Объятия цветка

      Ключ повернулся в скважине, щелчком ознаменовав открытие двери. Юный детектив видел перед собой странную спальню, которую и спальней-то едва было можно назвать. В ней явно было не заснуть — комната пестрила кричащими оттенками красного, а по углам стояли не типичные предметы мебели для дома, а арсенал какой-то пыточной. От такого зрелища по позвоночнику прошёл противный холодок, но отступать было уже поздно. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Сайхара окончательно зашёл в помещение, петляя взглядом по местности в поисках того, с кем он сегодня разделит ночь. Искать долго не пришлось: он почти сразу заметил высокий силуэт, чьи черты только угадывались в полумраке тусклого освещения.       — Значит, ты наконец пришёл, Сайхара-кун, — почти пропел одноклассник, чей голос слегка искажался из-за закрывающей половину лица маски. — Я падаю ниц перед великолепием твоего интереса к познанию нового... Я, так и быть, помогу тебе с твоим любопытством.       Сайхара мог выдавить из себя лишь невнятное мычание — сейчас антрополог наводил ужас так, как никогда раньше. Из-за приглушённого света, придавающему этому месту некую пикантность, даже глаза Шингуджи-куна разглядеть удавалось с горем пополам. Его угловатая кепка отбрасывала тень так, что у Сайхары выходило только различать очертания хитрых глаз. Детективу определённо будет недостаточно построить логическую цепочку, чтобы проникнуть в голову к таинственному однокласснику. Сайхаре было жуть как страшно, но в то же время, как он признавался сам, его заживо снедало любопытство.       — Но если вдруг ты сильно напугаешься, — ласково продолжал журчать голос единственного говорившего, — то у тебя всегда есть возможность убежать.       А под рёбрами уже что-то упрямо замкнулось, не позволяя не то, что убежать, а даже сформулировать какую-нибудь отговорку. Хотя Сайхара с трудом бы поверил в существование подходящих слов, которые бы помогли избежать неминуемой участи. Какой именно — парень не хотел бы узнавать и в страшном сне.       — Не тревожься... Страшно будет только поначалу, — Сайхара готов был поспорить, что под маской скрывалась злобная улыбочка. — Но я уверяю... тебе это придётся по вкусу...       — Ч-что? — не выдержал детектив. — Что это такое, Шингуджи-кун?! — потрясённо пискнул Сайхара, заметив в руках антрополога странный силуэт неизвестного предмета.       Сайхара уже всерьёз начал рассматривать побег как вполне вероятный способ предотвратить неизбежное. Да, с антропологом было приятно проводить свободные часы во время затишья, когда всё было спокойно и никаких убийств не совершалось. Пусть его лекции местами жутковаты, да так, что детектива, бывало, прошибал пот, однако леденящий душу вид Шингуджи отталкивал с той же силой, что и притягивал своей загадочностью.       Когда Шингуджи тихо засмеялся в ткань маски, неожиданно мягко схватив Сайхару за запястье, у детектива подкосились ноги, словно прикосновение через бинты обладало транквилизирующим свойством. Тонкие пальцы успокаивающе скользили по рукам Сайхары, погружая его в безмятежность так, будто его обвивали тёплые руки близкого человека. Парень томно прикрыл глаза, отдаваясь неизведанному. Жилистые руки словно прокладывали ему дорогу в новый мир, который ещё предстоит исследовать вдоль и поперёк.       Через какое-то время Сайхара распахнул глаза, обрамлённые рамкой пушистых ресниц. Перед собой он видел всё того же Шингуджи-куна, чьё лицо находилось в нескольких сантиметрах от его. Голова почему-то не слушалась: Сайхара попытался осмотреться, но что-то его обездвижило. Шингуджи встретил его вопрошающий взгляд весьма надменно, ясно дав понять, кто здесь ведущий, а кто — ведомый.       — Не дёргайся, — томно произнёс он бархатным голосом, совершенно беззлобно. Сайхара почувствовал в этой фразе совсем не приказ, а родительский совет, сказанный нерадивому ребёнку. И тут Сайхара понял: пока он зачарованно принимал неторопливые ласки, на обеих руках и шее красовались искусно сделанные узлы яркого красного цвета. Сайхара взглянул в ехидные глаза напротив, будто пытался найти в них ответ. И он его получил — правая рука Шингуджи, держа канат за спиной детектива, затягивала узел на шее сильнее, а левая каким-то невероятно ловким движением, неуловимым для Сайхары, закрепила обе руки детектива вместе, не давая лишний раз шевельнуться.       