Важное во Вселенной

Пьяное головокружение и лёгкость в теле искажают пространство погруженной в сумерки комнаты. Пёстрые стены будто кажутся ближе чем есть – протяни руку и коснёшься абсурдных стикеров и надписей, погашенных неоновых вывесок и танцующей сиреневыми огнями гирлянды, от которой всполохами по нависающему потолку мерцают тошнотворные пятна. Этот потолок будто вот-вот свалится прямо на Рамуду, придавит своими цветными кляксами, разбросанными по поверхности небрежной рукой, меняющими форму и размеры каждый раз, когда Амемура моргает. Его блуждающий разум одну за другой вылавливает на потолке причудливые сюрреалистичные картинки, которых порой так не хватает в творчестве. Если бы Рамуда мог, то поднялся бы с дивана и взялся за карандаш и девственно-белую бумагу, желая превратить её в очередной кислотный вихрь, но ему слишком хуёво. Он ненавидит дни рождения, он перебрал, и спонтанный тест Роршаха над ним продолжает крутиться, расплываться, расщепляться и рисовать в воображении всё новые и новые ускользающие образы. Синее пятно размашистое и широкое, похожее на бьющиеся о скалы волны, напоминает о Дайсе, в чьей душе бушует адреналин, и азарт разбивается солёными каплями пота о грубые породы ставок в казино. В зелёном пятне угадываются меланхоличные очертания Гентаро, медленно исчезающего, если всматриваться в него дольше нескольких секунд. Как и подобает фантому, что не позволяет заглянуть в себя глубже, чем дозволено на первый взгляд. Багровые пятна подобны крови, густой и горячей, лениво текущей по венам или орошающей сверкающую белизной раковину и маленькие бледные ладони в моменты предрекающих скорую смерть приступов. Без разницы, куда вглядываться, если что то, что это – лишь жалкое подобие абстрактного экспрессионизма. Цветное месиво вводит в какое-то забвение, сон наяву. Рамуда странствует по закоулкам сознания и смотрит видения. Лишь только сиреневые огоньки гирлянды, холодное стекло бутылки недопитого неразбавленного ничем кюрасао под пальцами да сладкое послевкусие приторного ликёра на языке не позволяют окончательно провалиться в пелену бессознательности. Диван, обтянутый розовой искусственной кожей, как и сам Рамуда, под весом маленького тела кажется бороздящим просторы космоса звездолётом. Если так, тогда понятно, почему у Амемуры всё плывёт перед глазами. Одно неловкое движение, и он опрокинет сладкие внутренности на ковёр. Остаётся только изучать помутневшими глазами сузившуюся до размеров его комнаты Вселенную. Фиолетовые всполохи гирлянды побоку рождают новые звёзды, пока умирающие красные карлики замерзают и гаснут на отшибах космоса. Галактики сталкиваются, чёрные дыры поглощают планеты, кометы теряют огненные хвосты прямо на потолке молчаливой гостиной. Если все они – лишь крохотные песчинки в ледяной черни бесконечности, то насколько мал сам Рамуда? Имеет ли его существование на земном шаре хотя бы каплю смысла? Он никогда не верил в чудеса и в судьбу. Всё это – просто фальшивые попытки зацепить других за живое. Получилось. Вот только за это время он и сам изменился. Вряд ли чувствовать что-то так уж замечательно, как ему казалось. Стремление залезть в человеческую кожу, стать частью огромного мира, в котором каждый день столько всего происходит, в котором он столько ещё не видел (ведь он так мал даже для Земли и ему отведены ничтожные крупицы времени), принесло Рамуде болезненное одиночество и множество страхов. Он так и продолжал скитаться по каменным джунглям Токио, пытаясь познать себя и свою природу, и глянцево улыбаться каждой миловидной сестричке, чтобы уцепиться за мгновение близости и ощутить тепло живого тела, понять, удался ли его очередной эксперимент по становлению человечным, пока не осознал, как невероятно много может подарить привязанность. Секс никогда не заполнял пустоты внутри, не радовал и не приносил ничего, кроме минутного наслаждения, а руки близких, их ободряющие слова и взгляды, их вера в него и принятие – даровали щекочущий трепет в сердце и согревающее счастье. Его Гентаро и Дайс сейчас спят за стенкой в соседней комнате. В иной галактике, которая так далеко, но так близко. Рамуде лишь надо немного направить свой звездолёт, чтобы добраться до них и протянуть ладонь. Если их галактики вновь пересекутся, ему больше не будет так плохо и грустно, как сейчас, в эту самую минуту, когда потолок из разноцветных пятен глумится над ним и заставляет чувствовать подступающую к горлу