ID работы: 10425460

O.B.A Liberation

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
95
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
48 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
95 Нравится 3 Отзывы 42 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Моросящий дождик стучал об открытые зонты, капли громко отскакивали от непромокаемого материала. Почти, как их собственный маленький маршевой оркестр. Их было не так много, как они ожидали, но это никого не останавливало, каждый из них твёрдо шагал вниз по улице. Революция никого не ждала. Некоторые плакаты были свёрнуты в руках, красный цвет маркеров стекал по коричневому картону. Но их голоса. Их голоса были слышны даже сквозь тяжёлый стук капель дождя. Их общество всегда было таким. Ну, не то, чтобы всегда. Уже четыреста или, может, пятьсот лет половая принадлежность играет главную роль в разделении общества. Кто-то может спросить: «Ну, а что было до этого? На что оно было похоже?» Они не знают, дорогой читатель. Не совсем. А почему? Потому что историю на бумаге пишут всегда те, у кого есть Власть. И история гласит, что Омеги были созданы, чтобы быть с Альфами. Чтобы те защищали и сохраняли их хрупкий и уязвимый вид. На сегодняшний день женщины-омеги составляют сорок процентов населения. И, возможно, в Конституции или законе этого не говорится, но с ними обращаются, как с ценным имуществом. Предметы, а не люди. С сознанием и правом выбора. Имущество, потому что имеют матку, которая важна для продолжения рода. Далее, есть альфы. Защитники. Семя жизни. Они составляют более тридцати процентов населения, и только единицы из них – женщины. Для сохранения вида, можно сказать. Но будучи загадочным образом убитыми в течение десятилетия с момента их проявления, другие могли бы возразить. У женщин-альф возможность зачатия меньше, чем у омег, также, как и у женщин-бет. Но поскольку большинство из них способны на это, их детям рады в маленьких беспощадных учреждениях. Это одна из причин, почему их права отнимаются каждый день под ярким светом солнца. Обманутые этой видимостью основного выбора. Чёрные чернила ручки на белой старой бумаге. Лишь прозрачная иллюзия, потерянная среди мрачных коридоров госпиталей. Аборты отклоняют, отклоняют и отклоняют каждый день внутри этих стен. Потому что жизни должны быть защищены для Правительства. Не важно, какова ситуация. Новая жизнь принесёт новую жизнь в будущем. Все жизни должны быть сохранены – все, кроме одной группы. Рядом с женщинами также стоят интерсексуальные омеги. История гласит, что в начале они не существовали. Что их появление было... мутацией. Как и многие другие мутации, произошедшие за последнее тысячелетие. Однако лидеры никогда не одобряли такую эволюцию. Интерсексуальные омеги чаще всего мужчины, которые могут вынашивать плод внутри своего тела. Они составляют пять процентов населения, и запрет абортов распространяется и на них, как многие могли бы предположить. Но на самом деле это не так. Потому что они никаким образом не упоминаются в программах здравоохранения Правительства. Для Них их как будто... не существует. У них нет такого же доступа к медицинскому обслуживанию, как у женщин-омег, даже когда они беременны. Потому что их дети считаются аномалией. Отклонением. Рождёнными не гетеросексуальными партнёрами. Странными. Это ставит их в очень хрупкое положение. Дети, омеги, не соответствующие гендерным нормам люди, немногочисленные женщины-альфы. И все беты. Сейчас мужчины-беты чаще слабее альф. Не физически. Теперь это больше никого не волнует. Нет. Настоящая сила в этом мире – контроль. Лидерство. Влияние. Но если реальная сила может оказать влияние, тогда они готовы сделать так, чтобы их услышали. Потому что так и должно работать общество. Основываясь на взглядах тех, кто создал эти правила. На самом деле общество намного более разнообразно. За последние несколько десятилетий протесты и политические движения пытались заставить население пойти против правил и стереотипов, к которым были прикованы столетиями. И люди менялись. Медленно. Они сами начали заявлять, какие права действительно их собственные, а какие – нет. Какие могут поменяться, и какие можно получить. Они начали исследовать свою гендерную идентичность и её выражения. И даже если можно определить чью-то принадлежность по запаху, это начало становиться всё менее и менее приемлемым в обществе. Но их Правительство продолжает прятаться за ярлыком Парламентского государства, когда единственную Палату представляют три беты и сто сорок семь альф, когда как женщины любого пола могут претендовать только на административную работу. И это в лучшем случае в то время, когда даже те, кто должен защищать население, были продажными десятки лет. Поэтому они борются. Они сражаются за своё право жить так, как им хочется. Капюшон ветровки не давал дождю намочить его ресницы, чёрные битые армейские ботинки, наступая в маленькие лужи, разбрызгивали грязь. Чонгук присоединился к митингу после его начала, люди уже шли вниз по боковому переулку на одну из самых главных дорог в центре города. Он слышал громкие протесты на расстоянии, которые принадлежали лидеру собравшихся, но он находился слишком далеко, чтобы разобрать его слова. Они прошли Центральный банк и несколько административных зданий, чья архитектура сохранилась ещё с начала прошлого века. Он заметил нескольких человек, выглядывающих из окон, и их белые воротнички. Они разглядывали шествующую толпу всего пару секунд, тут же разворачиваясь обратно к мониторам. Вдалеке загрохотал гром, и дождь усилился, но протестующие продолжали свой путь, темнеющие облака следовали за ними над головами. Холод октября был беспощаден. Когда они остановились, чтобы перейти единственную не перекрытую на время шествия дорогу, Чонгук наконец поравнялся с впереди идущими, следуя выкрикам их слогана. У любви нет пола! У любви нет пола! Он видел, как несколько человек держали перед собой большой плакат с надписью и как другие поднимали раскрытые зонты над их головами. Все, кроме одного, стоящего с краю справа. Его обесцвеченные волосы были такими же серыми, как и буря над ними. Подождав, когда загорится зелёный, они торопливо перешли улицу большой толпой, не давая никому остаться позади. Они не были уверены, что машины не переедут их, когда светофор вновь загорится красным. Когда они добрались до другой стороны улицы, флаг, который несли впереди строя, повернулся налево, направляясь к разрешённому для сидячей демонстрации месту. Стоя на краю площади, Чонгук разглядывал на лежащие на тротуаре плакаты. Группа людей с баллончиками подошла к пустой стене, пока другая устанавливала небольшую сцену под дождём. Появилось некое волнение, поэтому он предпочёл остаться в стороне, даже если всего здесь было около двухсот человек. Тут собрались люди всех возрастов, взрослые с племянниками, подростки, люди среднего возраста, матери с детьми. Они ликовали. Энергия, исходящая от них, освещала это серое, окружённое бетоном место. Но внезапно тесной толпы оказалось для него слишком много. Из-за неё призрак беспокойства зажёгся в нём, а он ещё не был готов справиться с ним. Его тело двигалось само по себе, быстро лавируя между сладкими и едкими запахами. Когда ноги принесли его на одну из соседних улиц, он тяжело задышал, ладонями упираясь в колени. Ему просто нужно было успокоиться. Глубоко дышать и успокоиться. Он сможет сделать это. Он хотел быть на этом митинге, хотел отстаивать свои права. Ещё один глубокий вдох... и выдох. Прошло несколько минут, и он услышал голос через колонки или, может быть, рупор. Он был немного похож на крик. Когда его взгляд упал в толпу, все головы были повёрнуты к источнику звука. Он перешёл дорогу и приблизился к собравшимся, слушающим пылкую речь спикера. Редкие капли дождя всё ещё падали на его красную ветровку. – Они отняли нашу возможность поменяться! Сожгли наши деревни в лесах! Они забрали часть нас! Но теперь... теперь мы заберём наше право любить тех, кого мы хотим любить! Крики и возгласы одобрения заполнили воздух, а маленький ребёнок застучал палочками по барабану, висящему через плечо. – Извините, – произнёс Чонгук, пытаясь перекричать стоящий шум. – Кто этот человек на сцене? У девушки справа от него ярко-синие волосы, заплетённые в два пучка, и очки в толстой оправе на переносице. – О, это Чимин! Он президент O.B.A Liberation, организации, устроившей этот митинг. Освобождение Омег, Бет и Альф. Ему стало интересно, имеют ли они в виду одних и тех же похитителей. – Я знаю, сегодня нас не так много, как хотелось бы, – продолжал спикер, заставляя толпу затихнуть. – Но мы готовы сражаться и распространять наше послание. Вот почему я сейчас приглашаю любого из вас, кто, может быть, хочет сказать пару слов, подняться сюда, на сцену, – заявил он, подходя к краю платформы. – Да, и ещё кое-что, – добавил он. – Я хочу напомнить всем вам, что это открытое и безопасное место для каждого. Вы можете спокойно поделиться своим опытом, если хотите. Спасибо всем ещё раз за то, что пришли. После того, как Чимин спрыгнул со сцены, становясь в первые ряды толпы, люди начали выходить из-под натянутого тента от дождя. Одни зачитывали короткий текст, другие делились личными историями, молодой парень читал отрывки своего стихотворения. Слушая различные голоса через колонки, Чонгук оглянул толпу. Всего в паре метров от него стояли две омеги, прилюдно и смело целуясь. У одной из них были короткие кудрявые волосы и тёмная кожа. Она в рубашке с длинными рукавами обхватила ладонями лицо другой омеги. Та немного ниже, с красными волосами, светлой кожей и чёрным чокером с шипами на шее. Их полные губы двигались плавно, словно волны. Он восхищался ими, спрашивая себя, будет ли у него когда-нибудь достаточно смелости на что-то подобное. Так бесстрашно. На стене, которая отделяет их от парка, за сценой, стояла группа людей с баллончиками краски, рисуя что-то наподобие символа. Чёрный силуэт волка, свободно бегущего по лесу. Он уже видел его на некоторых флагах во время шествия. Должно быть, это был логотип организации. Он надеялся, что его не уничтожат на следующее же утро. Прошёл час, и Чонгук уже больше не слышал капли дождя, разбивающиеся о ткань его ветровки. Толпа начала рассасываться, только несколько кучек людей были вовлечены в разговоры то тут, то там. Возможно, он слишком стеснялся подойти к ним, но он знал, что должен был наконец сделать то, о чём думал с самого начала шествия. Он направился к сцене, где несколько человек начали сворачивать тент. Все члены организации разговаривали между собой, формируя небольшой плотный круг. Он знал, что, наверное, выглядел глупо, стоя в стороне и держа руки в карманах. Если бы он только мог произнести хоть слово. Он уже почти решил бросить всё это и уйти, как будто ничего и не было, когда взгляд тёмно-коричневых глаз встретился с его собственным. Мужчина вроде бы извинился перед остальными, прошёл мимо них и остановился прямо перед Чонгуком. – Привет! Его голос был такой же серебристо-чистый, как и оттенок его волос. – Ты хотел спросить что-то? Или, может, поделиться? Чонгук прикусил нижнюю губу, жуя её несколько секунд. – Не совсем. Я... Я хотел спросить, набирают ли сейчас сотрудников в организацию. Яркая улыбка появилась на его губах, за ней последовал кивок. – Конечно! Набор в нашу команду всегда открыт. Ты уже знаешь, чем мы занимаемся? – Эм... Вообще-то не совсем. Но я хочу поддержать движение, и я придерживаюсь ваших целей и ценностей. Особенно то, что ты сегодня сделал, это... эта речь. Свобода любви между людьми разного пола. Это... Ты проделал блестящую работу, правда. Глаза Чимина сузились до такой степени, что вряд ли он мог что-то разглядеть, он перекатывался с пяток на носки вперёд-назад. – Спасибо... То, что мы произвели на тебя такое впечатление, многое значит для нас. Потому что мы действительно работаем на износ. И... ты тоже мог бы. Наш главный офис на последнем этаже здания у реки, оно стоит там одно. Рядом с Мемориалом. Не так далеко от дома Чонгука. – То, у которого снаружи висят флаги? – Да, именно оно! Если ты свободен, то я буду там в четверг, могу всё рассказать тебе и показать, чем мы занимаемся, как у нас всё организованно... И ты мне скажешь, чем хотел бы заниматься. Губы Чонгука растянулсь в смущённую улыбку. – Нормально будет, если я приду в шесть вечера? – Идеально! Дождь снова закрапал, но Чимину, казалось, было всё равно на то, что локоны его волос постепенно намокали. – Ну... Увидимся в четверг. – Ага, мы... Увидимся в четверг. Его огромные ботинки уже разворачивались в другую сторону, ему не терпелось уйти и пройтись по влажным улицам своего района. – Подожди! Он повернул голову, но капюшон его ветровки мешал ему разглядеть незнакомца. – Я даже не знаю твоего имени. Его пальцы нашли в кармане резинку для волос, накручивая её на свои костяшки. – Чонгук. Он был рад, что мужчина просто подошёл чуть ближе, не предлагая своего запястья или шеи для быстрого, вежливого обмена запахами. Это был обычный жест, от которого он каждый раз уклонялся. – Рад познакомиться с тобой, Чонгук. Я Чимин. И с этими словами незнакомец отошёл к своему маленькому кругу, сильнее укутываясь в ткань красного пальто. Только когда он остановился, пройдя достаточно много вдоль улицы, обсаженной платанами в осенних оттенках, Чонгук осознал кое-что даже немного утешительное. У Чимина не было никакого запаха.

