Венец принцессы Тьмы

Перед тем, как отправиться в казармы, Ланга зашла к Дональду. Он уже лежал на кровати, но при виде Ланги попытался сесть. - Лежи, - сурово остановила его Ланга. Вокруг замерли Маира, Эттир и Аларм, который помогал Маире пристроить рядом с кроватью оружие Дональда. Ланга окинула всю компанию холодным взглядом и снова обратилась к Дональду: - Перевернись. Дональд покорно перевернулся на живот. Ланга села рядом на кровать и, помедлив, нажала ему на больное плечо, послав разряд магии. Дональд сдавленно охнул. - Извини, лечить по-другому не умею, - резковато сказала Ланга. Тёмная магия, даже целительская, никогда не тянет силы из мага. А целительская тёмная магия – и вовсе использует силы самого пациента. После неё и в обморок упасть можно. Зато восстановление потом идёт быстро. С каменным лицом Ланга провела рукой по спине Дональда. Бездна, сейчас ещё кто-нибудь из присутствующих, а то и сам Дональд подумает, что она к нему нежности какие-нибудь проявляет! Вот чего они все уставились? Ланга мрачно сверкнула глазами исподлобья и подвинулась, чтобы было удобнее лечить ногу. Прикосновение к бедру и колену было выполнено недрогнувшими руками и с ещё более каменным лицом. Снова плечи. Нет, пожалуй, вряд ли при всём желании хоть какое-то из этих жёстких, уверенных, бесстрастных прикосновений можно принять за нежности. Тем более что после тёмной магии Дональд только и мог, что закатить глаза и судорожно хватать воздух. Ланга поднялась. - Завтра уже будешь стоять на ногах, - пообещала она сдержанно. – Если сегодня больше никуда не встрянешь. Вот какой крылатый демон вас принёс именно в самый неудобный момент? – раздражённо обратилась она к Аларму. Тот опустил голову, но ответил спокойно: - Во-первых, мы не могли знать, что тут происходит. Во-вторых, мы всё-таки оказались полезны, разве нет? - Полезны, полезны, - буркнула Ланга. Рыцари явились и впрямь не в самый лучший момент – когда в казармах царил хаос, уже валялись трупы на полу, и она с Эльгом не могла понять, кто тут против кого и кто зачинщик. Ланга пыталась их обездвижить, но едва успела сконцентрироваться – её чуть с ног не сбили. Эльг, кажется, не стал разбираться и просто зарубил того, кто это сделал – вот тут-то и явились рыцари с сопровождавшими их гвардейцами. И только тогда удалось навести порядок – даже Дональд не стоял в сторонке, тоже меч схватил, хотя применить его и не пришлось – Аларм и вновь прибывший отряд уже всех скрутили. Зато в тюрьму задержанных вместе вели. Ланга пристально посмотрела на Маиру, потом на сжавшуюся Эттир, стоящую за её спиной. Резко шагнула к девушке и схватила за руку. - Останешься при нём сиделкой, - мотнула она головой в сторону Дональда. – Если узнаю, что ты хоть на столько ему навредила, - она сложила два пальца в щепоть и поднесла к лицу пленницы, - твоя смерть будет ужасной. Понятно? - Да, ваше высочество, - пролепетала Эттир. Ланга отпустила её. - Маира, выдашь ей всё необходимое. Аларм, идём, ты мне поможешь. Где Эльг? - Сказал, что идёт в казармы, - подала голос Маира. - Прекрасно. Маира… Лишний раз по дворцу не бегай, - голос Ланги стал мягче. – И Энни тоже пусть не бегает. А то мало ли что. Энни просидела в покоях Ланги весь день в одиночестве. Заняться там было нечем – не лезть же в Маирино рукоделие без спросу, и уж тем более в Лангины документы, в которых Энни всё равно ничего бы не поняла. Так что от скуки складывала бумажные «самолётики» и запускала летать по комнате или пыталась рисовать. Когда-то у неё это неплохо получалось – вот и вспоминала навыки. Иногда заглядывала Маира (принесла обед и тут же убежала), иногда Энни сама выглядывала в коридор и спрашивала у стоящего там стражника, всё ли в порядке и не случилось ли чего-нибудь – и получала всякий раз «Всё спокойно, госпожа». Этим приходилось и довольствоваться. Ланга вернулась вечером – на ней лица не было. Прошла в свою спальню, следом пробежала Маира. Энни скромно сидела на диванчике – на неё даже не обратили