Зима приходит за теплом

Слэш
R
Завершён
2132
автор
jpbholmes бета
Размер:
43 страницы, 4 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
2132 Нравится 68 Отзывы 469 В сборник Скачать

экстра

Настройки текста

Лёд, раскаленный докрасна. Любовь страшнее, чем война, Любовь разит верней, чем сталь. Вернее, потому что сам Бежишь навстречу всем ветрам, Пусть будет боль, и вечный бой, Не атмосферный, не земной, Но обязательно — с тобой.

      Есть законы писаные. По ним ведутся суды, их объявляют на площадях и хранят их, уложенные в многотомники. А раз есть писаные, то и без неписаных, конечно, не обошлось: их и оглашать не приходится, и хранить не нужно, потому что люди знают о них и так. К примеру, не суйся в кабинет Лизы после обеда (а желательно ещё и до). Не разбавляй одуванчиковое вино яблочным сидром. Молись в ладонях статуи Барбатоса, чтобы получить то, о чём просишь.       Зимовье на винокурне открыло для Кэйи один из таких законов, о которых он раньше и слыхом не слыхивал — да и откуда бы? Звучит он так: «Всё, что готовит Дилюк, становится произведением искусства, а на вкус оказывается ещё прекрасней, чем на вид».       Кэйя помнил, что в юношестве Дилюку было проще порубить в капусту орду попрыгуний, чем сообразить бутерброды на двоих. К тому же, он всегда говорил, что ценней времени нет ничего на свете, и тратить его надо с умом — зачем самому корячиться над делами, с которыми прекрасно справятся слуги? При таком раскладе не удивительно, что Кэйя не сразу понял: готовит Дилюк исключительно для него, такого распрекрасного, и ещё больше времени ему понадобилось, чтобы в это поверить.       Все эти искусно запечённые рыбины в лимонном соку, идеально золотистые стейки, украшенные ягодами, изысканные шоколадные десерты с ликёрами и винами. Стоят перед ним. Приготовленные для него. Дилюком. Даже не Аделиндой по его приказу, а ведь этого уже было бы достаточно для умиления и вечной благодарности. Какое-то время Кэйя подозревал, что Дилюк просто экспериментирует с новыми рецептами и скармливает результаты тому, кого не боязно и травануть, но идею пришлось отмести после долгого душевного разговора.       «Мне просто нечем заняться, — заявил Дилюк высокомерно под конец беседы. — Зима так скучна, что я начал бы готовить при любом раскладе, а ты просто подвернулся под руку. Ешь, пока дают. Не выбрасывать же еду?»       Кэйя понятливо покивал и не стал напоминать о горничных, которые почли бы за честь попробовать приготовленные господином кушанья. Ему в целом было не до споров: сил не хватало даже на то, чтобы выползти из кровати. Барбара объяснила перед уходом, что, пока действуют зелья, все силы организма будут направлены на регенерацию, а потому о прогулках на нижний этаж и любой активности стоило забыть. Прошла неделя с начала лечения, прежде чем Кэйя нашёл в себе силы пройтись по лестнице: пока он кряхтел как старый дед и цеплялся за перила, Дилюк шёл рядом, трогательно шарахаясь в сторону Кэйи каждый раз, когда он оступался.       Болезненный и выматывающий спуск того стоил. Если раньше Кэйя надоедал Дилюку только во время его визитов в гостевую спальню — довольно редких и всегда с шахматной доской под мышкой — то теперь имел счастливую возможность висеть у него над душой целый день, остроумно (Дилюк так не считал) комментируя его рутинные занятия и давая полезные (с этим Дилюк также не соглашался) советы.       — Что, не сходится? — спрашивал иногда Кэйя с ленцой в голосе, ворочаясь на диване, как кот. Нога, с которой уже сняли все слои бинтов, неизменно покоилась на подлокотнике, но в остальном Кэйя изворачивался так, что любая змея позавидовала бы. Он то откидывался на спинку, то зарывался среди мягких диванных подушек, оставляя торчать наружу только любопытный нос.       — Допустим, — отвечал Дилюк. Он всегда отвечал — потому что Кэйя умел подловить его в нужный момент. Момент, когда он был достаточно зол и растерян, запутавшийся среди кучи бумаг, чтобы не отказаться от помощи.       — Покажи, что там у тебя.       