––––––––––––––––––––––

Чонгук не запомнил, как поднялся на третий этаж, останавливаясь в холле. Здесь была дверь, похожая на вход в ванную комнату, справа, закрытая тяжёлая деревянная дверь перед ним, и открытая – слева. Он тихонько зашёл в открытую, но в комнате никого не было. Здесь было просторно и ярко, хотя свет исходил только от одной лампы на потолке. Это было похоже на приёмную: полукруглый стол располагался в дальнем углу с бесконечной кучей флайеров сверху. Одна из стен была сделана из голого красного кирпича, кремовый Г-образный диван и два кресла находились справа. С другой стороны комнаты стоял стол с двумя кофе-машинами, коробками, чайными пакетиками и множеством разноцветных кружек. Он уже рассмотрел одну, на которой написано Параноид Андроид. На стенах висели картины прошлого столетия с изображениями протестов, людей, изменений. Почти все из них были чёрно-белые, но он увидел и более свежие. Плакаты с рекламой и лозунгами. Здесь была старая картина мальчика с трубой, которой Чонгук когда-нибудь хотел бы дать новую жизнь. Зелень можно было увидеть по всей комнате в разных формах: несколько растений было на полу, несколько – на подоконнике, некоторые свисали с потолка благодаря специальным механизмам. Все они казались здоровыми. А не мёртвыми, как те, что Чонгук пытался вырастить. Он услышал торопливые шаги за закрытой дверью, в левом углу помещения, которое, наверное, соединялось с другими комнатами на этаже. Дверь распахнулось перед улыбающимся Чимином, который, казалось, действительно запыхался. – Извини, я пытался достать «жучок» под столом, но он оказался за батареей... Привет! Можешь оставить свою куртку вот здесь, если хочешь! – затараторил он, указывая на вешалку за спиной Чонгука. – Как видишь, это приёмная... ничего примечательного, но... мы зайдём сюда позже. Чонгук повесил верхнюю одежду на настенный крючок рядом со знакомым красным пальто. – Идём сюда, покажу тебе здесь всё. Чонгук последовал за Чимином через комнату, пока тот объяснял, как устроена их организация: их ценности, цели, будущие проекты. Пока Чимин говорил, показывая разные рабочие офисы, он заметил то, чего не видел раньше, во время мгновенного смятения на демонстрации. Пересекая левую щеку Чимина, на ней тянулся шрам. Он казался старым, светлее, чем остальная его гладкая кожа. Он контрастировал с ней. – Что ж... на этом столе, на самом деле, никогда не бывает чисто. Мы просто... всегда оставляем маркеры и бумагу вокруг. Надеюсь, это не будет отвлекать тебя, – Чимин назвал это комнатой для собраний. Она, наверное, была такой же большой, как и приёмная, с широкими белыми столами посередине. Много стульев на колёсиках стояли в беспорядке по всей комнате, их, должно быть, было по крайней мере штук двенадцать. На большинстве из них ткань износилась и потеряла цвет, кое-где на ней можно было заметить тёмные пятна от кофе. На стене висел голубой аналог часов, которые отставали на час. Дверь с другой стороны вывела их в маленький коридор без окон. Чонгук заметил закрытую деревянную дверь с другой точки обзора, ту, которую он видел с площадки, когда пришёл. – Что ж, это место похоже на круг. Чимин немного повернулся на пятках, пробежавшись рукой по серебристым волосам. – Ну... да, думаю, можно и так сказать. Хотя обычно мы не открываем эту большую дверь. Здесь просто... – он открыл еë, но Чонгук ничего не увидел из-за темноты. – Склад. Запасы, старые плакаты, флаги... старые проекты. Лампочка внутри сломалась, и мне уже давно нужно сходить и купить новую... Постоянно забываю об этом. Серьги Чимина отражали слабый свет, струящийся из комнаты для собраний, одна из них настолько длинная, что касалась его плеча в чёрной водолазке. У него было их много, разного размера кольца в мочках и ещё больше в хрящах. – Это мой кабинет, – сказал он, распахивая дверь. Тёплый свет настольной лампы окутывал комнату тусклым оттенком, освещая стол с книгами, бумагой и ручками. Справа находилась большая библиотека, полная толстых папок, которые он всегда видел в старинных студиях и станциях. Кругом были бумага, бумага и ещё бумага, и даты, написанные маркером на стикерах, приклеенных на полках. Широкое окно посреди стены, прямо над столом, прозрачное стекло тонкими чёрными линиями было разделено на квадраты. Тёмно-коричневая сумка одиноко стояла в углу, рядом с ней – корзина с виниловыми пластинками. И только сейчас Чонгук уловил слабую мелодию, разливающуюся по комнате. Она была похожа на Eputaph King'a Crimson'a, и это немного согревало его душу. – Здесь немного грязно... – голос Чимина стал тише, почти переходя на шёпот. – Если я не буду ходить по кабинетам, когда ты придёшь в следующий раз, и, если я буду нужен тебе, можешь постучаться ко мне в любое время. Я основатель, храню инвентарь, и представляю нас различным организациям, но в нашей группе нет никакой иерархии или чего-то такого. Я просто хочу, чтобы ты знал, ты… ты так же свободен выражать себя, как и другие, предлагать идеи, даже спорить, когда до этого доходит. Чонгук молча кивнул. Он не знал, получится ли у него при первой же встрече со всеми подружиться, но он очень хотел попробовать сделать это. Они вышли из комнаты, и Чимин направился к единственной оставшейся двери, стуча по светлой раме. Открыв дверь, им улыбнулся мужчина в очках с толстыми стёклами и с лёгким ароматом свежей древесины, исходящим от него. Его запах выдавал в нём бету. Он был немного выше Чонгука и даже чуть шире его в плечах. – Привет, я Намджун, – ямочки на его щеках придавали ему дружелюбность. Он не казался устрашающим. – Привет, меня зовут Чонгук… Я новенький здесь. Я… Чимин показывал мне тут всё. Намджун только слегка кивнул, как и Чимин в их первую встречу. Он не предлагал ни свою шею, ни запястье. –Да, я помню тебя с митинга в прошлое воскресенье! Чимин говорил, что ты придёшь сегодня, приятно познакомиться. Он пригласил их войти, оставляя дверь за собой открытой. Кабинет Намджуна был немного меньше, чем у Чимина, и практически не захламлённый. Беспорядок был здесь минимальный, из угла комнату освещала яркая лампа. Рядом с его столом стоял фикус, и целый ряд маленьких кактусов – на подоконнике. Чонгуку казалось, что он действительно заботился о своих растениях. – Вы двое уже поговорили о том, что ты будешь здесь делать, Чонгук? – Нет, вообще-то мы ждали тебя, – поспешил ответить Чимин, поворачиваясь к Чонгуку. – Намджун – вице-президент здесь… в основном он пишет тексты для флайеров, делает посты на нашем сайте, и рекламирует нас. Ещë он помогает организовывать встречи и шествия, как и остальные. – У каждого из нас есть какая-то роль, которую назначают здесь, пусть даже для решения мелких задач, – добавил Намджун. – Всё зависит от интересов человека, и ты со временем сможешь понять, чем тебе больше нравиться заниматься. Если, конечно, сейчас у тебя нет никаких идей насчёт этого. Чонгук поджал губы, засовывая руки в карманы. – На самом деле… я графический дизайнер. Я выпустился пару лет назад и сейчас работаю в рекламе на одну маленькую компанию. Так что… я подумал, что смогу помочь с плакатами, логотипом и, возможно, с оформлением сайта или социальных сетей… что-то в этом роде. Тёмные глаза Чимина внезапно загорелись, а его улыбка растянулась до ушей. – Чонгук, ты… Это, наверное, сон. Правда… – он повернулся к Намджуну, у которого на щеках снова появились ямочки. – Просто идеально. Чонгук улыбнулся им, чувствуя что-то сродни счастья, закипающего в груди. – Видишь ли, – продолжал Чимин. – У нас никогда не было человека, который бы разбирался в этом. Мы просто… как бы импровизировали или брали какие-то наброски из интернета. Но… сейчас ты точно можешь заняться этим. Ты можешь работать сам, или с кем-то, если захочешь. – Я бы хотел работать один… если с этим не возникнет никаких проблем, – Чимин слабо покачал головой, и Чонгук продолжил. – Очевидно, что концепт будет обсуждаться на встрече… правильно? Вы говорили, что проводите их каждую неделю. – Всё верно, – ответил Намджун. – Каждый понедельник вечером. Чонгук кивнул, и они молча смотрели друг на друга около минуты, не уверенные, что ещё можно сказать. Чонгук перекрутил резинку на своём запястье вокруг указательного пальца, надеясь, что кто-то что-то всё-таки скажет. Он всегда предпочитал хранить молчание в таких ситуациях. – Что ж, – Намджун нарушил тишину первым, забирая со стула куртку. – Я, вообще-то, собирался домой, так что… Надеюсь, мы увидимся в понедельник, Чонгук. Чонгук поднял взгляд со своих рук, широко открывая глаза. – Ага… Увидимся в понедельник, – он кивнул, как это сделал Намджун немного ранее. – Ты закроешь, Чимин? – спросил Намджун, собирая со стола свои вещи. – Да… Не волнуйся. Увидимся завтра, Джун. Они попрощались и вышли за дверь, обратно к ресепшену, Чонгук медленно последовал за Чимином. Тяжёлая дверь позади закрылась и, вероятно, навсегда такой и останется. За стойкой регистрации было темно. Уже наступил вечер, и единственный источник света здесь – уличные фонари и несколько домов по другую сторону Мемориального Парка. Чимин обошёл стол и включил на нём лампу. Та медленно загорелась, мягко освещая рядом лежащую бумагу. Видимо, Чимину не очень нравился яркий свет. – Это анкеты для вступления в организацию, – он предложил Чонгуку взять одну, чтобы тот заполнил её. Его имя. Возраст. Где он родился. Его email и номер телефона. Как он узнал об О.В.А. Почему хотел стать участником. Не хватало только одного. Как только он закончил заполнять анкету, ему выдали карточку участника. Чонгук поднял голову, понимая, что Чимин смотрел на него. На его лице появилась ухмылка, и из-за странного света от лампы он казался немного пугающим. – Ищешь вопрос о вторичном поле? Чонгук посмотрел на него из-под чёлки, тёмные пряди прятали его глаза. – Да… искал. Чимин кивнул, закусывая нижнюю губу. – Нам это не важно, – он щёлкнул ручкой, прокручивая её между короткими пальцами. – И обмен запахами… Я видел, что ты хотел предложить запястье Намджуну. Мы так не делаем. Надеюсь, ты не против. Чонгук кивает, отрываясь от документов. – Конечно… На самом деле я немного нервничаю из-за этого. В целом. Немного это явное преуменьшение, да, Чонгук? Чимин слегка улыбнулся ему, перебирая пальцами край пустой анкеты. – Да… я тоже. Когда они поймали взгляды друг друга на несколько секунд, Чонгук не почувствовал дискомфорт. Это было странно. Слышен был только звук двигателей машин, проезжающих по улице, и жужжание обогревателя, с которого капала вода. Это место теперь казалось каким-то хорошо знакомым, привычным. И глаза Чимина тоже. Урчание собственного живота разрушило тишину вокруг, да так громко, что он услышал эхо в комнате. Хотя, возможно, это было лишь его воображение. – Прости, я… я ничего не ел с утра. – Всё в порядке, – Чимин улыбнулся ему с добрым взглядом. Он всегда такой… тёплый. Понимающий. – Я тоже голоден. И… если у тебя не осталось вопросов, то мы здесь закончили. Чонгук покачал головой, закидывая свой рюкзак на плечо. – Что ж… Увидимся на следующей неделе? Чонгук неловко улыбнулся, потому что мысль о встрече с огромным количеством новый людей до дрожи пугала его. – Ага… Увидимся в понедельник. Чонгук смущённо помахал ему, забирая куртку с вешалки. Он изо всех сил пытался не оступиться на большой мраморной лестнице, когда летел по шести пролётам, выбегая на улицу, окутанную ночью.

