его ебаный соулмейт

больно. до чёрных пятен перед глазами, до того состояния, когда можешь только из последних сил схватиться за волосы и кричать – но Лайт молчал. кусал губы в кровь, сжимал в кулаке ткань брюк и гордо молчал. такими темпами он бы умер от болевого шока (если бы это, конечно, было бы возможно), но ему нужно продолжать жить: он не может так глупо умереть, жертвуя новым, идеальным миром. еще слишком рано. поэтому он уходит домой пораньше, не остается в офисе на ночь, как обычно; берёт в руки телефон, и вздыхает, от чего все мышцы груди сводит адским спазмом – настолько сильным, что Ягами готов в действительности кричать – были бы силы.. крик попадает на ту сторону трубки, и Лайт знает – Мэлло улыбается. наверняка, максимально блядски смеётся в трубку, но у Киры от боли начинает звенеть в ушах. как же, сука, больно смеяться. но он продолжает – начинает смеяться до слёз (то-ли от боли, только то-ли действительно из-за смеха), судорожно кашляет в конце, и слушает голос по ту сторону – грубый и немного хриплый: – Приедь. Прошу тебя. – Ну, раз меня просит сам Кира... боже, как же он его ненавидит. Лайт всегда отыгрывается по полной – больно хватает за волосы, оставляет на ягодицах красные пятна от шлепков и трахает его как последнюю блядь – а он, собственно, этого и заслуживает. эта боль никак не сравнится с той, которую он приносит им обоим, когда отдаляется от Ягами; вдыхать полной грудью без боли так хорошо. ему действительно стоит начать ценить такие моменты. моменты, когда Михаэль с животным рвением насаживается на его член, когда он небрежно поправляет свою чёлку, когда та начинает лезть в глаза, пока он смотрит сверху вниз на брюнета, при этом прикусывая нижнюю губу. и всё-таки, он очень горяч. отвратительный до мозга костей одиозный ублюдок. горячий до ожогов кончиков пальцев. его ебаный соулмейт.