Сайхаре оставалось лишь опереться о грудь Шингуджи предплечьями, связанными между собой тугим канатом. Верёвка не слишком сильно сдавливала шею, видимо, Шингуджи-кун не раз проделывал подобные махинации. От этой мысли на душе становилось спокойнее. Сайхара не думал, что его заковали в цепи, наоборот, он чувствовал безопасность: будто Шингуджи-кун не обвязал его верёвками, а надел на него, как на маленького мальчика, защиту для катания на роликах. Такая картина грела ему сердце, заставляла невольно улыбнуться, и Сайхара уютно устроил макушку под головой Шингуджи-куна, пытаясь услышать биение сердца одноклассника через одежду.       Но умиротворение Сайхары закончилось в один момент — антрополог резким движением повалил детектива на кровать, заставив парня выгнуться в спине. Сайхара из-за своей неосторожности прижал лопатками один конец верёвки, отчего красный канат начал его душить. Он хотел попросить друга о помощи, но воздух предательски покидал его лёгкие, и вместо вежливой просьбы из горла вырвались нечленораздельные хрипы. Шингуджи припал к детективу, накрыв его всем телом. Его длинные тёмные пряди волос упали так, что, казалось, служили для них ширмой, скрывая то, что и так было скрыто от лишних глаз. Антрополог забвенно наблюдал за выражением лица Сайхары, которое менялось каждую секунду. Затягивающаяся петля разделяла кожу детектива по цветам — нижняя была бледной, вполне естественной для Сайхары, а верхняя переливалась палитрой розовых цветов, норовящих вот-вот стать такими же, как стягивающая эту кожу верёвка. Зрачки мальчика превратились в крохотные бусинки, которые, казалось, при желании могут вытечь вместе с крупными слезами, стекавшими вниз на подушки. Изо рта шёл какой-то странный шипящий звук, разглядеть антропологу источник не удалось — язык мешал смотреть ему вглубь, в гортань. Через несколько судорожных сокращений мышц в теле податливого Сайхары Шингуджи наконец усадил его на кровать, заботливо взял мешающий конец верёвки, мягко погладив детектива по спине.       — Страшно было? — наклонился он, и вместе с его вопросом негромко прозвенели цепочки, тут и там опоясывавшие его форму. В ответ Сайхара лишь шумно выдохнул, сделав непонятное движение головой. — Сайхара-кун, этой ночью я открою тебе двери, что до этих пор оставались перед тобой запертыми. Твой юношеский пыл... побуждает меня удовлетворить твоё желание. Однако я предлагаю свою услугу лишь из собственного любопытства, без каких-либо тайных смыслов. В этом нет никакой проблемы, да?       Сайхара уже успел отдышаться, тысячу раз прокрутив в голове все свои косяки, пока находился на краю смерти от случайной асфиксии. По крайней мере, сам Сайхара хотел в это верить. Он поднёс связанные руки к лицу, неумело попытавшись вытереть его от слёз и слюней, но всё, что он успел сделать — так это ещё больше размазать их по всей своей мордашке. Шингуджи-кун снова жутко захихикал, перевернув Сайхару так, что он оказался на коленях антрополога, словно какой-то домашний кот.       Вот тут детектив не на шутку перепугался. Длинные, прямые, почти чёрные волосы приятно касались кожи, не скрытой под формой, но это невесомое ощущение ни капли не помогало унять тот страх, который уже засел глубоко внутри Сайхары. Если он только что чуть ли не удавился, и Шингуджи-кун этому даже никакого значения не придал, то во что он вообще ввязался? Или это какая-то игра? Детектив больше не мог оставлять всё, как есть. Пора идти на крайние меры.       Сайхара попытался сползти с ног Шингуджи, активно двигая плечами и свободными ногами. Когда антрополог заметил сопротивление со стороны Сайхары, то ловко схватил его за ноги, стараясь усмирить непослушного ученика. Но Сайхара вовсю принялся брыкаться, наконец высвободившись из цепких рук одноклассника. Ему удалось встать на ноги и отбежать от антрополога на добрых пару-тройку метров. Что делать дальше — загадка. Не успел Сайхара и повернуться к заветному выходу, как Шингуджи схватил незакреплённый конец каната, вновь затянув петлю на шее детектива.       — От...