––––––––––––––––––––––

Он обжëг кожу, когда ладони соприкоснулись с поверхностью батареи. Он зашипел, пытаясь стряхнуть боль с рук. Намджун с беспокойством посмотрел на него, чуть склонив голову. – Я замёрз, – объяснил Чонгук, слабо хныча. – Не думал, что она настолько горячая. Это было правдой. В последние недели декабря у них в офисе было очень холодно, почти как на улице. И так как Чимин не хотел, чтобы кто-нибудь заболел, он отапливал комнаты всеми способами, пытаясь не потратить на это все сбережения организации. За последние два месяца Чонгуку удалось познакомиться со всеми членами О. В. А. во время еженедельных собраний, а также когда он ездил по делам в центр. Он старался ездить туда после работы как можно чаще, а иногда и на выходных. У него было не так много друзей, с которыми можно было бы проводить всё его свободное время. Особенно он сблизился с Чимином. Тот проводил большую часть времени в офисе, обычно в своём кабинете, или сгорбившись над большим столом в комнате для собраний. Иногда они вместе ужинали, когда остальных уже не было, и они оставались в офисе одни. Они переходили дорогу, укутанные в зимние куртки, чтобы взять что-то горячее у парня на другой стороне улицы. Они покупали только рамён или супы, потому что всё остальное было слишком жирным для них – настолько, что за этим запахом жарки не чувствовался аромат ни прохожих, ни самого продавца. Кроме Чимина влиться в их компанию Чонгуку помогал Намджун. Его запах никогда не был слишком сильным, поэтому Чонгук мог спокойно сидеть рядом с ним, на собраниях или в его кабинете, где старший объяснял ему, как устроен их вебсайт, и какие цели стоят перед ними на следующие пару месяцев. В феврале должна была состояться большая презентация, к которой сейчас все усердно готовились. Чонгук пытался говорить с каждым, даже если это были всего пару слов… и он был горд собой. Он чувствовал, что понемногу становился частью коллектива, такого разнообразного, но сплочённого одной идеей. Он особенно подружился с тремя ребятами, которые были там вместе с ним. Первый, кто заговорил с ним, был парень с пепельным блондом, который постоянно ходил с джулом в руках. Его звали Тэхён, или просто Тэ, и Чонгуку понадобилось меньше двух секунд, чтобы узнать, что тот был интерсексуальным омегой. Он пах спелой клубникой и обычно ванилью дыма от сигарет, который следовал за ним повсюду, как будто бы запах булочек дома у бабушки. Его было слишком много, но Чонгуку нравилась его личность. Он был остроумным и много шутил, поэтому… он пытался понемногу сблизиться с ним. Очень маленькими шагами идя ему навстречу. Потом он познакомился с Жасмин, или Жас. Они были небинарной альфой и пахли лесом и дикими ягодами. Их волосы окрашены в тёмный оттенок фиолетового, на ногах всегда были тяжёлые ботинки, а вся левая рука была покрыта татуировками с персонажами и пейзажами из аниме Студии Гибли, какие-то из них разноцветные, какие-то просто чёрные. Чонгуку особенно нравился жёлтый сафлор из летней деревни из «Только Вчера». Они были довольно импульсивными – временами даже агрессивными – а ещё очень-очень злыми на Правительство. Последним человеком была Ханна, первый настоящий член организации после Чимина. Это была милая омега, которая пахла манго. У неё были длинные чёрные волосы и всегда подведённые тёмными тенями карие глаза. Большую часть времени она была спокойной и очень организованной, она выполняла роль посредника, когда участники не могли прийти к соглашению. Она была всего около пяти футов роста, но когда она действительно сердилась, её испугалась бы и акула. Прямо сейчас она тоже была посредником посреди хаоса, развязавшегося в главном зале. Сегодня было не вечернее собрание, которые проходили в понедельник, а обычная встреча после полудня на неделе. У Чонгука в голове звенело, даже когда он пытался избавиться от шума, закрывая руками уши. Жас очень громко кричали. И Тэхён – в попытке остановить их тоже. Остановить, потому что больше так уже не могло продолжаться. Чонгук никогда не злился, так как не умел драться. На него слишком сильно давили, и он просто хотел, чтобы все заткнулись заткнулись-заткнулись-заткнулись-заткнулись-заткн– – Достаточно! Суровый тон Чимина заставил все посторонние звуки стихнуть, и в комнате наступила полная тишина. Чонгук никогда не слышал, чтобы его голос был настолько низким. Кроме, наверное, тех случаев, когда они перекусывали у дороги или около Мемориального Парка почти в полночь. Чимин поднялся со стула, облокачиваясь о поверхность большого стола. Взгляд острый, серебристые пряди были откинуты назад, открывая лоб. Он смотрел в стену, не фокусируясь ни на чём конкретно. Немного потерянный. Или, скорее, задумчивый. – Так ничего не получится. Он посмотрел на Тэхёна, готового начать спорить снова, но не успел тот и рта открыть, как Чимин продолжил: – Прости, Тэ. Понимаю, ты хочешь разработать концепцию для этого, но… если мы не придём к соглашению по этому поводу и не подумаем о решении, которое всех устроит, я не– – Вот так всегда! – взорвался Тэхён. –Постоянно одно и то же. Они не соглашаются с моими идеями, из-за чего меня словно выбрасывают за ненадобностью. Как будто сейчас я живу по-другому! И теперь очередная чёртова альфа начинают– –Тэ! – прервал его Чимин. – Что мы говорили об использовании вторичного пола в адрес людей? Тэхён опустил взгляд, корябая пальцем ногти. Его лицо помрачнело, злость из голоса тут же испарилась. – Я… Прости, – он помассировал шею, царапая её и поднимая взгляд на Жас. – Оно просто вырвалось. Прости. Жас посмотрели на него в ответ, незаметно качая головой, сейчас их лицо уже не было таким красным, как всего пару минут назад. – Всё в порядке. Я… – Они кинули секундный взгляд на Чимина, который с усталостью наблюдал за ними. – Мне тоже жаль. Я не имела что-то против тебя. Мне просто вообще не нравится эта идея. Поэтому я не хочу этим заниматься. Это как-то слишком… педантично, что ли. И я знаю, что моё видение ситуации отличается от твоего. я понимаю это. Ты больше вовлечён во всё это, и даже если у нас одни и те же цели… Я никогда не смогу понять, что у тебя на сердце. Так что… Прости меня. В комнате опять стало тихо, и Чонгук был рад этому. Под столом кто-то тряс ногой, но Чонгук не знал, кто именно. Возможно, Намджун. Он всегда становился довольно беспокойным в таких ситуациях. Чонгук глубоко вздохнул, опуская руки, открывая уши. Он всё ещё стоял над обогревателем, и когда-то холодная ткань его штанов, казалось, стала теплее. Он сглотнул, пряча руки в карманах худи. – Эм… Простите… Все повернулись к нему, и внезапно Чонгук почувствовал, что теперь его действительно было видно. Но ему было комфортно здесь. По-настоящему. Даже несмотря на возникающие споры и конфликты. – Могу я предложить вариант с другим подходом к решению? Ханна тепло посмотрела на него, пытаясь подбодрить его. – Конечно. Давай. Чонгук убрал прядь волос за ухо, смотря в плитку пола. Некоторые были неравномерно поломаны. Кусочки немного скрипели под его ногами. – Тэхён, ты же хочешь, чтобы на знаке был интерсексуальный омега? Я думаю, для представительства очень важно, чтобы так и было, потому что твоя цель в области общественного здравоохранения может потеряться среди других слоганов для протеста. Поэтому нам важно, чтобы его было видно на главном плакате. А потом… следует ещё одна важная тема – запрет абортов. Подошва его армейский ботинок зацепилась за осколок плитки, практически отрывая кусок от пола. Он сглотнул, поднимая взгляд на стол перед ним. – Мы можем поместить две фигуры в центр плаката. Одна из них – интерсексуал, и он беременный. Другая будет человеком, идентифицирующим себя женщиной, с плоским животом. У меня в голове это просто силуэты и… наверное, они держатся за руки. Они стоят перед больницей, которая немного темнее остальной композиции. И у них обоих на животах написано «моё тело, мой выбор» . Таким образом, мы сможем показать и тех, кто не хочет иметь детей, и тех, кто хочет, но всё ещё не имеет прав на медицинскую помощь. А внизу плаката будет разноцветная надпись. Что-то прямое и конкретное. Может быть «общественное здравоохранение для всех». Чонгук стих, сжав губы. Он надеялся, что достаточно доходчиво объяснил свою мысль. У него в голове просто всплыла картинка, когда все говорили друг с другом. Может быть они смогут прийти к какому-нибудь соглашению. Или никому не понравилась его идея, поэтому все и молчат. Может, всем плевать на моё мнение? О чём я вообще думал, я даже не могу забеременеть. Наверное, я думаю неправильно, наве– . – Мне нравится. Это был Тэхён. Чонгук заставил все мерзкие голоса в голове стихнуть, поднимая взгляд на Тэхёна. В его волосах запуталось молочное облачко дыма, сам же он довольно улыбался. – Тебе… тебе нравится? – переспросил Чонгук. – Да! – вскрикнул он, его взволнованный голос эхом отразился от стен. – Я думаю, твоя идея гениальна. Мы покажем сразу две проблемы. Посыл достаточно ясен. Это будет просто изобразить и понять. И на плакате не будет слишком много текста. И никто не останется в стороне. Идеально. Тэхён сполз по спинке стула, вдыхая дым из джула. – Мне тоже нравится, – произнесла Ханна, поправляя металлические дужки очков. – Соглашусь со всем, что