После этого обычно следовала немая дуэль взглядов, неизменно оканчивающаяся горестным вздохом Кэйи, красноречиво вытягивающим больную ногу: мол, ну ты и живодёр, хочешь, чтобы больной человек к тебе на одной ноге ковылял! Дилюк сгребал свои листы в охапку и пересаживался на диван, давая Кэйе, облокотившемуся на подушки, заглянуть в документы. Кэйя всегда находил, что сказать, поднаторевший в торговых делах за время рыцарства и общения с Похитителями Сокровищ. Да и пара караулов на воротах, когда приходилось проверять документы всех торговцев и зазубривать пошлины всех мастей, даром не прошли.       Дилюк обычно так и оставался на диване, не утруждая себя возвращением за стол. Даже когда бумаги заканчивались — что было, конечно, редкостью и поводом для многочасового отдыха. Если спросить, наверняка сказал бы что-то вроде «Мой дом, где хочу, там и сижу», но Кэйя не спрашивал. Он был, можно сказать, даже счастлив, потому что мог закинуть ногу Дилюку на колени, положить голову ему на плечо, сделать ещё что, из-за чего заглянувшая к ним Аделинда неизменно фыркала и отворачивалась.       Может, потому Дилюк и продолжал ему готовить. В благодарность за помощь, так сказать.       В один из вечеров, когда он позвал Кэйю к столу, и тот — самостоятельно! — доковылял до кухни, опираясь на найденную в кладовке трость, на столе обнаружился очередной шедевр: башня из стейков и сыра, которую Дилюк гордо величал «Расти гора». Три куска говядины: идеально ровные срезы, золотистая корочка, мягкое, сочное мясо. Изящно уложенный между мясом сыр, который, возможно, стоил больше, чем весь обычный ужин Кэйи. Аккуратно выложенная веером нарезанная картошка, запечённая и усыпанная приправами. А запах!.. Ещё до того, как спуститься на кухню, Кэйя, и так порядочно голодный, едва не захлебнулся слюной. Но сейчас, когда он сидит прямо перед этим шедевром кулинарии…       — Ух ты, мы что-то празднуем? — спросил он, нерешительно пытаясь насадить мясо на вилку. Башня опасно покачнулась.       — Ты, наверное, не знаешь, но нормальные люди имеют привычку есть что-нибудь существенней куска сыра, — процедил Дилюк недовольно, раскладывая на коленях льняную салфетку. Он всё ещё не мог успокоиться после первых дней, когда Кэйя заявил, что ему хватит пары бутербродов, всё равно он не привык есть чаще раза в день. — Если тебе настолько не нравится, то прошу, избавь меня от своего кислого лица и пойди сделай себе что-нибудь сам. Кухня в твоём распоряжении.       — Да нет, я… Выглядит замечательно. Просто жалко такую красоту рушить, — тут же зачастил Кэйя. Дилюк закатил глаза и прикрыл лицо рукой, делая вид, что зевает, но Кэйя всё равно заметил его смущение, усмехнулся и тут же добавил медовым голосом: — Мастер Дилюк чудесный кулинар. Выходит, он прекрасен во всех отношениях. Есть ли у него хоть один недостаток? Я начинаю чувствовать себя неполноценным на его фоне.       — Недостаток у меня один, но весомый, — ответил Дилюк, раскупоривая бутылку вина. Кэйя не сдержал счастливого возгласа: до этого ему всячески запрещали даже коситься в сторону погребов, мол, алкоголь плохо влияет на усвоение лекарств, а ему ещё ногу лечить и лечить. Для себя бы Дилюк вина не открыл, а значит, вся эта прелесть здесь сугубо для его удовольствия.       — И какой же? — подначил Кэйя, нетерпеливо пододвигая Дилюку свой бокал. Тот смерил его мрачным взглядом, в котором так и читалось разочарованное «Алкоголик».       — Я не терплю людей, болтающих за едой.       В тон своим чеканным словам Дилюк резко закупорил бутылку, наполнив бокал едва на три пальца. Кэйя разочарованно вздохнул, но спорить не стал: того и гляди, даже эту кроху отберёт. Жадина.       — Ну что поделать, у нас у всех свои недостатки. Твой ещё не так уж и плох, — сказал Кэйя, рассеяно катая вино по тонким стенкам бокала. Густое и тёмное, как бычья кровь, оно еле мерцало в свете свечей. Наверное, тот самый экспериментальный рецепт с волчьим крюком, о котором Дилюк упоминал.       — А твой ужасен. Не представляю, как ты с ним живёшь. Настолько не понимать намёков… — Дилюк красноречиво покачал головой и с неподражаемым изяществом отрезал себе кусочек мяса. Гора даже не шелохнулась. Кэйя завистливо вздохнул. Он был уверен, что стоит ему прикоснуться, и вся эта идеальная башня развалится на обломки, перепачкав скатерть, но намёки всё же понимал, а потому послушно попытался пилить мясо ужасно тупым столовым ножом.       