пусти... — неразборчиво прохрипел Сайхара, засунув пальцы под верёвку, тщетно пытаясь освободиться от красной удавки. Его силой потянуло назад, отчего детектив потерял равновесие. Сайхара грузно упал на пол, больно стукнувшись темечком о деревянную ступеньку пьедестала, на котором и находилась злосчастная кровать. Значит, такую лекцию хотел провести Шингуджи-кун?       Но Сайхара прекрасно понимал, что если не подчинится тому, что ему заготовлено в этом ужасном сне, то Шингуджи-кун проснётся совершенно подавленным и разбитым. Разве можно обвинять человека в его собственных фантазиях? Рано или поздно этот кошмар закончится, а раз они оба всё равно забудут произошедшее в этой комнате, так почему бы не поддаться судьбе? В конце концов Сайхара первым на это согласился, воспользовавшись ключом, отпирающим дверь в это проклятое место.       Детектив машинально поднял правую руку вместе с приклеенной к ней левой, чтобы потереть место ушиба, но в подобных обстоятельствах это оказалось невозможной задачей. Кое-как стерпев тупую боль, обволакивающую его мозг изнутри, Сайхара, будто новорождённый жеребёнок, изо всех сил стремился не рухнуть обратно на кафель. Со стороны наверняка его попытки выглядели до смешного нелепо, однако почему-то единственный наблюдатель не спешил давится своими характерными смешками. Даже молния на маске Шингуджи казалась неестественно горизонтальной: у Сайхары сложилось впечатление, что сейчас антропологу вовсе не было весело. Это было плохо. Надо было срочно что-то предпринять, прежде чем они оба успеют проснуться.       Сайхара вперился униженным взглядом в блестящий пол, полностью развернувшись к Шингуджи-куну. Детектив замялся, переплетая собственные пальцы в разных положениях — больше никуда девать свои руки от волнения он не мог. Робкая улыбка тронула его губы, растянувшись по лицу, слегка приподнимая нижние реснички. У Сайхары кровь стыла в жилах оттого, в какую ситуацию он сам себя загнал, и поэтому даже выдавить из себя хоть какое-то извинение представлялось едва ли осуществимым. Понадеясь на снисходительность одноклассника, детектив опасливо шагнул чуть вперёд, словно шёл по раскачивающемуся тросу над неизмеримой пропастью.       И тут, точно опора, появившаяся из ниоткуда, которая бы помогла перейти Сайхаре на другую сторону обрыва, на выставленные сплетённые предплечья легла чужая перебинтованная ладонь. Сайхара почти почувствовал, что вместе с губами у него заулыбались глаза. Едва осязаемыми прикосновениями Шингуджи-кун снова направил Сайхару спиной к кровати, неспешными шагами приближаясь к пышной перине. На этот раз Сайхара мягко устроился на кремовых шелках, позволяя своему просветителю продолжать знакомить его с прежде неиспытанным, как подумалось Сайхаре, наслаждением.       Антрополог ловко переместил узел с обратной стороны шеи на кадык Сайхары, теперь удобно держа в одной руке оба конца красного каната. Другой рукой он щёлкнул пальцами, непонятно как издав довольно звонкое короткое звучание, которое казалось невозможным с марлей, обвязанной вокруг всех пальцев. Сверху послышался механический скрежет, и с потолка опустилась странная металлическая перекладина, глухим лязгом остановившись над парнями. Шингуджи, встав в полный рост на постель, каким-то причудливым узлом закрепил оба конца верёвки вместе так, что руки детектива повисли прямо над лицом Сайхары. Сайхара всё ещё удобно сидел на одеяле, и ни одна из петель на его теле ничего не перетягивала, комфортно фиксируя его так, как этого возжелает Шингуджи. И не то, чтобы Сайхара был сильно против.       Теперь верхнюю часть туловища ничего не закрывало от антрополога. Он вновь неторопливыми призрачными движениями проворных пальцев вытворял то, чего Сайхара никогда в жизни не делал. Кнопки на пиджаке детектива расстёгивались как по нотам, точно сыгранным с записей выдающегося музыканта. Борта полосатого верха разъехались, и Сайхара инстинктивно подался чуть ближе к антропологу, помогая расправиться с одеждой. Следующим шагом Шингуджи стали пуговицы на рубашке, что беззвучно раскрывали нетерпеливую грудь, прячущую где-то глубоко беспокойное сердце детектива. Умелые подушечки пальцев Шингуджи беспрестанно виляли вдоль живота, дразня Сайхару прикосновениями сквозь светлую ткань рубашки. Вскоре расстёгивать Шингуджи уже было нечего.       