирот?       — Туше, — фыркнул Арно и окончательно растекся по кушетке. Вино в голове приятно туманило разум, но не затмевало всё, как все последние дни.       Арно уже был почти благодарен той проститутке, что направила его сюда. Если бы не она, то... что? Опять бы набрался в дешевой таверне, а потом еще и еще... Который бы раз стал последним? Будь ты хоть трижды ассасин, прирезать пьяного и спящего может любой, у кого есть нож. Элиза точно хотела не этого.       — Друг мой, — вдруг мягко произнес де Сад. — Вам удобно?       — Вполне... — Арно хотел было подняться, чтобы сесть пристойнее, но в теле чувствовалась приятная расслабленность, и он решил, что уж приятель, который мечтает об отсутствии морали, вряд ли отнесется к этому строго. И Арно только улегся удобнее — еще и ноги на кушетку закинул. Прямо в грязных сапогах.       Однако де Сад, которого Арно теперь видел не столь хорошо, вдруг покачал головой:       — Разденьтесь, мой друг. И поверьте, я беспокоюсь не об обивке. Просто вам стоит скинуть сапоги и сюртук, чтобы стало удобнее.       — Да мне и так хорошо, — запротестовал Арно и вдруг осекся.       Это сейчас хорошо. А если он вдруг заснет, то наутро хорошо точно не будет. Сапоги будут ощущаться колодками, а мятый сюртук — «железной девой».       Арно со стоном приподнялся и с усилием сел. Расслабленное тело с трудом повиновалось ему. Это все вино — коварное, как и все дорогие вина. Пьешь, не ощущаешь, а потом р-раз и...       В голове вновь зазвучал голос, только теперь уже не мсье де ла Серра, а Элизы. Совсем юной Элизы, приехавшей на рождественские праздники. «Арно? Тебе плохо? Я сейчас... Я сейчас кого-нибудь позову. Ты только не падай, я сейчас... Арно? Ты что... пьян?»       Арно теперь почти всегда был пьян, а потому с ожесточением стянул за задники сапоги, сбросил сюртук — прямо на пол, а потом, слегка заколебавшись, стянул и верхние штаны. В них тоже спать — тот еще подарок. Перекрутятся, пережмут все, что можно и нельзя...       На всякий случай, Арно с вызовом глянул на приятеля, но тот как будто бы и не понял демонстративности. Арно сразу успокоился. В доме терпимости бухающие в исподнем люди, надо думать, появлялись не впервой.       — Еще персик? — предложил де Сад.       — Я больше виноград люблю, — ляпнул Арно.       — И вы молчали? — приятель снова улыбнулся. — Вино с виноградом — лучшие друзья. Угощайтесь, прошу, не стоит пить совсем без закуски.       С трубкой Арно расставаться уже не хотел. Очень уж мягким и успокаивающим был этот дым. А потому Арно, поерзав, устроился с удобством: локоть перекинул через валик кушетки, ноги вытянул, с удовольствием шевеля пальцами, а кубок поставил на ковер. И, потянувшись, отщипнул от кисти винограда на подносе несколько ягод.       Ему показалось, что приятель как-то уж слишком цепко его осмотрел, но де Сад мигом сомнения развеял. Рассмеялся и поднялся на ноги.       — Вы лежите, как настоящий римский патриций, и я вам завидую. Но римские патриции в жару носили свободные тоги, а не сюртуки, так что...       Он стянул с плеч потертый сюртук и с явным облегчением плюхнулся обратно в кресло. И даже простонал:       — Мои девушки говорят, что в этом деле с мужчинами нет наслаждения большего, чем снять корсет. Я их понимаю.       Арно машинально отметил, что на приятеле, не считая того, что по пояс он теперь был обнажен, осталась куча вещей: шелковая лента на шее, завязанная мудреным бантиком; многослойное ожерелье с крупными металлическими бусинами; браслет на правой руке в пару к ожерелью; какие-то плетеные украшения на левом запястье... Да еще и пальцы, как только теперь выяснил Арно, унизаны перстнями. Столь же безвкусными, как и золоченые кубки.       — Скажите, мой друг, — куда расслабленнее спросил де Сад. — Какие женщины вам нравятся?       Арно прогнал из головы образ Элизы — приятель спрашивал явно не об этом, и Арно попытался сосредоточиться, чтобы дать более-менее понятный ответ.       — Живые, — ляпнул он. — В смысле... Не в том смысле, в котором вы подумали, маркиз. Я имел в виду... с огоньком.       — О, у нас есть что-то общее, — обрадовался де Сад. — Холодная и жестокая красота хороша разве что для стихосложения. Для более приятных занятий есть горячие и пылкие женщины. Вы знаете, Арно, мне даже больше естественного наслаждения приносит такой пикантный момент ожидания, когда на лице девицы стыд, страх и предвкушение... О, этот обольстительный румянец гнева и смущения!..       — Мне с вами не тягаться, маркиз, — хмыкнул Арно. — Я не жалуюсь на внимание прекрасного пола, но у меня нет такой внушительной... э-э-э... статистики.       — Вы просто еще очень молоды, мой друг, — отмахнулся приятель. — Вы еще сосали женскую грудь исключительно в гастрономическом смысле, когда я уже покорял женские сердца.       Арно долго не находил слов, чтобы сказать что-то вразумительное на этакое утверждение, когда его вновь выручила Жаклин-Луиза. Эту женщину Арно уже почти любил, она появлялась удивительно вовремя. В этот раз в ее руках был совсем небольшой серебряный поднос вроде тех, на которых в хороших домах подносят утреннюю и вечернюю почту.       — Шоколад, — она неловко переступила, качнув бедрами, и глубоко склонилась, поставив поднос сбоку от чаши с фруктами.       Шоколадные конфеты Арно любил с детства, но вазочка с изумительно вкусно пахнущими конфетами стояла далековато, с кушетки не дотянуться. Да и нечем — руки заняты трубкой и кубком.       Приятель насмешливо глянул на Арно и усмехнулся:       — Жаклин, помоги нашему гостю.       — Меня зовут Жанна, господин, — но голос у нее был приветливый. — Конечно, я помогу. Мсье, вам больше по душе горький или сладкий шоколад?       — Сладкий, — Арно невольно воззрился на нее снизу вверх и подумал, что она могла бы стать иллюстрацией к его ответу про женщин.       Не слишком красивая, но с интересным приятным лицом. В ней хватало шарма и еще чего-то затаенного, как будто она порывалась открыть какой-то пикантный секрет, но не решалась. Возможно, это только ее рабочее амплуа, но в таком случае она была отличной актрисой.       