В зеркале надежда

У Максима волосы были темнее. Если у Олега они напоминали спелый мандарин, то у его брата — ржавые трубы, однако у него ярче выделялись веснушки, когда как у Олега их почти не было, да и то очень бледные. Он немного завидовал Максу в этом, но никогда не говорил. Зато серые глаза выглядели одинаково болезненно, как у трупов. В квартире жили четверо человек: два юных долбаеба, решивших, что без презерватива ощущения острее и плоды пьяного вечера. Макс и Олег. Четверо человек и два кота, которые выслушивали личные трагедии каждого члена семьи. В квартире было две комнаты — родителей и братьев, маленькая ванная и крохотная кухня. Коты жили везде. Король и Барни. Юные долбоебы редко появлялись дома, сутками зарабатывая на жизнь: отец за станком, мать за шваброй. Макс их даже уважал в какой-то мере, Олег безжалостно язвил и негодовал. — Они хотя бы стараются, — канючил первый. — Будь мозгов побольше, не пришлось бы так пахать, — не унимался второй. Сколько бы Олег не ругался, именно он бегал за покупками, готовил скромный ужин и прибирался каждую субботу. Он имел право иногда поворчать, разве нет? Нет? Нет? Братьям в ноябре исполнилось шестнадцать. Оба сильно вытянулись в росте и больше напоминали переваренные макаронины, чем подростков. Они часто расходились по разным комнатам, и целыми днями не разговаривали. На утро Максим находил на плите ещё теплую яичницу, а Олег наблюдал зашитую дырку на рукаве школьного пиджака. Они так часто были вдвоем, что иногда просто необходимо было давать друг другу вот такое личное пространство, потому что связь и так слишком крепка. Обоим не хотелось настолько зависеть друг от друга. Коты спали у Максима — там теплее. Родители, возвращаясь с ночных смен, заставляли Олега покидать их комнату. После этого он долго слушал о том, что: «Живи сколько хочешь, но закрой форточку, боже мой». Родители иногда, сталкиваясь со своими детьми, округляли глаза, будто бы резко замечая, как они, черт возьми, выросли. — Они просто понимают, сколько времени просрали из-за нас, — предположил Олег, стуча ногтями по столу. Перед ним лежала гидра — домашняя по геометрии: стоило расправиться с одним заданием, их неоткуда появлялось второе. Брр… — Нет, они просто… — попытался найти им оправдание Макс. — Ладно, это в их духе, — сдался. Макс родился уже сонным, вечно ленивым и оттого немного вальяжным. Его утренняя тормознутость могла сойти за аристократическую манерность, когда он плавно вёл рукой по дверце холодильника, вспоминая, что вообще забыл на кухне, если шёл он в туалет. Собственно, домашнее задание он своим королевским вниманием не удостаивал практически никогда. И так как родителям было не до этого, бабушка с дедом от их семьи отреклись, то следить за его «успехами» было некому. Он этим пользовался. Мать тихо посапывала в кровати, так что Олег вынужденно вернулся назад, к брату и двухъярусной кровати, к духоте и мягкому пыльному запаху. К двум пушистым комкам, свернувшихся около подушки. — Выглядишь раздраженным, — поделился своими мыслями Максим. Единственное, что могло расшевелить этого овоща являлось шитье. Недалеко от школы находился магазин, где продавали обрезки ткани, и он часто закупался там, не нанося урон семейному бюджету. Собственно, сейчас он шил сумку. — Математика, — лаконично отозвался брат тоном «А что, разве не понятно?» — Не, не в этом дело. Повисла тишина. Олег тупо уставился в плоскость, нарисованную на листке тетради под номером упражнения. И сдался, закрыл тетрадь и брезгливо отодвинул от себя. Он не любил ни один из школьных предметов, но вот это дерьмо — особенно. — А тебя ебет? — раздраженно спросил он. — Сейчас ты ебешь мои мозги, — его голос оставался прежним, расслабленным, без капель яда. — Находиться с тобой в одной комнате жутко, — сдался Олег и направился к окну. Он больше не мог терпеть слишком тёплый воздух. — Словно вселенная вот-вот одумается и таки соединит с одно целое, и кто-то из нас потеряется. — Так ты сейчас себя боишься потерять или меня? — Боюсь, исчезнем мы оба. Макс промычал что-то невнятное в ответ и поежился, когда январский холодок пробежался по его голым лопаткам, но жаловаться он не стал, только накинул на себя жёсткое покрывало. Хлопнула дверь. Вернулся отец. Олег выглянул в прихожую и дежурно поприветствовал. Тот качнул головой — то ли от усталости, то ли в ответ, и завалился в спальню. Таковыми были их привычные будни.