Мясо не поддавалось, что стало для Кэйи личным оскорблением. Почти поруганием чести. Он мог с таким же ножом выйти против Стража Руин и победить, но какая-то говядина смеет ставить под сомнение его авторитет! Да и помогать ему явно никто не собирался. Дилюка, который и не думал сделать вид, что не смотрит, разбирал смех.       Пожав плечами, Кэйя сдался и бесцеремонно подцепил верхний кусок мяса вилкой, откусывая от него на весу. Подбородок и губы тут же перепачкались в жире, но чудесный вкус всё компенсировал. Кэйя чуть не заурчал от удовольствия, распробовав специи и маринад.       — Я вижу, общение с преступниками и отбросами общества плохо на тебе сказалось.       — Если хочешь торжественный ужин по всем правилам вашей аристократической братии, пригласи Джинн и Эолу. Вот там будут манеры так манеры. Или ты боишься показаться на их фоне невоспитанным варваром? — парировал Кэйя, не отвлекаясь от мяса. О, этот взгляд! Будь на месте Кэйи кто другой, он бы уже рассыпался кучкой пепла, но закалённый годами упрёков за болтовню с набитым ртом Кэйя и бровью не повёл.       — Мне подобное не грозит, — сухо отрезал Дилюк, и его беззлобное «в отличие от некоторых» так и повисло в воздухе, не сказанное, но услышанное.       По методу Кэйи дело пошло куда быстрее: слой за слоем он расправлялся с башней, запивая сыр крохотными глоточками вина. «Надо сказать, что оно в голову бьёт сильно», — отметил мысленно Кэйя, когда понял, что лёгкость в голове сопровождается ещё и потерей координации.       На кухне было тихо; лишь только доносились отголоски возни в зале, где горничные вычищали камин и протирали пыль с перерывами на долгие разговоры. Аделинда же ещё вчера прихватила Коннора и уехала в Мондштадт по свежему толстому насту: метель успокоилась, снег осел, подтаял, и она заявила, что пора бы уже пополнить запасы продовольствия (и, скорее всего, свежих слухов). По-зимнему рано вечерело, за окном — непроглядная тьма, и внутри её разгонял лишь слабый свет нескольких свечей. Стоило бы зажечь что посущественней, но Кэйе было лень вставать со стула, возясь с еле сгибающейся ногой, а Дилюк и вовсе не замечал ничего вокруг, задумчиво уставившись в пустую тарелку.       Кэйя уже открыл рот, чтобы предложить перебраться в зал, когда Дилюк вдруг решительно налил вина в свой, до того пустующий, бокал. О, это зрелище было куда удивительней, чем любое другое. Как если бы небо с землёй поменялись местами, солнце начало вставать с северной стороны, а Ноэлль оставила мечту о рыцарстве и ушла в похитительницы сокровищ — и всё это одновременно!       Поудивлявшись добрых две минуты, Кэйя принялся сочинять миллион и одну шутку о том, что Дилюк наконец-то решился приобщиться к великому делу своих предков не только со стороны производства, но и потребления, как вдруг до него дошло. Такой принципиальный человек, как Дилюк, навряд ли стал бы пить вино просто так. Зачем ему вдруг понадобился алкоголь?       Он всегда говорил, что пьяные люди ведут себя так, как будто позабыли о приличиях, выбалтывают секреты и распускают руки. Интересно, что из этого Дилюку хотелось бы попробовать в этот вечер? Кэйя надеялся на первый вариант. Наверное, в случае Дилюка ужасным нарушением манер будет закурить в гостиной или налить виски в бокал для шампанского.       — Ты сказал Моко, что скоро уедешь.       Кэйя натянуто улыбнулся. Дилюк говорил тихо, но твёрдо, уставившись на початую бутылку с таким усердием, будто бы разговор вёлся именно с ней. Вот ведь… Да, сказал. И кто его вообще за язык тянул? Как теперь оправдаться? Ну, для начала, стоит понять, почему Дилюка вообще это заботит. Версия первая: ему хотелось бы узнавать такие новости из первых рук, а не от слуг. Версия вторая: Дилюк давненько ждёт его отъезда и сегодняшний ужин на самом деле был праздничным, мол, избавление от лишнего рта можно и отметить, повод стоящий. Версия третья: Дилюка как хозяина дома злит, что кто-то приказывает его горничным, что тоже весьма вероятно. Хотя Кэйя ведь не приказывал, он просто спросил, починят ли его одежду, чтобы он мог вернуться в Мондштадт в своём.       