Мой последний взгляд

      — Ты обещал рассказать мне о нём, когда мы приедем сюда, — утомлённая после долгой поездки, девушка откидывается на спинку кресла, не слишком заботясь о манерах и осанке. В любом случае, её друг мог видеть её и в более ужасном состоянии.       — Разве? — Лихт приподнимает бровь, выражая тем самым недоумение. Быть может и правда забыл, а возможно не хотел сразу раскрывать все карты. Широта не удивится, если парень попытается вытянуть из неё ответ, по какой конкретной причине она решила приехать в Париж и обучаться игре на пианино именно здесь. Ведь она в один момент, когда того никто не ждал (а тем более её дядя, который надеялся провести с племянницей несколько выходных дней, прежде чем вновь уехать по долгу службы), собрала чемоданы и заявила, что направляется в другой город чтобы учиться. Что-либо объяснять Махиру явно не собиралась, поэтому даже её лучший друг оставался в полнейшем неведении касаемо того, что творилось в чужой голове и зачем ей понадобилась эта учёба.       Тодороки же вызвался её сопровождать, чтобы познакомить с одним знакомым учителем музыки (таких людей в его окружении было довольно много, ведь он и сам являлся известным пианистом) и также по личным причинам. Нелепым конечно, потому что Лихта уговорили присмотреть за одной маленькой особой, которая ещё с самого своего рождения умудрялась трепать нервы парня. Хайд была озорной девочкой, не похожей на остальных. Как минимум её выделял тот факт, что она одним своим словом могла вывести обычно держащего себя в руках Тодороки. Как максимум, шалости порой доходили до разрушенных статуй и всеобщего переполоха. Почему же пианиста попросили заняться ей? Потому что она по какой-то непонятной причине, хотела чтобы именно он находился рядом. Все считали подобное донельзя странным, ибо Лихт редко подбирал свои выражения и не щадя никого, указывал на их недостатки. Или просто говорил как сильно его раздражает находящееся поблизости демоническое отродье. Однако, несмотря на всю грубость, холод и прочие замечательные качества Лихта Джекилленда Тодороки, маленькая Лоулесс продолжала ходить за ним хвостиком и требовать, чтобы он приезжал почаще. Самому парню ничего не оставалось, кроме как выучить дыхательные упражнения для успокоения нервов и соглашаться на визиты, ведь не только Хайд успела привязаться.       — Лихт, ты же обещал мне, — для Махиру было действительно важно узнать как можно больше о её будущем учителе, — Если хочешь, то… — девушка на секунду запнулась, словно всё ещё сомневалась в своём решении, — я могу рассказать, зачем мне всё это понадобилось.       Пианист сразу же заинтересованно посмотрел на подругу. Его глаза выдавали, что на такой обмен информации он более чем согласен. Отставив чемоданы, с которыми он помогал Широте, парень сразу же перевёл всё своё внимание на подругу, собираясь её выслушать. Обычно он редко проявлял к чему-либо столь живой интерес, но этот случай точно относился к исключениям. Ко всему прочему, Махиру была его дорогим другом, одна из немногих, кто в его глазах был ближе всех к ангелам, которых он любил ещё с самого детства.       Девушка осознаёт, что первой придётся начать ей, ведь навряд ли Лихт согласился бы сейчас уступить и позволить рассказать обо всём позже. Такое желание было вполне объяснимым, ибо за всё то время пока они знакомы, Широта конечно часто совершала довольно неожиданные поступки, но подобных поездок на пустом месте не возникало никогда. Она чуть хмурится, стягивает с уставших ног надоевшую обувь и наплевав на то, что может спокойно помять ткань платья, устроилась поудобнее в кресле.       — На самом деле тут и объяснять почти нечего, — хмыкает Махиру, прикрывая глаза. После она обязательно отдохнёт, но пока следовало заставить себя ещё немного поработать мозгами и не позволять появившейся сонливости брать над собой верх, — Меня словно что-то тянет сюда. Уж не знаю, почему, но кажется, что именно так будет правильно. Быть может я и не права, срываясь в совершенно незнакомый мне город просто из-за какого-то необъяснимого чувства и невыносимой тяги… Сама признаю, насколько глуп мой поступок. Но и сделать иначе не смогла бы. Ещё и этот шёпот постоянно мерещится, то спать не даёт, то и вовсе лишает покоя на весь оставшийся день, — Лихт не перебивает её, внимательно слушает и кажется даже не собирается ни в чём упрекать девушку. В конце концов, глупых романтиков в этой комнате насчитается уж точно больше одного, пусть по пианисту и не скажешь, — Наверное дядя волнуется, — неожиданно добавляет Махиру, приоткрыв глаза и опуская взгляд в пол. Туфли теперь кажутся ещё более неудобными и ужасными, чем раньше. Она никогда не любила наряжаться, предпочитая что-нибудь простое и удобное, но к сожалению статус обязывал носить не то, что хотелось. Или было хоть сколько-то удобным.       