горечь. Если закрыть глаза, то, может быть, всё это прекратит свой безумный танец Большого взрыва, и Рамуда сможет сначала медленно и аккуратно, а затем увереннее подняться на ноги и сделать заветный шаг. Дверь спальни совсем рядом, но будто ускользает от него, пока он не наваливается всем хрупким телом на холодное дерево. Ёбаный кюрасао. Больше никакого алкоголя – и потом раз за разом на эти грабли. Рамуда делает глубокий вдох, дожидаясь, пока головокружение отпустит, открывает дверь и бесшумно вторгается во Вселенную Гентаро и Дайса. Безмятежная тишина и никаких чёртовых пятен на потолке. Много розового, но он тонет в полумраке. А вот глубокое дыхание кажется таким громким, что закладывает уши. Пошатываясь, Амемура добирается до постели и втискивается между двумя спящими телами. Дайс шумно всхрапывает и причмокивает – его благородный король пускает слюни во сне, как глупо. Рамуда пьяно хихикает и любуется чуть сведёнными к носу густыми бровями. Арисугава когда-то показал ему, что такое преданность, как можно стоять до последнего за того, кто тебе небезразличен. И, чёрт, его так хочется поцеловать. Синяя спутанная чёлка падает на глаза, губы чуть приоткрыты, на щеке красный след от подушки. Рамуда улыбается и тянется к Дайсу, обвивает рукой его шею и целует. Арисугава шумно вдыхает и сонно мычит, перекатываясь на спину и сонно укладывая ладонь на тонкую спину. Поглаживает и лениво отвечает, впуская в рот горячий язык. Даже не проснулся толком, но откликается. Милый. Его натура бередит в Рамуде самые яркие чувства, вкус сладкого алкоголя смешивается с горечью выкуренной перед сном сигареты, и от этого даже почему-то не мутит. Если Дайс король, то Рамуда готов последовать за ним в любой уголок мира и всегда держать эту шероховатую большую ладонь в своей. Оторвавшись от вязкого поцелуя, Амемура ловит сонный прищур аметистовых глаз и мягкую усмешку, проводит бледными пальчиками по щеке и игриво выдыхает: – Его Величество проснулись?.. – Чё?.. – Дайс хрипит и потирает опухшие от сна глаза. Но не получает ответа. Рамуда уже переключает своё внимание на Гентаро, повернувшегося к ним лицом. Изумруд его глаз таинственно поблёскивает в темноте спальни, как звёздочки на ночном небе или драгоценные камни в глубинах чёрных горных пород. – Развлекаетесь без меня? Даже спросонья его голос всё ещё медовая сладость. Весь Гентаро гипнотический, приковывает к себе, крадёт у Рамуды что только пожелает, как полагается настоящему вору. Он уже забрал одиночество и добрался до сердца. Но если это Гентаро, Рамуда не против отдать ему каждую частичку себя. Чарующие улыбки, беспокойные взгляды украдкой, бессовестная честность в каждой лжи, сотканный из отрывков историй образ и многослойные свободные одежды, которые так утомительно снимать, – Юмено состоит из этого, и ему тоже тяжело. Нелёгкая судьба каждого в их команде тяжким грузом космического мусора тянется за бороздящим Вселенную звездолётом. Амемура клянётся, что однажды они избавятся от этого и станут по-настоящему свободными. Верным своим принципам Королём, честным Вором и жаждущим открытий Учёным, которые смогут зайти настолько далеко, насколько только позволит бескрайняя даль космоса. Склонившись, Рамуда целует Гентаро так же медленно и мягко, как Дайса до этого, зарывается пальцами в шелковистые каштановые волосы и заправляет струящиеся пряди за аккуратное ухо. Гентаро отвечает ему со свойственной его прикосновениям нежностью и изящностью, скрадывает с губ лёгкую сладость ликёра и с беззлобной усмешкой спрашивает, сколько Рамуда выпил. – Столько, сколько нужно, чтобы мечтать о полёте в большой-большой космос, – протягивает тот, заваливаясь между возлюбленными и хватая каждого из них за руки. – Обещайте, что мы не остановимся, пока не достигнем края Вселенной! Даже если ни Дайс, ни Гентаро не понимают его пьяного бреда, они не смеются и не глумятся над ним, а сжимают маленькие ладошки в своих. Оба знают, что у них мало времени, что им остаётся только верить в чудеса и уповать на судьбу, что они, возможно, не успеют даже покинуть маленькую голубую планету прежде, чем для их любимого лидера настанет конец. – Космос бескрайний… – тихо говорит Гентаро. – А значит, мы будем блуждать в нем бесконечно. Вместе, понял? – вторит ему Дайс. Они обнимают Рамуду с обеих сторон, и их горячее живое дыхание теплится на висках. Все трое такие незначительные в огромном мире, но их любовь – самое важное во Вселенной.