***
Роберт слушал. Смотрел. Запоминал. Повторял. Он никогда раньше не видел, чтобы люди двигались с такой скоростью. И никогда бы не поверил, что пожилой мужчина способен одновременно рубить, колоть и резать, перекидывая клинок с одной ладони в другую, перехватывая его остриём вниз, выбрасывая из-за спины, сверху, с боков, словно некое многорукое существо родом из легенд старой Гретчель. Невысокий и щуплый, Ивер напоминал гибкую куницу — быструю, хитрую и невероятно проворную. С удивлением и даже неким замешательством Роберт рассматривал его жилистое тело, подтянутый живот, крепкие мускулы и многочисленные шрамы — дотракиец предпочитал заниматься по пояс голым — и на поверку оказался не таким уж старым, каким смотрелся в одежде. Аракх мелькал в умелых руках словно блестящая змея, живая и стремительная, свистящая и смертельно опасная. Мастерство Ивера завораживало, но в этот раз Роберт не собирался лишь вздыхать и завидовать. Он с таким рвением и старательностью принялся за обучение, что через два месяца Ивер вынужден был признать: — Ты, конечно, не ураган, парень, но и не та жалкая кучка липкого дерьма, какой был вначале. Роберт вставал раньше всех в шатре, когда утренние лучи солнца только-только окрашивали тёмное небо, выбирался тишком и шёл на поляну разминаться. Потом бегал вдоль озера, подтягивался в лесу на сучковатых ветвях раскидистого дуба до мокрой насквозь рубашки и ломоты во всех мышцах. А после завтрака на занятия приходил Ивер. Ребята поглядывали на них с уважением, но если и завидовали, то не выдавали себя. Роберту теперь не хватало времени не только на общение с Грай, но и с ними. — Роберт, побежали на озеро купаться! — звали они, пробегая мимо него шумной гурьбой. — Я не могу… Вода в горном озере была хрустально-прозрачная, но такая ледяная, что ноги сводило судорогой. Однако парней это не останавливало, и время от времени они устраивали состязания, кто дальше заплывёт или дольше просидит на глубине, задержав дыхание. После чего смеялись, показывая друг на друга пальцами: — Твои камушки стали размером с жёлудь! — А-ха-ха, а твои вообще как заячий горох! Роберт с удовольствием бы присоединился к друзьям, но по указанию Ивера методично рубил тростник — дотракиец, уходя на пару-тройку дней домой в предгорье, всегда оставлял ему список заданий. Отсекая жёсткие стебли аракхом по полдюйма — сначала ровно, потом наискось; сначала слева направо вверх, потом наоборот; сначала левой рукой, затем правой — Роберт с тоской поглядывал на удаляющуюся весёлую компанию. Ему осталось ещё восемьсот пятьдесят четыре взмаха, а он уже весь взопрел. — Роберт, пошли с нами играть в «Земли лордов»! — снова звали они его. — Мне нельзя… В глубине души Роберта злила игра в «Земли…», но он никогда не отказывался участвовать. В неё с удовольствием играли все — и девушки, и парни; и малыши, и ребята постарше. Большую дальнюю поляну делили на участки в зависимости от ландшафта: тут были все замки Долины, в том числе и Орлиное Гнездо на Копье Гиганта, Персты, Чаячий город и, конечно же, Лунные горы. После дождя, когда на земле появлялись лужи, добавлялись Три Сестры в заливе Пасти, Сосцы и Ведьмин остров. Угодья среди участников распределялись по жребию, а потом «лорды» начинали отвоёвывать «земли» соседей, кидая в неё нож и «отрезая» кусок за куском. Если нож по какой-то причине падал — игрок ли его неуклюже бросил, или просто он натыкался на скрытый травой камень, — либо если игрок слишком пожадничал и не смог дотянуться до края, чтобы прочертить новую границу, то «захват» начинал следующий участник. Лучше всех было владельцу гор — только самым ловким и метким «захватчикам» удавалось вогнать лезвие между нагромождением булыжников. Один раз Роберту довелось побывать хозяином Орлиного Гнезда, но недолго — десятилетний Сеок, почти не останавливаясь, отчикал у него поочерёдно Кровавые Врата, затем Лунные, а затем и главный замок вместе с Копьём. Однако с того дня Роберт сильно поднаторел и жаждал реванша. Но сегодня он снова не мог пойти с ребятами, так как держал аракх в левой руке, примериваясь для удара. На торце вкопанного в землю широкого бревна лежала кедровая шишка с всунутой между чешуек длинной иголкой, и ему нужно было срезать её максимально близко к основанию, и сделать это так аккуратно, чтобы шишка не упала. По всей высоте на бревне виднелись десятки зарубок с разных сторон — следы его неудач. Роберт лишь недавно наконец-то начал попадать не по стойке, а по шишке. Однако отсечь тонкую хвоинку, не потревожив шишку, ему пока не удавалось.***