Тодороки предпочитает никак не комментировать всё сказанное подругой, потому что чувствует — ему поведали далеко не всё, осталось ещё что-то, притаившееся в тени. И быть может, Махиру и сама этого не замечает, а возможно намеренно игнорирует, по своей старой привычке стараясь не усложнять себе жизнь.       — Помниться, ты спрашивала меня о господине Эше, у которого ты собралась обучаться? — Лихт наконец усаживается на мягкий диванчик, находящийся как раз рядом с креслом, в котором расположилась девушка. В тот миг, когда была упомянута фамилия интересующего её человека, глаза сразу же заискрились нескрываемым любопытством. Широта активно кивает, с интересом смотря на друга и ожидая узнать о своём будущем учителе что-нибудь ещё, помимо имени и фамилии. О чём-то ненадолго задумавшись, Тодороки почему-то нахмурился, но постарался сразу же себя успокоить.       — Куро Эш человек… своеобразный, если можно так выразиться, — пианист начинает издалека, что ни капли на него не похоже, ведь обычно он мог прямо высказать всё, что находилось у него на уме и едва ли могло найтись нечто, способное его устыдить за его прямолинейность, — Как музыкант он действительно хорош и как учитель тоже, но чисто по-человечески, он странный.       — Даже в сравнении с тобой очень странный? — с губ невольно срывается смешок. Парень закатывает глаза на замечание подруги, но тем не менее отвечает:       — Даже в сравнении со мной. Надеюсь такой ответ тебя устроит, — Лихт вновь замолчал, явно подбирая слова, — Куро до невозможного ленив, это я могу сказать наверняка. Поэтому у него очень мало учеников. Я был поражён, когда узнал, что он всё-таки согласился тебя обучать. Думал, он скорее откажет, чем взвалит ещё больше работы на свои плечи, ведь он действительно не слишком любит напрягаться. Возможно, тебе даже повезло, — мелькает едва заметная улыбка, которая скорее говорила об обратном. Махиру до невозможного сильно не повезло.       Девушка предпочитает отмахиваться от этого чувства. Да, иногда Тодороки был способен на некоторое злорадство, однако обидным его назвать было нельзя. Пусть всем со стороны и казалось, что он исключительно хмурый и раздражительный человек, в своей сути он был чуть ли не пушистее всех кроликов мира (от подобной характеристики парень всегда открещивался, чем изрядно веселил свою подругу), поэтому подобие злорадства с его стороны, не вызывало какого-либо негатива в Широте.       — Есть что-то ещё, о чём мне следовало бы знать? — простой предлог, ведь на самом деле она хочет узнать больше об этом таинственном человеке. Почему-то добыть достоверную информацию о нём было крайне сложно и почти все люди её окружения способствовали только распространению глупых слухов, нежели той действительности, в которой они все жили. Не умолкали разговоры о возрасте Куро, ведь сколько же ему на самом деле? Внешне он был не старше двадцати, но его образование говорило об обратном. Да и лёгкая тень усталости и чего-то ещё, едва ли уловимого для посторонних, но явно указывающего на далеко не маленький возраст, всегда присутствовала в его взгляде. Ещё и внешность сама по себе была весьма необычна, что нисколько не помогало утихать различным слухам, в которых правды можно было даже не искать. То ли для того, чтобы нагнать какой-то нелепой таинственности на чужой образ, то ли ещё с какой-то своеобразной целью, люди не переставая сравнивали облик Эша с вампирским. Отсутствие точной информации о возрасте, происхождении и выбивающееся среди их общества поведение, накладываемое на необычную внешность, для всех считалось наилучшим подтверждением одной из самых абсурдных теорий о том, что мужчина являлся далеко не человеком, а каким-нибудь представителем нежити. Всё тем же вампиром, например. И кроме этого, Махиру о нём больше ничего не было известно. Хотя стоит признать, отчасти именно из-за подобных слухов, она и выбрала себе на роль учителя именно такого человека.       Почему-то Лихт не спешил отвечать на вопрос, а его взгляд старался зацепиться за что-нибудь, избегая смотреть подруге в глаза. Но в итоге, вздохнув, он переводит свой взор на Широту и наконец произносит:       — Думаю, есть ещё кое-что важное, о чем тебе не помешало бы узнать во избежание неловких ситуаций. Насколько мне известно, об этом никто не распространяется, потому что Куро каким-то образом держит эту информацию только в кругу близких и своих немногочисленных учеников, — и тут пианист встречается взглядом с чужим, после чего не спешит разрывать этот контакт, — Будь благоразумна и постарайся не болтать лишний раз. Я знаю, что ты честный и хороший человек, который никогда бы так не поступил, но предупредить стоило, поэтому пойми меня правильно, договорились? — Тодороки как будто бы специально тянул время и не спешил переходить к самому главному. И возможно, сей поступок был верным, ибо в голове Махиру до сих пор звенит чужой голос и всего пара простых слов, которые всё же смогли вызвать маленькую бурю между рёбер.

