Конверт с обратным адресом

      — Да, конечно, господин Скольский, я сделаю все, чтобы не подвести Вас.       Натянутая улыбка. Не слишком быстрый, не слишком долгий, не слишком низкий поклон — все как любят лишенные вкуса богачи. Мне очень нужен этот заказ.       Наконец-то свежий воздух! Если бы мне пришлось провести в стенах особняка, пропахшего насквозь всеми возможными (и невозможными) запахами, я бы и сам начал считать, что идея этого старика, Скольского, и правда хороша. Только подумать — изобразить покойную госпожу Скольскую с крыльями, босиком идущую по сырой траве, с букетом в руках, так еще и со спадющим с плеч одеянием. В полный рост! И все это в том возрасте, в каком она ушла! А ушла она далеко не юной кокеткой, прошу заметить.       Впрочем, служанки и правнучка заказчика, которые присутствовали при обговаривании заказа, хоть и не возражали главе дома, но поглядывали на меня с явной жалостью. Впрочем, не мне с этой скульптурой до конца дней (надеюсь, долгих, все же я не злораден) жить.       Конечно, в обычной русской глубинке ни о какой предоплате не слышали, и приходится мне добираться до своей квартиры пешком, уточняя направление чуть ли не в каждом кабаке. Удивительно, как их становится все меньше к окраине городка. Разве не должно быть наоборот?       С другой стороны, если бы каждый жил по законам какой-нибудь единой логики, художников бы не существовало. Следует просто запомнить, что так тоже бывает.       Слава богу, добираться пришлось недолго. Руки у меня, конечно, выносливые, а вот долго блуждать я вовсе не приспособлен. Дом. Милый, временный, один из многих дом.       — Николай Федорович! Ваш багаж уже наверху! — донеслось до меня, когда я уже взбегал по первой лестнице. Обернувшись, я заметил двух стреляющих глазками подруг, выходящих, очевидно, на вечернюю прогулку.       — Благодарю! — не зная, кому из двух практически одинаковых девиц я обязан, пришлось сделать вид, что они обе настолько обворожительны, что способны смутить любого мужчину. В общем, я перевел взгляд в пол перед собой и продолжил подниматься, теперь уже перепрыгивая через ступеньку.       Обе захихикали. Не могли не захихикать. Не зря же мы все все втроем вложили душу в этот крохотный спектакль.       Человек я небогатый, но жить предпочитаю по возможности с комфортом. Поэтому нанял квартирку в две комнаты. Обе небольшие, но зато пространство разделено не ширмой, а самой настоящей стенкой. Даже если спать и есть я буду за работой.       Что ж. На неправильно расположенных в черте города кабаках странности не закончились.       Стоило мне немного отдышаться на площадке перед квартирой, оглядывая довольно опрятную и, на мой взгляд, чересчур зеленое пространство, как меня снова позвали по имени снизу. Как оказалось, вместе со мной на этот адрес пришло письмо. Решив, что это мой новый наниматель забыл что-то сказать перед моим уходом, я со вздохом направился обратно вниз, чувствуя себя крайне глупо, поскольку смех двух моих новых знакомых все еще доносился из холла.       — Знаете, хозяйка говорила не вручать его, но не объяснила почему. А я и думаю — а почему нет? Да и не выкидывать же! Из-за границы пришло. Первый раз такие марки вижу, — служанка сказала даже больше, чем мне было интересно изначально. При этом девушка все время протягивала конверт в мою сторону, но стоило мне протянуть руку, чтобы забрать его, сразу уводила в другую сторону, будто боялась, что я не дослушаю её объяснений и не смогу в случае обнаружения пропажи доказать хозяйке невиновность и лучшие намеренья девушки.       Очевидно, что конвертик, хоть и подписан лишь адресом, предназначен вовсе не моей скромной персоне. Однако! Если прочитать его все равно больше некому, то почему бы и не мне? Может быть это и в крайней степени неприлично, но подобное меня все равно никогда не останавливало. Тем более — ни имен, ни фамилий. А вдруг это переписка какого-нибудь беглого революционера с зарубежным артитатором? Или, если не переписка, просто пачка агиток? Хотя не похоже. Тонковат конверт. И тем не менее — если это что-то антигосударственное, можно из тайного будет превратить в прибыльное.       Хоть в революцию я и верю. Она будет когда-то в будущем, а шанс улучшить свое положение — вот он, уже у меня в руках. Точнее, в руках служанки, которая вошла во вкус и разошлась в своем изложении настолько, что уже и забыла о чем изначально шла речь.       — Оленька! Вы просто обворожительны, когда так увлеченно говорите! Просто прелесть! — обескураженная моим маневром девица теперь была только рада наконец выпустить из пальцев бумагу. Теперь она активно прикрывала ими румянец, расцветший на щечках из-за неожиданного комплимента. И правда прелесть!       Ни пища, ни кофе теперь не нужны были мне, чтобы взбодриться. Само предвкушение какой-то тайны подстегивало меня как можно скорее раскидать по углам вещи и немного поработать над заказом. И все с тем, чтобы поскорее закончить и прочитать несколько листов пергамента, исписанных витиеватым, но мелким почерком.       Незаметно работа стала увлекать меня и сама по себе, отчего мотивация в виде чьей-то переписки стала мне не нужна. С листа бумаги на меня смотрела девушка, босая и едва одетая. Она пригибает колени, чтобы пробраться через заросли буйной травы, и чтобы притом остаться скрытой ею же от глаз хищных птиц. Вместе с тем она не забывает одной рукой придерживать газовую вуаль, чуть скрывающую очертания плеч. В кулачке другой сжат колючий стебель розы. Этой рукой она отодвигает траву перед собой.       На первый взгляд неплохо: чувствуется какая-то интрига, сразу хочется спросить, откуда и куда бежит эта девушка. Хочется почитать эмоции, написанные на ее лице, но скрытые тенью травы. Что отражается в ее глазах? Озорство? Страх? Азарт или мольба? Но в кустах слишком темно, чтобы получить ответы.       На второй взгляд — это вовсе не то, чего хотел господин Скольский. Да, женщина. Да, букет в руках, трава, птички — все на месте. Но все равно совершенно не то. Ладно. У меня впереди еще неделя. И еще неделя. И еще несколько недель, пока и я, и заказчик не останемся довольны. А теперь — письмо!