Чёрные трансплантологи

Холодный электрический свет заливает операционную. На столе – девушка лет двадцати трёх, несколько часов назад пережившая автокатастрофу. Повреждены лёгкие, есть и другие повреждения внутренних органов, сломано большинство рёбер. Она – яркий пример того, что пристёгиваться всё-таки стоит. Хирурги борются за её жизнь, надеясь спасти, но всё же понимая, что шансов практически никаких… Кстати, о хирургах. Операцию проводят Джон Уотсон и Шерлок Холмс. Пожалуй, более неординарного дуэта госпиталь святого Варфоломея ещё не встречал. Первый шесть лет назад возвратился из Афганистана, где на протяжении почти четырёх лет был военным хирургом, выглядел он при этом соответствующе: короткая стрижка на чуть тронутых сединой волосах, прямая спина и такой же прямой взгляд ясных голубых глаз. Возможно, именно из-за войны он и приобрёл несколько своеобразную, можно сказать философскую, жизненную позицию, которую его коллега (а впоследствии и не только коллега) Холмс озвучивал голосом героя небезызвестного мультсериала «О, Боже мой, да мне насрать!», чем вечно вызывал презрительные взгляды самого Джона. Шерлок же в то время, когда Джон прохлаждался в Афганистане, заканчивал интернатуру здесь же, в Бартсе. При этом он доставлял максимум неудобств окружающим, будучи способным по любой мелочи определить, что каждый конкретный представитель социума делал или думал в тот или иной момент. Причём его суждения всегда отличались резкостью и прямотой, за что многие за глаза звали его «Скальпель». Терпеть Шерлока без особого ущерба для нервной системы могла лишь молоденькая медсестра Молли Хупер, безнадёжно в него влюблённая. Она всегда смотрела на Шерлока, словно на ангела, сошедшего на землю. Правду сказать, он действительно внешне напоминал бы ангела, если бы не одно «но»: его мягкие кудри были шоколадными, а не светлыми. В остальном отличий не было: светлые серо-голубые глаза, кукольные губы, даже некоторая внешняя хрупкость. Но стоило этому «ангелу» открыть рот, как чары мгновенно рассеивались, и перед вами представал Скальпель во всём своём великолепии. Тем не менее, на одной из корпоративных вечеринок Молли улыбнулась удача: ей улыбнулся сам Холмс, и не беда, что улыбка больше походила на оскал и была вызвана семью, нет, восемью бокалами виски. Впервые в жизни мисс Хупер решила проявить инициативу и, как ей казалось, не прогадала. О том, что инициатива бывает наказуема, Молли узнала следующим утром, когда изрядно помятый Холмс, запутавшийся в одеяле, рухнул с кровати при попытке подняться и огласил комнату потоком таких отборных ругательств, что у бедняжки Молли уши свернулись в трубочки, а к щекам обильно прилила кровь. После чего он с невозмутимым видом потребовал кофе и, в чём мать родила, слегка пошатываясь, направился в душ. К вечеру того же дня щёки Молли пылали постоянно, потому что любой, кто был на вчерашнем корпоративе видел, с кем она оттуда ушла. А кто этого не видел – уже всё слышал. Да и пару особо заметных засосов замазать утром второпях у медсестры не получилось. Правда, надо отдать Холмсу должное, он не стал рассматривать Молли как девушку на одну ночь… Он счёл её удобной для себя и стал использовать как девушку на любой случай. За год, прошедший с той достопамятной вечеринки, в больнице не осталось ни одного помещения, где бы они не отметились в случаях, когда Шерлоку необходимо было сбросить напряжение. Персонал госпиталя стал поговаривать о том, что мисс Хупер оказалась более смелой, чем могло показаться на первый взгляд, и сумела практически обезвредить Скальпеля. Но всем мечтам Молли не суждено было сбыться. Они разбились на множество осколков, когда капитан медицинских войск Её Величества Джон Хэмиш Уотсон, вдоволь надышавшись афганской пылью, подал рапорт об увольнении из армии и, в качестве первого шага по адаптации к мирной жизни, устроился работать в Бартс. К тому времени Шерлок Холмс получил лицензию хирурга и стал ассистировать более опытным врачам на операциях. Но даже во время операций он не мог держать свой