«Он немой и это одна из причин, почему у него так мало учеников».

***

      Она с самого детства слышала чей-то голос. Хотя говорить так было бы не совсем верно, ведь изначально, то был лишь тихий и едва различимый среди прочих звуков, шёпот. Он был сравним с шелестом листвы, а потому чаще всего воспринимался ею как нечто естественное и незаметное. Однако с каждым годом голос набирал силу и у Махиру даже получалось разбирать некоторые слова. Чуть повзрослев, она также поняла, что несмотря на часто мелькавшую французскую речь, где-то между проносились и слова на других, совершенно незнакомых ей языках, отчего и возникало недопонимание.       С взрослением к Широте пришёл и тот факт, что это не совсем нормальное явление, поэтому и распространяться о нём она и не спешила. Её дядя и самые близкие друзья могли только догадываться о чём-то исходя из поведения девушки, но никак не знать всей правды. На самом деле Махиру не сильно волновалась о своей судьбе и возможном наблюдении у врачей (которые навряд ли захотят серьёзно разбираться в проблеме), скорее она беспокоилась за своих близких. Девушка не хотела доставлять им лишних неудобств, посему предпочла сохранить свою тайну при себе, с улыбкой отмахиваясь от каких-либо вопросов. Если бы от этого зависело благополучие дорогих ей людей, девушка без лишних сомнений несла бы на своих плечах всю боль мира, попутно продолжая улыбаться и вкладывая в это нехитрое действие всю доброту, что можно было в ней найти.       Но на словах всё просто, на деле же Махиру уже с трудом могла это выносить. Неизвестный голос в голове не раз ставил её в неудобное положение, заставлял врать и увиливать от расспросов про самочувствие и в целом, не делал жизнь лучше. Как же от него избавиться? Одному Дьяволу известно. Поэтому Широта долгое время ничего не могла сделать с бедствием, поселившемся в её голове. И ситуации действительно нельзя было найти выхода, пока…       …не появилась она. Та самая тяга, которую невозможно было объяснить на словах и не описать с помощью нот или красок. Как не пытайся, не найдётся ничего столь яркого и сильного, что можно поставить в сравнение. Примерно в тот же миг Махиру услышала тихий-тихий шёпот, как когда-то в далёком детстве.