***

Родители близнецов никогда не оформляли свой брак. По сути они являлись вынужденными сожителями. И вот в феврале мать объявила, что собирается выйти замуж. Трое мужчин придержали падающие челюсти. — Он хороший человек, милый мужчина, при деньгах, — все говорила и говорила она, пока краски покидали лицо отца. Его взгляд так и кричал: предательница! — Сказал, что может купить небольшую квартиру мальчикам, когда я перееду к нему, — теперь тот же взгляд появился на братьях. Их тоже бросали. — Так что ты сможешь продать эту квартиру, купить однушку и забыть про ночную смену. Я буду помогать, жизнь начнём!.. Это женщина решила все без них, прописала собственный сценарий и так ловко все обставила, что даже предъявить нечего было - она же во благо. На деле горький осадок предательства никуда не девался, и острее всех новость воспринял отец. Родители держались вместе шестнадцать лет, цеплялись друг за друга как за последние соломинки. Они стали лучшими друзьями, борцами за одно дело. Близнецы иногда заставали их на кухне с бутылками дешевого — одноклассники Олега пили такое же — пива в руках. Они смотрели друг на друга с таким глубоким взаимопониманием, что возникало ощущение, будто застали их за чем-то невероятно личным, даже интимным. Макс молча хмурился. Олег злился. У обоих в душе поселилась стойкая обида на родителей и на самих себя за то, что все это время они хранили в себе как последнюю драгоценность надежду на нормальную семью, где мама целовала их на ночь и желала удачи перед школой, а папа трепал по рыжим кудряшкам за очередную шалость и водил на хоккей. По крайней мере все эти дни слышали от одноклассников когда-то. Так в их жизни появился «отчим». Квартира, в которой он купил им комнату, находилась на этаж выше его собственной. Соседи были тихими и почти не являлись на горизонте. А ещё Максим восторгался видом с пятнадцатого этажа. — Дураки, — все ещё злился на родителей Олег. — Тише, спокойнее, — успокаивал его Макс, хотя сам не самом деле скрывал свою обиду, или же ему было просто лень — как знать. — Всё не так плохо. Мы и раньше их видели нечасто. К тому же мать вроде счастлива, деньги появились. — А отец? — Оль, не смеши, — он знал, что им обоим на родителей было практически все равно. Их беспокоило то, что хрупкая надежда о семье раскрошилась в пыль. И злило тоже это. Максим ударил не в бровь, не в глаз, а между ребер да так, что те почти сломались и почти пронзили сердце. — Вау, да ты король драмы, — сказал он, словно прочитал мысли брата о разорванном сердце. Он мог. Он же чёртов близнец. В комнате стояла все та же двухъярусная кровать из их предыдущей квартиры. И теперь они обязаны были находиться друг с другом постоянно, расставаясь разве что в школе. — Душно, — сказал Олег, падая на кровать. Сложно было понять, в каком значении он это сказал. В обоих, вероятно. — Открой окно, — сжалился Макс, натягивая на себя свитер. Заранее готовился к морозилке в помещении. Олег собирался сострить в ответ, но Макс же близнец, прочитал его мысли, прервал: — Не для того, чтобы выйти, Оль. — Жаль, — раздасованно. Свитер Макс связал сам. Несколько месяцев бегал по подъездам, запихивая в почтовые ящики листовки с указанием скидок на неделю. Купил хорошие нитки, мягкие, болотного цвета, спицы и журнал по вязанию одолжил у Валентины Андреевны, соседки по лестничной клетке в прошлом доме. Долго мучился, не понимая, куда и как совать нитки, плюнул на гиблое дело и купил крючок. За неделю управился, доволен был как черт, соблазнивший священника. Теперь у ребят появились карманные, которыми их обеспечивал отчим. Они благодарно ему улыбались, совершенно одинаковыми фальшивыми улыбками, потому что в уголках губ все еще сидела детская обида за украденную мечту. В школе они держались отдаленно, ото всех и друг от друга. Даже учились в разных классах. Никто их не путал, потому что на обоих было одинаково начхать. На большой перемене братья все же встречались, молча обедали в коридоре на первом этаже у медкабинета принесённой из дома едой. Они могли не взять учебники, но без еды — невозможно. — Раньше было иначе, — сказал Макс мёртвым тоном. — Не отлепить же было. — Именно, — отрезал Олег, — а мне нужно пространство. Тебе — нет? Макс неопределённо покачал головой, сложил контейнер в пакет и без слов спрыгнул с подоконника, чтобы уйти. Часы показывали десятый вечерний час, а он так и не вернулся домой. Олег обнимал руками кружку горячего чая и никак