У нас говорили, что принца Рейгара по-настоящему никто не знает. Джордж Р. Р. Мартин «Буря Мечей»
Широкая полоса тонкого, почти прозрачного, шелка плещется и трепещет на ветру. Розовато-рыжий цвет легкомысленно неуместен на фоне глубоких и холодных оттенков моря и неба. Шелковый шарф, похожий на волну апельсинового сока, омывает стройное тело в слишком легком для Драконьего Камня платье, но она всегда так одевается, словно и не покидала никогда дорнийских земель. Смеется беззаботно и утверждает, что ласковые лучи дорнийского солнца впитались в ее кровь, а как же может мерзнуть та в чьей крови растворен солнечный свет? — А если вдруг и замерзну, так у меня есть муж от крови дракона — согреет! — звенит веселым колокольчиком ее смех, а темный глаз, в обрамлении густых кукольных ресниц и подведенный черно-золотым, задорно подмигивает. Прошли годы и ничего не изменилось, она все та же безрассудная и отважная девушка в солнечно-песочных шелках, все так же слепо идет за мужем, не глядя под ноги и всецело ему себя вверяя, будучи свято убеждена, что он ее проведет невредимой над любой пропастью и никогда не даст ей упасть. И как и прежде не оставляет мысль, что они друг другу были богами предназначены, не иначе. Только вот если раньше эта мысль всегда была неизменно радостна и наполняла материнское сердце спокойной уверенностью, то теперь только с оттенком горькой мрачноватой тревоги получалось думать про старшего сына и его супругу. Королева Рейла жестом остановила, сопровождающих ее на прогулке, служанок и отправилась в одиночестве на край, нависшей над морем, скалы где стояла Элия. — Моя королева, — обернулась принцесса, будто почувствовала приближение и почтительно склонила голову. В темных тяжелых ее косах блестели золоченые ленты, в ушах тоненько позвякивали на ветру длинные серьги, апельсиновый шарф обнял крепко хрупкие плечи, а руки осторожно сомкнулись на округлости живота под просторным платьем. Рейлу передернуло от этого жеста и она поспешила отвернуться. Элия словно бы и не заметила этой промелькнувшей неприязни, выражение ее глаз было безмятежно, а на губах играла тихая и светлая улыбка. Сплав змеи, лисицы и беззащитного котенка, подумалось Рейле. Обман, обман, обман… кругом один сплошной обман. У каждого двойное дно, каждый носит тысячу масок, меняя их с фееричной быстротой при необходимости, каждый прячет под полой тайны — свои и чужие. Свои тщательно скрывают, чужие — выменивают на душу или обращают в остро заточенный клинок. Как же противно и как же страшно. И главное совершенно непонятно — в какой момент все сломалось? Где была та роковая черта, переступив которую они навсегда утратили себя прежних? Они ведь не всегда такими были, королева помнила и своего сына и его супругу совсем другими, но те времена давно уж прошли и не осталось от них ничего, кроме горьких воспоминаний. Две женщины, такие непохожие, но все же неразрывно связанные, какое-то время молчали. Королева Рейла смотрела вниз на неспокойное море, на накипающие над бурными волнами шапки белой пены и хмурила тонкие брови неодобрительно. Взор принцессы Элии был устремлен к небу, задумчиво скользил по переменчивым облакам, вся она была преисполнена спокойствия, а тревогу, звенящую тихим назойливым колокольчиком в ее сердце, могли расслышать очень немногие и никого из этих людей сейчас с ней рядом не было. — Я была так счастлива, когда ты стала женой Рейгара, — королева Рейла первой начала разговор. — Вы так подходили друг другу. — Мы и сейчас друг другу подходим, — в глубине мягкого голоса Элии на долю секунды блеснула сталь и сразу скрылась за любезной улыбкой. — Безусловно, — согласилась с ней королева. Они и впрямь подходили, являя миру удивительное созвучие — порой для понимания им хватало неуловимого