«Ты забудешь мой последний взгляд».

      Что бы эта фраза не означала, она в любом случае подтолкнула девушку к действиям. Она ни чём не уверена и признаться честно, ей до дрожи в руках (или вовсе по всему телу) страшно. Чего стоит ожидать от спонтанных решений? Чего стоит ожидать, когда и самой не верится, что осмелилась уехать практически одна в другой город? Чего стоит ожидать, если всё может оказаться лишь глупой шуткой её разыгравшегося воображения, которое в той же степени что и она, хочет избавиться от голоса в голове?       Впереди сплошная неизвестность. В своей сути простое слово, а в жизни? В жизни же оно сопоставимо со страшным клыкастым монстром, то и дело желающим утащить тебя в самые глубины ада. И Широте придётся поддаться, придётся познать хоть сам ад, если она желает достичь своей цели. И ради неё, девушка готова остаться на долгое время в незнакомом ей городе, наладить контакт с довольно своеобразной личностью, чья сущность покрыта только лживыми слухами и обучаться тому, что никогда раньше не давалось, какие бы усилия не прикладывались.       Естественно, сейчас, думая обо всём этом, Махиру невероятно сильно волнуется. Тем более, Лихт сказал что не сможет присутствовать на встрече и девушке самой придётся искать способы, чтобы завести подобие диалога с будущим учителем. Который по словам Тодороки, с большей вероятностью сразу же приступит к занятию, что только подтверждало чужие слова о лене этого человека, ибо он всегда пользовался логикой «раньше начнёшь, раньше закончишь». Ему всегда было проще сразу сделать то, что от него требовалось, чтобы после без чьих-либо упрёков продолжать прожигать свою жизнь в сплошном ничегонеделанье.       Такой исход событий не являлся таким уж выгодным для самой девушки, но если будет необходимо, она собьёт пальцы в кровь о клавиши инструмента, если это приблизит её к новой информации.       Почему Широта так уверена в том, что Куро обязательно что-нибудь знает? Почему-то ей хочется смеяться. Никакой уверенности нет, только слепые догадки, чувства и невыносимая тяга, чьей воле так трудно противиться. Порой девушка представляет себя марионеткой в чужих руках. Но ещё бы знать, кому эти самые руки принадлежат.       И тут слышится стук в дверь. Больше по привычке, чем осознанно, она отвечает не громким «войдите». Скрип двери. Тихий, чуть уловимый звук шагов. И взгляд.       Куро не подходит ни одно из всех описаний, что Махиру когда-либо доводилось слышать. Милые, милые люди, где же вы увидели в чужом взгляде усталость? Во всём облике она может и затаилась, становясь вечной спутницей этого человека, но взгляд? Разве никто не заметил у самой каёмки кровавого моря истлевающий огонёк надежды? Он был совсем слабым, почти не искрящимся и как будто бы смирившийся со своей скорой гибелью. Возможно Широте только чудилось, но чем пристальнее она вглядывалась, тем больше росла в ней уверенность, что да, где-то в незнакомом ей человеке прячется почти умершая надежда.       Отвлечься от захвативших мыслей пришлось, когда девушка заметила на себе чужой спокойный взгляд. И наконец обратила внимание на общий болезненный вид Эша. Да и сам он казался не особо радостным. А Махиру не может отделаться от чувства, что ей обязательно нужно сейчас улыбнуться. Ничего не говорить, оставить все манеры и приветствия, всего лишь улыбнувшись и выражая этим куда большее, чем словами. В любом случае, она бы всё равно не дождалась ответа. И не исключено, что именно по этой причине она поддалась своему странному желанию. Улыбнулась, не разрывая зрительного контакта и с удивлением отмечая, как появились искринки рядом с маленьким, почти исчезнувшем огоньком.       Человек напротив не отвечает тем же, только продолжает смотреть и кажется, что-то ищет в карманах своего пальто. Ручка. Блокнот. Куро быстро что-то пишет, вырывает листочек и передаёт его Широте.