внимания. Через полчаса Маира вышла, оставив дверь открытой, и Энни осторожно заглянула. Ланга лежала на кровати поверх покрывала, в платье, раскинув руки и глядя в потолок. Но видимо, заметила гостью краем глаза, так как сказала: - Заходи. Энни осторожно зашла и села на стул у двери. - Как твои дела? – спросила негромко. Ланга неопределённо мотнула головой и снова уставилась в потолок. - Я выжата, - сказала она надломленным голосом. Энни вздрогнула. Ей стало ужасно жалко принцессу. Но как ей помочь – она не знала. - А того преступника, который напал на гвардейцев, поймали? - Да, разумеется, - равнодушно сказала Ланга. – Сейчас сидит в темнице. Ждёт общего суда, который я когда-нибудь всем устрою. - А, - несмело произнесла Энни. – Ну… Ну, наверное, и хорошо, - не совсем уверенно сказала она. Ей сложно было понять, что тут «хорошо», а что не очень. Но для Ланги это, скорее всего, неплохо. – А остальные? - Часть тоже в тюрьме. Часть восстановлены в гвардии. Те, кто сражались за меня. - Ну… - снова протянула Энни. – Это ж неплохо, - получилось скорее вопросительно. Ланга дёрнула головой. - Да, неплохо. Могло быть хуже, - голос у неё был совсем бесцветный. – Только это меня и поддерживает. Что есть ещё хоть кто-то, кто на моей стороне. Но всё равно… Кругом безумие. Как будто всё Подземелье тонет, а я не могу его удержать… - голос у неё снова сломался. Энни пересела поближе. - Ну, не расстраивайся, - постаралась сказать она как можно более утешающим и бодрым тоном. – Всё у тебя получится. Ланга со слабой улыбкой прикрыла глаза. - Спасибо. Вернулась Маира, принеся ужин на троих. - Господин Дональд весь день спал, сейчас тоже поужинал немного и снова спит, - доложила она. – На самочувствие не жалуется, по-моему, он идёт на поправку. Эттир ведёт себя прилично и послушно, делает всё, что ей говорят. В остальном тоже всё спокойно. Ланга кивнула, садясь. Маира придвинула небольшой столик, расставила на нём тарелки. Ужинали молча. Ланга ела с отсутствующим видом, как-то механически – словно по привычке. Маира выразительно кивнула Энни – мол, не переживай, с госпожой такое бывает, не повод для волнений. Сама Энни ела медленно – для неё еда Подземелья была слишком уж непривычной. Хотя в Большом мире ей и приходилось есть и мясо, и морскую рыбу, но тут всё имело очень уж специфический вкус. Покончив с ужином, Ланга снова забралась на постель с ногами и, скомкавшись, обняла коленки. «Вот бы сейчас её Дональд увидел, - неожиданно подумала Энни. – Сразу бы понял, как надо девушек защищать. Жаль, что он сам болен». Ланга выглядела сейчас нетипично для себя, какой-то беззащитной и маленькой. Глаза, и без того большие на худом бледном лице, сейчас были просто огромными, а две полураспустившиеся серебристо-пепельные косы спускались по бокам, создавая очень трогательный образ. И босые ноги из-под подола простого длинного платья. «А ещё ей очень нужна мама, - подумала Энни. – Вот такую девочку обнять, утешить и погладить по головке. И не скажешь, что она кого-то казнит». Сама она «погладить Лангу по головке» никогда бы в жизни не решилась. Ланга терпеть не может ничего подобного ни от кого. Пожалуй, только от мамы бы и приняла – потому что это мама. Странно, что Ланга вообще не скрывает сейчас свою слабость, пусть и временную. Либо она настолько доверяет Энни (с Маирой-то и так понятно), либо просто уже настолько обессилена, что не думает, как «держать лицо». А может быть, и то и другое. - Я вот думаю, - заговорила Ланга негромко, - откуда всё-таки в разумных существах столько злобы и Тьмы… Когда-то некоторые считали, что это Пакир внушает всякие тёмные мысли. И толкает на злые поступки. Не могу сказать, что это неправда – Пакир действительно о-очень хорошо умел влиять на сознание, - она слабо усмехнулась. – Хотя и не так, как думают иногда. Он не внушал мысли напрямую. Он перевоспитывал. Медленно и верно. Внушал, уговаривал, перекраивал всё твоё мировоззрение. Он отлично это умел… Иногда, конечно, и внушал – хуже всех пришлось Дональду. Вот уж кто испытал влияние Пакира на себе в наибольшей мере. Но всё равно, Пакир больше ценил именно перевоспитание, а не марионеточное подчинение. Но вот Пакира нет. И я не думаю, чтобы он перевоспитывал прямо всех людей и каббаров в Подземелье. Но тем не менее, они стали злобными, дикими, агрессивными. Их никто никуда не толкает. Они сами. Сколько же в обычном, мелком разумном существе может прятаться этой Тьмы? – Ланга покачала головой. – Я была помощницей Пакира. Но даже я не ожидала, что с таким столкнусь… - А мне вот ещё интересно, - заговорила Энни, когда Ланга умолкла. – Все те, кто убивает, нападает, поджигает и все остальные гадости творит, - они же осознают, что делают зло, или нет? И что хуже – когда осознаёшь, что делаешь зло, или когда думаешь, что это благо? - Хуже всего не то и не другое, - сказала Ланга. Она сменила позу и больше не выглядела растерянной девочкой, стала серьёзной и деловитой, как обычно. – Хуже всего – когда такие понятия, как добро и зло, вообще исключены из сознания. Знаешь, почему Пакир так ценил Корину? Даже ставил мне её в пример. Потому что она никогда не руководствовалась этими понятиями, не делала их объективными – для неё они были лишь средством для достижения личных целей. И для него это было очень удобно. Беспринципных ему было подчинять проще всего. Даже осознанное злодейство – не то. От осознанного злодейства можно оттолкнуться и шагнуть к осознанному добру. От беспринципности к нему не шагнёшь – для этого надо сначала выбраться из трясины, хоть какие-то объективные понятия заиметь и хоть какие-то принципы выстроить, помимо эгоизма и личной выгоды. Помнишь, ты меня о чёрно-белом мире спрашивала? Вот это к тому же. Самое страшное – когда человек или другое разумное существо начинает отрицать добро и зло. Говорить, что мир в оттенках серого или какой-нибудь разноцветный. Как будто, кроме добра и зла, существуют ещё какие-то стороны, - Ланга села поудобнее, облокотившись на колено. – Чёрное зло, белое добро, а помимо этого – что-то ещё красненькое, синенькое, зелёненькое. Энни хихикнула, но слушала внимательно. Ланга тоже чуть улыбнулась. – Вот видишь, тебе это смешно. А Пакир мечтал, чтобы все так мыслили. Потому что это удобно. Для него. И он внушал, что для того, кто так мыслит, это тоже удобно. И это действительно было удобно – всегда можно себя оправдать. Я вроде как не тёмное и не светлое дело сделал, а что-то разноцветное. Энни снова хихикнула, хотя и невесело. - Во многих наших религиях – ну, в Большом мире – считается, что плохие мысли тоже внушают разные нехорошие… Но не реальные маги, а ду́хи какие-нибудь. Черти, дьяволы. - Судя по тому, что у нас творится – люди отлично справляются сами, - иронично ответила Ланга. – У нас тут в духов не особо верят, но от этого не легче. Вот как ты думаешь, в этой войне людей и каббаров – кто прав, а кто виноват? Кто добрый и кто злой? Энни не думала долго. - По-моему, все неправы. Ланга кивнула. - Вот именно. Любая война, где на одной стороне – Добро, а на другой – Зло, будет менее чудовищна, чем такая, где в принципе нет ни того, ни другого. Хотя изначально оно, конечно, было. Условно, разумеется. Условно хорошие, ни в чём не виноватые люди попали в плен к условно плохим, жестоким и злобным каббарам. Но вот, к сожалению, с тех пор всё так изменилось, что даже эти условности давно уже ничего не значат. Все перемешались и все стали одинаковы. А я? Можно ли меня назвать доброй? Нельзя, - опередила она Энни, которая уже раскрыла рот. – Потому что я вынуждена творить такие страшные вещи… Но я хотя бы не получаю от этого удовольствия, - опустила она голову. – По крайней мере, в основном – не получаю. Так что абсолютно злой себя тоже не назову – я иногда злая, но не постоянно. И творю я это всё не потому, что мне оно так нравится. А потому, что тут по-другому не получается. Я оказалась заложницей своего титула. И знаешь, что ещё плохо? Я не могу от него отказаться. Потому, что, если