Арно полагал, что Жанна подаст ему поднос, и даже попытался сесть, чтобы освободить руку, однако та, видимо, слишком серьезно восприняла приказ своего господина или даже владельца — взяла вазочку в руки и присела рядом с кушеткой в довольно провокационной позе. Фривольная юбка чуть задралась, обнажая ноги почти до колена, а перед взором Арно мелькнула небольшая, но нежная грудь.       — Пожалуйста, мсье, — она протянула конфету прямо на ладони.       Арно замер. Это было не то что «не слишком прилично». Это было чертовски непристойно, но отказать даме... Демонстративно отказаться от щедрого жеста приятеля...       — Поторопитесь, мсье, — Жанна лукаво стрельнула глазами. — Шоколад тает.       Арно склонился и осторожно забрал с маленькой ладони конфету, стараясь не коснуться губами кожи. Если бы был трезв, удалось бы, но от слишком резкого движения его качнуло, и... Арно почувствовал, что к лицу приливает краска стыда. Это даже не движение галантного кавалера! Так лошадь с ладони сахар ест — благодарно, но мокро и слюняво.       Однако Жанна легко преодолела неловкость. Она засмеялась и распахнула светлые глаза:       — Щекотно. Давайте еще раз?       — Минуту, — Арно торопливо прожевал и отпил вина. — Я не могу так сразу...       — О, это понятно и простительно... — ее слова были чудовищно двусмысленными, но веселая улыбка и поблескивающие глаза не оставляли возможности сердиться. — Я подожду. Еще вина?       — Немножко, — Арно, наконец, справился со смущением.       В конце концов, эта девица работает в борделе, а он смущается, как в тот раз, когда в очередную отлучку мсье де ла Серра в компании пары приятелей отправился к сестрам Бато из деревни под Версалем. Сестер было как раз три...       Жанна потянулась за кувшином, продемонстрировав красивый изгиб и трогательную вьющуюся прядку за розовым ушком, и Арно даже блаженно вздохнул. Даже чисто эстетически Жанна была очаровательна, а созерцание прекрасного, как известно, благотворно влияет на душевное состояние.       — Нет-нет, не нужно, — послышался голос де Сада. — Пока, — с нажимом добавил он.       Жанна выпрямилась, налила вина Арно, вернула кувшин на место и лукаво осведомилась:       — Теперь вы готовы?       — Меня зовут Арно, — брякнул Арно. — И... да.       Женщина рассмеялась и протянула вторую конфету. На этот раз Арно удалось все сделать аккуратно, и это вызвало в душе что-то схожее с ощущением победы. Жанна фыркнула и облизнула от шоколада пальцы. Арно уставился на то, как между ее губ промелькнул язычок и снова замер. А потом услышал смех приятеля:       — Выдохните, мой друг, а то лопнете.       — Маркиз, — глухо произнес Арно, не глядя на него. — Не могли бы вы не... комментировать?       — Всё-всё, — де Сад демонстративно вскинул ладонь. — Больше не буду. А что, мадемуазель Жанна... понравилась вам?       — Я... Мне... — Арно перевел дыхание. — Я не могу ответить на ваш вопрос. Бестактно даже его задавать... в присутствии девушки.       — А мне тоже любопытно услышать ответ, — вдруг подала голос Жанна. — По-вашему, я красива, мсье Арно?       Арно сделал невозможное усилие над собой и каким-то невесомо-расслабленным телом и выдохнул:       — Конечно, мадемуазель Жанна. Уверен, так считаю не только я. Но чтобы написать ваш портрет, нужен поистине талантливый художник.       — Это почему? — девушка прикусила губу. — Неужели требуется особое мастерство, чтобы подать меня... хоть сколь-нибудь симпатичной?       — Вовсе нет, — Арно улыбнулся. — Чтобы ухватить искорку в ваших глазах. Да-да, вот эту.       — А вы... — Жанна облизнула губы самым кончиком языка и сощурилась. — Даже если вы мне льстите, мне наплевать, потому что это определенно то, что я хотела услышать. Могу ли я еще что-нибудь сделать для вас?       Арно не знал, как сказать, что для того, чтобы «сделать еще что-то», неплохо бы подняться на второй этаж, где были комнаты с задвижками, однако слишком поздно сообразил, что это был не вопрос. Это было предупреждение. Очень милое предупреждение и очень женственное.       Жанна приподнялась на коленях выше и коснулась горячими губами груди под воротником расстегнутой несвежей рубахи. Арно от неожиданности глубоко вздохнул и попытался протестовать:       — Мадемуазель, я... польщен, но... Но я не могу.       Звучало не слишком убедительно — исподние штаны ничего не скрывали, так что Арно торопливо попытался объясниться:       — Я пришел к другу, мадемуазель. И мне крайне неловко лишить его вас... и беседы.       — Мой друг, — раздался укоризненный голос де Сада, и Арно поднял голову. Приятель выглядел вполне довольным жизнью, а наблюдал с нескрываемым интересом. — Если это все, что вас беспокоит, то это легко исправить.       Арно не успел ему помешать, и де Сад звякнул чем-то вроде колокольчика, которым в хороших домах призывали горничную или лакея. Однако вместо пристойных слуг за занавеску заглянула еще одна смеющая девушка. Она оглядела мизансцену (Арно был готов сквозь землю провалиться, но отказаться от умелых губ Жанны был не готов) и осведомилась:       — Помочь вам, господин? Или, может быть, Жанне?       — И то, и другое бы неплохо, — хмыкнул де Сад. — Не мучайся, Адель, позови нашу... самую лучшую труппу.       — Как скажете, — она явно заинтересовалась. — А наш гость — он из Парижской Коммуны?       — Нет, он просто мой друг, — спокойно отозвался де Сад. — Делай, что говорят, Адель, а то в следующий раз будет не та плетка, что тебе нравится, а розги, как в школе.       Адель капризно поморщилась, и Арно машинально подумал о том, что Адель, вероятно, из семьи богатых родителей. Как уж ее занесло в бордель... Может, сомнительно «повезло», и ее — по малолетству или еще почему — не отправили на гильотину вслед за ними.       Однако она послушалась и исчезла за занавеской — только тяжелые узлы бахромы качнулись.       Больше Арно обращать внимания на это не мог, потому что Жанна укоризненно глянула на него с пола и шутливо возмутилась:       — Мсье, позаботьтесь о даме. Мне неудобно, пока вы в рубашке.       Арно бестолково попытался приткнуть куда-нибудь кубок с вином, и Жанна нетерпеливо отобрала у него и кубок, и трубку. И еще успела горячо шепнуть в ухо:       — Я верну вам вино попозже. Только напомните, если я вдруг... увлекусь.       — Конечно... Жанна, — хрипло выдохнул Арно и потянулся через плечо, чтобы стянуть рубаху через голову.       