сказал Тэ. Всё просто и понятно. Это… как раз то, что нам нужно. Чонгук никогда не был хорош в принятии комплиментов, но сейчас он почувствовал, как они согревали его до глубины души. Он расплылся в застенчивой улыбке, переплетая пальцы в переднем кармане худи. Он был рад, что все снова пришли к соглашению. Он не мог вынести повисшее в воздухе напряжение, из-за которого голоса вокруг него и в его голове смешивались друг с другом. – Итак… – громко произнёс Намджун, стараясь обозначить свою лидерскую позицию в этом разговоре. – Что дальше? Сливаясь в одно большое месиво, голоса заполнили комнату, и Чонгук не мог сосредоточиться ни на одном из них. Каждый звук терялся среди всеобщего гама, как разговоры прохожих на переполненной станции. Вдоль жëлтой линии к нему медленно приближался поезд. Он проигнорировал остановку, проезжая мимо. И когда поезд скрылся, там стоял он. На другой стороне путей. Тёмно-карие глаза неотрывно следили за Чонгуком с кресла около стены помещения. Облокотившись на подлокотник, Чимин подпирал ладонью щёку. Он не улыбался, а просто… наблюдал за Чонгуком. Открыто. Бесстыдно. Он впервые так смотрел на него. И Чонгук не хотел, чтобы тот прекращал. Громкие монотонные звонки между старыми зданиями, квартиры с ободранными стенами и одежда, торчащая из нескольких ржавых труб. Они проходили мимо деградировавшей местности, которая находилась рядом, сразу за вокзалом. Администрация не гарантировала им право шествовать по главным улицам в центре города, но разрешение пройтись по большой аллее всё-таки дала. Туда они сейчас и направлялись этим холодным февральским днем. Все происходило быстрее, чем того ожидал Чонгук. Вот они только печатали листовки и клеили их на липкие столы в баре, пытаясь распространить свои идеи и убеждения в городе, а сейчас они протестовали, кричали что есть мочи, следуя руслу реки и шагая вдаль аллеи, окруженной деревьями и бетоном. И это… был пока что замечательный опыт. Он никогда ещё не чувствовал такую связь с группой, даже когда он учился в школе или когда родители заставили его присоединиться к команде по волейболу в девять лет. Он сам выбрал этих людей, и он понимал… он чувствовал, что является неотъемлемой частью этой группы, а не бесполезной безделушкой, забытой на пыльной полке. Прямо сейчас он поднимал флаг, тот самый с их лого и цветами радуги. Это был его любимый. Тэхён стоял в нескольких шагах впереди, держа в руках главный баннер, окрашенный в красный и розовый. Ханна была рядом с ним, в самом центре процессии, вела людей по выработанному маршруту. Справа с рупором в руках Чимин перекрикивал орущую толпу, помогая им скандировать. Сегодня собралось около тысячи людей, кто-то приехал из ближайших городов и небольших поселений в окрестности. Он заметил едва достигших того возраста, когда перестаешь быть ребёнком, подростков, выскакивающих из автобусов, в их руках были плакаты, а в глазах такой блеск, будто они могли завоевать весь мир. Надеялись, верили в светлое будущее. Он почувствовал приступ грустной нежности в груди. Ему стало интересно, остался ли ещё проблеск этой самой надежды в нём самом. Но если бы он давно исчез, сейчас бы Чонгука здесь не было. Группа повернулась, следуя изгибу главной дороги, где было перекрыто движение транспорта. Здесь дорога сужалась, по бокам были всего несколько квартирных комплексов и заброшенный магазин косметики. Бизнес выгорел с десяток лет назад, а местность слишком неудобная, чтобы выкупить его. И в этот момент Чонгук увидел их. За поворотом от края до края дороги тянулся ряд блюстителей порядка в специальном обмундировании. Полном. Чонгук не понимал, почему их так называли, когда именно их, жителей города, необходимо было защищать. Или, возможно, это было простой оболочкой. – Да вы, чëрт возьми, издеваетесь. Чимин рядом зло выругался, попутно выключая рупор. Он отдал его Андрие, также члену организации, которая крепко привязала его к запястью красной верëвочкой. Прежде чем что-то успело произойти, Чимин выступил вперёд и в тяжёлых ботинках направился к одному из офицеров. Тот выпустил альфа-феромоны, как и все остальные двадцать человек с жетонами, и большинство небольших групп, разбросанных у дороги. Чонгук насчитал тринадцать. Наверное, консерваторы. Или противники абортов. Или просто мудаки. Он понимал, что из-за всех этих феромонов его сердце начинало пылать. – Почему вы препятствуете нам? – спросил Чимин, его голос был спокоен и уравновешен, ничего общего с тем, как он ругался всего несколько минут назад. – У нас есть разрешение от городской мэрии пройти здесь. Шериф поднял забрало шлема, обнажая пронзительные голубые глаза и лёгкую щетину. Колючую, как и его феромон. – Мне известно обратное, – ответил он снисходительно, глядя на толпу поверх плеча Чимина. Никто не шелохнулся, даже если издалека ничего не было слышно. Но если и существовало то, что Чимин ненавидел больше всего, так это получать снисхождение от мужчин, которые хвалились своим узлом. Значит, в игры играем? Ну, тогда давайте сыграем, ублюдки. – Я могу подтвердить свои слова. Все бумаги у меня с собой. Хотите посмотреть? Он не собирался дожидаться ответа. У него не было на это времени. Чимин снял с плеча чёрный рюкзак, серебристые волосы упали ему на лицо, пока он рылся в сумке. – Ого. Теперь ты ещё и документы подделываешь, пидор? Ни одна жилка на лице Чимина не дрогнула. Он просто продолжил искать необходимое среди кучи буклетов и плакатов. Никто не отреагировал на эти слова. Все уже привыкли к ним и особенно таким ситуациям. И Чонгук ничего не мог сделать, кроме как выпустить успокаивающие феромоны, больше на автомате, чем осознанно. Они достигли каждого вокруг него, и Чонгук надеялся, что это смогло помочь хоть кому-то – даже если они были направлены на человека, стоящего впереди него. Чимин наконец показался из рюкзака, взмахивая документами с подписью мэра на них. – Видите? У меня есть чёртово разрешение. Его тёмные глаза превратились в узкие щёлочки, и если бы он мог, то скрутил бы шеи этим заносчивым придуркам и просто ушёл. Он не был жестоким человеком, но… иногда люди заставляли его показать свою тёмную сторону. И Чонгук готов был поклясться, что никто не захотел бы встретиться с ней лицом к лицу. Шериф смотрел на Чимина сверху вниз, в одной руке у него был щит, в другой – дубинка. Лицемер. Чонгук услышал шум справа, где группа консерваторов пробивалась вперёд, а полиция пыталась остановить её. Безуспешно. – Они не понадобятся тебе в аду, чёртов пидорас. Альфа прыгнул вперёд… и всё случилось слишком быстро, чтобы кто-нибудь мог что-то понять. Но Чимин почувствовал. Тяжёлый удар прилетел ему в лицо, такой сильный, что, он был уверен, слышал хруст. Он упал на стоящего позади Тэхёна, который уронил баннер на землю, подхватывая Чимина. Его лицо оставалось спокойным, он старался не показать даже крупицу той боли, что испытывал. Он не собирался отвечать на эту провокацию. Даже если сейчас его лицо пылало словно в огне, и алая кровь стремительно текла из носа. Его голова кружилась как чёртова детская карусель, и, казалось, он оглох на левое ухо. С этой стороны был слышен только беспрерывный шум тишины. После столкновения правоохранители оттеснили группу правых, отправляя их на другую сторону перекрытой дороги. Но они и не думали позволять протесту продолжаться. Они были окружены со всех сторон, зажаты двумя рядами блюстителей порядка. Все они были вооружены. И люди уже не могли терпеть это. Они поднимались, они начинали кричать, снимать, толкать; кто-то даже пытался поговорить с некоторыми офицерами. Но их просто толкали назад в толпу. Проигнорированы. Подавлены. Также, как и всю их жизнь до этого момента. Беспорядочные крики, свежие слёзы паники, стекающие по щекам мальчишки. На секунду Чонгук почувствовал окутывающий его страх быть забитым дубинками. Он увидел Жас через несколько рядов позади него. Они кричали на полицейского. Чонгук надеялся, что они не будут делать ничего серьёзнее этого. Их уже закрывали больше, чем несколько раз. И все эти крики были нормальны. Для него сейчас это было нормой. У него болела голова, но он уже привык к такому, и в этой ситуации, крики были лучшим, что они могли сделать. Но руки. Жестокие руки. Вот он и не выдержал. Он побежал как можно быстрее, когда заметил, как тот самый полицейский, пристально смотрел на его подругу Ханну. Девушка говорила с ними, как это пытались сделать и другие, и тон её голоса был очень высок. Чонгук слышал её сквозь весь шум вокруг, и ему казалось, что она так далеко от него, но, когда он заметил едва уловимое движение дубинки, рассекающей воздух, тут же сорвался с места к ней, успешно закрывая её от удара. – У нас есть право быть здесь, слышите? – кричала она. Она охрипла, голос сел. Чонгук не знал, как долго она уже срывала горло. – Мы знаем наши права, и мы будем бороться за них! Разве вас не ждут дома омеги? Что бы они сказали, если бы увидели, как вы ведёте себя с равными им, пока они не видят? Уставившись в пару глаз, скрытую за забралом шлема и спрятанную от атак, Чонгук подозревал, что их омеги вряд ли проживали своё лучшее время, запертые в стенах собственного дома. Если не хуже. В конце концов, жестокий человек так и останется жестоким.

