Моя

      Холодная постель обжигала своим одиночеством, окутывая Лео морозной дрожью по всему телу. Он снова оставил дверь открытой, а не запертой на несколько замков, как просил Влад, а она снова не пришла, оставив мужчину совсем одного.       За окном не слышалось даже пение птиц, и ветер стих, лишь мелкий дождь моросил, иногда попадая по стеклам, напоминая Лео, что он все еще здесь. Прошло уже три дня, а он все никак не мог заснуть, только под утро погружаясь в неспокойную дремоту, не приносившую ему ничего, кроме головной боли. Он ненавидел себя за ревность и третьи сутки расплачивался за свою неконтролируемую злость, не имея возможности даже поговорить с Лайей.       Она не хотела его видеть, и замок помогал ей, каждый раз не пуская Лео в комнаты, где находилась Бернелл. А он бесился и раздражался еще больше, понимая, что в этот раз перешел черту.       Караулил дверь ее спальни, пытаясь достучаться, но каждый раз сталкивался с пугающей тишиной. Сходил с ума при виде Влада, но понимал, что все зависит лишь от Лайи и ее нежелания с ним видеться.       Кровать без нее казалась чужой, как и все в этой комнате и в этом замке. Бернелл не возвращалась даже за своими вещами, а картина, которую она только начала реставрировать, так и стояла напротив кресла, с того самого дня не тронутая ее рукой.       Холодный ветер трепал волосы Лео, но он уже не чувствовал ничего, даже пробирающего до костей мороза. Оперевшись руками о каменное ограждение балкона, он устремил взгляд на спокойное озеро, вспоминая тот день, когда Лайя впервые осталась в его комнате.       Ту ночь, их первую ночь вместе, он хранил в памяти, как самое ценное воспоминание за всю его жизнь. Ее взволнованный и испуганный голос, подрагивающие от холода плечи, карие глаза, такие глубокие и выразительные, что в них невольно хотелось утонуть и никогда не выбираться. Хотелось смотреть на нее, не отводя взгляда, целовать каждый миллиметр ее тела, ощущать вкус сладких губ на своих и не выпускать из крепких объятий. И пусть хоть весь мир будет против них, Лео никому ее не отдаст. Только не ее.       Никого так сильно он не боялся потерять, как Лайю. Он снова возвращался мысленно к первым дням в этом замке, вспоминая Милли, решившую поиграть в правду или действие.       — Чего ты боишься, Лео?       Тогда он не боялся ничего, и это было правдой.       А сейчас страх завладел им, разорвав сердце на части, оставив после себя лишь напоминание о том, что там когда-то было тепло.       Он боялся проснуться однажды утром в холодной постели.       Один.       И не почувствовать ее горячее дыхание на плече.       Не услышать ее сонный голос, шепчущий на ухо «доброе утро».       Боялся проснуться и не вдохнуть цветочный аромат ее шелковых волос.       Не почувствовать ее руки на своей груди или тоненькие пальчики, щекочущие за ухом, когда он долго не открывает глаза.       Не услышать, как Лайя поет в душе, не попадая в ноты, пока он чистит зубы и мечтает скорее закрыться в ванной, чтобы накрыть ее губы своими и заглушить пение сладкими стонами.       Боялся зайти на кухню и не почувствовать запах новоиспеченных блинчиков и черного крепкого кофе, который Бернелл варила в тайне от Валентина. Это был их маленький секрет — после бессонной ночи, в предрассветных сумерках сидеть на террасе в теплых объятиях друг друга, словно никого в этом мире не существовало, кроме них двоих.       И Лео предпочел бы никогда не просыпаться, лишь бы не чувствовать той тоски, что разрывала душу на части, когда Лайи не было рядом.       Но он просыпался, не теряя надежды, желая лишь одного — просто поговорить. Увидеть ее лицо без единого изъяна, прикоснуться к нежной коже, заглянуть в любимые глаза, за такое короткое время ставшие родными. Дотронуться до ее щеки, видя, как она улыбается и отвечает на ласку.       А потом бы Лео поцеловал ее, так чувственно и нежно, даря Лайе всю свою любовь, которая теплилась в его сердце, казалось, с первого дня их знакомства, буквально с первого взгляда. Закинул бы на плечо и отнес в их комнату, не позволяя выбраться из его крепкой хватки, пока не простит. Пока не поймет, как плохо ему без нее, как сердце Лео перестает биться, если ее нет рядом.

***

      Третью по счету ночь Лайя не могла сомкнуть глаз, сидя в своей старой комнате, но казавшейся настолько чужой по сравнению с той, в которой уже больше месяца жила вместе Лео. Третьи сутки ее терзали ужасные мысли и сомнения, и никого не хотелось видеть, чтобы не пытаться объяснить свое состояние. Не хотелось выслушивать сочувственные или подбадривающие речи, поэтому она лишь изредка выходила в библиотеку, чтобы ни с кем не пересекаться. Хотя бы там Лайя могла отвлечься от мучающих мыслей, погрузившись в мир румынской литературы.       Но в памяти все равно всплывали воспоминания их очередной с Лео ссоры, от которой на глазах наворачивались слезы. Ей не хватало его прикосновений, его поддержки и вселяющей силы улыбки. Хотелось калачиком свернуться на его груди и таять от его поглаживаний, от теплых рук, которые всегда успокаивали, что бы ни случилось.       Слова сливались, слезы застилали строчки, стоило вспомнить счастливые моменты. Лайя не представляла, что может быть настолько привязана к человеку, что без него дышать не хотелось. Легкие сдавливало от одиночества, и было легче не сдерживать рыдания, чем вытерпеть боль от того, что она не может прикоснуться к любимым рукам, зарыться в золотистые волосы или просто побыть рядом с ним.       Но замок не давал ей увидеться с Лео, спокойно поговорить и все обсудить. Словно мужчина построил вокруг себя неприступную стену, и никого не подпускал к себе слишком близко. Тоска съедала изнутри, хотелось вломиться в их спальню, но дверь была заперта и не пускала Лайю в ее же покои.       Их ссора казалось такой глупой по сравнению с тем, что приходилось им обоим испытывать за все эти три дня разлуки. И как бы они не пытались, замок не давал им возможность увидеться. Двери спален были открыты, но зайти в них было нельзя. Невидимые преграды разделяли их каждый день, но раз за разом Лайя начинала отчетливо понимать, что не было в ее жизни еще человека, как Лео, без которого все ее существование теряло смысл. И даже не имея возможности увидеться и поговорить, душа ее летела к нему навстречу, надеясь, что он почувствует всю ее любовь.       Лайя помнила каждый поцелуй, каждое прикосновение и каждый взгляд, подаренный ей Лео, согревающий даже в самый холодный день. Она хранила каждое воспоминание, с трепетом охраняя их любовь в своей душе, никому не позволяя прикоснуться к священному союзу. И поняла это только сейчас, лишившись привилегии хотя бы на секунду увидеть такого важного, жизненно необходимого человека.