Все еще несколько смущала мысль о том, что за ним наблюдает де Сад, но отказать непосредственной Жанне и собственному желанию Арно уже вряд ли был способен без чего-то извне. Сама атмосфера подстегивала и тянула на подвиги. На дворе стоял знойный август — термидор по новому календарю, и так органично сплетались жаркий воздух, запахи вина, шоколада и фруктов, сладковатый дым незатушенной трубки, мягкая кушетка... Жанна умело ласкала губами кожу, пока Арно выпутывался из рубахи, и все это так сладко дурманило...       Занавеска колыхнулась, но Арно уже успел плюхнуться обратно на кушетку и не видел, кто там пришел. Впрочем, не настолько сильно это его волновало. Гораздо больше волновало то, что к штанам Жанна пока не притрагивалась, а это было... определенным упущением. Арно уже сомневался, не стоит ли ей как-то на это намекнуть, когда перед глазами мелькнула еще чья-то красивая грудь, а шеи коснулись еще чьи-то губы.       Арно поднял взгляд и увидел вторую — не Адель. Адель, вполне вероятно, принадлежала де Саду, раз уж имела даже любимую плетку. Эта девушка, абсолютно Арно незнакомая, была яркой брюнеткой, в отличие от Жанны, а ее кожа была темнее, чем у большинства уроженок Парижа.       — Мсье? — у нее и голос оказался под стать — низкий, хрипловатый, с какими-то восточными чарующими обертонами. — Позвольте нам раздеть вас.       — Давно хочется, — добавила Жанна.       — Я... сам, — ляпнул Арно.       Обе девушки отпрянули — видно, им вовсе не хотелось возиться со штанами, и Арно торопливо взялся за завязки. Разумеется, дернул не за тот шнурок, и узел, вместо того, чтобы распуститься, затянулся еще туже. Арно с досадой взялся его распутывать — и вдруг замер. Обе его любовницы — а как их еще назвать? — не стали дожидаться, пока он там наконец справится со штанами, а слились в горячем поцелуе, не стесняясь трогать друг друга за грудь, хотя обе еще были одеты.       Такого Арно не видел ни разу, но действовало — будь здоров. Он рванул узел сильнее, но ничего не добился, и неверным голосом потребовал:       — И вы... тоже разденьтесь.       Жанна лукаво увернулась от губ подружки и спросила:       — А вы не хотите нас раздеть?       — А надо? — брякнул Арно.       Пока его больше занимали собственные штаны.       — Не надо, — гортанно рассмеялась вторая. — Мы и сами справимся.       Арно еще несколько мгновений пытался справиться со шнурком, а потом не выдержал. Замер, завороженно глядя, как девушки, то и дело целуясь, избавляют друг друга от одежд. У них это выходило куда ловчей, чем у него с собственными портками. Вещи летели на пол, устилая ковер. Грудь Жанны действительно оказалась маленькой, но зато с задорно торчащими сосками. Грудь ее подружки была много больше и тяжелее, и ладони Жанны на ней казались крошечными.       Арно не выдержал:       — Как вас зовут? — обратился он ко второй.       — Мариэтт, — та обнажила крупные белоснежные зубы. — Но, мсье... Не все ли равно? Я знаю про вас только то, что вы красивы и что у вас приличное достоинство. Мне этого вполне достаточно. Хотя нет... Я хочу увидеть его. А ты, Жанна?       — Давно, — уверенно откликнулась та. — Думаю, он красивый, ровный... И яйца тяжелые, как раз мне по руке.       Арно понял, что время пришло... и лязгнул скрытым клинком. Наруч на нем оставался только один. Второй был завязан хуже, и его пришлось снять еще во время избавления от рубахи. Обе девушки с интересом проследили за тем, как Арно стягивает штаны, и обменялись мнениями:       — Не такой ровный, как я думала.       — Зато какие вены!       Арно отвернулся. Он никогда не был с двумя девушками разом и таких обсуждений не слышал. Но, как назло, взгляд упал не на что-то нейтральное, а на то, как маркиз де Сад в свойственной ему снисходительной манере прижимает к расстегнутым штанам девичью голову, смешно растрепанную. В комнате были вроде и другие девушки, но де Сад поймал взгляд раньше, чем Арно успел осмотреться, и благожелательно улыбнулся:       — Нравится? Если желаете, то я могу отдать вам и Адель, хотя только она умеет сосать мне именно так, как мне нравится. Хотите?       — Что вы, — ляпнул Арно обескураженно. — Откуда же мне знать, как вам нравится... То есть я имею в виду, вовсе не факт, что это понравится и мне, так что... не стоит таких жертв. Жанна и Мариэтт очаровательны, это уже подарок.       — Не только они, — горделиво усмехнулся де Сад. — С нами будут лучшие из лучших, друг мой. И если вам вдруг что-то окажется не по вкусу, не стесняйтесь. Не может быть, чтобы среди моей лучшей труппы не оказалось тех, кто сделает все по высшему разряду. Адель, — вдруг простонал он, разом сменив тон, — не кусайся, сегодня я не расположен...       Арно торопливо отвел взгляд, не желая увидеть что-то... лишнее, и поглядел на «своих». Девушки целовались, тискали друг друга за грудь, а Мариэтт еще и нахально щупала подругу между бедер, и та охотно поддавалась такому... непотребству. Покачивала бедрами, подавалась навстречу подружке.       — Вы закончили, мсье? — не отрываясь от своего занятия, осведомилась Мариэтт. — Мы не хотели мешать...       Арно упал голой задницей на кушетку и окончательно стянул штаны. Теперь на нем не осталось ничего, кроме левого наруча. Член шлепнул по животу и ныл, однако девушки на согласный кивок кинулись не к нему. Напротив, ласкали, облизывали и покусывали все, что только можно, кроме... Издеваются, наверное.       Когда обе, синхронно, ласкали соски, Арно не выдержал и застонал. Хотелось больше, но и от умелых ласк он отказаться не мог. При этом ласки были такими... непохожими друг на друга! Жанна чаще прикусывала нежную кожу и зализывала потом; Мариэтт вообще не использовала зубы, зато умудрялась ласкать жадно и горячо, как... как будто член в рот брала. Арно смутно подумал о том, что ей, наверное, нетрудно убедить любого клиента в громадных размерах достоинства.       — Мари, — Жанна вдруг отвлеклась и приникла к подруге грудью. — Помогай. А то раздразнила...       — Я-то могу... — та покосилась на де Сада. — Но гостю надо больше.       — А я сейчас позову, — улыбнулась Жанна. — Давай-давай, нечего было...       