Итак, учитывая все версии…       — Как видишь, ковыляю я вполне бодро, а зима уже идёт к концу, так что пора мне и честь знать, — проговорил Кэйя осторожно, стараясь не пропустить реакцию на свои слова. — К тому же, я понимаю, что тебе не с руки кормить забесплатно лишний рот.       Дилюк нахмурился, так и не подняв взгляда. Ответ ему не понравился — чем? Может, намёком на то, что у него недостаточно денег, чтобы ещё и Кэйю на шее тянуть? Но ведь Дилюк никогда не беспокоился о том, что другие думают о его состоянии. Впрочем, столько лет прошло. Многое могло поменяться.       — Конечно, я не сомневаюсь, что тебе по силам принять у себя сотню таких же, как я, но мне не хочется обременять тебя и такой малостью.       — Ты не обременяешь.       — Что ты, оставь эту вежливость. Наверняка терпеть чужого человека в своём доме…       — Не чужой.       Кэйя замолк на полуслове. Дилюк не смотрел на него, и слава богам, иначе пришлось бы оправдываться за свой глупый удивлённый вид и потемневшие щёки. И что на такое отвечать? Стоит ли отвечать вообще? Будто идёшь по поляне с попрыгуньями: ступишь не туда и тебя зажарят до угля. Лучше уж подождать, увидеть, что будет дальше: всяко надёжней, чем переть напролом.       Тишина превратилась из уютной в давящую. Воздух, тяжёлый и прогретый, напомнил о гроте Орхидеи, и от подступивших воспоминаний сдавило горло. Даже показалось, что пахнет гарью и палёной шерстью, как в тот день. Кэйя посмотрел в окно, увидел проглянувшие на небе звёзды и с тоской представил морозный снежный ветер снаружи. Может, если разговор окончится спокойно, ему удастся прогуляться перед сном.       — Ты так хочешь уехать?       — О, конечно! — фыркнул Кэйя и закатил глаза, не заметив, как вздрогнул Дилюк от этих слов. — Каждый день только и мечтаю о том, чтобы вернуться в город, к своей ненаглядной работе. Бегать по лесам, гоняться за всякими придурками в масках и снимать котов с деревьев. Вот говорю сейчас, и аж слёзы к глазам подступают, так соскучился!       — Тогда почему?       Кэйя прищурился. Обычно Дилюка очень смешила эта его гримаса, потешная из-за единственного видимого глаза, но он всё ещё уделял больше внимания этикетке на бутылке, чем своему собеседнику. В целом, вопрос был понятен, но Кэйю такой разговор не устраивал. Не хочешь смотреть — тогда хотя бы говори нормально, чтобы потом через десять лет не выяснилось, что ты совсем другое имел в виду.       — Почему что?       — Почему ты хочешь вернуться в Мондштадт?       — А я разве сказал, что хочу? — Кэйя усмехнулся и покачал головой. — Вот ты бы на моём месте захотел бы? Нет, конечно. Но вернулся бы. Потому что надо. Потому что у меня там наверняка Похитители устраивают разброд и шатания, кошки на деревьях сидят зашуганные и неснятые. Кому ещё этим всем заниматься?       — Неужели тебя некому подменить? — спросил Дилюк, беря в руки бутылку. Кэйя и не заметил, как он опустошил бокал, а тут уже ещё раз себе наливает. А не развезёт ли его с непривычки?..       — Ну давай вместе подумаем. Кто меня подменит? Эола? Так она разведчица, пока войдёт в курс моих дел, у меня новая нога успеет отрасти. С Альбедо то же самое, только его ещё и из лаборатории выковыривать — та ещё задачка. Тогда Розария или Джинн? Которые и так уже полумёртвые и спят раз в неделю? Нет уж, увольте. Кто ещё… Лиза. Её работать заставишь — сам пожалеешь, она такого наворотит из вредности… Плавали, знаем. Ноэлль и Эмбер слишком наивные и правильные для моей работы, путешественница в любой момент может уехать на другой конец Тейвата — вот и остаются у нас кто? Кли? Я уверен, она чудесно справится, её гений неоспорим.       Может, Кэйя переборщил с сарказмом, а может, Дилюк просто был не в настроении, но он даже не улыбнулся, а всё так же мрачно гипнотизировал бутылку. Кэйя вздохнул, встал из-за стола, чуть не опрокинув стул — проклятая нога отказывалась гнуться и постоянно обо всё цеплялась.       — Тут душно. Я пойду, выйду на крыльцо.       