почти космос

они идут рядом по школьному коридору — соприкасаются плечами, локтями и ямагучи неловко смотрит то по сторонам, то снизу вверх, на тсукишиму. молчат. вокруг суетливо, шумно, кто-то бесконечно болтает, кто-то смеётся и присутствие кучи людей оседает липкой неприятной пленкой на коже. для тсукишимы это too much, поэтому в наушниках почти на всю долбят басы, так громко, что ямагучи слышит тоже. даже не то — слышит, — она чувствует кожей этот дикий ритм, бегущий между ними током от каждого касания; от кисти или предплечья и до самого нутра, ослабляя запутанный комок волнения. ямагучи ещё не привыкла быть старшеклассницей, ведь это так… по-особенному. и чуть страшновато, если честно. закрыться от всего этого не получается, да ямагучи и не хочет. не по ней так. уж лучше честно трястись от тревоги и глупых-глупых страхов, мимолётно, на секунду, хватая подругу за рукав рубашки, опуская взгляд вниз. там внизу её собственные колени чуть выглядывают из-под школьной юбки при каждом робком быстром шаге; ноги в сменке легко ступают по по полу. а ещё внизу ноги тсукишимы. бесконечные, длинные, худощавые ноги. тонкие икры, острые коленки, бёдра. ямагучи краснеет и складывает брови домиком, невольно хватает тсукишиму под руку сильнее и ближе. это всего лишь ошибка при выдаче школьной формы, но ямагучи иронично чувствует ошибкой себя за взгляды на эти ноги и неуместное собственничество. так не должно быть. ямагучи не должна такой быть. но, с другой стороны, таких старшеклассниц, как тсукки, тоже быть не должно — таких потрясающих, длинноногих, уже сейчас по-взрослому красивых. — тадаши, отлипни, мы пришли. тсукишима, не снимая наушников, выразительно смотрит на подругу. совсем теряясь, ямагучи рассеяно кивает, отпускает чужую руку и первая залетает в класс. ей жарко, хочется оттянуть ворот рубашки, ослабить дурацкую бабочку, встать у открытого окна и продышаться. вместо этого ямагучи выкладывает учебники, тетради, оправляет пиджак, разглаживает складки на юбке и терпеливо ждёт, когда тсукишима будет готова. — слушай, тсукки, у тебя как с литературой? — ямагучи перебирает листы, ищет нужный, щёлкает пару раз карандашом и только потом обращается взглядом к каё, — я немного не поняла, что значили те слова героя в седьмой главе… вот, предпоследний вопрос. можешь помочь? тсукишима лениво оборачивается, стягивая наушники. улыбка ямагучи становится шире. ещё шире. глаза загораются восторгом. — что там непонятого? это отсылка к его разговору со странником, было в самом начале. сравни и… прекрати пялиться на меня таким щенячьим взглядом. это смущает. нахмурилась, чуть отвела взгляд и, кажется, даже покраснела. — тсукки, прости! просто ты их всё-таки надела и тебе очень идёт. я так рада.! — м, да, я подумала, что было бы неплохо… — ты милая. тсукишима замерла на полуслове. тадаши пыталась что-то ещё сказать, отчаянно жестикулировала и улыбалась. улыбалась неловко, смущённо, но очень довольно. вчера она подарила тсукишиме серёжки — красиво блестящие золотом звёзды. пустяковые совсем, бижутерия, да и повода особого не было, просто они напомнили ямагучи о ней. каё как далёкая луна в окружении плеяды звёзд; красивая, успокаивающая, ходячая космическая эстетика. — спасибо. — тсукишима резко отвернулась к своей парте и зашелестела бумажками, — могу дать свои записи, если тебе нужно. несколько раз поправила очки, не глядя на ямагучи и делано хмурясь. — нет, нет, я поняла! дальше сама разберусь. тут ведь не так много… тсукишима пожала плечами и села вполоборота к ямагучи, уставившись в телефон. наушники остались болтаться на шее. ямагучи скрипела карандашом, быстро выводя иероглифы, тихо бубнила себе под нос, то сосредоточено хмурилась, то, находя нужные слова, радостно поднимая брови и, если честно, каё всё чаще смотрела на тадаши, чем на экран мольбиника. они не говорили, только перебрасывались быстрыми взглядами, чтобы не перебивать мысли словами. — эй, чел, смотри… наша страшила пытается строить из себя милашку! где-то рядом раздался шёпот и отвратительный приглушённый смех. ямагучи на секунду замерла над листом, сердце резко зачастило от волнения, а в голове стало пусто-пусто. и продолжила писать, хмурясь, потея, сильнее нажимая на карандаш. — да? хах, бля, угарно! думает, ей вообще что-то поможет? ямагучи старалась не думать, не слышать перешёптываний одноклассников, сосредоточиться на задании, но в животе уже скручивался противный ком. она отлично понимала, о ком они говорят; она ничего не могла сделать. опустив голову, вперевшись взглядом в тетрадь, ямагучи не смела