жеста, поворота головы, взмаха ресниц. Это пугало уже по-настоящему, от каждого такого невесомого знака между ними, по спине пролетал крошечный ледяной вихрь, словно прикосновение Неведомого и королева снова и снова задавалась вопросом — как? И трясла снова и снова головой в отчаянном отрицании — это все дурная атмосфера Красного замка и в целом всей столицы, здесь все становятся вымазаны черным и кровавым, тень лезвий железного трона наползает на каждого, оскверняя и искажая, но стоит из-под нее выбраться и снова становишься собой. Вот и с ними так же — успокаивала она себя, а после снова улавливала очередные острые взгляды, скрестившиеся на пару секунд, искру очередной темной тайны и холодок возвращался, вползая вкрадчиво и медленно под воротник. До поры до времени королева Рейла холодок этот предостерегающий игнорировала, а когда игнорировать стало невозможно — невозможно стало и что-то сделать, дабы предотвратить катастрофу. А ведь когда-то эта их созвучность выглядела такой милой и трогательной, все эти бесконечные посиделки над книгами и полуистлевшими свитками, таинственные перешептывания, общая увлеченность… вот и досиделись. — Знаешь, я все время думаю не переставая — какова доля твоей вины в том безумии, что развязал мой сын? — проговорила Рейла сухо и резко, щуря аметистовые глаза. Темные глаза Элии утратили все тепло и на миг полыхнули иллюзией кровавого отблеска. — Никакого безумия нет, моя королева, — голос Элии лился прохладной и сладкой патокой, — есть лишь необходимость, исходя из которой мы и действовали. Разве есть моя вина или вина Рейгара в том, что эти недостойные люди подняли меч против своего короля? Несмышленых детей, подверженных чужому влиянию, я среди мятежников не заметила — все они взрослые люди, все действовали по своей воле и сами принимали решения, а значит должны быть готовы и к последствиям. Неприятным, как выяснилось. Но ведь никто и не ждал, что мой муж проявит милосердие и уж точно никто не ждал, что король Эйрис погладит их по головке за столь вопиющее неуважение к короне, не так ли? — Ты же была там! Ты своими глазами видела, ты чуяла этот запах… — Рейле сделалось дурно на миг, слишком живо память выбросила ей дни в Красном замке после казни Старков, когда запах горелой плоти никак не выветривался и ничем не перебивался. — Была, — подтвердила невозмутимо Элия. — Лорд Старк потребовал суда поединком, а добрый наш король Эйрис его требование удовлетворил в полной мере, — на этих словах она ослепительно улыбнулась. — Я не понимаю чем все так недовольны? — Прекрати этот фарс! Прекрати немедленно! Я приказываю! — не выдержала Рейла и возвысила голос. — Здесь нет шпионов Вариса, не перед кем притворяться и можно сказать то, что думаешь. Если конечно ты еще так умеешь… Элия прикрыла глаза. Задрожала вся, вытянувшись острой и нервной струной, руки ее сжались так, что проступили голубоватые вены под гладкой золотистой кожей. Обидно, конечно ей сейчас обидно, у них всегда были очень теплые доверительные отношения и теперь слышать такой тон от Рейлы ей неприятно, но и Рейла больше не могла молчать, делая вид, что ее никак не волнует и не трогает тот факт, что Рейгар и его супруга решили пожонглировать хрупкими человеческими жизнями, не ведя счета тем, что нечаянно разобьют. Элия втянула воздух долгим глотком и распахнула глаза — абсолютно спокойные и непроницаемые, только влажный блеск выдавал непролившиеся слезы. В этом была она вся — натянуть маску, нечеловеческим усилием воли подавив истинные чувства. — Я прошу вас, моя королева, успокоиться, — ласково заговорила Элия и даже руку протянула, словно хотела погладить королеву по плечу, но конечно же не позволила себе такого, — и умоляю, давайте прекратим эти неприятные разговоры, вам же сейчас нельзя