Арно сначала ничего не понял, а потом вдруг... В его голове уже успело уложиться то, что женщины могут друг друга ласкать, чтобы понравиться мужчине, но то, что он увидел... Нет, пока в голове не укладывалось. Смуглая Мариэтт — наверное, в ее жилах текла и негритянская кровь — оттолкнулась от кушетки и опустилась на устланный одеждами ковер позади своей подружки. Низко наклонилась, опираясь на локти, и опустила голову между ног Жанны. Жанна даже от Арно на несколько мгновений отвлеклась — уперлась лбом в грудь и застонала. А потом начала спускаться поцелуями вниз — и очень скоро добралась до мучительно напряженного члена. Арно и сам громко выдохнул, когда ощутил горячее дыхание, и почти вскрикнул, когда головки коснулся юркий язычок. Жанна не изменяла себе — и ее ласки приносили, скорее, мучение, но такое, от которого совершенно невозможно было отказаться.       Кажется, Жанна махнула кому-то рукой... Кажется, она кому-то на что-то указывала... Арно был не в состоянии замечать. Он мертвой хваткой вцепился в подголовник кушетки и шире расставил ноги. Прижимать Жанну, как де Сад, к себе, он находил слишком грубым, но был уже недалек от того, чтобы это сделать, но тут на кушетку рядом опустился кто-то еще, и Арно окончательно расслабился, позволяя себе не следить за происходящим. В этом чертовом вертепе все — абсолютно все, кроме самого Арно — знали, что делать, лучше, чем он сам.       Кто-то целовал плечо, кто-то гладил член, сомкнув пальцы там, куда пока не дотягивалась Жанна, но Арно уже было глубоко наплевать, кто. Он закрыл глаза и наслаждался ласками. И даже подумал, что имя третьей девушки уже, наверное, спрашивать не станет — будет просто не до того. Третья, кстати, ласкала много решительней, чем даже Мариэтт, и это тоже Арно нравилось. Особенно на контрасте с невесомыми и томительными движениями Жанны. Жанна была... как прикосновение бабочки, прекрасное и удивительное. Мариэтт... как море, окутывающее и теплое. Третья... Ощущение больше походило на дуэль. Арно казалось, что его проверяют на прочность и позволяют побеждать.       Жанна наконец обхватила головку ртом, качнулась, словно в неуверенности, и выпустила. И снова застонала — наверное, Мариэтт коснулась чего-то чувствительного. Но инициативу тут же перехватила третья, сразу опускаясь на член горячо и глубоко. Арно придушенно охнул и не выдержал, понимая, что потом на это просто не хватит сил. Глаза он зажмурил, наслаждаясь умелым горячим ртом, и выдохнул:       — Как тебя зовут?       Губы скользнули по естеству вверх, оставив ощущение потери, и низкий голос ответил:       — Филипп. Но это абсолютно неважно, мсье. Подать вам вина?       Арно вспомнил про то, что действительно хотел вина, и Жанна про это говорила, но... Он распахнул глаза и увидел несколько смущенную улыбку довольно худосочного парня, который опирался о кушетку локтем и смотрел снизу вверх вызывающе. Жанна тем временем прижалась щекой к бедру Арно и едва слышно постанывала, ритмично покачиваясь под ласками Мариэтт.       Филипп ждал ответа, и Арно обескураженно брякнул:       — Давай.       Выпить определенно не мешало. Возмущенно отказываться от услуг парня было глупо... и поздно. Не после того, как сам же спрашивал имя, задыхаясь от восторга.       Парень ловко поднялся и подал Арно наполовину наполненный кубок. Еще и подмигнул:       — Чтобы не расплескалось. Вы и до этого проливали, не так ли? На коже чувствуется.       — Мне тоже понравилось, — подала голос Жанна. — Как конфета с ликером.       Арно поспешно припал к кубку. Но хорошее вино не обожгло горло и не заставило собраться с мыслями. Наоборот, расслабленность одолела сильнее, и Арно лениво махнул рукой, призывая Филиппа вернуться к тому, от чего отвлекся. Да еще в голове мелькнула озорная идея... Арно прижал кубок к яремной впадине и позволил тонкой струйке вина спадать по коже вниз — по груди, животу и ниже. Идея оказалась удачной: и Жанна, и Филипп охотно поддержали игру, ловили рубиновые капли и даже соревновались — кажется, в шутку. Арно отпивал, следил за любовниками... Первоначальная скованность прошла, и теперь его уже трудно было бы чем-то смутить.       Когда вино закончилось, Арно разжал пальцы, позволяя кубку мягко упасть на ковер. Жанна и Филипп теперь вдвоем вились вокруг члена и даже целовались в процессе. Жанна еще перекатывала в маленькой ладони яйца, и это тоже было приятно. Однако вскоре Мариэтт поднялась и выдохнула:       — Устала. Кого подменить?       Арно бы предпочел двух девушек, но Жанна успела раньше. Оттолкнулась от колена Арно и улыбнулась:       — Меня. Я тоже устала на коленях. Давай я лягу, а ты сверху сама, а?       — Да пожалуйста, — та кокетливо качнула темными вьющимися локонами. — Только глубоко не лезь, а то ты любишь... А я не очень.       Арно подумал, что, кажется, поторопился с выводами о том, что его больше ничто не смутит.       Пока девушки менялись местами — да еще и перешептывались! — Филипп благородно принял заботу о госте полностью на себя. От его движений просто дух захватывало, и Арно даже потянулся к его волосам, чтобы распустить ленту на хвосте. Не для того, чтобы больше походило на девушку, просто так больше нравилось. Филипп, не выпуская члена изо рта, встряхнул головой. Светлые волосы рассыпались по бедру. Очень красиво.       Мариэтт тем временем удобно устроилась, широко расставив колени, и поднырнула сбоку, пихнув Филиппа в плечо:       — Подвинься... И делись.       Филипп, казалось, с сожалением соскользнул и предоставил подруге свободу действий. Да еще и попенял:       — Хорошо вы с Жанной устроились. А обо мне кто подумает?       — Что я слышу? — раздался ленивый, но строгий голос де Сада. — Друг о друге подумаете после гостя. Фил, предупреждаю, нарвешься когда-нибудь.       — С вами? — тот вдруг подмигнул Арно. — Любое наказание.       — Полы мыть отправлю, — так же вальяжно пригрозил де Сад. — А то, о чем ты думаешь — для тебя не наказание.       Арно показалось, что Филипп с трудом удерживается, чтобы не показать хозяину язык. Впрочем, с его манерами это могло бы выглядеть не только беззаботно, но еще и чертовски непристойно.       От мыслей о Филиппе Арно отвлекла Мариэтт. Она уже настроилась и вдруг — без предупреждения — настолько глубоко опустилась вниз, что Арно охнул. Вот этим самым ртом, который омывал ласками, как теплое море — да по самые яйца. По яйцам, впрочем, проскользил язык Филиппа, и Арно окончательно махнул рукой. Даже в прямом смысле.       