— Роберт, открой глаза. — Грай стояла в нескольких ярдах, наблюдая за ним. Порой Роберт уходил для своих занятий в подлесок, и в такие минуты, как сейчас, выглядел очень беззащитным. Но Грай позаботилась, чтобы никто не тревожил его покой. Угрозы Шелы она тогда восприняла всерьёз и потом несколько дней не сводила с неё глаз — и в нужный момент оказалась рядом. Когда Шела уже примеривалась для броска, отведя нож, стрела вонзилась в дюйме от её головы в ближайшее дерево. Грай вышла из укрытия, чтобы противница видела приготовленный для следующего выстрела лук, и та предпочла уйти — так же тихо, как и пришла. Уголок рта Роберта чуть дёрнулся в улыбке. Грай ходила бесшумно, но он почувствовал чужое присутствие ещё до того, как она заговорила. Роберт стоял на одной ноге, уперев ступню другой во внутреннюю поверхность колена и удерживая равновесие раскинутыми в стороны руками. Стоял так уже минут сорок, поэтому аракх, зажатый в правой ладони, еле заметно подрагивал от напряжения. На голове лежала шишка, готовая свалиться оттуда от малейшего движения, по лбу и вискам струился пот. — Роберт, открой глаза, — повторила Грай. — Ивер привёл из низины какого-то старика. Тот говорит, что ищет тебя… За почти два года, проведённых в плену, Роберт много раз представлял, как произойдёт его освобождение. Чаще всего это были жестокие сражения, которые заканчивались истреблением всего племени и выжженной до пепла пустошью. Но чем больше времени проходило, тем менее кровожадными рисовались картинки — безжалостная бойня и пожарища уступили место тайным побегам, с оружием и небольшим запасом еды. А в последние месяцы Роберт прекратил и бегать в своих фантазиях, мечтая теперь лишь о том, как обрадуется матушка, узнав, что он жив. Он тренировался, ходил на охоту и в дозор, рубил дрова и работал в кузне. И терпеливо ждал того часа, когда сможет стать полноправным членом племени — чтобы уйти по-честному, с гордо поднятой головой, не опасаясь получить стрелу в спину от зоркого караульного. Но никогда в его грёзах не возникал одинокий старик, пришедший за ним в поселение. Роберт открыл глаза, медленно опустил ногу, скинул с головы шишку и вложил аракх в ножны. И только потом посмотрел на вестницу. — Старик? — спросил он задумчиво. — Ивер привёл? — Ты что, словно мертвяк, Роберт? — Грай с трудом стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу. — Я думала, ты обрадуешься. И побежишь так, что я за тобой не угонюсь… — Я рад, — сказал он, поднимая с травы рубашку и неторопливо натягивая её на себя. — Как выглядит старик? — Высокий… худой и… и старый. Очень старый, даже старее Ивера. — Он рыцарь? — Я не знаю. Может быть. Он в кольчуге, но вроде без оружия. — Хорошо, пошли. — Побежали, Роберт! Побежали быстрей! Около костра, казалось, собралось всё племя. Гвалт был такой, что Роберта и Грай заметили, лишь когда они стали протискиваться сквозь плотную людскую массу, расталкивая толпу руками. По мере приближения к центру крики потихоньку смолкали. Сир Бринден Талли стоял один, словно Обгорелые опасались заразиться от него дурной болезнью. Спокойно, с достоинством, он разглядывал шумящую толпу, рыскал по ней взглядом, выискивая того, за кем пришёл, и не обращал внимания на вылетающие порой из чьей-то чересчур крикливой глотки угрозы и оскорбления. Кто-то ухватил ринувшегося вперёд Роберта за локоть. — Стой на месте, — прошипел ему на ухо Торстен. — И молчи, если жизнь этого воина дорога тебе. Никто не сделал подобного предупреждения Талли, и тот тоже двинулся навстречу, наконец увидев Роберта, но путь ему преградил Красная Рука, грубо толкнув в грудь своим огромным двусторонним топором. — Я Тиметт, сын Тиметта, по прозвищу Красная Рука, военный командир клана, — сказал он свирепо. — Кто ты и зачем пришёл? Незваный гость остановился, взглянул и чуть наклонил голову. — Приветствую тебя, Тиметт-Красная Рука, — уважительно сказал он, а затем представился сам: — Я сир… кхм… Я Бринден, сын Эдмара¹, по прозвищу Чёрная Рыба. Дядя леди Аррен, несчастной матери этого юноши. — Он кивнул в сторону Роберта. — Пришёл говорить с вождём твоего племени. Тиметт шагнул в сторону, освобождая дорогу, и Талли подошёл ближе к сидящему на огромном, устеленном шкурами троне вождю, окружённому вооружёнными мужчинами. Роберт с удивлением осматривал Обгорелых. Все они были в добротных доспехах, варёной коже, их меховые плащи стягивали массивные золотые пряжки, а оружие блестело. Горло вождя прикрывал золотой, с инкрустацией, горжет, а пальцы, в том числе изуродованные огнём, унизывали перстни с разноцветными камнями. В одной руке он сжимал золотой кубок, другой поигрывал кинжалом из валирийской стали. Даже в День Посвящения