«Опережая все ваши вопросы по поводу моего внешнего вида, предпочитаю сообщить сразу. Мне осталось не так долго ходить на этом свете и нужное мне лекарство я вряд ли уже найду. Прошу без сочувствия, оно здесь ни к чему. Если хотите меня порадовать, то не тратьте моё драгоценное время впустую».

***

      Занятия проходили странно, всегда без слов, только с музыкой и короткими записками в блокноте. Чаще Куро предпочитал показывать на практике, как и что стоит делать, благодаря чему Махиру быстро привыкла к чужим мягким прикосновениям. Хотя нельзя сказать, что они её сильно радовали, ведь не редко приходилось замечать дрожь в руках мужчины. Вызывало ли это в ней беспокойство? Ещё какое. Но и как-то указать на состояние Куро она не могла, тот сразу же пресекал любые попытки. Единственной мелочью, против которой он почему-то никогда не осмеливался идти, была забота со стороны Широты. То она не отпускала его руки, пока те не становились хотя бы немного тёплыми, то всячески отвлекала от занятия, если замечала ухудшение в состоянии своего учителя. Бывало, она даже позволяла себе готовить для него что-нибудь. Особенно когда узнала, что этот несносный человек не слишком следит за своим питанием.       Общение между ними являлось чем-то странным и всё происходящее в какой-то момент заставило её забыть о поставленной цели, забыть, зачем она приехала сюда. Эш вызывал в ней слишком много искреннего интереса, неизвестно откуда взявшегося тепла и желания проявить ласку по отношению к столь холодному и апатичному существу.       Но самое главное, начиная с самой их первой встречи, девушка больше не слышала голоса в своей голове. Он словно отпустил её, позволил дышать свободно, оставляя без опаски вновь проснуться поздней ночью из-за преследующих слов и шёпота. И назвать произошедшее обычным совпадением и каким-нибудь глупым витком судьбы, язык не повернулся бы. По крайней мере Махиру не смогла бы так просто всё отпустить и принять за чистую монету самое очевидное объяснение происходящего.       Ей кажется, что вся разгадка кроется именно в Куро. Иногда, слишком задумавшись об этом, девушка позволяет себе касаться чужой щеки, мягко поглаживая и как будто бы задавая вопрос:

«Что же с нами?»

      Ежели в своих чувствах она ещё была способна разобраться, кое-как принимая трепет и те самые искринки меж рёбер, то душа мужчины представляла собой сплошные потёмки. На многие действия он реагировал незаметно, почти застенчиво, но при этом до того умилительно, что нередко Махиру приходилось держать при себе тёплые слова, из-за которых обычно бледные щёки Куро, наверняка начали бы покрываться румянцем.       Но разговаривали они в основном с помощью записок и некоторые из них Широта до сих пор не смогла выкинуть. Говоря по секрету, в складках её любимых платьев есть кармашки, где и хранятся небольшие листочки с незатейливыми словами. Но несмотря на всю их простоту, они всё равно умудрялись обжигать кончики пальцев одним фактом своего существования. «Вы хорошо себя чувствуете?

Не думаю, что есть причина для беспокойства.

А если не уходить от ответа?       Махиру по сей день помнит, как Эш тихо вздохнул, опустил взгляд, а его ресницы как будто мелко подрагивали. Девушку не отпускала мысль, что если бы он умел улыбаться, то непременно сейчас заставил бы солнце усомниться в своей лучезарности.