––––––––––––––––––––––

Послышались тихие шаги по линолеуму, стеклянная дверь закрылась в ночи. Протест закончился шесть часов назад, и Чонгук пытался просто осмыслить произошедшее, сидя на тонком ковре искусственной травы на балконе Чимина. Он не хотел оставаться в одиночестве, и Чимин тоже. Когда полицейские их наконец освободили, продержав взаперти до захода солнца, пока срок действия их разрешения не истёк, а протестующие, уставшие и охрипшие от криков, не разбрелись по своим домам. Только несколько человек продолжали стоять, но Чимин попросил их вернуться к себе. Он не хотел, чтобы люди пострадали. Он просто надеялся, что у них будет больше времени на марш, но вместо этого их остановили спустя всего лишь полтора часа, не оставив ни капли былой энергии. Но сейчас Чимин не мог физически оставаться в одиночестве. Лицо у него всë ещë болело после удара, и ему казалось, что поспать сегодня у него вряд ли получится. Он чувствовал особую уязвимость и не хотел оставаться наедине со своими мыслями. Он знал, что в таком случае всë пойдёт по наклонной. И поэтому он закрыл стеклянную дверь, занимая место рядом с Чонгуком. Он приложил бутылку пива к лицу, а Чонгук взял другую, давая им обоим возможность немного отдохнуть. Чимин жил недалеко от его собственного дома, на четвёртом этаже многоквартирного комплекса. Его квартира оказалась маленькой, но Чонгуку нравились развешанные повсюду картины. В рамке на стене виднелась горная тропинка. Старые полароидные снимки висели на тонкой проволоке. Приключения, запечатлённые в тёплых тонах на плëнке. Ночной воздух морозил, но им нужно было время вздохнуть без стеснения. Укутавшись в пальто, Чонгук поставил бумажный пакет между ними, доставая фалафель. Они сделали остановку по пути домой, потому что даже если в тот момент они не хотели есть, скоро они в любом случае проголодались бы. Да и у Чимина не осталось сил, чтобы хоть что-то приготовить после всех сегодняшних событий. Чимин откусил кусок фалафеля с картошкой, обжигая язык острым соусом. Возможно, от того удара в челюсти всё-таки что-то да сломалось. На улице было тихо. За последние десять минут ни одна машина ни проехала мимо, не было слышно ни пьяных криков, ни звона сирен. Только слабая мелодия доносилась из дома напротив через открытую дверь балкона, Чонгук задумался насколько же громко она играла, раз её было слышно через улицу. – Они всегда в это время слушают музыку так громко? – спросил он, кусая лаваш. Чимин на секунду посмотрел на него с недоумением. Казалось, он был глубоко погружён в свои мысли. Чонгук надеялся, что не потревожил его. – А, ты про Геральда, – Чимин вытер губы рукавом куртки, убирая грязную салфетку в бумажный пакет. – Он каждую ночь включает один из альбомов Pink Floyd'а. Жители в том доме разрешают ему, потому что он потерял своего истинного пару месяцев назад. Мы все были там, когда приехала скорая и… Это был небольшой несчастный случай. Так что… никто не беспокоит его. Чонгук повернулся к той квартире, из окна которой лился тусклый жёлтый свет. Он задумался, много ли ночей провёл Чимин на этой террасе. Он не думал, что музыку можно было расслышать за закрытой дверью. – А что это за альбом? Чимин искал ключи или что-то подобное, чтобы открыть банку пива. – Я думаю… Я думаю, это просто A Collection of Great Dance Songs… знаешь, тот альбом, где двое танцуют в поле на фоне фермы? Чонгук кивнул, вспоминая. Ему всегда нравился этот сборник. Вроде бы, когда он был ещё ребёнком, у его отца был этот альбом на кассете. – Я всегда хотел потанцевать с кем-то в поле, – голос Чимина был мягким, волшебно сочетаясь с жёсткостью рока. – Я когда-нибудь подробно рассказывал тебе о своей работе? Чонгук покачал головой, начиная искать собственные ключи в карманах, когда Чимин не нашёл свои. – Вниз по шоссе, к морю, есть небольшая ферма за городом. Она в собственности у двух пожилых женщин… Я помогал им с фруктовым садом, огородом и оранжереей… У них такая замечательная оранжерея. Очень старая, ей, наверное, лет сто уже. Там высокие стеклянные потолки и по колоннам вьются виноградные лозы. Одно из моих любимых мест, – он прижал колени к груди, сильнее укутываясь в тёплое пальто. – Надеюсь, что смогу когда-нибудь с кем-то потанцевать в таком месте, как это… Мне всегда нравилась сельская местность. Банка открылась со щелчком, крышка звонко ударилась о напольное покрытие. Чимин предложил ему пиво, стараясь не расплескать его на джинсы. – Они долго жили там? – спросил Чонгук. Чимин кивнул, делая первый глоток. – Да… лет тридцать точно… Они… они обе были омегами и переехали, когда у них в городе начало происходить всякое дерьмо, чтобы жить посреди ничего. Они были вместе сорок восемь лет. Чонгук округлил глаза, стараясь не выплюнуть изо рта пиво, глоток которого только что сделал. – Сорок восемь лет? Ого… Это… Это очень много. Он снова облокотился на стеклянную дверь, поставив банку на пол. Какое-то время они сидели в тишине, просто слушая песни, играющие из того дома снова и снова. Время, казалось, тянулось бесконечно долго, без возможности измерить его. В большинстве квартир уже выключили свет, оставив парней практически в полной темноте. Остались только одинокий фонарь посреди тропинок, соединяющих три здания в комплексе, и неоново-голубые огни над половиной этажа, рядом с внешней лестницей. – Иногда, – голос Чонгука был совсем тихим, когда он нарушил тишину в первом часу ночи. – Иногда я спрашиваю себя, захочет ли кто-то оставаться рядом со мной так же долго, – он перебирал манжеты рукавов, путая пальцы в мягкой ткани. – Я… Мне интересно, почему я родился альфой, если у меня нет ничего общего с ними. Чимин убрал пиво в сторону, поворачиваясь к Чонгуку. Левая сторона лица опухла, завтра, скорее всего, появится синяк. – Что, по-твоему, делает кого-то альфой? – из носа уже не текла кровь, но рядом с ним и под глазом лопнули капилляры, оставив на коже маленькие красные точки. – Это… сила? Как когда ты сам принёс лавочки для нашей забастовки? – он едва ли шевелил губами. Наверное, они болели. Он содрал с них кожу зубами. – Или защита других? Как то, что ты сделал для Ханны. Не думай, что я ничего не видел из-за тех полицейских. Он перенёс свой вес на другую сторону, опираясь плечом о стекло двери. – Или то, что ты сейчас успокаиваешь меня своим ароматом как никто другой? Это был не тот Чимин, которого он привык видеть в стенах штаба. Сейчас он свернулся клубком, укрываясь в углу между перилами и стеной. Его голос охрип, а руки замёрзли. Чонгук практически видел страстное желание в глубине его глаз. Чонгук не знал, имел ли право на это, но решил последовать своим инстинктам. Он раскрылся, вытягивая руку в сторону. Он сделал место для Чимина рядом с собой. Чимин осторожно смотрел на него, не двигаясь. Он знал, что Чонгук был искренним, но не хотел неправильно истолковать его жест. Он не хотел переступать черту. – Хочешь вдохнуть ближе? Чимин медленно зашевелился, легко царапаясь о ковёр искусственной травы. Он не мог сейчас смотреть на Чонгука. Он расположил голову между его плечом и грудью, слушая его глубокое дыхание. Запах Чонгука напоминал ему воздух после шторма. Когда небо становилось ясным, но всë ещё было пропитано мелкими каплями дождя. Ему всегда нравилось стоять под дождём. Он прижался щекой к его рубашке, носом касаясь гладкой шеи. Он вдохнул прямо рядом с запаховой железой Чонгука. Кончиком носа щекотал кожу, зарываясь в шею под мочкой уха. Когда Чимин открыл глаза, засмотревшись на холодный металл пирсинга хеликса и тёплую кожу, то внезапно замер. Он даже не осознавал, что пытался сделать. Я пытаюсь обменяться с ним запахами. Чимин почувствовал касание ладони к своей, которая стала растирать его холодную кожу. Я сейчас всё объясню. У нас обоих был тяжёлый день, и я уже не думал. Просто поддался своим инстинктам, я- – Можешь продолжить, – тёплый голос возвратил его в реальность. – Я… Мне нравится, как ты пахнешь. Чимин посмотрел на него, между бровей появилась морщинка. – Чонгук… о чём ты? У меня нет… Слова оборвались на середине, потерялись между губ и дыханием. Чонгук неуверенно убрал прядь его серебристых волос за ухо. – Конечно есть, он едва уловимый… Я могу почувствовать его, только когда нахожусь к тебе очень близко. Это запах твоей кожи… твоих волос. Не могу описать его словами, но… это твой запах. Взгляд Чимина упал на бёдра, ноги поджались под его весом. Он не знал, верил ли он Чонгуку… но сама эта мысль была приятной. Он хотел подумать о ней, хотя бы некоторое время. – Тебе не очень нравятся сильные запахи, да? Чонгук закусил нижнюю губу, сжимая его ледяные ладони крепче. – Я не знаю, почему… - он выглядел почти виновным, не способный сфокусироваться на перилах перед ним. – Мне сказали, это может быть связано с моей социальной тревожностью. Я не могу переносить стойкие запахи долгое время, особенно омежьи. Они… слишком