Было хорошо. Было даже слишком хорошо. Арно не удержался, направлял и любовницу, и любовника, растворялся в умелых движениях и плыл на облаке наслаждения... Но пик удовольствия все равно накатил... как-то неожиданно. Арно смутно подумал, что раньше с ним такого, кажется, не случалось. Обычно для того, чтобы достигнуть высшей точки, требовалось разогнаться, сейчас — накрыло как-то сразу. Да и сами ощущения казались хоть и полными и захватывающими, но размазанными по времени. Мариэтт и Филипп шустро убрали семя, причем Филиппу досталось больше — Мариэтт и сама плавно покачивалась, постанывала и временами замирала.       Арно чуть более осмысленно приподнялся и поискал глазами кубок. Адель, уступившая место еще одной девушке и одному юноше, задорно улыбнулась и помогла — и кубок нашла, и сама наполнила. Да еще и осведомилась:       — Вам нравится? Если хотите, я могу. Я лучше, чем они оба, вместе взятые. Господин маркиз очень ценит...       — Розги, — напомнил де Сад, оттолкнув любовников, и выпрямился. — Розги и на дыбу.       — Не надо, — Адель присмирела. — Не люблю висеть, холодно и выматывает. А от розг портится кожа.       — Зато ты легко разводишь меня на масло сандала, — фыркнул маркиз. — Друг мой, я так понимаю... вам нужно отдохнуть?       — Да я и так, в общем-то, отдыхаю, — улыбнулся Арно. — А что, у вас в программе есть еще что-то?       — Конечно, — снисходительно отозвался де Сад. — Как в лучших театрах. Сначала — гениальная труппа. Потом — она, дива, примадонна!..       — Катрин, — тихо подсказала Жанна, успевшая выбраться из-под подружки. — Куда нам до нее.       — Ничего, — так же тихо отозвалась Мариэтт. — Еще пара лет — и она выйдет в тираж, потому что сиськи уже начали обвисать. У нас есть все шансы.       Де Сад либо не услышал разговора, либо сделал вид, что не услышал, потому что продолжил:       — Держу пари, вам понравится, мой друг. А пока выпейте, передохните...       — А вы? — Арно почувствовал, что не может этого не сказать. — Я вас отвлек...       — Не беспокойтесь, — отмахнулся маркиз. — Я старше вас... не буду говорить, насколько. Мне просто не угнаться за вами, мой друг.       Он так обезоруживающе улыбался, что Арно улыбнулся ему в ответ. «Труппа» устроилась на ковре. Незнакомый Арно парень успел сгонять за еще одним кувшином — видно, чего-то попроще. И пили все из одной кружки, но, видно, общались достаточно близко, потому что не ссорились. Арно негромко уточнил:       — А вы... не отпустите их?       — Пусть остаются, — фыркнул маркиз. — Как группа поддержки. Не пригодятся — друг с другом сами разберутся.       Арно глянул на «лучшую труппу» де Сада и усмехнулся:       — Годы идут, а у вас ничего не меняется. Сколько правительств сменилось за последние пять лет? А в вашем заведении все едино — что жирондисты, что якобинцы, что кордельеры.       — Все так, мой друг, — кивнул маркиз, брезгливо осмотрев недогрызенное яблоко. — Это я и называю свободой. Политики тянут Францию во все стороны так, что она трещит по швам... А что из этого нужно людям? А людям хочется прийти в мое заведение и забыть про жирондистов и якобинцев.       Кружка в этот момент была в руках Филиппа, и тот, уловив часть разговора, со смехом отсалютовал:       — За Францию!       — Видите? — де Сад самодовольно усмехнулся. — У меня, мой друг, гости будут всегда. Чем больше давит мораль, тем больше хочется о ней забыть в объятиях Адель или Жаклин...       — Меня зовут Жанна, — раздался смешливый голос с пола. — Ну в самом деле, монсеньор! Вы даже в порыве страсти зовете меня Жаклин. Уже два года!       — Зато узнаю даже на ощупь, — де Сад послал ей воздушный поцелуй и наклонился за свежим яблоком, а потом, подумав, спросил: — Виноград кидать неудобно. Грушу, персик или яблоко?       — Грушу, — согласился Арно, а потом вздохнул. — Хотя это бессмысленно. Вина вы мне точно не кинете.       — Давайте я налью, — Мариэтт поднялась, покачивая тяжелыми бедрами. — У вас красивый. И вкусный. Самый лучший, что я за последние полгода видела.       — Благодарю, мадемуазель, — машинально склонил голову Арно.       Филипп вздохнул:       — Самый лучший был у мсье Робеспьера.       Арно изумленно приподнял бровь:       — А разве... Мы... Я следил за Робеспьером и даже... видел его личные бумаги. Но там не было ничего... такого. Напротив, некоторые дамы обожали его.       — А он женщин никогда и не просил, — пояснил де Сад. — Женщин ему и так хватало.       — Гм... — Арно постарался сделать умный вид и промолчал. Хотя какое ему до этого дело?       Де Сад тактично отвел от него взгляд и гордо произнес:       — Лично я считаю своим особым достижением то, что в наше уютное заведение иногда заглядывают и дамы. Ну-ка, подскажите мне, у кого самая красивая грудь?       Он обращался к своей «труппе» любовно, и его поддержали:       — У мадемуазель де Мерикур, — уверенно заявила Жанна.       — Да нет же, — возразил ей безымянный для Арно юноша. — У мадам де Гуж.       Арно постарался не поперхнуться вином и вежливо заметил:       — Дело не в дамах, маркиз. Я приятно удивлен тому, что в ваше заведение заглядывают такие... высокопоставленные личности.       — О, — де Сад смешливо поклонился, не вставая с кресла. Арно был рад уже и тому, что с кушетки из-за ручки кресла не видно расстегнутых штанов и их содержимого. — К нам заглядывал и ваш достопочтенный, ныне покойный лидер, граф Мирабо. Но это помнит только Катрин, остальные несколько... моложе.       Арно хлопнул глазами раз, другой... Воспоминания о Наставнике никак не вязались с борделем. Вообще никак. Да, честно говоря, он вообще себе представить не мог, что мастер-ассасин Мирабо еще на что-то там способен... был.       — Давайте сменим тему, — произнес он слабо.       — Давайте, — ухмыльнулся де Сад. — Боюсь, если я вам расскажу о достоинстве графа Мирабо, вас удар хватит...       — А вы что... с ним?! — изумился Арно.       — Нет, просто видел, — фыркнул маркиз. — О чем желаете побеседовать? Может быть, о последних постановках Комеди Франсе?       — Я там давно не был, — мотнул головой Арно. — В кафе «Театр» постановки попроще, но мне так даже больше нравится. Как-то... уютнее. Камерные вечера...       Он невольно вспомнил о том, как в кафе впервые пришла Элиза, но воспоминание не резануло в груди, как раньше. На душе стало спокойнее, и он даже нашел в себе силы улыбнуться грустной улыбкой.       — Я загляну, — кивнул маркиз. — Если меня не прогонят с порога. Там, помнится, была очаровательнейшая мадам... Шанталь... Шарлотт!       — Мадемуазель де Гузе, — поправил Арно. — Вам ничего не светит, она увлечена мсье Гризье, учителем фехтования. Давно.       — Какая жалость, — вздохнул де Сад. — А мсье Гризье симпатичный?       Арно, который еще два часа назад с негодованием отринул бы подобный намек, задумался, а потом признал:       — Очень... на любителя. Точнее, на любительницу.       — Какая жалость, — повторил де Сад. — Поверю вам и не стану искать знакомства.       — Вы даже имя какой-то любительницы вспомнили, — раздалось с пола. — А простое имя Жанна...       — Милая, — маркиз посмотрел на девицу недовольно. — Если бы вы при знакомстве представились мне Жанной, я бы запомнил вас Жанной. А раз вы предпочли назваться Жаклин, то терпите. Жаклин так Жаклин.       — Сатрап и деспот, — фыркнула Жанна и повалилась на Мариэтт. — Адель, откуси ему всё.       — Оно мне еще понадобится, — возразила Адель и тоже рассмеялась.       Но смех быстро затих. За занавеску, слегка пригнувшись, шагнула женщина — и Арно замер, разглядывая ее. Она была не то чтобы юна — наверное, под тридцать, но потрясающе красива. И не какой-то идеальной красотой — напротив, красотой искаженной и даже порочной, но притягательной. Она как будто вся состояла из контрастов: темные волосы и светлые глаза; бледная кожа и вызывающего кроя темно-бордовое платье; аристократический тонкий нос с горбинкой и полные губы, горделивая осанка королевы и циничный, насмешливый взгляд.       — Я к вашим услугам, маркиз, — она грациозно поклонилась и при этом вульгарно поддернула юбки, обнажая щиколотки. — Желаете сношаться?       — Я бы не отказался, — де Сад ей не уступал ни в гордости, ни в циничности. — Но на этот раз я пригласил вас, Катрин, для этого прелестного юноши.       Арно почувствовал на себе тяжелый взгляд, но мадемуазель Катрин неожиданно легко улыбнулась:       — О да, я вижу, желает. Хорош. Еще несколько лет, и он станет... весьма интересным мужчиной.       — Мадемуазель... — Арно попытался подняться, но не преуспел.       — Лежите-лежите, — Катрин опустила голову, но вовсе не от смущения — даже напускного. Просто занялась тем, что расстегивала юбки. — Я все сделаю сама... Хотя нет, на кушетке мне будет неудобно. Прошу вас, ложитесь на пол. Ковер мягкий, поверьте мне.       — Не отказывайтесь, мой друг, — посмеиваясь, посоветовал де Сад. — Лоно Катрин может доставить вас в рай раньше, чем вы там окажетесь по естественным причинам. Или вы предпочитаете содомию?       Арно растерянно глянул на Филиппа, но тот только глупо улыбнулся, а потом и вовсе неприлично заржал. Де Сад тоже это отметил и фыркнул:       — Я имел в виду только то, что вы, возможно, желаете поиметь Катрин туда, куда Библия иметь запрещает.       — Да не то чтобы запрещает, — фыркнула Адель.       — Ты плохо ее читала, — возразил де Сад. — А я прочел очень подробно. Она у меня в туалете лежала, и каждый раз, когда я бывал там по естественной надобности, я внимательно прочитывал лист, который позже использовать по назначению было нельзя.       — И что же? — не удержался Арно. — Вы дочитали полностью?       — Да, — приятель кивнул. — После Библии я перешел на свод законов короля. К тому моменту это было их лучшее назначение.       — Мадемуазель, — Арно решил не поддаваться на провокации. — Вы очаровательны. И я готов возлечь с вами так, как предписывает Библия.       — О? — Катрин отстегнула юбки, продемонстрировав длинные изящные ноги, и взялась за лиф. — Приятно удивлена, что вы предлагаете брак по божескому закону, но я не стремлюсь замуж. Но финишировать в меня вы можете свободно, никого крестить не придется.       Арно и сам не мог понять, чего испытывает больше — интереса или ужаса, когда стек с кушетки на пол и разлегся на спине. В бок уперся сброшенный правый наруч, и Арно недовольно его отодвинул. Не забыть бы... Пусть из Братства его выперли, не годится разбрасываться такими вещами. Тем более в доме терпимости.       Катрин энергично избавилась от лифа и нижней рубахи. Арно отметил, что ее грудь, полная и шикарная, действительно начинает слегка отвисать. По крайней мере красивые соски — остренькие и с небольшими ареолами — уже смотрят вниз, хотя грудь еще высока.       И тем не менее, несмотря на прозаические размышления, Арно шумно вздохнул, когда мадемуазель Катрин единым движением его оседлала. Она выглядела, как леди Годива — бесстрашной и прекрасной, а темный уголок вьющихся волос привлекал взгляд. Грудь качнулась от резкого движения, и Арно завороженно выдохнул. Как говорится, «нагибать — так королеву, проиграть — так миллион». Мария-Антуанетта в прямом смысле сложила голову на гильотине, но пока есть такие женщины, Франция жива.       Единственное, что несколько отвлекало — то, что естество еще не достигло боевой готовности, но это почему-то совершенно Арно не беспокоило. Он завороженно смотрел на то, как Катрин качнулась, а потом, потянувшись к затылку, одним движением распустила блестящие темно-рыжие волосы. Она встряхнула головой, и по густой гриве, рассыпавшейся по плечам, словно пробежала тяжелая волна.       Арно чувствовал, что возбуждение начинает так же накатывать волнами. Кровь прилила к коже... и не только. На ум шли только пошлые поэтические сравнения, и Арно даже успел поймать себя на мысли, что послушался нескольких слов этой женщины. Попробовал бы ее не послушаться член! Она, как Жанна д’Арк, покоряла и вела за собой.       Катрин склонилась ниже, коснулась острыми сосками пылающей кожи, обдала горячим дыханием ухо. Мазнула губами по щеке и наклонилась к губам, но не целовала, а дразнила — приближалась, отдалялась... Арно попытался поцеловать ее сам, но Катрин ловко увернулась и распрямилась. Ее бедра опустились ниже, и Арно ощутил, как по твердому естеству влажно и горячо скользит раскрытое девичье тело. Он безотчетно подался навстречу, но Катрин отклонилась, запрокинув голову так, что длинные волосы мазнули по бедрам. Она сама приподнялась и направила напряженную плоть в себя. И Арно ни капли бы не солгал, если бы сказал, что она сделала это элегантно. Элегантно, черт возьми!       