«У войны не женское лицо»
Сначала я услышала в этих словах хитрую издёвку. Мне казалось, что ты считал меня недостойной звания лучшей, но эти сомнения рассеялись также быстро, как и возникли. Тебе лишь удалось разглядеть в моих огрубевших чертах былые нежность и робость, от которых практически ничего не осталось. Ты искал их? Нет, Жан, ты единственный, кто всегда их видел. О чем ты думал, когда я сломя голову бежала мимо тебя к твоему сопернику? Наверняка ты был зол и обижен собственной судьбой, но это никогда не отражалось на мне. Я не слышала от тебя ни одного злого слова в свой адрес и наверняка никогда не услышу в будущем. Ты готов был обвинять в невзаимности своих чувств кого угодно, но только не меня. «Она не должна, не обязана, ей не прикажешь» – считал ты. При всей своей ранней легкомысленности, ты поступал гораздо мудрее, чем мы могли бы подумать. Никто не замечал твоей печали, будто её вовсе никогда не было. Ты тоже был сломлен, разбит и ничтожен, но продолжал идти дальше, закрыв глаза на все недосказанности. Мы оказались гораздо ближе друг у другу, чем я думала сначала, но разве с этого мы возымели счастье? Вовсе нет, никак нет. Я пролила слишком много горьких слёз, чтобы видеть что-то перед своими глазами. Даже будучи стойкой и сильной, я всё ещё не была железной и тоже могла чувствовать боль и горе утраты. Будучи зацикленной на том, за кем мне приходилось бежать, я совершенно не обращала внимания на то, что каждый раз падала, пытаясь догнать бывшего возлюбленного. Но ещё хуже было то, что я также не видела того, кто подавал мне руку помощи, когда мне нужно было вставать. Прости меня, милый, я снова тебя не заметила. Я пару раз видела, как ты украдкой набрасывал мой портрет, когда мой взгляд был направлен куда-то в сторону. Кажется, ты не хотел, чтобы я об этом знала, но твоё смущённое лицо и смешки со стороны друзей выдавали тебя непозволительно быстро. Ты аргументировал это просто: «у Микасы необычное лицо». Возможно, это действительно так, но после того, как ты попался за рисованием в очередной раз, до меня всё-таки дошло, что дело не в моём узком разрезе глаз или бледной коже. Ты увидел во мне нечто такое, что было скрыто от взора других, но даже сама я не могу догадаться, что же именно это было. Расскажешь когда-нибудь? Я буду рада узнать. Я мало внимания обращала на то, как ты беспокоился за меня, когда я получала ранения. Боясь показаться навязчивым, ты периодически задавал мне вопросы о моём самочувствии, предлагая свою помощь, хотя на деле мало что мог сделать. Это понимали и я, и ты, но для тебя было настолько важно не быть безучастным в моей беде, что ты не мог просто пройти мимо, зная, что я не в порядке. Однако, когда я пыталась проявить подобную заботу по отношению к Эрену, в ответ я получала лишь просьбы прекратить это делать. Откуда мне было знать, что такие отношения – это ненормально? Я не знала, что бывает иначе. Апогеем стал момент, когда я поняла, что мои душевные раны от жестоких отказов избранника слишком глубоки и залечить сама я их не сумею. Даже мой близкий друг Армин не смог мне помочь, хотя знал меня почти всю свою сознательную жизнь. Он утешал меня всем, что только приходило в его светлую голову, пусть наверняка сам не верил ни во что, из того, что говорил. «Вернётся, одумается, извинится» – утверждал Арлерт, прекрасно понимая, что в лучшем случае мне удастся ещё хоть раз встретиться с Эреном также, как это было раньше – без тягот ссор и накопленной годами ненависти. Кажется, ты тоже тогда что-то сказал мне, но я совсем тебя не слушала. Мне казалось, что в таких вопросах ты точно не помощник и в тебе играет лишь дух соперничества, отчего ты так желал превознести себя перед Эреном, когда у тебя появилась такая возможность, но всё оказалось совсем не так. Ты просто не хотел, чтобы я грустила из-за него, хотя сам пребывал в вечной печали из-за моей слепоты. Ты гораздо сильнее, чем мне казалось раньше. Я боялась подойти к тебе, когда правда вышла наружу: ты мог засмеяться, разозлиться или просто сказать мне, что всё прошло и я явно припозднилась со своим скромным признанием. Я стыдливо смотрела в твои глаза, но рассказать о том, что происходит у меня внутри так и не смогла. Мне было непонятно, действительно ли я влюблена в тебя или мне просто нужна была твоя поддержка. Я сохранила своё молчание и берегла его так долго, пока полностью не осознала, что мне от тебя нужно. На это ушло явно больше времени, чем тебе бы того хотелось, но я не могла по-другому. Я не умею. Я была разбита, ты это знаешь. Сбросить с себя всю тяжесть пережитых лет нелегко, особенно когда ты не знаешь, станет ли тебе проще в последствии. Для меня это было огромной загадкой – спасёшь ли ты меня или добьёшь окончательно. Риск был велик, мне срочно нужна была настоящая помощь, я не имела права на