подавляющие. Он вдохнул полной грудью через нос, играясь с прядью волос Чимина. – Это тоже одна из причин, почему я одинок. У меня никогда не было соседа. Или долговременного партнёра. Я как-то встречался с несколькими бетами, но… я просто не могу. И я смирился с этим, всё нормально. Это… это просто то, как оно есть на самом деле, – он накрутил на пальцы локоны, даже обесцвеченные, они оставались мягкими и густыми. – Мой терапевт говорит, что я могу преодолеть это, и я пытаюсь. Пытаюсь уже годами… и мне сейчас немного лучше. Три года назад… я даже и подумать не мог подойти и заговорить с тобой тогда, в октябре. Или вообще прийти на тот протест, – он опустил серебристые пряди, позволяя им упасть на глаза Чимина. – Но… интимность. Я всё ещё работаю над ней, – когда их взгляды встретились, в слабом свете ночи, глаза Чимина казались стеклянными. – Но… мне комфортно, когда я рядом с тобой. Чимин улыбнулся, даже если казалось, что он вот-вот расплачется. – Я рад. Я… Мне тоже комфортно. Рядом с тобой, – он прижался к Чонгуку сильнее, рукой обхватывая его за плечи. – Я чувствую, что могу позволить себе быть уязвимым, когда мы вместе. Мне не нужно быть сильным, знать, что делать или говорить, – он замолчал на мгновение, просто слушая далёкий звук песни. Он никогда раньше не говорил об этом вслух. Это было какое-то новое ощущение. – Не пойми меня неправильно, мне нравится возглавлять организацию. Я работаю с подростковых лет и так счастлив, что мы дошли до того, где мы сейчас, и что мы продолжаем двигаться вперёд, но… иногда это тяжело. Он наклонил голову к груди Чонгука, к необъяснимо горячему месту. Возможно, это его сердце. Ткань напротив его щеки была мягкой, он играл с подолом его рубашки. – И… меня судили в прошлом. За вторичный пол. Он посмотрел на Чонгука свозь тёмные ресницы и, чувствуя, как сильно бьётся его сердце, думал, выскачет ли оно из груди. – Ты думал об этом? Чонгук хотел быть искренним. – Я имею в виду… – он взглянул на Чимина, понимая, что подразумевалось под этим вопросом. – Я спрашивал себя об этом, когда мы только встретились. Но… это неважно для меня. Чимин слабо улыбнулся, поджав губы. Он посмотрел в сторону, в поисках банки пива, которую оставил рядом с верандой. Он поднял банку и сделал глоток, позволяя жидкости прохладой спуститься вниз по горлу. Он вздохнул, в пальцах сжимая банку. – Я проявился, когда мне было двенадцать. Он сделал очередной глоток. Пиво хотя бы не обжигало как виски. – Я… У меня был первый гон в тот год. Он прошёл… нормально, как и у любого другого подростка. Я не помню точно, но у тебя должно было быть нечто похожее, да? Чонгук быстро кивнул, не проронив ни слова. Он не хотел прерывать этот интимный разговор. – А потом… ничего. Мы ждали один цикл, затем другой. И тогда мама отвела меня к врачу. Мне сказали, что всё в порядке, у подростков может сбиться цикл, но… я уже пропустил три гона подряд, и всё. И врач… она сказала, что мои гормоны не в норме. Что у меня, должно быть, произошёл дисбаланс во время роста, и это расхерачило моё тело. – Я… У меня никогда больше не было гона. И через год после моего проявления я полностью потерял аромат… и другой так и не появился. Ты сказал, что я пахну собой, но… Чимин вздохнул, выпрямляясь. Он облокотился на стеклянную дверь, делая глоток за глотком из банки. Он прикрыл веки, когда снова готов был заговорить. – Когда мне было шестнадцать или семнадцать, я снова пошёл к тому врачу. Я помню, что был так взволнован… Я думал, что всё изменится, потому что… у меня развился узел, – его ухмылка была такой же горькой, как и тёплое пиво в банке. – И я пришёл к врачу, и… она сказала, что… да, даже если у меня больше не будет гона, мой узел сформируется, но… Его голос сорвался, он глубоко вдохнул. Чонгук знал, что видел блеск одинокой слезы в уголке глаз Чимина. А потом она скатилась. Медленно вниз по щеке. – Она посмотрела мои анализы и сказала, что я… бесплодный. Что-то в груди Чонгука сжалась от той же грусти, что сковывало и сердце Чимина. Того Чимина, который так широко улыбался, когда Роуз собрала их всех, чтобы рассказать о своей беременности, который первый поздравил её. Того Чимина, который неделю назад помог молодому родителю с плачущим новорождённым, прямо рядом со штабом. Того Чимина, который наблюдал, как дети вместе играли, когда они гуляли около реки в Мемориальном Парке. Глаза Чимина были открыты и воспалены. Это было видно даже в бледном свете луны и нескольких включённых в квартире ламп. Его грудь тяжело вздымалась, но он продолжил говорить. – В начале это не было чем-то важным. То есть… я был молод. Но сейчас… сейчас мне двадцать восемь, и это больно, – он кинул быстрый взгляд на Чонгука, его бердо немного дрожало. – И я не то, чтобы дорожу своим родом, нет. Но… даже если бы я был с омегой-женщиной, я бы даже не смог усыновить ребёнка. Потому что… я не альфа, но я и не бета. Меня нельзя отнести ни к одному из них, поэтому у меня нет права на усыновление. Поэтому я пытаюсь бороться, бороться за тех, кто такой же как я… за тех, кто имеет недостаточно, чтобы быть кем-то. Чимин затих и запрокинул голову, допивая пиво. Силы покинули его голос, он стал хриплым. Они смотрели на здание напротив, колени прижимались к груди, прохлада февраля пробирала до дрожи. Кто-то читал рядом с подоконником, фиолетовый свет затемнял их комнату. На балкон вышел пожилой мужчина, закутанный в одеяло. Это был Геральд, поджигающий сигарету. Музыка, доносившаяся из его окна, уже давно прекратилась. – Может быть, ты просто другой. Чонгук нарушил тишину низким голосом, заставляя Чимина повернуться к нему. – О чём ты? – Я имею в виду, что… возможно, ты не альфа, не бета и не что-то там ещё. Может быть, ты просто… сигма? Чимин убрал пустую бутылку пива и сжал ладони, согревая их тёплым дыханием. – Сигма? – Сигма… или какая-нибудь другая буква алфавита. Ты просто… другой, не попадающий под описание существующих полов. Ты просто тот, кем ты являешься. Чимин сидел в тишине и обдумывал некоторое время его слова, глядя в небо. Возможно, если бы они были на крыше, то он смог бы наблюдать за звёздами, но той ночью оттуда ничего не было видно. Только слабый свет Венеры где-то в далеке. – Сигма, – задумчиво прошептал он. Он положил руку на бедро Чонгука, нежно поглаживая через тёмный деним. – Мне нравится, как звучит. Чонгук опустил взгляд на его руку на своём бедре, накрывая её своей. Чимин переплёл их пальцы, снова облокотившись на Чонгука. Чонгук почувствовал уют в тепле его тела. Он играл с кольцами Чимина, с тем, которое он носил на среднем пальце, металл обжигал холодом из-за низкой температуры на улице. Чимин крепко сжимал его ладони, смотря на него в ответ. Его пухлые губы раскрылись, как будто бы он хотел что-то сказать. Но так ничего и не произнëс. Он поддался вперёд, медленно, пока грудью не коснулся плеча Чонгука. Тот задрожал, его глаза стали ещё круглее, чем обычно. Чимин не знал, от холода или чего-то другого. Он приблизился, пока кончики их носов не прикоснулись к друг другу, и тёплое дыхание не обожгло кожу. Чимин провёл ладонью по его щеке, убирая тёмные волосы за ухо. Чонгук прикрыл глаза, задержал дыхание. Он всегда верил, что в жизни существуют моменты. Моменты, когда действие, слово, что-то может кардинально изменить путь вашей жизни. Или, может, это изначально было предначертано судьбой. И для него это как раз и был один из таких моментов. Знание этого помогло ему набраться смелости прильнуть ближе, следуя за источником этого тепла. Они едва ли коснулись губ друг друга. Это было невероятно глубокое чувство прикосновения мягкой кожи. Губы Чимина казались холодными, но надёжными. Как и ладонь, ласкающая щёку. Всё закончилось также быстро, как и началось. Чимин приоткрыл глаза, такие тёмные, что зрачок было не отличить от радужки. – Могу я снова поцеловать тебя? – спросил он. Чонгук сжал его ладонь крепче, располагая её на своём бедре. – Пожалуйста. Чимин целовал медленно, двигая губами напротив его онемевших. Кончиком языка он касался зубов Чонгука, заставляя тысячи мурашек бежать по его спине. Они окутали его тёплым одеялом, сильные и холодные руки расположились на боках. Их языки были влажными, полными страстного желания, но это не было слишком. Не было отторжения, не в этот раз. Он был в сознании, и он следовал за Чимином, плавясь под его касаниями. Когда они отстранились друг от друга, он почувствовал лёгкое опьянение и, может быть, слабое головокружение. Он не знал, сколько было времени, но скорее всего, было уже далеко за полночь. В других квартирах не было никакого света, только генератор гудел в далеке. Чимин смотрел на него с нежностью, которую он показывал только в эти кромешные часы. Их пальцы всё ещё были переплетены между собой. – Здесь, наверное, немного холодно… – прошептал Чимин. – Хочешь зайти? Я мог бы… приготовить нам чай. Тёплый чай после пива. – Звучит идеально.