волноваться. Королева покачала головой в изумлении глядя на это блистательное лицедейство. Впору поаплодировать такому мастерству. Ну, что ж… раз откровенными не желают быть с ней — откровенна будет она. — Да, мне нельзя волноваться, — повторила слова невестки Рейла и резко развернулась, поймав Элию в ловушку взгляда, вынуждая смотреть себе в глаза. — Мне нельзя чувствовать себя плохо. А мне плохо, дорогая моя девочка, мне очень плохо. Знаешь, ваша затея и раньше мне казалась ужасной, но теперь, когда сама я ношу под сердцем дитя… то, что вы делаете предстало в совсем омерзительном свете. Изменить я, к сожалению, ничего не могу, мне остается лишь молиться о вас…может быть когда-то вы поймете, что натворили? А пока… ты не желаешь меня волновать? Превосходно! Не попадайся мне на глаза лишний раз пока не будет окончен этот ваш дьявольский маскарад! Ты не представляешь насколько он отвратителен. Элия сглотнула нервно и даже чуть покачнулась, словно бы от пощечины, в глазах ее отразилось непонимание и даже отголосок чего-то отдаленно похожего на боль. Однако собралась быстро, взяла себя в руки, припустила в шоколадную вязкость глаз толику тепла, а в голос всегдашней своей ласковой мягкости, создающей эффект нежного поглаживания меховой пушистой варежкой по обнаженной коже. — Как пожелает моя королева, — послушно пропела принцесса, — я думаю, что так огорчающий вас маскарад недолго продлится, уже скоро Рейгар вернется и… страница будет перевернута. Она уходила неспешно, с приветливой улыбкой на губах и высоко вскинув голову. Изящную шею обвивала тугая бархотка и на ней раскачивалась золотистая змейка с глазками-рубинами. Апельсиновый шарф струился за ней, сплетаясь с тонким ароматом жасмина, бывшим неизменным ее спутником, а золото лент блестело в косах, отражая солнечный свет. Руки заботливо и ласково оплетали округлость живота, поглаживали ласково… Матерь всеблагая! Как это было чудовищно! Рейла невольно сама повторила жест Элии, желая оградить свое дитя от противоестественности здесь происходящего. Скорее бы и впрямь уже вернулся Рейгар и хотя бы отпала нужда терпеть самую неприятную часть нынешнего кошмара. Рейла улыбнулась грустно, отворачиваясь от уходящей Элии, посмотрела на небо и море, на мелькающих вдалеке чаек и проговорила тихо, обращаясь к себе самой и всем богам, какие только были на свете и могли ее услышать: — Пусть у них получится все задуманное. Пусть они победят. Прошу…***
Перед глазами все расплывалось, тело горело, боль терзала изнутри, голос был сорван от почти беспрерывного крика, так, что теперь из горла выталкивались лишь хриплые стоны. Нет, она не привыкла к боли, к ней невозможно было привыкнуть, но как-то сжилась с ней, стала ощущать ее чем-то неотъемлимым и незыблемым, словно она всегда была частью ее. Время и вовсе превратилось в нечто эфемерное и почти несуществующее, ей говорили, что все продолжается второй день, а по ее ощущениям так уже целую вечность. Мысли с трудом прорывались сквозь пелену забытья, увязая в потоках боли, страха, туманных видений, мысли были нестройны и нечетки, она начинала о чем-то думать, почти сразу утрачивала нить размышлений, перескакивала на нечто иное, а чаще просто проваливалась в бездумную пустоту. Лишь одно билось в ее сознании четко и ясно — пусть это все скорее закончится. Люди рядом, голоса, приглушенный свет, плеск воды, прикосновения… все смешивалось в дикую круговерть, боль ослепляла новой вспышкой, отгораживая ее от всего мира и так снова, снова, снова… и конца и края этому нет, из этого круга не вырваться, она обречена наверное бежать по нему вечно. Это расплата за глупые мечты, что затащили ее в ловушку и приведут скоро к могиле. Наверное она заслужила, ведь это ее наивное сердце наполнило силой чары, которыми