Оставалось надеяться, что, если Дилюк решит продолжить разговор, на свежем воздухе дело пойдёт бодрее. Усмехнувшись, Кэйя прихватил со стола бутылку и вышел из кухни так быстро, как только мог. Уже у двери, натягивая чьё-то оставленное на вешалке пальто, он понял, что Дилюк оприходовал полбутылки. Вовремя он её забрал. Остаётся надеяться, что Дилюк не переквалифицируется в профессиональные алкоголики — во-первых, их команда Кэйя-Розария-Венти и так укомплектована, а во-вторых, кого Кэйе тогда дразнить?       На улице и вправду оказалось прекрасно: вино и ужин согревали изнутри, прихваченное пальто тоже чудесно грело, и морозу оставалось только бессильно кусаться за нос и щёки — ни в какое сравнение не идёт с пронизывающим холодом той самой метели. Кэйя задрал голову, рассматривая звёзды, яркие, огромные, такие близкие, что созвездия заметны невооружённым глазом. Снег будто перекликался с ними, сиял, словно алмазная крошка. Красиво. Жаль, что он не курит. Старый Сайрус частенько затягивался сигаретой-другой в такую погоду, особенно как пропустит пару стаканчиков в баре, и выглядел при этом счастливым донельзя. Но ему нельзя курить, нет. У Рэйзора слишком чувствительный нос, ему будет неприятно, да и…

***

      Голова кружилась. Наверное, не стоило ему столько пить. Встать из-за стола получилось не с первой попытки, удивительно — и унизительно. Нет, всё-таки алкоголь не для него. Слишком похоже на дурман, слишком опасно.       Может, из-за этого дурмана путаются мысли? Или он и вправду растерялся, почти испугался, когда понял, что Кэйя может уйти? Он никогда не думал о том, что рано или поздно Кэйя выздоровеет и уедет, просто наслаждался тихой, размеренной жизнью, чувствуя, как оживает и просыпается та часть его души, которая казалась испепелённой.       Дилюк прошёлся по кухне, выпил стакан холодной воды — не помогло. В окно над шкафчиком с посудой был виден силуэт Кэйи. Он стоял, привалившись спиной к двери. Вот он потянулся, отошёл, зачерпнул снег рукой, неловко согнувшись. Наверняка без перчаток. Идиотина. С его здоровьем сейчас бы ещё и простуду поймать — самое оно.       «Нам нужно поговорить. Сейчас», — подумал Дилюк удивительно ясно и, повинуясь импульсу, вышел из кухни. Несколько шагов по тёмной гостиной — о чём им говорить? стоит ли? может, не нужно? — пальто, снятое с вешалки и решительно распахнутая дверь — ну уж нет, сейчас или никогда.       Свежий, морозный ветер ударил в лицо, сразу сбив весь пыл. Говорить… Найдёт ли он правильные слова? Переговоры никогда не были его сильной стороной, да и разговоры по душам… И в лучшие времена не удавались.       — Слушай, — сказал Кэйя странно хриплым голосом. — Если тебе есть что сказать — говори. Я мешаю? Что-то сделал не так? Ты… просто скажи. Не молчи. Если не скажешь, я ничего не пойму, ты же сам говоришь, что я намёков не понимаю, ты…       — Не хочу, чтобы ты уезжал, — выпалил Дилюк и замялся. Наверное, оно и к лучшему, что Кэйя стоит к нему вполоборота, так, что его лица почти не видно. Так проще заставить себя сказать хоть что-нибудь и не сгореть со стыда.       — Почему?       Наверное, стоило подойти ближе, стать лицом к лицу, но это было страшно: может, если увидишь чужие глаза, то получишь ответ раньше, чем он прозвучит, и он окажется совсем не тем, что ты ждёшь. У них никогда не получались задушевные беседы. Такие уж они оба идиоты. Ну и пусть. Уж лучше говорить так, чем не говорить вовсе.       — Без тебя будет… Пусто. Оказывается, всё время было, а я и не замечал, пока ты не вернулся домой, — объяснил Дилюк, и в голосе его звучало удивление самому себе. Будто он не ожидал, что скажет такое, будто не понимал, что чувствует, пока слова не пришли сами.       — А как же… — Кэйя неопределённо помахал в воздухе рукой. — Как же то, что я…       — Я не знаю. Но мне так странно… Видеть тебя каждый день и понимать, что я не… я не злюсь больше. Мне просто всё равно. Я… — в голосе Дилюка явственно проступила насмешка. — Меня больше волнует, что мы весь день вместе, но ночуем порознь, чем всё остальное. Думаешь, так нельзя? Думаешь, у меня совсем другое в голове должно быть? Я тоже так сначала считал. Ругал себя за недостойные мысли, пока не понял, что себя обманываю. Я на тебя злился за то, что ты ушёл, а должен был на себя. Потому что подвёл вас. Всех. И отца, и тебя. Я же старший, я