на троне Подземной страны не будет меня – на нём будет кто-то другой, обязательно будет. А каким он будет? Либо для него это будет ещё тяжелее, чем для меня, либо стране при нём будет ещё хуже, чем при мне. Я не могу позволить ни того, ни другого. Вытаскивать Подземную страну из того болота, в котором она упорно тонет – работа грязная и неблагодарная. Но кто-то же должен её выполнить. Выполню я. Если смогу. Не перекладывать же на других. Энни смотрела на Лангу с уважением. - Ты сильная, - сказала она. Вспомнилась давняя беседа с Виллиной – тоже о «грязной работе» и «перекладывании на других». Вот Ланга добровольно взвалила на себя самый тяжёлый труд – тяжелейшую ношу во всей Волшебной стране – и тянет, и не бросает. Хотя и просит помощи порой, но это нормально. Энни даже стало неловко – они там, наверху, в Изумрудном городе, жизни радуются, вместо того, чтобы Ланге в таком трудном деле помочь. А с другой стороны, как тут поможешь? Не могут же они, в самом деле, внушить всему населению Подземной страны принципы добра и зла. - Слушай, а давай Аларм попросит наверху тебе гвардию выделить из Марранов, - предложила она. - Вот ещё не хватало мне верхнюю армию в свои разборки втягивать, - поморщилась Ланга. И, видя, что Энни готова возразить, настойчиво заявила: - И не вздумай! Спасибо за предложение, конечно, я буду иметь его в виду. Если станет совсем плохо, обращусь. - Ну смотри, - кивнула Энни. – Думаю, это будет не так уж сложно. - Ваших воинов надо будет ещё научить сражаться в местных условиях и летать на звероконях, - объяснила Ланга. – К тому же они у вас всё-таки слишком мирные. Вряд ли смогут сдержать натиск местных озверелых фанатиков, даже если их будет немного. - Наши воины сражались против воинов Пакира, - слегка обиделась Энни. Ланга успокаивающе подняла руку: - Да сражались, сражались. Но это было не то. Там ваши воины сражались за свою родину, а здесь за что? Там они точно знали: они – добро, потому что они защищают свою страну, а воины Пакира – зло, потому что они хотят страну уничтожить. А здесь всё куда сложнее. - Получается, что чёрно-белый мир проще, чем такой вот, где всё запутано? – недоверчиво покрутила рукой в воздухе Энни. Ланга усмехнулась. - Лишь на первый взгляд. Этого, кстати, и добивался Пакир: чтобы тот, кто об этом задумался, решил «да тут слишком просто!» и ушёл искать какие-нибудь сложности типа «разноцветного мира». Тут, дескать, всё примитивно и предельно понятно, а там всё неоднозначно и многогранно. А ведь на самом деле понимание, что в мире есть добро и зло, и никаких других «разноцветных» сил и граней – только начало пути. Дальше надо ещё расставить по местам все жизненные ценности, все вопросы и понятия – какое из них добро, а какое – зло. Задача на целую жизнь, - как-то просто сказала Ланга. – А разноцветный мир – он как раз в этом смысле предельно лёгок для восприятия. Всё разноцветное – значит, ни о чём думать не надо. Что непонятно – мазнул краской неоднозначности и пошёл дальше. Думать не надо, копать не надо, глубоко вникать не надо. Оно ж разноцветное, и не нужно его ни к добру, ни ко злу определять. А Пакиру того и надо было. - А у нас в Большом мире есть книжка одна, - сказала Энни, - там один колдун тоже был сначала «Белым», а потом объявил, что он вроде как выше этого, и объявил себя «разноцветным». Правда, на деле это было предательство, потому что он перешёл на сторону врага, ну и там, в общем, всем плохо от этого было*. А «Белым» потом стал другой волшебник, нормальный. - Интересная, наверное, книжка, - хмыкнула Ланга. – Как-нибудь потом расскажешь. Но кстати, да, «разноцветные» легче всего становятся предателями. Так вот… Знаешь, можно назвать зло добром, и внушить, что ты делаешь добро, в то время как на самом деле это – зло. Но куда проще, когда не надо ничего внушать. Просто – делай вот это, а как оно называется – да какая тебе разница. И вот человек тонет, тонет без почвы под ногами, без твёрдых жизненных ориентиров… И им