не мог сосредоточить внимание на геометрии. Плоскость «альфа», точки А, В, С, Макс, ты где, сволочь? Олег спустился на этаж ниже, постучал в дверь. Открыла мать, вопросительно изогнула аккуратную бровь. Она теперь вообще стала кардинально аккуратной, одевалась модно, а не практично, и сияла как рассветное солнце — все ярче. Олег задал вопрос, она дала отрицательный ответ — Макса у них не было. Зато у ног вился Барни. Тогда, вернувшись в квартиру, Олег обулся, накинул куртку и выскочил на улицу. Он шёл привычным маршрутом дом-школа, оглядываясь по сторонам, вглядываясь в самые тёмные очертания. Темно — хоть глаз выколи, фонари не работали. Вдобавок, вчера прошла метель, дороги были завалены, каждый шаг давался тяжелее обычного. Он старался не думать, иначе пришлось бы менять стратегию жизни. Он так долго отстранялся от брата, полагая, что им обоим требуется личное пространство, что Макс тоже не хочет в нем погрязнуть, и все же не хотел терять их потусторонний мир, существующих только для них двоих. Неужели второй думаю иначе? Связь подвела? Он, блять, запутался. Ему шестнадцать, почему он должен был думать о том, как никого не ранить и всем угодить? Тупой возраст, тупая семья, да он сам умом не блещет. Олег снова в бешенстве. Ржавый пожар волос нашёлся на детской площадке неподалёку от магазина с обрезками тканей. В одной руке он сжимал пакет с покупками, во второй — сигарету. Макс сделал глубокую, явно не первую, затяжку и выпустил облако дыма изо рта. Гнев спустился до пят и оказался растоптан под подошвой ботинок. — Ты куришь? Давно? — Знал бы, если бы не бегал от меня. — Мы живём в одной комнате. — Да ты на меня лишний взгляд не опустишь, словно у тебя их строгое количество не каждый день. — Не неси чушь, Макс. — Я хотя бы разговариваю, — необычно раздраженно сказал он. Совершенно не присуще такому плавному Максу. — Я смотрю, я подхожу. А ты, блять, все ещё думаешь, что я сожру тебя. Если в утробе матери не получилось, думаешь сейчас попробую?! — он кинул окурок на землю и растер носком ботинка. На белой тропинке появилось чёрное пятно. Олег пристыженно замолк. Он думал совершенно иначе, при этом абсолютно так, как сказал брат. — Я шью на заказ одноклассницам, — тон Максима стал спокойным, однако воспринимался зеркально иначе, чем прежде. — У меня даже появилась подруга, милая девушка. Младше меня на год. Я получил «четыре» по алгебре. Мне призналась девушка четырнадцатого числа... У Макса образовался целый кокон событий. Целая жизнь, вау. Олег не знал, у него имелся собственный кокон. Пушистый, уютный, как обломовский халат. Он просыпался в одно и то же время, готовил, занимался хозяйством, заботился об их раздробленной семье, верил в лучшее, бежал от самого близкого. Все свои поступки он мог объяснить, назвать цель, причину, обстоятельство, и все они были для других. Даже геометрию он открывал, надеясь, что однажды родители поинтересуются его оценками и похвалят сына. Такая ситуация вписывалась в несбыточный идеал его семьи. Как итог, его раздражали абсолютно все, и ото всех он отдалялся. Аккуратно, неспешно. Максу досталось сильнее всех, от него пришлось буквально с мясом отрываться. Они были слишком крепко сцеплены. Рядом с ним становилось чересчур жарко. Они же близнецы, их чувства должны были быть схожи, поэтому Олег думал, что потакал их общему желанию дать каждому свое пространство. Близнецы стояли на улице, Макс не переставал твердить о новых происшествиях в своей новой жизни, пока Олег грузил себя неприятными думами. Домой они вернулись в одиннадцать, недовольные, разбитые, заплаканные без слез. Макс заперся в ванной комнате, а Олег лёг в кровать, закрыл глаза и провалился в беспокойный сон, то и дело просыпаясь. Голова гудела, висок покалывало болью. Макс так и не вернулся из ванной. Проснувшись в очередной раз, Олег глянул на часы — три утра. Через минуту в комнату зашёл Макс, увидел не спящего брата и включил настольную лампу. Персиковый свет лёг на половину комнаты, вырывая её из пасти темноты. — О, — только и выдавил из себя Олег, привыкнув к свету. Он увидел, чем занимался в ванной близнец. Его волосы оказались неровно сострижены и выкрашены в чёрный. Брат не выглядел довольным своим преображением. Олег сразу понял, для чего этот балбес сотворил с собой подобное. Стоило Олегу спуститься и сделать шаг навстречу, Макс шагнул назад. Грозно прищурился и выглядел совсем иначе, чем обычно. День открытий, чтоб его. До этого