ошибку. Я искала в твоих словах и действиях подвох, твёрдо зная, что так быть не может. Чужды для меня были твои действия и слова. Откуда столько поддержки, откуда столько нежности, если ничего страшного не произошло? Ты мог просто так улыбнуться мне, взять меня за руку и сказать, что всё будет в порядке. Однако, когда с поля зрения пропал Эрен, я смогла разглядеть не только то, как относился ты во мне, но и то, как остальные относились друг к другу. Это стало для меня величайшим открытием: люди умеют любить, ценить и прощать. Этими качествами никогда не обладал мой бывший предмет воздыхания, оттого и я их не понимала. Как же много всего было скрыто от моих глаз, не могу в это поверить! Я поняла, что влюбилась, когда первым делом после миссий стала искать в толпе тебя. Я громко кричала твоё имя и ты отзывался, протягивая руку вверх, чтобы помахать мне. Ты счастливо улыбался, всем своим видом пытаясь сказать мне «не волнуйся, я здесь, всё хорошо». И я мгновенно успокаивалась, ведь мы выжили, у нас будет завтра. Я все ещё не подпускала тебя слишком близко к себе, но уже была твёрдо уверена, что твоя любовь не принесёт мне вреда. Так и оказалось. Мы сидели с тобой в едва освещённой комнате ночью и о чём-то молчали. Кажется, изначально мы хотели поговорить о том, что будем делать утром, но в итоге так и не нашли слов о завтрашнем дне. Мне впервые в жизни было настолько хорошо и спокойно, ведь я точно знала, что ты никогда не обидишь меня, не пожелаешь мне зла, не осквернишь в расстроенных чувствах и не покинешь, решив, что я оказалась не такой, какой тебе бы хотелось. Ты видел во мне счастье, снизошедшее к тебе с небес, а я в тебе – спасение от всех своих прошлых невзгод. Только ты смог показать мне, что любви заслуживают не только миловидные барышни, таящие от каждого нежного слова, но и такие холодные воительницы, как я. Ты целовал мне руки, заставляя меня невольно ласково улыбаться тебе, позабыв о всей жестокости нашего забытого Богом мира. Ты вытирал мои редкие слёзы, когда они предательски подступали к глазам и держал за руку, доказывая этим то, что пока ты жив я никогда не буду одна. Твои простые, но вовремя сказанные слова не раз помогали мне больше, чем нежные жесты, потому что ты всегда знал, что сказать. Жаль только, что я таким навыком совсем не обладаю. Все ещё сидя с тобой в полутьме, я смотрела куда-то вниз, боясь произнести хоть что-то. Момент был настолько волшебным, что я не могла позволить себе разрушить всю его магию не вовремя сказанным словом или грубым жестом. Я сидела, глядя в окно, а ты устроился у моих ног и что-то рисовал. Я никогда не смотрела на твои наброски до тех пор, пока ты сам не решался мне их показать, потому что знала твоё отношение к некачественным картинам. Если тебя что-то не устраивало в собственной работе, то ты, узнав, что кто-то обратил на неё внимание, моментально начинал смешно оправдываться, утверждая, что можешь сделать гораздо лучше. Но я в тебе не сомневалась: каким бы ни выдался портрет, ты всегда мог сделать его ещё лучше. Ты облокотился о мои колени и продолжил рисовать свои невообразимые пейзажи. Я всегда поражалась твоей фантазии, надо же такое придумать! Не сдержавшись от переизбытка нежных чувств, я позволяю себе потрепать тебя по голове. Сделай это кто угодно другой, ты бы уже начал возмущаться, но меня ты никогда не ограничивал в подобных мелочах, хоть я и никогда не понимала, почему ты позволял мне абсолютно всё. — Что ты рисуешь? — Нарушаю я тишину, в ожидании ответа. Всё-таки, я не смогла продолжать молчать ещё дольше. — Не знаю. — Пожимаешь ты плечами. Ты всегда одинаково отвечаешь на этот вопрос. Я наклоняюсь, чтобы уткнуться носом тебе в щеку и ласково что-то пробормотать, пока всё твоё внимание направлено на вырисовывание всевозможных деревьев и облаков. Почему-то мне показалось, что если я сделаю это мимолётно и ненавязчиво, то ты и вовсе не заметишь, но ошиблась. Ты в тот же момент что-то ласково замурлыкал себе под нос, зажмуривались и улыбнувшись. Я не перестаю удивляться тому, насколько с тобой хорошо и просто. Фантастика. — Эй, Жан, — окликаю тебя я. — Да, что случилось? — Я люблю тебя, — мягко и несмело выдаю я, хоть и прекрасно знаю, что ничего плохого за этим точно не последует, но страх, полученный с пережитков прошлых лет всё ещё сидел во мне, подобно паразиту. — Я тоже тебя люблю, — отвечаешь мне и целуешь в нос. Я счастлива.Так и сошлись мы с тобой, двое брошенных и обиженных. У нас не было за плечами совершенно ничего, кроме как обучения в кадетском училище и некогда огромных утраченных амбиций. Ты казался мне странным, когда несколько лет назад заявил о том, что больше всего на свете хочешь зажить спокойно, жениться и завести ребёнка. Сейчас это наша с тобой общая несбыточная мечта.
Но я свято верю, что однажды мы всё-таки справимся.