Роберт не видел такого великолепия. — Я Тиметт, сын Торбена, верховный вождь клана, — сказал вождь. — Чего ты хочешь, Чёрная Рыба? — Мы узнали, что Роберт… сын Джона, законный лорд Долины Аррен, волей Семерых и вашим милосердием жив и здоров. Я пришёл поблагодарить вас, — сказал сир Бринден, снова с достоинством кивая. — Ну так благодари. — У подножия гор для вас стоит обоз с провизией, доброй сталью, медной и бронзовой утварью. Отпустите Роберта Аррена, и вы никогда больше не будете знать голода и недостатка в хорошем оружии. Вождь важно кивнул, остальные стали переговариваться, обсуждая предложение, кто-то заспорил. Самая многочисленная компания, в которой был и Красная Рука, громко смеялась. — А нужник кто будет у нас чистить, а? — выкрикнули оттуда. Смех перекинулся на остальных, и даже глава клана улыбнулся. Но потом он вновь стал серьёзным и спросил: — Мои люди говорят, там не просто обоз. Вы встали большим лагерем, там много вооружённых воинов. Это ловушка? — Нет, — ответил сир Бринден. — Это охрана. На обоз могут напасть другие кланы. — Мы тоже можем напасть, — ухмыльнулся Красная Рука, и его соратники согласно загалдели. Сир Бринден дождался, пока гвалт немного стихнет, и расправил плечи. Его рука потянулась прикоснуться к рукоятке меча — в серьёзных ситуациях это всегда придавало ему уверенности в правильности принимаемого решения. Талли предполагал предстать перед похитителями полномочным послом великого дома, окружённый свитой из самых достойных рыцарей Долины, с честью выполняющих свой долг. А прибыл в поселение один — безоружный, большую часть пути проведя на лошади со связанными руками и мешком на голове. На переговорах Обгорелые твёрдо стояли на своём, и ему пришлось уступить. Теперь же, чтобы окончательно решиться, ему требовалась хоть какая-нибудь опора. Однако меч у него отобрали ещё в самом начале пути, и он с досадой отдёрнул ладонь от пустых ножен. — Если у вождя есть дочь, сестра или внучка, мы готовы рассмотреть возможность брака между нею и лордом Долины, — торжественно сказал посланник леди Аррен. Почти месяц простоял обоз в предгорье, пока им удалось отыскать и убедить жившего в одиночестве Обгорелого, назвавшегося Ивером, доложить главе клана о прибытии парламентёров. — У вождя есть дети? — спросил сир Бринден у упрямого отшельника, когда пытался сломить его сопротивление, уговаривая хотя бы передать просьбу о встрече. И когда тот не ответил, пояснил свой вопрос: — Если бы они попали в беду, неужели их отец не испробовал бы любой способ помочь? Есть у него дети? — Есть, — наконец кивнул Ивер. — Сын и дочь. Да, он бы всё сделал для них. И только тогда дело сдвинулось с мёртвой точки. Полученные сведения до поры до времени оставались просто сведениями. Предложение о браке в какой-то степени стало неожиданностью и для самого сира Бриндена. «Всё, что угодно, дядя!» — сказала ему Лиза. Но что он мог дать им? Еду и оружие? Обгорелые обсмеяли его — они и правда могли сами брать необходимое, нападая на обозы, рудники и деревни. Посулить золото? Ходили слухи, что уцелевшие в битве на Зелёном Зубце горцы вернулись в свои горы не с пустыми руками, а больше всех золота привезли с собой именно Обгорелые, которые ещё успели послужить в охране десницы короля. Талли догадывался, что не каждый день племя пьёт из золотых кубков и щеголяет в новых доспехах. Хитрые дикари подготовились к его приходу, выставив напоказ своё благосостояние: искусно сделанное оружие, украшения, богатую одежду и даже кинжал из валирийской стали, который старший Тиметт демонстративно крутил в левой руке с обугленными пальцами. У Арренов не было ничего, что бы они могли предложить Обгорелым в обмен на свободу Роберта. Только сам Роберт. В полной мере осознавая невозможность решить дело так, как того требовали его происхождение, честь и обычаи, Талли принял как данность и мучительную в своей унизительности зависимость великого дома Арренов от чужой воли, и собственное бессилие что-либо противопоставить ей. Однако всё внутри него протестовало против совершаемого над своей природой насилия, и в большей степени даже над безвинным Робертом, судьбу которого он сейчас так самонадеянно решал. Поэтому не удержался и добавил с надменностью: — С начала времён Долина не знала ничего подобного. До сегодняшнего дня такой чести не удостаивался никто. Все притихли, переводя взгляды с вождя на Грай и обратно. Даже Тиметт-младший замолчал, угрюмо глядя на отца. Тот распрямился и величаво качнул косматой головой. — Честь и правда великая, Бринден, сын Эдмара, — сказал он не менее надменно. — Но с чего ты взял, что вы достойны такой чести?