ее опутали. Она сама сделала шаг в расставленные сети, а когда очнулась и поняла, что она натворила — было слишком поздно что-то исправлять. Прикосновение было непривычным, новым в пелене ее кошмара. И голоса тоже такого здесь ранее не звучало. Лианна с трудом разомкнула веки и сразу натолкнулась взглядом на него. Молча стоял, привалившись плечом к стене и смотрел на кровавый кошмар, в котором она тонула, равнодушным индиговым взглядом. Боль разжала свои железные зубы, выпуская ее, давая короткую передышку и она смогла рассмотреть его получше. Спутанные волосы, запыленная одежда, порезы и ссадины на высоких точеных скулах и уставшие глаза с лихорадочным блеском. — Мой принц, здесь уже ничего не поделать, — заскрипел глухо совсем рядом голос, мелькнул рукав темного балахона, звякнули разномастные звенья мейстерской цепи. — Девушка слишком молода и потеряла слишком много сил. — Что с ребенком? — оборвал его негромкий голос с нотами неизменного металла. — Ребенка можно попробовать спасти… да, скорее всего получится, — забормотал все тот же скрипучий голос, словно к самому себе обращаясь, — а вот девушку… ах, как молода! Ах, как жаль ее… можно конечно попробовать… — Не надо пробовать, — прервал Рейгар все эти размышления вслух, — спасите ребенка — вы здесь для этого. Ни для чего больше. — Вы возможно не поняли, ваше высочество, девушка… — все еще пытался донести до него очевидное мейстер и снова был прерван на полуслове. — Это вы не поняли! Ребенок — вот ваша единственная забота. Делайте, что должны и не задавайте вопросов. Ответы вам не понравятся. Глубокий вздох был ему ответом. Многое, ой как многое мог бы и хотел бы сказать старый мейстер сейчас принцу, но никакого смысла в том не было, ни на что повлиять не могло, а время и впрямь было дорого, младенец уж точно ни в чем не виноват и счет шел уже на минуты, только вот… — Мой принц, когда вы меня изволили схватить как нашкодившего кота за шкирку и поволочь за собой, не потрудившись объяснить куда и зачем… — Да что ж такое! — вскипел Рейгар, отлипая от стены и делая шаг в центр комнаты. — Я уже тысячу раз принес вам извинения за свою бестактность. Нет, мне не стыдно совсем, а столь глубокую рану на вашем самолюбии мы залечим золотом. А теперь будьте любезны уже… — Я не об этом, мой принц! — мейстер тоже утратил терпение. — Когда вы меня вытащили так спешно из моей обители, я мало что успел собрать и сейчас… у меня нет ни макового молока, ничего вообще, чтобы хоть как-то облегчить ей… — Ах, вы об этом, — голос принца сразу стал спокоен и окрасился в легкий оттенок ядовитой иронии, — ну что ж поделать! Она потерпит. Она сильная девочка. Несколько шагов и он склонился над Лианной, заглядывая в измученные глаза, прохладная рука его скользнула по ее щеке, ласково огладив, а губы запечатлели поцелуй на пылающем виске. — Ты ведь у меня сильная, да, любимая? Ты не разочаруешь меня? Даже сейчас он был красив, даже в эти проклятые минуты она невольно любовалась им, этими острыми точеными чертами лица, слишком идеальными для просто человека. Опасная красота, хищная, рептильная, колдовская. И глаза — затягивающие и губительные. Вот и Лианну затянуло с головой в топкое болото его интриги, а когда она очнулась и вынырнула из вязкой трясины — ей остался лишь последний вздох. — Ненавижу, — прошелестела она едва слышно ослабшим голосом, — как же я тебя ненавижу… Всхлип и скатившаяся по пылающей предсмертным румянцем щеке слезинка — она не смогла их удержать. Ей бы хотелось быть холодной и гордой сейчас. Хотелось бы в лицо ему плюнуть. Высказать все то, что никто больше ему не выскажет. Ударить, хотя бы словами. Причинить ему боль. Растоптать его. Уничтожить. Но сил ее хватило лишь на это тихое и обреченное признание в ненависти и на жалкие