посмотреть на тсукишиму. стало неприятно жарко, стук сердца отдавался в ушах, противно, неловко. в этот момент ямагучи хотелось ничего не слышать, не знать, поскорее уйти… вдруг раздался стук, парту ямагучи зашатало, а она вздрогнула от неожиданности — ножки стула тсукишимы проехались по полу, спинка громко бахнулась о соседний стол. тсукишима встала. тадаши невольно обратилась к ней: подняла взгляд и тяжело сглотнула. — тсукки.? широкая злобная ухмылка, издевательски поднятые брови, опасный прищур глаз. кажется, даже худая спина стала ещё ровнее, напряжённее. при этом действия тсукишимы, как бы обратно её состоянию, теперь были плавными, наигранно грациозными — она наклонилась к ямагучи и заговорила, театральным жестом прикрывая рот: — ой, ой, ой, кто это там? ямагучи, смотри, какие классные парни! ох, все старшеклассники такие красивые и крутые, а я так стесняюсь подойти к ним… как ты думаешь, мне стоит попробовать? стоит? приторный елейный голос звучал прямо возле уха тадаши, но достаточно громко, чтобы их услышали. она не знала, что делать и надо ли отвечать тсукишиме, но та решила всё сама, мягко коснувшись предплечья подруги и направившись к смеявшимся одноклассникам. очевидно, это был спектакль одной актрисы. ямагучи взволнованно вздохнула и толком не дышала, только следила за каё. — привет! о чём болтаете? не оставалось сомнений — она их уничтожит. — а тебе то что? — огрызнулся первый, начавший эту «шутку». на его загорелом лице растянулась маленькая неровная улыбка. он слишком очевидно нервничал. тсукишима ухмыльнулась шире, обнажив зубы. — мне? но вы же «асы» бейсбольного клуба! показали всем класс на том дружеском матче, а? ямагучи видела, как каё сложила руки на груди и подняла подбородок выше. она глядела на этих придурков победно сверху вниз и от её тонкой костлявой фигуры, бесконечно длинных ног с острыми коленками, острых локтей невозможно было отвести взгляд. ситуация вызвала интерес у других одноклассников и одноклассниц, некоторые обернулись, чтобы поглазеть, прекратили разговоры. сосредоточив всё внимание на тсукишиме, ямагучи уже полностью развернулась, отложила карандаш и теперь нервно теребила край юбки. напряжение в ней было так высоко, что она готова была в тот же миг, случись что, сорваться с места, хотя понимала, что тсукки точно драться не будет. — ах, ты су… — терпеть не могу таких «королевских особ». над вами даже смеяться жалко, король лузеров и его верная свита. не устали ещё держать заляпанные полы его, — брезгливо мотнула головой в сторону зачинщика, — мантии? и как же вы пережили тот позор.? ах, да, бо́льшую часть игры провели на скамейке, потому что всё просрали, стоило только выйти на поле. — закрой рот! — тсукки.! парень резко вскочил и стал нос к носу к тсукишиме. она невольно отшатнулась, но тут же придвинулась ближе, нависая, заглядывая в глаза. ямагучи уже хотела встать, она едва удерживала себя на месте. — затыкаешь меня, когда я абсолютно права? как неожиданно. лучше бы следил за своим языком и меньше лапши на уши вешал, какой ты классный и сколько хоум-ранов однажды выбил… так сколько? четыре? пять? пф, отстой. и тсукишима коротко усмехнулась, демонстративно не обращая больше никакого внимания на задир, поправила серёжку. когда она обернулась к взволнованной подруге, выражение её лица было совсем другим: сжатые губы, чуть нахмуренные брови, общая равнодушная расслабленность, сохраняющая ещё черты прошедшей озлобленности. ямагучи и забыла, что тсукишима может быть такой. действительно пугающей, жестокой, остро-колючей. это совсем не то, что обычные, почти дружеские насмешки над кагеямой или хинатой, или поддразнивание танаки-сан; сейчас всё был по-настоящему. тсукишима разозлилась не на шутку, поэтому старалась уколоть побольнее, впрыснуть как можно больше яда. никто больше не смел так нагло шептаться о ней, но атмосфера в классе ощутимо изменилась. каё не была популярна или что-то вроде того. из-за своего характера она легко отталкивала людей, ей было проще не нравится, не соответствовать ожиданиям, не быть удобной. и ямагучи понимала, что произошедшее точно не добавит подруге дополнительных очков симпатии от других, а напряжённое настроение слишком давило на неё, поэтому ямагучи решила сбежать. это не было позорно, потому что все там нуждались в небольшой передышке. когда тсукишима подходила к своей парте, тадаши крепко взяла её за руку, заглянула в лицо и глазами попросила пойти за ней. тсукишима послушалась. они вышли из кабинета, но людей в коридоре было ещё много, поэтому ямагучи решила завернуть за