––––––––––––––––––––––

Солнечные лучи отражались от грязного лобового стекла, ослепляя, пока он ехал вдоль пустынного шоссе. Это был вторник, конец апреля, уже перевалило за полдень, а машина Чонгука, казалось, была единственной на этой дороге к морю. Он уже был за городом, направляясь к предгорью, где подъездная дорога петляла меньше. Он свернул направо, съехав с межштатной автомагистрали на длинную дорогу, тянущуюся посреди поля кукурузы. Цветущие деревья тянулись вдоль гравийки, и он знал, что скоро приедет к месту назначения. Мелкие камни хрустели под колёсами его серой Тойоты Ярис, поворачивающей во двор фермы. Он припарковал машину рядом с красным пикапом, глуша двигатель. Когда он выходил из машины, открывая дверцу, в его направлении побежал пёс. Он был быстрым и энергичным, и морда его была наполовину коричневая, наполовину белая, что придавало ему дружелюбия. С его языка стекали слюни, практически пачкая джинсы Чонгука, пока он головой тёрся о его ноги. – Привет! Это был голос Чимина, который появился на другой стороне лужайки. На нём была пара садовых перчаток, испачканных в земле. Он бежал к Чонгуку, его высветленные волосы подпрыгивали с каждым его шагом. – Ты приехал, – Чимин светился, произнося это. Он сиял, под янтарными лучами заходящего солнца. За эти последние месяцы они так и не определили, какие отношения были между ними, по крайней мере не на словах. Но проводить время вместе стало уже привычкой в их повседневной жизни. Они ходили пробовать уличную еду и пиво возле реки, пока вокруг них не оставались только тени. Они смотрели ужастики и триллеры под одеялом дома у Чимина в комфорте темноты. Они целовались. Много. И Чонгуку нравилось, насколько тяжёлыми были руки Чимина, когда они обвивались вокруг его талии. Чимин быстро чмокнул его в губы, прижимаясь носом к шее. – Пошли… они очень хотят познакомиться с тобой. Они прошли покрытый галькой дворик, направляясь к небольшой пристройке, над главным входом которой была вывеска. Текст на ней было не разобрать, время и погода не пожалели её, но Чонгук предположил, что это был маленький продуктовый магазинчик. Пабло, пёс, быстро побежал по камням, и Чимин погладил его по голове, когда проходил мимо. Чонгук заметил, как две пожилые женщины выходили из крошечной деревянной двери, весело приветствуя их. Их звали Мэрил и Фрейда, у них были ароматы цветов и сырой почвы. Чонгук не знал, был ли это их природный запах или места, где они жили. Им было за семьдесят, и они с первой же секунды были очень добры к Чонгуку. Они пригласили парней в дом, предлагая попробовать первую в этом сезоне клубнику. Они казались… счастливыми. Чонгук помнил, как долго они были вместе, стойко выдерживая нападки мира, которому было всё равно на их личность и чувства. Должно быть, было сложно строить такие крепкие отношения, напоминавшие фундамент фермерского домика, в котором они жили. Чонгуку было интересно, будут ли и в его жизни такие же. На мгновение он представил, как он с Чимином выращивал овощи в огороде в похожем месте. Может быть, с ними бы жили кошки или другие питомцы. Но он недолго размышлял об этом. Он не считал, что мог позволить себе такую привилегию. Чимин показал ему, как пройти к фруктовому саду, где в зелени цвели ряды абрикосовых и грушевых деревьев. Сзади находился огород, где росли латук, баклажаны, помидоры и другие овощи. Старушки продавали продукты в магазинчике рядом своим постоянным покупателям, которые рискнули отправиться в путешествие по огромным полям и сельскохозяйственным кооперативам, частью которых сами являлись. Чонгуку удалось разглядеть оранжерею издалека. Высокая и широкая, почти полностью сделанная из стекла. Величественные колонны составляли её скелет, витражи украшали входную дверь. – Похоже, здесь мы не пройдëм, - пошутил Чимин, глядя на главный вход, окутанный спутанными лозами плюща. Чонгук последовал внутрь за ним по маленькому проходу рядом со зданием. Всё это напомнило ему о ботаническом саде, куда он ходил, ещё будучи ребёнком, там росли пальмы и другие деревья, названия которых он раньше никогда не слышал. Если бы не огромное количество растений и зелени, внутри оранжереи всё, казалось, было бы в упадке: ступени лестницы заросли, стекла помутнели, листья застелили землю. Чимин подпрыгнул спиной к Чонгуку, широко раскрыл руки и закружился на месте, пока не прикрыл глаза, дыша полной грудью. Внутри было тихо, слышен был только хруст грязи под ботинками Чимина. – Я понял, почему это одно из твоих любимых мест, – прошептал Чонгук, гуляя по разным тропинкам среди разросшихся деревьев. Это место медленно разваливалось, однако в этом и было его очарование. Тёплое сияние заходящего солнца просачивалось сквозь стекло окон, освещая пространство из-за чего Чонгуку казалось, будто он находился на грани магического портала. Возможно, именно так и чувствовали себя их предки, каждый день проживая бок о бок с природой. Свободные перемещаться и бродить по дремучим лесам. Он подошёл к стоявшему в центре оранжереи Чимину, его руки легко и быстро легли на его талию. Чимин снял перчатки, тёплые ладони прижались к телу через фланелевую ткань. – И сейчас я здесь с тем, кто мне нравится. За словами Чимина последовал поцелуй в уголок губ. Чонгук таял в объятиях Чимина, влажные языки встретились сквозь их улыбки. Чонгук провёл носом по шее Чимина, нежно целуя запаховую железу. Чимин крепче сжал его талию, расслабляя в противовес его мягким прикосновениям. Они в тишине вышли из оранжереи, поднимаясь на небольшой холм прямо напротив здания. Они сели на высокую траву в тени ивы. Слабый ветерок запутался в тонких ветках, где-то неподалёку чирикала птичка. Солнце медленно пряталось за горизонт кукурузных полей и холмов, золотые облака плыли по янтарному небу. Чонгук сидел, скрестив ноги и наблюдая, как менялся пейзаж перед ним. Он всё ещё думал о Мэрил и Фрейде, их псе и дендрарии, и он задумался о своём будущем. Они, скорее всего, встретились в его возрасте, в двадцать шесть. Кто знал, представляли ли они своё будущее таким, когда только встретились. Провести жизнь вместе, разделив каждый день с кем-то особенным, построить что-то настолько большое. Любить кого-то так же сильно, как они. Чонгук прикусил щеку изнутри, растирая большим пальцем потную ладонь. – Чимин… – тот повернулся, скрестив ноги, как и Чонгук. Его голубые джинсы испачкались, а светлая футболка намокла после работы в саду. – Я… – продолжил Чонгук. – Я не говорил с тобой об этом… но я правда хочу. Сейчас. Чимин молчал, но его взгляд был выразительнее тысячи слов. Я слушаю. Но Чонгук не думал, что сможет посмотреть ему в глаза прямо сейчас. Поэтому он просто смотрел на солнце, скрывающееся за холмами. – Когда я был в колледже, на первом курсе, у меня была группа… не могу сказать, что друзей, скорее ребят, с которыми я частенько зависал. Мы встретились на общих лабораторных, и тогда я пытался выяснить, кем я вообще был. Я только что съехал от родителей, уехал жить в другой город и… я хотел узнать, смогу ли я пережить всё то, что делают люди моего возраста. – И как-то ночью мы были на вечеринке и… они заставили меня попробовать типа переспать. Я никогда ничего такого не делал. Я даже немногое помню с той ночи, я… правда был очень пьян, и я что-то сделал с той девушкой, но даже не помню этого. Я только помню, что чувствовал себя просто ужасно после и не понимал почему. В тех историях, что я слышал, секс это… что-то невероятное, понимаешь? – И у всех омег был такой сильный запах… они ещё подчёркивают его парфюмом, и порой я не мог сидеть рядом с ними в кабинете, настолько сильно у меня кружилась голова из-за них. – Тогда же я начал сомневаться в своей сексуальности и… я понял, что никто из тех, кого я знал, меня не привлекал. Но я подумал… всё в порядке, у меня ещё будет время для этого. Даже если все мои друзья состояли в отношениях, никто не мог заставить меня вступить в них. Он перебирал пальцами тонкие травинки, стараясь не порвать их во время своего рассказа. – Тогда я встретил… встретил человека в классе дизайна. Они были умными, открытым квиром и… милыми. Но… с моей стороны это было больше чем-то платоническим, понимаешь? Мы вместе ели на переменах, иногда переписывались и ходили в кино с их друзьями. – И ночью, мы были на вечеринке… я не был пьян, выпил всего напиток или два. Мы были там вместе, с нами туда ещё пришли мой лучший друг и его на тот момент парень, и… мы просто веселились. Юнги и его бывший пошли танцевать, а я остался, потому что танцевать в толпе это не моё. И они остались со мной. Мы просто болтали, ничего необычного, и внезапно… они поцеловали меня. – И… всё было в порядке, в начале. Потому что, знаешь, они мне нравились, как человек, так что я подумал, что всё могло быть нормально. Но потом… их руки, казалось, были по всему моему телу… я почувствовал себя в ловушке, и я просто… Он закрыл глаза, давая горлу немного отдохнуть. Воспоминания той ночи по-прежнему прокручивались у него в голове кадрами старой изношенной кассеты. Воспроизводились и перематывались назад. – Я не думал, что они… делали что-то неправильное. Но… я никогда ни с кем ничего не делал после той ночи. От одной лишь мысли об этом мне стало… так некомфортно. Я ощутил это всем нутром. Он нашёл в себе силы поднять голову и на мгновение взглянуть на него. Чимин смотрел прямо на него, хватая каждое его слово. Чонгук был рад, что тот не прерывал его. Он не знал, смог бы продолжить, если Чимин сделал бы это. – Тогда я подумал, может быть, я асексуален. Но… когда я прочитал определение и другую информацию в интернете, то понял, что мои ощущение совсем не такие, понимаешь? И я подумал, что если когда-нибудь встречу того, с кем мне будет настолько комфортно, что смогу довериться, тогда… я, наверное, полюблю его. Я, наверное, захочу стать с ним намного ближе. Почувствовать… именно эту связь. – А потом… я узнал о демисексуальности. Я не уверен, что на сто процентов подхожу под неё, но… думаю, что я ближе к ней. Чонгук повернулся, раскрашивая джинсы в зелёный благодаря траве, взяв руки Чимина в свои и положив их себе на бёдра. – Я хочу сказать, что… Чимин, ты мне правда нравишься. Больше, чем кто-либо, кого я встречал в своей жизни. И я знаю, что мало говорю об этом, и, возможно, не могу правильно это выразить, но… ты правда мне нравишься, – в уголке глаз Чимина появилась слеза, грозящая скатиться по щеке. – И, наверное, сейчас я не готов зайти дальше поцелуев и не знаю, когда смогу, но… Чонгук сжал ладони Чимина сильнее, приближаясь, пока их колени не соприкоснулись. Чимин ждал, когда Чонгук договорит начатую фразу. Но его слова повисли в вечернем воздухе. Чонгук смотрел вниз на бёдра, играя с брелками на одном из серебряных браслетов Чимина. – Даже если бы ты хотел просто целоваться, пока мы не состаримся как Фрейда и Мэрил, я всё равно был бы счастлив. Губы Чонгука дрогнули, он нахмурился. – Ты говоришь так сейчас, но… – Нет, Чонгук… послушай меня, – Чонгук поднял голову, встречая взгляд Чимина, устремлённый прямо на него. В его голосе не было и капли сомнения, он был уверенным и твёрдым. – Всё в порядке. То, что ты демисексуален… для меня это нормально. Потому что это часть тебя, и это делает тебя тобой. И… я знаю, что ты всё равно будешь переживать, поэтому я не буду говорить тебе не делать этого, но сейчас я абсолютно честен с тобой. Я… так рад, что тебе настолько комфортно со мной, что ты смог поделиться своей историей. Это столько значит для меня. Они больше ничего не говорили, впадая в приятную комфортную тишину. Чимин почувствовал, что сейчас Чонгуку стало легче, его запах смягчился, сгладился. Они наблюдали, как солнце скрывалось за горизонтом, исчезало за зелёными холмами, пока небо не потемнело и два фонаря рядом с оранжереей не подсветили дорожку из гальки. Когда они задрожали из-за дуновения прохладного ветра, они двинулись вниз по склону к ферме, где они попрощались с Мэрил и Фрейдой, которые вместе тихо ужинали. Они погладили Пабло, почесав его за ухом, перед тем как сесть в машину Чонгука. Чимин приехал сюда на красном пикапе Мэрил, отвезя еженедельные запасы к ним в кооператив. Чонгук сдал назад, выезжая из двора и оставляя его позади, и поехал вдоль гравийной дороги, направляясь к автомагистрали. Остановившись на красном светофоре в каком-то провинциальном городке, Чонгук позволил себе опустить ладонь на бедро Чимина, поглаживая его через плотную джинсу. На фоне играла Okay Computer Radiohead'ов, и он не мог вспомнить, когда чувствовал себя счастливее, чем сейчас.