В последнее время я чувствую себя лучше. Спасибо за заботу»

      Как много таких маленький разговоров сохранилось в её кармашках и лабиринтах памяти? Сосчитать конечно можно и даже назвать точное число, но это казалось Широте лишним. Она хочет оставить при себе только слова, записки и чувства, но никак не полюбившиеся взрослым цифры.       Радость заключается в мелочах. Радость же Махиру заключалась в том, как много искр возрождалось из пепла рядом с чужим огоньком, которым уже никак не получалось назвать маленьким. И сам Куро стал казаться более живым и человечным, уже не напоминая ту нечисть, о которой то и дело ходили глупые слухи. Ещё одной мелочью были успехи в её обучении, исчезнувший голос, накрывшее с головой умиротворение и…       …несмотря на всё это, она чувствует, как её умело водят за нос. Что-то ускользает мимо неё, маленькая и несомненно важная деталь, в чьё существование хотелось верить. Девушка любит когда всё просто, но сейчас ситуация таковой не была.       Тянуть до самого последнего дня, когда Широта была вынуждена уезжать, пожалуй одно из самых глупых поступков в её жизни. После сумбурной поездки в Париж конечно же. Она нервничает, не знает, что говорит и стоит ли вообще это делать? Но ведь иначе все тайны так и останутся не раскрыты, а комочек тепла будет погибать между рёбер. Но конец света наступает гораздо раньше, что заставляет проклинать тихую поступь Куро, который без особого труда подкрадывается к ней.       — Ты забудешь мой последний взгляд, — мужчина хмыкает, произнося это хриплым, но до боли знакомым и родным голосом. Махиру мало что понимает, но чувствует какое-то необъяснимое раздражение наравне с радостью и… весельем? Нет, погодите, серьезно? Почему ей может быть весело?       — Но через сотни лет должна узнать мой голос, — Широта шепчет эти слова, всколыхнувшие нечто странное в её памяти. Сотни лет. Голос. Должна узнать.       Всё сваливается на неё в одну секунду, а Эш только шепчет, что она сама сейчас чуть не свалилась в обморок. В ответ она может только смеяться, хватаясь за чужие плечи и подавшись вперёд, обнять столь дорогое её сердцу существо. Неужели их очередная игра закончилась. Даже не верится.       — Ты и сейчас смог меня найти, — слышится так много не скрываемого счастья, что Махиру способна почувствовать чужое сердцебиение. Опять волнуется. Это не трудно понять, если вспомнить о том, что обычно его сердце вовсе не билось.       — Но у меня оставалось непозволительно мало времени. И скорее ты меня… нашла. Ох, будет непривычно обращаться тебе как к девушке, в прошлой жизни тебе ведь досталось мужское тело, — Эш ворчит, но скорее в шутку, чем серьёзно испытывая какой-то дискомфорт.       Махиру чуть отстраняется и толкает чужое плечо, невольно хмурясь. Иногда ей надоедало слышать от Куро одно и то же при каждом возвращении памяти. Но тот не обращает на чужое недовольство совершенно никакого внимания, продолжая говорить:       — Опять не получилось вывести меня на чистую воду. Ты всегда проигрываешь в этой игре.       — И меня это нисколько не волнует, — хмыкает Махиру, смотря прямо в чужие глаза. Мужчина не выдерживает и отводит взгляд, тяжело вздыхая.       — Однажды я всё-таки не выдержу…       — Но от условий игры никогда не откажешься, — с губ срывается горький смешок, ибо все эти игры часто доставляли им обоим множество неудобств.       — Если с её помощью я могу прожить рядом с тобой хотя бы жалкий год, я готов вновь и вновь рисковать собой, — ей больно это слышать, но она прекрасно знает, что иначе никак. Они связаны красными нитями, но разделены своими сущностями.       И как сказал Куро, несмотря на весь риск подобных игр, они продолжат вновь и вновь подписывать контракт, искать друг друга и жить за счёт чужой улыбки, срывающегося от переизбытка чувств голоса и слишком быстрого для вампира сердцебиения.