слезы, за которые она сама себя проклинала и презирала сейчас. — Ты лжешь, любовь моя, — печально улыбнулся он. — Ты лжешь мне и самой себе и знаешь это. Но это уже неважно сейчас, совсем неважно, — он снова ее поцеловал нежным и долгим поцелуем, после чего поднялся и голос его снова зазвучал резко и отрывисто: — Вы готовы, мейстер? — Да, мой принц, — тихо промолвил тот, подписывая ей окончательный приговор, — но мне потребуется помощь — надо будет максимально… обездвижить… девушку, — каждое слово явно давалось ему с трудом. — Ясно, — коротко подвел черту этому короткому диалогу Рейгар и руки его рванули застежки камзола. Сквозь непрерывную боль Лианна почувствовала как по спине ползет тонкая ледяная змейка предчувствия чего-то совсем ужасного… Грохнула дверь, голос Рейгара зазвенел громко и решительно — он кого-то звал, после отрывистыми резкими фразами с кем-то говорил, попутно закатывая высоко рукава рубашки. Милосердная боль затуманивала разум Лианны, не давая осознать в полной мере простые и жуткие действия вокруг. Короткие просветы позволяли выхватывать из раскаленного дрожащего пекла, в которое обратилась ее реальность, нечеткие образы и ощущения. Вот Рейгар сжимает руки на ее запястьях стальными неразрывными браслетами, а спутанные серебряные волосы падают ему на лицо, он смотрит внимательно и спокойно, даже с каким-то затаенным интересом. Шнуровка на его рубашке почти полностью распущена и перед глазами Лианны раскачивается небольшое серебряное солнце на витой цепочке… маленькая незначительная деталь, которая говорит слишком многое. Жаль, что слишком поздно. А вот уже другие руки стискивают ее еще одной железной хваткой — сир Эртур! И кто бы мог подумать! Безупречный белый рыцарь, благородный и прекрасный и вот пожалуйста — обнаженные загорелые его руки крепко держат беспомощную жертву. Привычного доспеха на нем сейчас нет и это наверное правильно, не придется после отмывать белоснежную броню от крови. Лианне хочется спросить, сможет ли Меч Зари после всего здесь случившегося отмыть от крови собственную совесть, но конечно же не спрашивает. Вопрос этот ведь ничего не изменит. Запоздалый страх подкрался к ней вместе с прикосновением холодного металла к животу. Острая боль тонким лучом прорезала все ее существо. Лианна будто ослепла и оглохла на миг или на вечность. В мире остались лишь двое — она и ее боль. Каким-то неведомым чудом, а может лишь по злой насмешке богов, она проползла через кошмарную пытку и осталась жива, пусть и ненадолго. Диким звериным усилием процарапалась сквозь пелену дурмана, чтобы сразу же разбить лоб в кровь о реальность. Окружающий мир встретил ее голосом Рейгара, который ни с чьим другим не перепутаешь, Лианна вслушивалась в его звучание, в привычной бархатистой мягкости появилась какая-то особенная нежность — так хищные кошки мурчат над своими котятами. Лианна с трудом расклеила ресницы и свет сразу резанул по глазам, неприятно обжег. Голова сама собой перекатилась, повернувшись и перед ней возникла картина чудесная и ужасная в равной степени — Рейгар склонился над новорожденным младенцем. Девочка — как он и хотел. Серебряные волосы и фиалковые глаза — кровь древней Валирии в лучшем ее проявлении и ничего от матери. Его крошка-принцесса. Его долгожданная Висенья. Третья голова дракона. Боги, за что? Как вырваться отсюда? Как повернуть время вспять и выбрать иначе? Неужели конец? Вот так? Вот здесь? Так нелепо и так обыденно, так незаметно, так страшно… Разум заволакивало жаром лихорадки, пульс выстукивал бешеный отчаянный ритм, молодой организм отчаянно цеплялся за жизнь, которая неумолимо ускользала, рассыпалась пеплом, сгорая в пламени соприкосновения с тем на кого ей и смотреть-то не следовало. — Мой принц, она отходит, — проскрипел голос