Сайхара не понял, откуда у Шингуджи-куна взялся ещё один канат. Этот был тёмно-зелёного цвета, но из-за неяркого освещения Сайхара разглядел не сразу — в полутьме он и вовсе казался смольно-чёрным. Когда Шингуджи-кун вновь принялся демонстрировать своё мастерство, Сайхара почувствовал, как холодная верёвка вилась вокруг его нагого торса, тут и там перекрещивалась, образуя затейливые геометрические узоры, симметрично устилавшие его незаметные очертания мышц. Хотя верёвкой это приспособление Шингужди язык бы с трудом повернулся назвать — детектив быстро догадался, что этот, скорее всего, шнур был по составу больше похож на какой-то эластичный пластик или латекс, по ощущениям напоминая обычный провод. Он был гораздо толще и длиннее красного каната, оставляя виртуозному приятелю намного больше возможностей создать самое прекрасное обличие Сайхары. Такое, на которое будет не просто приятно смотреть — Шингуджи готов упиваться наведённым марафетом.       Шингуджи-кун снова донельзя ласковыми поглаживаниями прошёлся по всему искусно связанному широкому поясу детектива, который начинался вертикальными столбиками под грудью Сайхары и заканчивался витиеватыми ромбами чуть ниже пупка. Канат оказался таким длинным, что остались внушительные концы провода по полтора метра каждый. Ощущения от новой вязи значительно разнились, даже не столько от материала верёвок, сколько от того, что красная в основном обхватывала хрупкое тело поверх одежды, а зелёная — облегала кожу напрямую. Вот только если удавка на шее могла больно натереть и оставить заметные следы, то узорчатое плетение вокруг туловища приносило лишь непривычный холодок. Шингуджи-кун не просто раскрывал тайны удовольствия Сайхаре, он сам получал многое от детектива, любуясь той красотой, которую он не просто подчёркивал — преумножал.       Шингуджи снова встал ногами на кровать, вновь перекинув оба конца каната через перекладину. Однако теперь он не стал связывать концы между собой, а продолжил создавать из Сайхары произведение искусства. Антрополог подхватил ступни детектива и ловко сбросил обувь вместе с носками, словно сбрасывал с ног шлёпанцы. Немного задрав одну штанину, он сделал очередной ровный узелок прямо на щиколотке, и точно так же поступил и с другой ногой Сайхары. Сейчас Сайхара больше не сидел на кровати, а уже висел над ней, правда, не очень высоко. Основная часть веса приходилась на широкое плетение на торсе детектива, именно поэтому красные петли ничуть ему не мешали и, даже наоборот, делали приятно.       — Прекрасно... Как же это прекрасно! — обомлел одноклассник: казалось, от восторга он вот-вот упадёт в обморок. Но вместо этого он с безумно выпученными глазами резко что-то дёрнул — детективу не представилось возможным это увидеть — и из глотки Сайхары вырвался нечеловеческий, режущий изнутри ухо вопль.       Истошный крик не просто донёсся до слуха Шингуджи — он мощной волной проходил сквозь всё тело антрополога, минуя застывшую грудную клетку. Шингуджи-кун не дышал: рёв Сайхары сместил дух антрополога, полностью заняв лёгкие Шингуджи. Будто теперь сам Сайхара, разодрав вымученным вскриком всё своё горло, выдрал трахею одноклассника с бронхами, врастив их себе вместо своих. Детектива скрутило омерзительными спазмами, но в то же время он практически ничего не чувствовал. Сейчас Сайхара не мог довериться своим ощущениям: если уж глаза было обмануть довольно просто, то вот исказить тактильное восприятие было сложнее. Сайхара подумал — если в таких обстоятельствах вообще можно было думать — что щиколотки прострелило множественными пулями по костям, причём даже не насквозь, но пули почему-то продолжали адски впиваться в обожжённую болью кожу. Однако это не самое болезненное, что в эту секунду заживо съедало его с животной силой, вынуждая Сайхару давится собственными слюнями и жидкими отчаянными стонами.       