должен был…       — Чушь городишь. Сам себя хоть слышишь? — сказал Кэйя чужим голосом и рассмеялся. Дилюк утёр лицо жёстким рукавом. Чёртов ветер совсем разошёлся, в глазах жгло и слёзы наворачивались, размывая и так еле различимый в лунном свете силуэт. — Это моя всё вина. Если бы я поспешил тогда и успел помочь, если б заткнулся и не вывалил на тебя всё в самый неподходящий момент, если…       — Значит, мы оба хороши, — отбрил Дилюк и вдруг обнял со спины, прижавшись щекой к щеке. Он двигался по тому же наитию, что выгнало его с кухни, и в голове звенело — сейчас или никогда. Потом у него может не оказаться на это сил, потом он может решить, что ему это не нужно, и жить дальше с кровоточащей раной, которая никогда не заживёт.       Кэйя оказался чуть выше, чем Дилюк ожидал, и пахло от него непривычно — вином и воском. Пугающее, бесконечное мгновение Кэйя не двигался, застыв в его руках ледяной статуей, но вот он наконец-то взял его за руки, сжал легонько и сунул в карманы своего пальто. Ладони у него были холодные, влажные от снега.       — Прости, что подвёл тебя.       — Это я должен прощения просить. На коленях, каждый день. Прости меня, я… — выдавил Кэйя и умолк — поздно. Сдавленный голос и заложенный нос его выдали, но Дилюк решил не заострять на этом внимания, сам утыкаясь в чужое плечо, пряча лицо от дурацкого, идиотского ветра, от которого ужасно слезились глаза.       — Прощаю, — ответил он наконец, тихо и торжественно, говоря в самое ухо. — Но и я должен извиниться. Я был ребёнком ещё, если подумать — что я в жизни видел? Думал, если хороший воин — то без единого поражения, если старший сын — то защитник и опора. Когда отец… когда отца не стало, мой мир, в котором всё было идеально, всё было правильно, будто сгорел в одночасье. А я только и рад был сдаться, погряз в ярости и горе… Меч на тебя поднял. Никогда себе этого не прощу.       Он думал об этом каждый раз, глядя на глаз Бога Кэйи, на его потусторонний свет. Неужто Кэйя настолько его испугался, настолько боялся, думал, его сейчас убьют той же рукой, что когда-то ласково гладила по щеке, утаскивая в поцелуй, что даже Царица, равнодушная и жестокая правительница Снежной сжалилась над ним? Решила защитить?       В этом он виноват, бесспорно. Не важно, какие эмоции владеют его душой, не важно, что сделал человек, стоящий против него — клинок дозволено обнажить только против врага, а врагом Кэйя для него не был.       Будто услышав его мысли, Кэйя неловко развернулся в кольце его рук и стиснул Дилюка в объятиях — так сильно, что тот охнул от удивления. Подхватив его одной рукой за талию, Дилюк осторожно принялся перебирать чужие волосы, поглаживать по голове, плечам, стараясь не подавать виду, что ему трудно дышать от такой крепкой хватки, что серьга Кэйи больно впивается в шею.       — Спрашивай, — выпалил Кэйя, как только ему удалось вернуть себе дыхание.       — О чём?       — Обо всём. Я отвечу на любой твой вопрос. Про Каэнри’ах, про что угодно. Без уловок и лжи.       Дилюк задумался.       — Значит, ответишь на любой вопрос?       — Сказал же, что да, — ответил Кэйя, позволив себе каплю недовольства в голосе, но всё ещё оставаясь настороже.       — Тогда… — Дилюк на мгновение замялся, — как ты смотришь на то, чтобы вернуться жить на винокурню?       — Ты… ты серьёзно? Я тебе готов тайны открыть, за которые некоторые люди убить готовы, а ты… — Кэйя не сдержал смеха и отстранился. Дилюк улыбнулся ему и осторожно коснулся щеки холодными пальцами.       — Да что мне те тайны… Думаю, самое важное ты мне и так уже рассказал. К тому же, в городе, который в любой момент может взлететь на воздух из-за кое-чьих экспериментов, где бродит маленькое огнеопасное чудище и где Архонт столь беспечен, что предпочитает мотаться где попало, а не заниматься своими делами, в последнюю очередь будешь беспокоиться о таких вещах.       — Допустим, я тебе верю, — фыркнул Кэйя. — Пойдём в дом? У тебя не руки, а ледышки. Простудишься ещё.       — Постой, ты не ответил, — нахмурился Дилюк и стиснул Кэйю покрепче, будто собираясь удерживать его силой, если ему вздумается сбежать. — Ты останешься? Твоя комната…       — Если ты готов пустить меня к себе, — решительно оборвал его Кэйя, — то либо я ночую там же, где раньше, либо не ночую здесь вообще.       — Всё или ничего, да? — Дилюк усмехнулся. Похоже, не он один решил идти до конца, ведомый то ли вином, то ли странным наитием. — Кровать у меня всё та же, двуспальная, так что поместимся как-нибудь, но подушку и одеяло надо взять те, что тебе Аделинда выделила. У меня запасных не водится.       — Значит, можно?       — Конечно, что за глупые вопросы? — Дилюк улыбнулся и осторожно заправил Кэйе за ухо выбившуюся прядь волос. Тот заглянул ему в глаза и нерешительно улыбнулся — маленькой, искренней, до боли знакомой улыбкой. Сердце болезненно сжалось. Изо рта вылетело необдуманное: — Я скучал по тебе.       — Я тоже очень скучал, — признался Кэйя с заминкой.       Когда они ввалились в дом, на первом этаже никого не было, даже свечи не горели, и очертания мебели едва проступали под лунным потусторонним светом. Едва Кэйя успел снять пальто и скинуть сапоги, как Дилюк снова обхватил его одной рукой за талию. Раз теперь можно, так почему бы и нет?       — Мне кажется, что если я сейчас лягу спать, то на утро окажется, что ничего на самом деле не было и мне всё привиделось, — задумчиво сказал он.       — Это называется «я перепил вина», Люк, — усмехнулся Кэйя. — Пошли уже наверх. Спать пора. А завтра утром ты сам пожелаешь, чтобы всё это тебе привиделось. Сомневаюсь, что тебе понравится похмелье.       — Не пожелаю, — глухо отрезал Дилюк и притиснулся ближе. — Никогда не пожелаю. И почему ты всегда сводишь всё к таким прозаическим банальным вещам? Похмелье, перепил… Может быть, я просто пьян от любви.       Кэйя, не сдержавшись, рассмеялся, громко и чуть ли не до икоты. Может, так выходило нервное напряжение, скопившееся за такой непростой разговор, а может, его смешил пьяный говор Дилюка. Скорее всего, и то и другое. О, как же он будет краснеть завтра. Если вспомнит. А если нет, Кэйя, как порядочный человек, ему об этом напомнит, конечно же. В этом сомневаться не приходится.       — Если я прозаичен, то ты заделался в поэты? — наконец-то спросил он, когда смех улёгся, осев лёгкостью и весельем, слезинкой в уголке глаза. — Или ты так выпрашиваешь поцелуи?       — Угадал, — серьёзно ответил Дилюк. Кэйя замер, растеряв последние следы насмешливого веселья.       По закону подлости, они столкнулись носами. Вдобавок Дилюк умудрился чуть не оторвать Кэйе ухо, зацепившись рукавом за серьгу, а ещё у Кэйи подломилась еле заживающая нога, и вообще… Недовольно поморщившись, Кэйя осторожно убрал чужие руки и в темноте отвёл Дилюка к ближайшему креслу. Он послушно сел, даже ничего не спросив.       — Как говорят в Снежной, первый блин комом, — заявил Кэйя и бесцеремонно сел Дилюку на колени. В полумраке ночи не было видно ни чужого лица, ни даже его очертаний, но Дилюк, как и любой боец, знал, что опыт долгой практики не пропадает даже после перерыва, а уж в чём, а в поцелуях у них практики было достаточно.       Поцелуй в щёку, в уголок губ — осторожно, почти невесомо, чтобы подразнить (и не ткнуть носом в чужой глаз, чего уж там). Мягко коснуться, чувствуя губами чужую улыбку, попробовать на вкус короткий смешок.       — Может, зажжём свет? — предложил Дилюк.       — Нет, так тоже замечательно, — пробормотал Кэйя в перерывах между короткими поцелуями. Подбородок, чуть ниже, изгиб шеи, снова вернуться к губам, совсем ненадолго — а потом к местечку за ухом, и опять вниз, шея, ключица в распахнутом вороте… — Лунный свет и полумрак — это весьма романтично, ты так не считаешь?       Дилюк решил оставить вопрос без ответа. Он положил руку Кэйе на затылок, притягивая в настоящий, полноценный поцелуй.       Нетерпеливый, — прозвенело у него в голове насмешливым голосом. Ну и пусть. Когда Дилюк говорил, что соскучился, он имел в виду не только совместные ужины и шахматные партии с целомудренными объятиями, но и эту нетерпеливую жадность, почти жажду, от которой его вело, которая просыпалась в нём только с Кэйей. Тот никогда не спешил: ему нравилось растягивать удовольствие, касаться осторожно, доводить до того, чтоб Дилюк сам подставлялся под его прикосновения, чтобы так же касался в ответ и, перебарывая гордость и смущение, просил.       