мейстера. Рейгар оторвал взгляд от новорожденной малышки и посмотрел как будто не понимая о ком речь и чего собственно от него вообще хотят, на секунду задумался и все же подошел к Лианне. Ничего уже не говорил, молча сплел свои руки с ее и просто смотрел. Ждал терпеливо, когда крупицы отпущенного ей времени растают без следа. Взгляд его ничего не выражал, разве что скуку. Вот бы он исчез, испарился, ушел, улетел! Чтобы не смотреть на него сейчас, чтобы не тащить с собой за грань его лицо — она не желает его более видеть никогда — ни на этом свете, ни на том. Увидеть бы сейчас хоть одно лицо из тех, кто любил ее когда-то… Лианна сморгнула слезу и вздрогнула — Рейгар исчез. Перед ней был Нед, ее милый Нед, ее дорогой и любимый брат! Он был настоящим, был здесь, держал ее за руки! Он шептал ей что-то отчаянно, она никак не могла разобрать, наконец с трудом разобрала: — Роберт убил его, Лиа, он убил его. Рейгар мертв. Ты поправишься, я заберу тебя домой, в Винтерфелл, там снег лежит пушистым ковром, как ты любишь и розы, твои розы, они снова расцвели… — Смешной мой, глупый Нед, — рассмеялась она тихо, — ты заберешь отсюда лишь мое тело и ничего больше. Плач младенца взметнулся и повис между ними. Лианна вцепилась в руку брата, глаза ее вспыхнули искрами почти истлевшей жизни. — Малыш, Нед, мой малыш! Забери его, спрячь! Обещай мне, Нед, обещай… обещай, что он никогда не узнает кто его отец, это нетрудно будет — он на меня похож и на тебя и на Брандона и на отца… Нед, он чудесный темноволосый мальчик с глазами серыми, как лед зимней ночью… спрячь его. Пусть он не узнает… не надо знать никому… и верни меня домой, Нед, верни хоть так, обещай мне, Нед, обещай… Брат стискивал ее руки, в глазах его стояли слезы, родное любимое лицо его расплывалось и отдалялось, последнее, что она успела шепнуть ему почти неслышно была робкая просьба: — Принеси мне розы, ладно…? В нос ударил жаркий и густой аромат крови, по губам мазнуло вкусом соли и металла и все вокруг затянуло багровой пеленой. Аромат роз нахлынул внезапно и сильно, обнял пьянящей свежестью, синие лепестки взлетели, взвихрились, закружились в жарком кровавом мареве. Холод подполз медленно, прикоснулся осторожно к лицу колючими снежинками. Она была дома… Рейгар высвободил руки из обхвативших их холодеющих пальцев Лианны. Вздохнул тяжело и долго молчал, глядя куда-то в стену пустым застывшим взглядом, наконец ожил, пришел в движение, осторожным прикосновением закрыл остановившиеся глаза, склонился, целуя в лоб. Малышка издала какой-то тихий, едва слышный писк и он моментально перенес все свое внимание на нее. — Ну и чем мы недовольны? — пропел он над новорожденной девочкой. — Что нам не нравится? Плохо тут? Согласен, очень плохо, пора нам домой, да? Она уже давно нас ждет… знала бы ты, как я по ней скучаю, — на последних словах его губы тронула легкая мечтательная улыбка, а глаза наконец посветлели и из них исчезло то обостренное напряжение, что так прочно и так давно там угнездилось.***
Берега Трезубца утопали в туманной предрассветной мгле. Скудный свет не мог справиться с клубящейся тьмой, перемежающейся пластами неподвижного молочного тумана. Под ногами чавкало и хлюпало. Запах стоял такой, что если бы не маска пропитанная отварами трав, то его бы вытошнило фонтаном сразу, как только он приблизился к этому месту, которое в скором времени непременно прозовут дурным и гиблым, припишут блуждающих призраков и сочинят парочку легенд непременно. Народ будет ходить и озираться испуганно, но место никогда не обезлюдеет — брод через Трезубец все-таки, такие места не пустуют никогда, а люди всегда остаются людьми. Вот и его принесла нужда перебраться через реку, если б не это — черта бы с два он сюда сунулся, нет, не из-за призраков. Дело