вечера всегда немного спящий Максим посуровел и покрылся невидимыми, но ощутимыми колючками. — Мы не перестали быть близнецами после этого, — констатировал Олег. — Но может теперь у тебя пропадёт ощущение приближающего слияния нас двоих, — ядовито произнёс Макс. — Не думаю, — сокрушенное бормотание. — Макс, черт, Ма-акс, — только и смог протянуть он, не находя нужных слов. Со спины не него нападала истерика, нервный смешок сорвался с губ. В глазах стали набухать слезы. Когда он плакал в последний раз? Он не помнил. Когда-то местный алкаш Дмитрий сказал маленькому Олежке, что мужчины не плачут, а сильные — тем более, и он, дурак, послушал, запомнил и вдолбил то же самое брату, поэтому они оба перестали плакать уже очень давно, хотя сильно хотелось, хотелось часто, хотелось до боли. А теперь вот накатило. Придавило всем сразу. Олег бы даже закричал для эффекта, но не хотел будить соседей. А Макс услышал даже несуществующий крик, придвинулся, сразу становясь обыденно плавным, таким тягучим, как ирис «кис-кис», которым их нередко угощала соседка в детстве. Олег тогда пломбу вырвал одной из конфет. — Эй, ну что ты, Оль, — замурлыкал Макс, руками касаясь шеи брата. Кожа под пальцами горячая, обжигала. — Поплакаем? Ну давай, поплакаем, вместе, да? Да…да. Он иногда говорил с ним так — как с ребёнком. Слова коверкал, голос делал высоким. Сладким становится до душевного диатеза, кариеса и диабета. Рядом с ним и правда становилось страшно за собственную жизнь. — Я запутался, — сквозь пелену перед глазами Олег старался разглядеть брата. Его голос звучат надрывно и дрожаще, потому что он всеми силами сдерживал всхлипы и скулеж, уже рвущийся наружу. — Я не знаю, что делать, Макс, вообще понятия не имею. Хоть правда в окно… Макс на него шикнул порицательно. Пальцы крепче сжал, чувствуя чужой пульс под подушечками пальцев. — Эй-йей, сбавь обороты, Оль, — тихо сказал он. — Вдох-выдох, я здесь, ты здесь, мы разберёмся. Мы справимся, не надо в окно, слышишь? Я этого не переживу. Олег дернулся очень похоже на согласный кивок, он не говорил, что не верит или же доверяет, всего лишь кивок — «посмотрим, может и не в окно». Макс обнял его совсем крепко, сжал как мягкую игрушку. Заворчал ему на ухо шёпотом: — И так всегда, стоит мне обидеться, у тебя что-то случается, и я не могу больше ругаться. Дай мне хоть денёк, м? — Олег даже усмехнулся в ответ. Они уснули вместе, а когда проснулись, поняли, что пропустили школу. Обоим было наплевать. Братья лежали друг к другу вплотную, будто бы заполняя ту пропасть, образованную между ними за долгие годы. Макс накручивал мандариновые спирали волосы себе на пальцы, пока рука Олега исследовала шею близнеца. Глаза Олега были прикрыты, их щипало после ночного срыва. Непривычное ощущение. Такое же непривычное, как пальцы на голове, натягивающие прядь до лёгкого покалывания кожи. В животе странно потянуло. Олег большим пальцем провел по ключице Макса, уверенно и плавно, как художники наносят масляную краску на холст. Пальцы в волосах замерли, когда Олег опустил ладонь на живот брата, пристраиваясь ещё теснее. В первый раз отказаться от близости любимого человека было легко, однако получив желанное вновь, случился рецидив. Все вернулось, и азарта прибавилось. — Блять, - нервно выдохнул Макс, прежде чем сесть на колени брата и укусить в уголок губ. Тот притянул его к себе за затылок — такой колючий теперь, кусая в то же место. Следующий укус пришёлся на кончик носа. Олег тут же повторил действие. Это выглядело нелепо, будто они действительно в любой момент были готовы съесть друг друга, но никто не собирался останавливаться, и Макс спустился ниже, кусая брата за шею, оставляя лёгкий поцелуй, который легко было не заметить. Его зубы сомкнулись на тонкой коже около ключиц, а пальцы уже вцепились в край футболки, чтобы стащить её с желанного тела. — Ты это имел в виду, когда говорил, что мы сольемся в одно целое, м? — кокетливо протянул Макс, впиваясь зубами в тощий бок. Лицо Олега залила кровавая гуашь смущения. Он простонал что-то нечленораздельное и обхватил щеки брата, притягивая его ближе. Губы столкнулись в поцелуе. Они жадно и совсем неумело исследовали друг друга, бились зубами о зубы, нечаянно кусали язык и намеренно — чужие губы. Не прерывали зрительного контакта. Олег совершенно запутался. В голове — каша, он от неё так долго бежал. Кажется, теперь ему все-таки придётся разбираться. Но он будет не один. Теперь — никогда.