острый язык за зубами, и напарники отказывались от него один за другим. Пока очередь не дошла до Джона… В ответ на очередную колкость Шерлока во время совместной операции он элегантно взмахнул скальпелем и сказал: - Или ты сейчас же замолчишь, или я отрежу тебе язык, – Молли, ассистировавшая на операции как медсестра, шумно выдохнула. Джон, уже знавший к тому моменту кое-какие сплетни, это заметил и продолжил ухмыльнувшись: - Или не язык, а яйца. Вон как твоя подружка встрепенулась, видать, целуешься ты неплохо, а я не хочу огорчать девушку. От такой наглости Шерлок офигел настолько, что тут же заткнулся. Надо сказать, это произошло с ним в первый раз в жизни. Ту операцию они завершили благополучно, но Шерлок, нашедший, наконец-то, в лице Уотсона идеального противника, не хотел работать больше ни с кем. Так как оперировать с ним тоже никто не горел желанием, а Джон не сказал и слова против молодого хирурга, заведующий отделением со спокойной совестью решил поставить их в пару постоянно. С каждой новой операцией они всё больше узнавали друг друга, а к Бартсу всё ближе и ближе подкрадывался пасхальный корпоратив. Случившееся на нём зеркально отражало события прошлого года с одним только отличием: на месте Молли оказался на этот раз сам Шерлок, а на его месте – Джон… И вновь наутро были сплетни персонала, теперь все наперебой выражали сочувствие брошенной медсестре и спорили, долго ли продержится доктор Уотсон. Но настоящий гром грянул через восемь месяцев, когда Шерлок и Джон появились утром в больнице с двухчасовым опозданием, обручальными кольцами на руках и глупыми, но совершенно счастливыми улыбками. Новоявленные молодожёны, как бы сентиментально это ни звучало, ощущали себя героями сказки. Но любая сказка рано или поздно заканчивается… Благополучная жизнь разбилась о скалы мелких бытовых проблем, когда Джон и Шерлок решили купить небольшой домик под Ниццей на берегу Средиземного моря, чтобы проводить там отпуска, а потом встретить старость. Как выяснилось, на зарплату хирурга, и даже двух хирургов, домик во Франции купить было нельзя. Вот тогда Шерлок загорелся очередной идеей: самым прибыльным вариантом при их профессии была трансплантология. А на чёрном рынке на донорских органах заработать можно было на порядок больше. Если они этим займутся, то легко смогут купить небольшой уютный домик на берегу моря, да что там домик, роскошную виллу, и белую яхту, и красный феррари, и всё, что захотят… Только Джон идеей как-то не проникся, но и он не выдержал, когда Шерлок однажды сказал: - Джон, ну это же всего на пару лет, а потом мы сможем делать всё, что мы захотим, или вообще ничего не делать. Ты только представь: ты и я сидим на террасе нашего домика на берегу тёплого моря и смотрим на закат. Море бесконечно и прекрасно, и солнце, погружаясь в волны, окрашивает его в ало-кровавый цвет… И Джон сдался. И вот уже без малого пять лет они на пару с Шерлоком занимаются перепродажей органов и проводят нелегальные операции. В их жизни стало больше риска, больше цинизма, больше алкоголя как способа заглушить внутренний голос, но становилось всё меньше и меньше чувств. Меньше объятий и поцелуев, от которых они не могли отказаться тогда, когда ввязывались в эту авантюру… Уже почти полчаса, с тех пор, как звук кардиомонитора с частого писка сменился на протяжный однотонный сигнал, анестезиолог Вишез безуспешно пытался реанимировать пациентку. Когда положенное по закону время истекло, он отложил электроды дефибриллятора и сказал: - Время смерти 14.38, сестра, зафиксируйте. Сестра-анестезистка, имени которой Шерлок даже не удосужился запомнить, что-то чиркнула в карте и вышла из операционной. Сид отключил аппарат искусственной вентиляции лёгких, а Шерлок отложил скальпель, вынул из-за уха заложенную сигарету и закурил прямо в операционной, спрашивая у Джона: - Ну и как тебе её почки? - Левая не подойдёт, а вот правая… - Хорошо, значит, вырежем правую, ей-то уже всё равно, – сказал он, кивком головы указав на пациентку, и сделал очередную глубокую затяжку.