всё проще и легче управлять. Не только Пакиру – кому угодно, кто может давить хоть немного сильнее. Парадокс в том, что такой вот запутавшийся человек при всей своей безвольности и слабости всё равно слушает злодеев больше, чем тех, кто пытается тянуть его к добру – ведь злодеев слушать и слушаться легче, работать над собой не надо. Главное, что такому человеку первым делом внушается – что взгляды по принципу «разноцветного мира» намного выше и умнее, чем «чёрно-белые», а «чёрно-белые» - это детские сказочки, где всё слишком просто. А на самом деле получается, когда человек отрицает и добро, и зло – это и есть последняя ступень его моральной деградации, - с грустной улыбкой закончила Ланга. – Это я говорю, как человек, который видел методы работы тёмного мага с сознанием людей. - Он тебя тоже мечтал этому научить? Или перевоспитать? – осторожно спросила Энни. Ланга кивнула: - И то и другое. Пакир мечтал, чтобы у него был достойный помощник – то есть как раз такой беспринципный, который и своим примером, и своими словами показывал бы всем, что надо жить без всяких объективных понятий добра и зла. Он очень хотел сделать такую помощницу из меня. Но у него не получилось. Именно потому, что я видела его методы изнутри… - Ланга криво усмехнулась. – Корина бы ему подошла больше. Но я слишком уж её возненавидела сразу. Ещё тогда, когда увидела в зеркале, как она превращается в подобие меня. Не слишком похоже получилось, но достаточно, чтобы обмануть маму, - у Ланги даже голос внезапно изменился – стал более низким и гневным, она хлопнула рукой по спинке кровати. – Именно за её бесконечные обманы я её ненавижу до сих пор. Я, воспитанница Пакира, и то не выросла такой лживой и бессовестной. Удержалась, спасибо всем высшим силам. Ну и как тут про внушение говорить? Самый гнусный гад – не тот, кто однозначный, принципиальный злодей. Самый гнусный – тот, кто отрицает все стороны, все принципы, все моральные установки. И прикрывает свою гнусность какой-нибудь паршивой «неоднозначностью» и «разноцветностью», которая лишь красиво звучит, но на самом деле – гниль. Ланга, утомившись от монолога, устало откинулась на подушку. - Не знаю, что буду делать завтра, - призналась она глухо. – Я начинаю бояться, что снова случится что-нибудь отвратительное. Раньше не боялась – понимала, что выдержу и преодолею. Теперь начинаю бояться. Знаю, что нельзя. Убивает ведь главным образом – страх. А потом уже всё остальное. Испугался – наполовину побеждён. А мне страшно. Энни была настолько удивлена такой неожиданной откровенностью, что даже не знала, что сказать. На ум пришли слова песенки, и она неуверенно начала, глядя на Лангу: - Если плохи дела, и мгла сегодня, Говорю я «Держись!», и мир светлей… ** - Это что такое? – удивилась Ланга, приподнимая голову. Энни смутилась: - А, мюзикл у нас в Большом мире есть один. Называется, как это ни забавно, «Энни». Я его очень любила, во-первых, потому, что там песенки милые, во-вторых, главную героиню зовут, как меня. Там рассказывается про девочку-сироту, которая верила, что её родители живы, и хотела их найти. Но у неё не получалось, и она пела эту песенку, чтобы себя поддержать. Ланга хмыкнула. Энни решила, что можно продолжать: - Ну, и дальше там: Восход придёт к нам завтра, Продержись, пожалуйста, до завтра – Что нам день! Ах, завтра, жду завтра, Ну где же ты, завтра? Всегда впереди на день. *** - Очень милая песенка, - усмехнулась Ланга снисходительно. – Только явно не для меня… Но Энни показалось, что ей понравилось. Только Ланга, как всегда, решила это скрыть. ________ * Энни вспоминает Сарумана из книги «Властелин Колец» Дж.Толкиена. ** Перевод позаимствован из фильма-мюзикла "Энни" 2014 года. В оригинале: When I’m stuck with a day that’s gray, and lonely, I just stick out my chin, and grin, and say… ***Тот же фильм. В оригинале: The sun’ll come out Tomorrow So ya gotta hang on ‘til tomorrow Come what may. Tomorrow! Tomorrow! I love ya Tomorrow! You’re always a day away!