угол, к кладовке, чтобы поговорить без лишних ушей. каё молчала. тадаши тоже. она просто не могла найти нужных слов. как, как ей объяснить своё чувство вины? как сказать о том, что ей жаль? за что ей жаль? почему лицо так горит, почему так стыдно, почему она чувствует, что ошиблась и сделала всё только хуже? тсукки бы не поняла. тсукки слишком потрясающая, слишком уверенная, слишком крутая. как сказать это, ямагучи тем более не представляла. она мялась, нервно заправляла непослушную прядь за ухо, смотрела то на тсукишиму, то куда-то в сторону, чтобы не смотреть на неё. и вдруг, уставясь в пол, решилась сказать: — прости меня. я-я, наверное, сделала глупость… и если не хочешь, можешь не носить больше, ну, серёжки… хотя они тебе очень идут. — прекрати. — я знаю. знаю, что у тебя не самые хорошие отношения с классом и не понимаю, почему они так с тобой, ведь ты такая… такая. я не хотела испортить всё ещё больше, извини за мою глупость. — ямагучи, хватит. тадаши наконец-то посмотрела прямо на тсукишиму. она хмурилась, кривила тонкие губы и выглядела очень раздосадованной, будто то, что говорила подруга, кололось дурацкой занозой в пальце. не больно, но неприятно. — не неси чушь, — она говорила тихо, ровно, уставившись глаза в глаза, — мне всё равно. меня не задевают разговорчики всяких неудачников. с каждым словом тсукишима становилась всё ближе, пока не подошла почти вплотную. — тсукки, что ты… — подожди, я не закончила. но твои слова важны для меня. ты сказала, что я милая и мне было приятно, потому что ты это ты, ямагучи. мне понравился твой подарок, не только потому что серёжки красивые, просто ты выглядела очень счастливой, когда дарила их. тадаши смотрела во все глаза и не могла вымолвить ни слова. прямо перед ней стояла раскрасневшаяся тсукишима и говорила, говорила, говорила, пока её собственное сердце колошматило в груди. незадумываясь, ямагучи раскрыла руки в объятиях, сократила жалкие сантиметры между ней и тсукки (подумать только, их разделяли какие-то сантиметры!) и крепко прижалась, уткнувшись носом в плечо. и ничего в этот момент не было, мира вокруг не было, а только приятно пахнущая рубашка, выпирающие лопатки под руками и голос тсукишимы. каё, поддавшись моменту, опустила голову, утыкаясь оправой очков тадаши в макушку, заговорила почти шёпотом: — и твоя улыбка тогда была такой красивой и искренней; я думаю, она у тебя всегда красивая… чёрт, ямагучи! запоминай, я не уверена, что когда-нибудь смогу повторить это — ты мне нравишься. нравишься. на секунду тадаши показалось, что произошёл большой «бум», мир взорвался, солнце спалило землю, а она осталась болтаться в безвоздушном бесконечном космическом пространстве одна со всей этой бешеной любовью внутри. но тсукишима не могла ей солгать, не могла так зло подшутить — не когда сама неловко обнимала за плечи и взволнованно, быстро дышала в спутанные волосы. — если не можешь ответить, проигнорируй мои слова, потому что я не хочу рушить всё с тобой сейчас из-за такой глупости. — ты тоже извини меня, тсукки, но и не подумаю. ни за что не забуду. ямагучи сильнее вжалась лбом тсукишиме в плечо, крепко зажмурилась и прошептала: «я так люблю тебя, тсукки». ей казалось, что теперь они вот так навсегда, будто вот прям сейчас, в этот момент окаменеют и до скончания веков будут летать в невесомости застывшим в объятиях космическим мусором. только время не застыло, ни одна небесная сила не превратила их в камни, а мир продолжал жить. пришлось отпускать тсукишиму: учиться заново дышать, смотреть в глаза, обретать голос и говорить, ходить, чувствовать с открывшимся ящиком пандоры и чем-то приятно-тёплым, родным, что только начало осваиваться внутри. ямагучи не смогла удержаться и со всем восторгом и радостью взглянула на тсукишиму, не сдерживая самую глупую улыбку в своей жизни. ну и пусть, пока каё смотрит на неё так и трепетно переплетает их пальцы. — не против после тренировки заглянуть по мне? нам ещё стоит об этом всём поговорить. — конечно, тсукки! я понимаю, сейчас не время и не место… но ямагучи бы солгала, если бы сказала, что не готова стать для тсукишимы её личным «кагуя» и следовать за ней до тех пор, пока не прекратит своё существование в экзосфере, прямо сейчас. вместо того, чтобы нести романтический бред, тадаши с всей возможной нежностью смотрит на каё, на маленькие блестящие звёздочки в ушах, короткие светлые волосы, румяные щёки, светящиеся глаза и думает, что свои собственные выдают её с головой, пока она так откровенно пялится. у тсукишимы — серёжки-звёздочки, у ямагучи — в глазах сердечки.