было в ином. Взгляд путника пробежался по густому туману. Тьма упиралась и отступала неохотно, но все же отступала, сдавалась новому дню и свету вместе с ним надвигающемуся. Первым делом из туманной дымки выплыл высокий столб с поперечной перекладиной и приколоченным к ней телом. Скорбно и грозно мертвец осматривал пустыми глазницами поле недавнего боя, глаза его давно выклевали и утащили птицы и теперь жуткие черные дыры таращились слепо на мир. Под столбом прислонили добротный и прочный щит с черным оленем, бегущим по яркому желтому полю. Хороший щит, правда вот от стрел своего хозяина уберечь не смог — тело мертвеца на столбе было все утыкано стрелами, их было столько, что путник и не думал пытаться сосчитать, трезво рассудив, что его умения считать до десяти тут маловато будет. Стрелы были все до единой оперены издевательскими алыми перьями, что пылали цветом крови в сером тумане. Ироничная вышла смерть, насмешливая. А посмертие так и вовсе хуже некуда. А меж тем светлело все ощутимее, мгла отступала и взору отрывался страшный частокол. Головы. Их было много. Десятки и сотни голов, отделенных от тел, смотрели на мир мертвыми мутными стекляшками глаз и пустыми черными дырами вместо них. Не так давно здесь были живые люди, они были веселы и задорны, их сердца были полны надеждой, горячие головы легкомысленно считали победу уже своей, короля на железном троне никто уже не учитывал и не принимал за серьезного противника. Победа маячила впереди и казалась такой реальной, почти была в руках, казалось ее уже можно потрогать, казалось, что драконы уже повержены и обращены в пепел… иллюзия была жива до тех пор пока в игру не вступил принц Рейгар. Он отмел все намеки своих советников, что мол неплохо бы переговоры… — Какие переговоры? С кем? С предателями, забывшими о своих клятвах? Забывшими кто есть кто? Так я напомню и переговоры в этом процессе звено абсолютно лишнее. Так же как и милосердие во всех его проявлениях и если кто думал на эту тему высказаться — очень советую промолчать, — индиговые глаза разгорелись обжигающей тьмой, полыхнув на миг алым и прошили всех присутствующих раскаленными иглами. Больше тему переговоров никто не поднимал, да и вообще с советами к принцу лезть не рисковали. У принца не было драконов, чтобы обрушить на мятежные головы небо пламенным дождем и поэтому он все залил кровью. Укутал страхом. Населил берега Трезубца мертвецами. Заставил Вестерос вновь ощутить на загривке железную драконью хватку, тяжелую лапу, прижимающую к самой земле и не разбирающую кто ты там — лорд, рыцарь, септон, мейстер или просто безродный бедняк. Драконам все было едино. Над полем кружило воронье, падальщики слетались на трапезу. Интересно, птицы благодарны принцу за такую роскошную пирушку? Путник ухмыльнулся своей мысли и продолжил перебираться через брод, позволяя своей приземистой рыжеватой кобылке самостоятельно выбирать дорогу, полагаясь на чутье лошади. По плечу мазнуло мягким прикосновением и он выругался — ворон пролетел так низко, что задел его плечо. Совсем одурели птицы от мертвяков, оставленных тут напоказ, чтобы налюбовались вдоволь, запомнили и байки сложили, чтобы надолго хватило Вестеросу жестокого урока. Ворон же уже давно был на другом берегу, прошелестел крыльями, хрипло каркнул и уселся нагло на одну из воздетых на пику голов, каркнул еще раз, пронзительно и словно бы до крайности недовольно, и ударил клювом куда-то в мертвое лицо — длинное и строгое в обрамлении спутанных каштановых волос. Клюв вынырнул обратно, сжимая добычу — остекленевший глаз, сохранивший еще холодный серый цвет. Ворон расправил крылья и снялся со своего места, влетел в воздушный поток и плавно проскользил в нем какое-то время, после вырвался и набирая скорость устремился на Север.