Шорохи одежды, тихий скрип кресла, пока Кэйя ворочался, пытаясь устроиться поудобней, мягкие, осторожные вздохи, — темнота наполнилась этими звуками, оседающими жаром в животе. От них обоих, наверное, ужасно разило вином, но Дилюка это не беспокоило, а Кэйю и подавно: он охотно раскрывал губы, углублял поцелуй, вдавливая Дилюка в спинку кресла.       Когда Кэйя наконец-то оторвался от него, у Дилюка звенело в ушах и он рассматривал вариант с переселением на диван: терпеть то, как Кэйя вертится у него на коленях, было решительно невозможно, но, наверное, ему было неудобно сидеть так, с его-то ногой, а если позволить ему улечься сверху, должно…       — Мастер Дилюк? Капитан? Это вы?       Кэйя шарахнулся, едва не рухнув с кресла — Дилюк удержал его, крепко ухватив за талию. На лестнице со второго этажа стояла Хилли, фонарь тускло освещал перепуганное, белое лицо, сливающееся цветом с длинным накрахмаленным ночным платьем.       — Ну, мы, а что? Не похожи? — хмыкнул Кэйя и прижал Дилюка к груди, позволяя ему спрятать пылающее лицо. Вот чёрт. Так глупо попасться на глаза горничной. Он не против, если кто-то узнает об их… отношениях — архонты, теперь у них есть что-то, что можно назвать отношениями! — но не так же! А ведь ситуация была весьма неоднозначной и оставляла мало пространства для маневрирования: Кэйя сидит у него на коленях, они оба растрёпанные, с расстёгнутыми воротниками, а Дилюк ещё и неправдоподобно красный наверняка — щёки у него горели ещё с разговора снаружи.       — Я просто подумала, что кто-то вломился в дом, — пояснила Хилли. Дилюк не видел её, уткнувшись носом куда-то Кэйе в шею, но по одному голосу понял, что в голове у горничной уже вертится новая, прекрасная сплетня. Видят боги, он её уволит без промедлений, если по городу поползут совсем уж далёкие от реальности слухи.       — Мы вломились, — беспечно ответил Кэйя и вдруг сменил тон на серьёзный: — Как видишь, больше здесь никого нет. Можешь возвращаться в постель.       То ли командный тон Кэйи сработал, то ли Хилли так хотелось поскорей обсудить увиденное с Моко — что куда вероятней — но горничную упрашивать не пришлось. Она понятливо кивнула и уже собиралась было уходить, как Кэйя добавил, всё так же серьёзно и веско:       — И ещё.       — Да, господин капитан?       — Как я сказал, здесь больше никого нет. Если слухи поползут, мы будем знать, кто проговорился. Правда, мастер Дилюк?       Дилюк сдавленно угукнул, глядя на Хилли искоса, всё ещё не желая открывать пылающее лицо. Кэйя опёрся подбородком ему в макушку и, ни капли не смущаясь, погладил его по спине.       — Вот видишь? И ты, конечно, знаешь, что обо мне говорят? О том, как я поступаю с болтушками и болтунами, которые не умеют держать язык за зубами, знаешь ведь? — судя по тону, Кэйя усмехнулся. — Хилли?       — Я… Я всё поняла! Никому ничего не скажу, я клянусь! — выпалила Хилли, побледнев до мертвенно-синего.       — Вот и славно. Тогда иди, — великодушно приказал Кэйя и сладко зевнул. Когда он мягко дёрнул Дилюка за волосы, заставляя откинуться на спинку кресла, свет фонаря Хилли уже скрылся в глубине коридора.       — И как же ты поступаешь с болтушками и болтунами? — проворчал Дилюк, застёгивая воротник.       — Ничего такого, — Кэйя подмигнул ему и, кряхтя, выполз из кресла, потягиваясь. — Обычно я им плачу и прошу рассказать, какой я ужасный, пугающий и аморальный шантажист, способный на любые подлости. Только тс, никому ни слова — это мой профессиональный секрет.       Дилюк не выдержал и рассмеялся, прикрыв рукой широкую улыбку. На душе было легко и тепло, спокойно — теперь он не один, у него есть надёжный человек, за которого можно спрятаться и оставить его разбираться с ситуацией, пусть и такой пустяковой. Он забыл о том, каково это. А теперь узнаёт заново.       — Ну что, пошли наверх? — предложил Кэйя и протянул ему руку. — Хватит шокировать публику развратом, а то, боюсь, моей репутации не хватит, чтобы заткнуть всех и каждого.

***

      В своё мондштадское жильё Кэйя вернулся только чтобы забрать вещи.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.