***

      Бернелл шла по пустому коридору, прислушиваясь к завываниям ветра и стуку каблуков, разносившемуся эхом по стенам замка. Попытки уснуть не привели к успеху, как и попытки оказаться в крыле их общей спальни, поэтому, отчаявшись, она поплелась на балкон, совсем не обращая внимания на холод, окутывающий все ее тело. Заболеет? Плевать. Все казалось не важным.       Слезы катились по ее щекам, и Лайя перестала даже пытаться их остановить, понимая, что не полегчает в любом случае. Она шла и шла по бесконечной лестнице, переступая с одной ступеньки на другую, изредка поднимая глаза, чтобы посмотреть, сколько осталось идти до спасительного балкона, где скорее сможет сделать глоток ночного карпатского воздуха. Бернелл лишь надеялась найти место, где ей станет легче, прекрасно понимая, что оно такое одно, и ей до него не добраться так просто.       Лео плевать хотел на замок, который не пускал его близко к Лайе и не давал возможности извиниться за вспышку своего гнева. Расплачиваясь за свою ошибку слишком дорогой монетой, он готов был сровнять это место с землей. Невыносимо быть рядом, но так далеко.       За спиной послышались тихие шаги, словно кто-то хотел остаться незамеченным, но предательское эхо, что отскакивало от стен, донеслось и до Лео. Казалось, он слышал стук собственного сердца, пока пытался сохранить спокойствие и самообладание, но получалось откровенно плохо. Лео решил, что это его воображение рисует желаемые картины, и звуки — лишь плод его разыгравшейся фантазии, которая буквально сходила с ума.       Но стук каблуков становился все более отчетливым, и он знал, что ни с кем не мог перепутать эти мягкие, неуверенные шаги. Мужчина медленно обернулся, услышав тихий всхлип, но в темноте было сложно определить, чей силуэт он увидел в дверном проеме. Наклонив чуть голову, он попытался напрячь зрение, надеясь, что увидит именно ее, но из мрачного коридора больше не исходило ни звука. Лео с досадой подумал, что это и правда его воображение сыграло злую шутку, но все же шагнул вперед, протянув руку к ближайшей колонне.       — Лайя…? — он и сам не узнал собственный хриплый голос, но все еще не теряющий надежду.       Ответа не последовало, и мужчина остановился, не решаясь ни двинуться с места, ни нарушить тишину еще одним вопросом в пустоту. Он простоял так минуту, всматриваясь в глубину мрачного коридора, отчетливо видя в нем силуэт человека, но не решаясь подойти ближе. Сердце не стучало, оно вырывалось из груди от напряженного ожидания, и казалось, вот-вот разорвется, если это окажется не она.       А девушка стояла в проеме, не веря, что перед ней именно он, Лео, и не могла произнести ни слова, будто голос забрали, и она кричит, но ее никто не слышит. Слезы тонкой струйкой стекали по щекам, неприятно засыхая от холодного ветра. Волосы прилипли к лицу, но ей все равно, лишь бы знать, что это и правда он. Наконец, она нашла в себе силы, чтобы отойти от стены и сделать шаг вперед. А за ним еще и еще один, игнорируя подкашивающиеся от волнения ноги.       — Лео, это правда ты? — осипшим от слез голосом спросила Лайя, не отводя глаз от стоявшего перед ней мужчины. Она уже было протянула ладонь вперед, чтобы убедиться, что перед ней стоит не призрак, как чьи-то руки требовательно притянули девушку к себе, завлекая в такие нужные им обоим объятия.       Время остановилось, словно и не было этих бесконечных трех дней в разлуке и одиночестве. Они не могли насладиться тем, что снова видели друг друга, касались и слышали, как их истерзанные сердца наконец-то бьются в унисон, не желая больше расставаться ни на секунду.       — Лайя, прости, — шептал Лео ей на ухо, все еще стиснув девушку в кольце рук, — прости меня. Я даже представить не могу, что будет, если потеряю тебя.       — Я тебя ударю, — она попыталась улыбнуться, но снова из глаз полились слезы, заставляя девушку еще крепче прижаться к Лео. — Не смей больше так делать, слышишь? Никогда больше не оставляй меня одну! Я думала с ума сойду, я…       — Тш-ш, — Лео гладил ее по волосам, стараясь сдержаться, чтобы не выпустить наружу все эмоции, что бушевали в груди. — Ты моя, — коснулся ее мягких губ почти невесомым, но таким нужным им обоим поцелуем, — только моя.       И никто не смог бы в этом больше усомниться.