Только спустя несколько мгновений Сайхара смог увидеть, что произошло, врезавшись головой промеж связанных над ним рук: тёмно-зелёный канат, удерживающий детектива на весу, в местах, где он соприкасался с обнажёнными частями тела, окрасился в алый цвет, в почти такой же, как цвет первой верёвки. Из толстого шнура крохотными гвоздиками выпирало бессчётное количество острых шипов, усеянных на одинаковом расстоянии друг от друга. Эластичный пояс, сделанный Шингуджи-куном, превратился из удобного приспособления в пыточный инструмент. Весь живот детектива побагровел, и в мерклом освещении этого борделя казалось, что его измазали горящими костровыми углями, чудовищно выжигая каждый сантиметр. А Сайхара прочувствовал весь этот кошмар на собственной коже: тысячи игл вонзились под дерму, рёбра точно покрылись глубокими трещинами, а внутренности смялись в единый орган, не позволяя шипам их проткнуть. Но Сайхара дёргался в агонии как сумасшедший, шатая всю конструкцию всё сильнее, тем самым причиняя своему истерзанному телу ещё больше вреда. Даже красная удавка на шее снова начала вероломно затягиваться, снижая шансы Сайхары на спасение. Язык хотел собрать из всех раздирающих наизнанку визгов детектива хоть что-то разборчивое, но любые попытки были обречены на провал.       Кровь падала на простыни бешенным водопадом, железо от тяжести протяжно скрипело, но это металлическое громыхание едва ли можно было различить в оглушающих криках Сайхары. Мальчик умоляюще скулил как раненный пёс, судорожно тряс пятками в разные стороны, поджимая пальцы ног, мотал головой и крупно дрожал, словно находился не в спальне, а в морозильной камере. Ноздри широко раздувались, глаза дико метались по углам, руки зачем-то цеплялись за канат: то тянули его на себя, то старались приподнимать повыше. Струящаяся алая кровь брызгала на одежду детектива, уже испачкав прежде белоснежную рубашку. Шингуджи не мог не смотреть на это дивное зрелище и не растаять от неописуемого восторга. Антрополог, опираясь коленями о мягкий матрас и устроившись между напряжённых бёдер детектива, нежно прикоснулся к влажному торсу Сайхары, оставляя кроваво-прозрачные дорожки от собственных пальцев. Бинты мгновенно впитали в себя червленый сок, липко прилегая к ладоням. Шингуджи размазывал чужую кровь по буйному телу, через марлю вдавливая ногтями упругий живот. Шингуджи диву давался от того, как он мог регулировать громкость криков детектива такими простыми махинациями. Теперь антрополог мог приступить к тому, что ублажит его сполна.       Шингуджи зверски схватил натянутые канаты, поддерживающие Сайхару на весу. Шипы вонзились ему в ладони, разорвав грязные бинты, которые теперь сами собой разматывались, оголяя руки антрополога. В рукава буйными реками лились алые струи его собственной крови, собираясь в локтях. Антрополог резко потянул эластичные верёвки вниз, сорвав с губ детектива ультразвук, и наверх задрались содрогающиеся мальчишеские икры. Казалось, эти шипы вот-вот отрежут ступни от Сайхары навсегда, но Сайхара продолжал верить, что этого не произойдёт. А если и произойдёт, то на реальности не отразится. Но почему-то верилось с трудом. Сложно было доверять Шингуджи-куну после того, как он подвесил его как свинью на скотобойне, собираясь сожрать с потрохами. Возможно даже буквально.       — Я заберу всё то, что ты мне так великодушно подал... Истинная красота в лучшем её проявлении... — Сайхара, кажется, давно оглох — его черепная коробка превратилась в плотный металлический бункер, не пропускающий посторонние звуки; а вот свои собственные, отражаясь от её стен, становились громче в геометрической прогрессии.       Антрополог как очарованный глядел на изуродованное тело детектива, скользил хитрыми глазками по проводу, с удовольствием подмечал каждую найденную деталь. Например, каждый вдох позволял шипам этой дикой изысканной розы вонзаться в юное тело поглубже, а при выдохе едва ослабляли свой укол, выпуская наружу небольшой поток крови. Однако когда это не один, и не два шипа, а десятки, если и не сотни, усыпанных по всей поверхности шнура, — этот стремительный поток лился как тропический ливень. Как же Шингуджи-кун хочет показать ему амазонские тропики. Да и не только тропики, он хочет показать Сайхаре-куну всё! Всё, что только можно и не можно, всё, что ему понравится и не понравится. Ведь в человеке важна многогранность.       