Арно судорожно втянул воздух носом. Только теперь понял разницу между «лучшей труппой» и «солисткой». Сердце билось как сумасшедшее, Арно было до умопомрачения хорошо. Катрин плавно повела головой, медленно сжала собственную грудь в ладонях, а потом повернулась к де Саду и насмешливо произнесла:       — Так и будешь сидеть, Донасьен? Или тебе особое приглашение нужно?       — Белый танец, мадемуазель? — маркиз отозвался не менее насмешливо, но Арно слышал, как скрипнули ножки кресла — видимо, приглашение де Сад воспринял с энтузиазмом.       Арно испытывал одновременно досаду и предвкушение. Из разговоров с приятелем можно было догадаться, к чему его призывала Катрин, и Арно даже, кажется, слегка жалел, что эту женщину придется с кем-то делить. С другой стороны, Катрин пригласила его сама... А с третьей... Это было даже любопытно. Арно ни разу не доводилось обладать женщиной на пару с кем-то, а уж де Сад наверняка знает, как сделать ей хорошо.       Арно даже отвел глаза от мягко покачивающейся груди Катрин, чтобы взглянуть на приятеля... так скажем, с той стороны, с которой он его никогда увидеть не мечтал. Однако маркиз де Сад оказался для своих лет весьма неплохо сложен. Дурные привычки и полная приключений жизнь не оставили на нем неизгладимого отпечатка. Он был, скорее, изящным, чем статным, однако эстетически привлекательным. И... Что уж говорить. И член, на который Арно поглядел ревниво, отлично стоял.       — Позвольте, мой друг? — де Сад посмотрел из-за плеча Катрин вопросительно, и Арно понял, что стоит отрицательно покачать головой — и приятель отступит.       Возможно, найдет утешение в своем гареме, но мешать не станет. И все-таки это было бы, наверное, нечестно. И Арно улыбнулся:       — Почту за честь.       — Взаимно, — мурлыкнул де Сад.       Больше за ним Арно не следил. Не сомневался в боевом товарище.       Катрин склонилась ниже и волнующе шепнула:       — Вам понравится. Будет даже лучше.       В чем лучше, Арно не знал, но поверил. Когда обещают таким шепотом, поверишь во что угодно. Да и опыта ей не занимать...       Что уж там происходило, Арно не знал и знать не хотел. Пока ему было достаточно плавных движений бедер Катрин. Она двигалась медленно, но было в этом что-то многообещающее, томительное. Арно вскинул руку, коснулся тяжелой груди — и чувствовал, что сознание плывет. Кожа Катрин оказалась гладкой и шелковой на ощупь, а сосок — твердым и одновременно нежным. Арно слегка сжал ладонь, наслаждаясь упругой тяжестью... И почти не заметил момента, когда движение изменилось.       Катрин звучно вздохнула, изогнулась сильнее и замерла. Арно безотчетно продолжил ее ласкать, но сам уже не мог не чувствовать иного. Естество словно сжало сильнее в плену тела любовницы, и, как будто этого было мало, вдоль твердой плоти четко ощущалось движение. Чувство было странным... Как будто занимался любовью одновременно в рот и... не в рот.       Движение замедлилось, Катрин выдохнула и, коротко оглянувшись назад, качнулась сильнее. Точнее, слегка приподнялась и опустилась, но и этого было достаточно, чтобы Арно не выдержал, охнул.       Словно в ответ на это донесся знакомый голос де Сада:       — Держитесь, друг мой.       Обычно приятель говорил насмешливо, или восхищенно, или льстиво, или участливо, но никогда на памяти Арно его голос не звучал так... открыто. Де Сад и сейчас пытался шутить, но тело предавало его.       Катрин приподнялась и качнулась сильнее. Возможно, ей были не по душе разговоры любовников между собой. Арно придержал было ее за бедра, но почувствовал, что... соратник?.. любовник?.. В общем, что приятель успел первым. Только теперь Арно понял, что это за ощущение — и был настолько ошеломлен, что уступил. Чувствовать, как движется член де Сада было странно, дико, ни на что не похоже, но вместе с тем и... Катрин была права, Арно нравилось.       Катрин прогнулась под движение де Сада, и Арно снова ощутил легкую ревность. Строго говоря, сейчас маркиз Донасьен Альфонс Франсуа де Сад имел их обоих, а судя по вздохам и уверенности, ему это было привычно. И приятно.       Арно собрался, как перед прыжком веры. Тело слушалось плохо, но и усилий требовалось меньше, а потому Арно сначала подался бедрами вперед раз, потом другой — и, наконец, вошел в ритм.       Вот теперь Катрин уже не напоминала величественную Марианну, символ Франции. Осталась обычная женщина, сильная и прекрасная — но живая.       И это только заводило больше. Теперь уже Арно ласкал ее открыто и чувственно. Придерживал за бедро, ласкал грудь — то нежно и бережно, то откровенно и почти грубо. Де Сад обхватил любовницу поперек талии и сбивчиво дышал — видимо, все-таки одышка сказывалась.       Катрин склонялась все ниже и ниже. Она тоже тяжело дышала и даже временами постанывала, и Арно все крепче прижимал ее к себе. Она была довольно тяжелой, а может, это приятель давил своим весом, но Арно уже было плевать. Движение становилось все более лихорадочным, он сбился с ритма и, обхватив любовницу за шею, запутался в волосах. Это был всего миг промедления; миг, когда Арно упустил инициативу... Но и этого мига хватило.       Катрин вдруг вскрикнула, опустилась тяжелее, сжала бедра. Арно и сам подавился воздухом. Член стиснуло, а тут еще движение сверху... Арно прикусил губу и не осознавал, что сжимает свободную руку на боку Катрин — наверное, до синяков. Де Сад тоже остановился — как конь на полном скаку, но как раз от него не было слышно никаких звуков, кроме хриплого, рваного дыхания.       Арно почувствовал, что ослабевает. Настолько, что сил не было даже руки держать на весу. Он откинулся на ковер, усыпанный тряпками, не зная, как выходить из такого... положения.       Но все решилось само собой. Приятель оттолкнулся и плюхнулся рядом. Катрин отдышалась, соскользнула с опавшей плоти и опустилась на колени, переводя дыхание.       И в себя пришла первой тоже она.       — Благодарю, — она чуть снисходительно улыбнулась. — Вы хороший любовник, мсье. Я давно уже не оказываю услуг за деньги, но вы всегда можете найти меня через Донасьена. За... скажем, бриллиантовое колье я не откажусь провести с вами ночь. А теперь позвольте покинуть вас, господа.       Она рывком поднялась, подхватила юбки и лиф и удалилась, не утруждая себя одеванием. Арно проводил ее взглядом и помотал головой.       — Хороша? — осведомился де Сад и потянулся за вином. Кубок он нашел только один, но по всем законам гостеприимства сначала предложил гостю.       Арно не отказался. В горле пересохло, да и что отвечать, он не знал, но постепенно разум, хоть и смутный, возвращался, и он искренне кивнул:       — Она как... как сама Франция.       Неожиданно де Сад приподнялся на локте и воодушевленно воскликнул:       — Я рад, что вы это ощутили, друг мой! И как же символично, что Францию поимели вы, ассасин, и я, бунтовщик и мятежник!       — С двух сторон, — хмыкнул Арно. — Спасибо вам... друг. А как же...       Он только теперь взглянул в сторону «группы поддержки», но больше в алькове никого не было. Только пустой кувшин лежал на боку, да на ковре остались вещи.       — Не берите в голову, — де Сад отмахнулся. — Эти девочки и мальчики отлично знают, когда нужно быть рядом, а когда — уйти. А еще они прекрасно знают, что этой ночью я не отправлю их работать, так что они вполне могут провести время за еще кувшином-другим и утехами между собой. Почти уверен, что завтра придется кого-то наказывать — правда, пока не знаю, за что.       Арно попытался было вернуть приятелю кубок, но тот отмахнулся:       — Пейте-пейте. А мне еще нужно будет как минимум раздать указания. Вот думаю, надевать ли для этого штаны...       — По-моему, необязательно, — выразил мысль Арно.       — По-моему, тоже, — согласился де Сад и улыбнулся — как обычно, чарующе, с ямочками на щеках. — Мы с вами по-своему породнились, мсье Дориан. Я знаю, вы состоите в Братстве, но теперь я вам тоже... немного брат. Отдыхайте, прошу вас, и ни о чем не думайте. Здесь вас не достанет никто — ни друзья, ни враги.                                          Арно стоял внизу перед балюстрадой святая святых убежища Братства и ощущал дежавю. Вот только так, как раньше, уже никогда не будет.       Так же знакомо из тени на свет выдвинулись фигуры в плащах — члены Совета. Арно не сомневался в решении. Совет удивительно предсказуем: нарушил приказ — плохо, отдал артефакт Предтеч Братству — хорошо. Кого волнуют последствия? Что, если выполнение приказа привело к краху и возвращение артефакта — тоже? Нет ответа...       Но Арно теперь точно знал иное. В одиночку бороться за свободу нельзя. Слишком много у нее противников — и это не всегда тамплиеры.       — Арно Дориан, — раздался глухой и торжественный голос сверху. — Нам доложили, какую помощь ты оказал Братству во Франсиаде...       Арно почти не слушал. Оказал ту помощь, что мог. Как всегда. Ничего не изменилось.       — Памятуя о том, что эта помощь была бескорыстной и искренней...       Как всегда. И в этом тоже не изменилось ничего.       — Совет счел возможным рассмотреть вопрос о твоем возвращении в орден с частичным возвращением рангов и титулов...       Все это Арно не интересовало. Его интересовало только то, чего уже никогда не вернуть.       Элизу. Ее улыбку, смех и преданность — тому, во что она верила.       Маркиза де Сада. Его грязноватую искренность и желание помочь. Его поддержку, когда совсем невмоготу...       Конечно, Арно уже знал, что тогда, в самый первый раз, когда он явился в бордель приятеля, тот повел себя не слишком-то честно: напоил, подсунул в трубке опиум, а потом совратил, но... Но не это ли заставило наутро посмотреть на жизнь без прикрас? Смириться с тем, что Элизы больше нет? Корчась наутро от тошноты и жажды, признать, что нет на свете черного и белого, что в нем господствуют все оттенки серого?..       — Единогласно. Отныне ты снова член Братства, Арно Дориан. И мы... Все мы рады этому.       Арно только кивнул, даже не стараясь изобразить благодарность. Кому она нужна? Его боль была Совету чужда; благодарность, надо думать, тоже. Да он и не испытывал благодарности.       Благодарность он испытывал только к нескольким из своих бывших — и теперь уже снова нынешних — соратников, тех, что не отвернулись от него после его изгнания из Братства. Навещали, пытались поддержать после смерти Элизы и не боялись признаться, что сожалеют о ее гибели.       Испытывал он благодарность и к прямодушной, но доброй мадам Марго, которая мягко, как мать, которой Арно никогда не знал, сумела направить его в нужную сторону. К ее пытливому воспитаннику Леону, который показал, что искренность не полностью ушла из этого мира.       И к Донасьену. Арно до последнего называл его уважительно и на «вы», однако тот был Арно ближе, чем очень и очень многие. Нельзя сказать, чтобы Арно с ним часто встречался; нельзя сказать, что откровенничал. Но был близок — и Донасьен, как никто, это понимал. Скрывался за пошлыми шутками, поддевал по поводу и без, норовил споить и подбить на сомнительные приключения... Но Арно приходил в его бордель не раз и не два, а когда, случалось, отлеживался где-нибудь в Париже после одиночных акций, нередко слышал нежный девичий или моложавый мужской голоса:       — Мсье, с вами все хорошо?       И на душе становилось легче.       Арно не судил друга за то, что тот покинул не только Париж, но и Францию. Времена неспокойные, а маркиз де Сад слишком известен. Ему будет безопаснее где-нибудь в теплых краях, где его таланты будут в ходу.       И все-таки Арно тосковал. Терять друзей всегда больно...       — Эй, Арно! — кто-то окликнул его уже на выходе из подземного лабиринта. — Тебя искала девушка... Не из наших.       — Меня?       Смутно знакомый ассасин молча указал пальцем на выход из катакомб, где на ярком свету дожидалась невысокая фигурка.       — Жанна! — Арно бросился вперед. — Что вы здесь делаете?       — Мсье... — та улыбнулась, едва заслышав знакомый голос. — Я... Я пришла передать вам письмо.       — В самом деле? — слова были ни к чему, но Арно волновался.       — Возьмите, — она торопливо протянула конверт, надписанный знакомым стремительно летящим почерком. Из Каира. — И... Не забывайте нас. Мадам Катрин — хорошая хозяйка.