Меж тем Шингуджи-кун что-то бормотал себе в маску. Естественно, Сайхара ничего из этого не слышал — единственным его приоритетом была собственная, мать её, жизнь. Опираться на красный канат было плохой идеей — одно неверное движение, и удавка завяжется слишком сильно. Но повредить себе позвоночник острыми шипами тоже не прельщало. Антрополог всё держал ноги Сайхары чуть приподнятыми, мощно сжав зелёный канат в уже голых кулаках. Они были окрашены в багровый цвет, но говорящих признаков о том, что Шингуджи-куну было нестерпимо больно, не наблюдалось. Сайхара наконец-то смог нормально моргнуть, а не периодически сматывать все свои лицевые мышцы в пучок, чтобы хоть как-то вынести жестокую пытку. На ту секунду, когда его слёзы перестали образовывать мутное стекло в глазах, Сайхаре удалось заметить что-то странное на не запятнанных руках одноклассника. Он не до конца понял, что увидел, но что бы это ни было — оно определённо было причиной наличия бинтов. Сколько же в день Шингуджи-кун тратит на то, чтобы сменить повязки?       Сайхара смог кое-как почувствовать, что всё ещё способен посылать импульсы в свои мышцы, и изо всех оставшихся выжатых сил он сомкнул свои бёдра, прижав плечи одноклассника в только что придуманную наспех ловушку. Шингуджи-кун резко дёрнул головой как пугливая птица, словно только что вспомнил, что тело под ним вообще-то имеет своего полноправного обладателя. Антрополог не скрывал восхищения, когда вглядывался в измученное, смертельно уставшее лицо напротив, в котором кое-как угадывались остатки только что пережитого. Шингуджи выпустил из рук канаты, уронив ноги обратно вниз, отчего Сайхара заметно искривил губы, но тут же их расслабил. Тело продолжало ныть, но большая потеря не одного литра крови не могла пройти для детектива без последствий: не то, что на вопли, на банальный тихий стон наскрести хоть каплю энергии представлялось невозможным. Сайхара значительно ослабел, он стал чем-то напоминать восковую куклу. Только вяло смотрел в сторону Шингуджи и изредка хлопал ресницами, слегка покачиваясь на верёвках. А Шингуджи смотрел, не проронив ни слова.       Антрополог подался грудью вперёд, переставляя испачканные руки по заляпанному одеялу, двигаясь к лицу Сайхары. Добравшись до связанных рук в предплечьях, Шингуджи тут же непонятным образом для детектива разъединил до этого плотно связанные руки, оставив один узелок на тонких запястьях. Теперь руки Сайхары образовывали небольшую арку, пройдя в которую можно было носом к носу столкнуться с детективом. Шингуджи всматривался в безжизненные угасающие зеленоватые глаза, он с трудом подавлял желание вжаться в висячую тушку и впитать её целиком, без остатка. Забрать себе всё, не оставив ни кусочка, разделить этот незабываемый опыт на двоих, постигнуть то незыблемое, составляющее хрупкую, но красочную смертную жизнь. Хотел ли Шингуджи действительно познакомить детектива с неизведанным пока ему миром? Безумно. До такой степени, до которой и не думал дойти. А под грудиной что-то уже собралось комком, преграждая путь воздуху. К основанию челюсти присосалась своя же кожа, и лицо само собой тянулось ближе к слабому Сайхаре. И прежде, чем детектив успел прикрыть изнеможённые веки, ухо защекотал еле слышный голос:       — Спи крепко.       

***

      Шуичи проснулся удивительно отдохнувшим. Только слегка заныла поясница. Спрыгнув со своей удобной постели, детектив влез в свою обычную форму, но по какой-то причине этим утром пуговицы его совершенно не слушались: то и дело выскакивали из пальцев и вовсе не хотели смотреться опрятно. Кое-как довершив дело до конца, талантливый ученик поразительно бодро направился к столовой.       Народа было немного, однако это не помешало звонким голосам одноклассников заполнить всё помещение. Чабашира-сан что-то бурно обсуждала с Юмено-сан, на что та реагировала довольно вяло, Ёнага-сан просветляла Широгане-сан и Кибо-куна, сопровождая свои пламенные речи многозначительными жестами, а Тоджо-сан бесшумно перемещалась вокруг оживлённого стола, исполняя пожелания каждого присутствующего. Сам детектив попросил только имбирного чаю, боясь перенапрячь трудолюбивую подругу. Когда она вежливо наклонила голову и скрылась на кухне, Шуичи почувствовал, как желудок упал вниз, а вместе с ним пропал аппетит, заставив нервно сглотнуть. Взгляд не отлипал от грациозной фигуры Шингуджи-куна, сидящей в метре от детектива. Шуичи откровенно не понял, почему от этого странного одноклассника сегодня всё внутри разболелось гораздо сильнее. Но, доверившись инстинктам, решил не отрывать глаз от стола до конца завтрака, а по скорости выпитого чая можно было зафиксировать рекорд. Личный уж точно.