––––––––––––––––––––––

Старая лампа освещала ничем не примечательную однокомнатную квартирку в центре города. Была середина мая, Юнги ел на полу рамён, сидя на плоской подушке. Перед ним стоял столик, где стоял рамён уже Чонгука, оставленный и забытый, так как тот детально рассказывал, что произошло с ним на прошлых выходных. – И потом он вышел из машины с корзиной для пикника. Он подготовил чёртов пикник. С покрывалом, сэндвичами, фруктами, со всем! Скажи, ну как я могу тут не влюбиться. Юнги отхлебнул немного пива, поставив бутылку на стол. – Никто и не говорит, что ты не мог влюбиться. Но я думаю, мы уже прошли точку невозврата, да? – Я имею в виду… – Чонгук размешивал лапшу в бумажном стакане, перебирая палочки в руках. – Я ещё не сказал ему. – Потому что ты не уверен? – Потому что мне страшно. Юнги, не веря своим ушам, взглянул на него, скрещивая руки на груди. – И чего ты боишься? Чонгук чуть не подавился лапшой, размашисто жестикулируя над столом. Он сглотнул и выкрикнул: – Всего??? Юнги поднял брови, поднося горлышко бутылки к губам. – Вы видитесь друг с другом несколько раз в неделю уже сколько... шесть, семь месяцев? Ты всегда ходишь к нему, а он к тебе. Ты заставляешь его смеяться. Ты говорил, что он рассказал тебе что-то очень личное. Он слушает всю музыку, что ты ему рекомендуешь, и он даже купил тебе пластинку Bright Eyes, которую ты нигде не мог найти… чёрт, да он подготовил целый пикник для тебя! – он сделал глоток, продолжая смотреть на Чонгука. – Не знаю насчёт тебя, но как по мне, всё это кричит о влюблённой парочке. Чонгук вздохнул, он хотел возразить, что они не были ещë даже парой. Он посмотрел вниз на стол, доедая свой рамён. Чимину нравится остр– . – Да, ты прав. Я люблю его. Губы Юнги растянулись в улыбке, наклоняя поднятую бутылку в сторону Чонгука. – Класс! Признание этого – первый шаг. Если бы мог, Чонгук уже сжёг бы его руку, но он ограничился испепеляющим взглядом. – Но… – голос Юнги вновь стал серьёзным. – У тебя же сейчас есть и другая проблема, верно? Чонгук усмехнулся, устремив взгляд в окно слева. Была уже почти полночь, но на улице ни один фонарь не работал. – Его не будет до июня… – Вот именно, – настаивал Юнги. – Это через… сколько? Три недели? – Я скажу ему за неделю… когда он сообщит мне наше еженедельное расписание. Я просто… возьму парочку выходных, и всё. Юнги опёрся о стол предплечьями, уставившись на Чонгука, даже если он всё ещё смотрел в окно. – Ты же знаешь, что никого не обманешь этим. Чонгук потупил взгляд, перебирая пальцами край толстовки. – Не понимаю, о чём ты. Юнги фыркнул, скрещивая руки на груди. – Я знаю, что ты хочешь провести гон с ним, – на эти слова Чонгук быстро поднял голову. – Я знаю, что ты хочешь быть с ним рядом. Может, не в сексуальном плане, но…больше для комфорта. Твоя альфа будет беспокойна, если он будет далеко, и ты знаешь это. Конечно, чёрт возьми, он знал это. Но… как? Как он мог попросить его об этом?. – Ты сказал, что любишь его, Чонгук, – продолжал Юнги. – И я… я думаю, он тоже любит тебя. Так почему же хотя бы не попробовать? Но сейчас Чонгук выглядел просто… грустным. Потому что не знал, имел ли он право просить кого-то о таком. Он знал себя. Он будет откладывать всё до последней минуты, а потом… будет слишком поздно. – Тебе было достаточно комфортно, чтобы рассказать ему о своей демисексуальности… Я думаю, он поймёт тебя, Гук. Я думаю, он будет счастлив помочь тебе в такое уязвимое время. В этом и была проблема. Для других альф гон – это время для секс-марафона, возможность повязать как можно больше дырок, кончать и кончать, и метить… но не для него. Гон делал его слабым. Уязвимым, как сказал Юнги. Он плакал, беспокоился, и ничто не могло помочь ему. Ни запах омеги, слишком приторный для него, ни холодный душ, ни энергетический батончик. Свежие слёзы скатывались по его щекам, а он просто лежал на кровати, чувствуя слабость и, не зная почему, кончал, иногда потираясь о подушку или накрывая ладонью всю длину, его оргазмов никогда не было достаточно, поскольку узел ещё ни разу не формировался полностью, лишь слегка проявляясь, когда его тело было в полном беспорядке. Он не знал, как переживёт гон в этот раз. – Я… я поговорю с ним. Он поднял голову, встречаясь с Юнги взглядом. Он надеялся, что не врал сейчас никому из них. – Я поговорю с ним. Обещаю.

––––––––––––––––––––––

Чимин откинул тонкое одеяло на другую сторону кровати, убирая его голыми ногами. Даже простая пара трусов и футболка казались слишком душными для такой необычно жаркой для конца мая ночи. Он уже почти поддался искушению снять с себя всю одежду, когда видео трансляции концерта в Ютубе остановилось. Это ему в два тринадцать ночи звонил Чонгук. Он принял звонок через две вибрации, включая громкую связь. – Алло? Гук? Он услышал острое дыхание на другом конце провода, беспокойные шаги, кружащие по комнате. – Я… Я хочу поговорить с тобой… – беспорядочные шаги резко прекратились, тяжёлые вздохи эхом отдавались в динамиках телефона. Чонгук практически лежал на раковине, тусклый свет лампы освещал его тёмные круги под глазами. – Я хотел рассказать тебе всё в понедельник, что он начнётся через неделю, но… гон наступил раньше, – повисло молчание, и Чимин почти решил, что Чонгук бросил трубку. – Я чувствую, что он наступает, и… моей альфе больно, Чимин. Я… Я хочу, чтобы ты был рядом. Если для тебя это нормально. С растрёпанными волосами Чимин сел на кровати, стараясь дышать спокойно. Голова гудела, и он не мог сфокусироваться ни на одной мысли. – Чонгук, мы… мы никогда ничего не делали. Что… что, если я сделаю что-то не так? Я не знаю твоё тело так хорошо. – Малыш, я не прошу тебя заняться со мной сексом. Я просто… просто хочу, чтобы ты был рядом. Хочу чувствовать твой запах, твою кожу. Хочу целовать тебя. Хочу знать, что ты здесь, пока я прохожу через ад. Ты… ты будешь в порядке? Чимин замолчал. Прошло некоторое время, но Чонгук слышал, как он дышал в трубку, поэтому знал, что Чимин не завершил звонок. – Понимаю, что прошу о таком в последний момент, я пойму, если ты не захочешь прийт– – Хорошо. Чимин поднялся с кровати и ринулся на кухню в одних боксерах. Он опёрся руками о стол, телефон по-прежнему оставался на громкой связи. Внезапно Чимин сильно сфокусировался. – Хорошо… хорошо, малыш, я еду. Я возьму машину и приеду как можно скорее… тебе что-нибудь нужно? Лекарства, еда, закуски– – Те шоколадные батончики, которые всегда есть у тебя дома? С кокосовой стружкой? Чимин обыскал каждый ящик на кухне, подбирая три оставшихся сладости. Он положил их на кухонный стол и поспешил в комнату надеть спортивные штаны. – Так, я взял их… что-то ещё? – Нет, – прошептал Чонгук, роняя голову на плитку стены в ванной. – Нет… только… ты.

––––––––––––––––––––––

Воскресенье, 02:38 Чимин припарковал Лансию Ипсилон рядом с тротуаром перед домом Чонгука, хлопнув дверью слишком громко для такого позднего часа. Только она закрылась, он сразу же рванулся к входной двери, нажимая на звонок третий сверху. Дверь зажужжала, открываясь, Чимин в спешке перескакивал мраморные ступеньки, наплевав на старый лифт. Когда он поднялся к квартире Чонгука, пробежав два лестничных пролёта, нужная дверь уже была открыта. Даже снаружи он ощущал беспокойство в аромате Чонгука. Он быстро скинул ботинки, кидая их в угол между стеной и входной дверью за спиной. Чонгук с взъерошенными волосами стоял в одних чёрных спортивках и дрожал. Чимин кинулся к нему, закрывая всё его тело в своих объятиях. Он нежно гладил его по голове, пальцами цепляясь за спутанные пряди. Чонгук уже начал потеть, и даже если он дрожал, влажная кожа будто приклеилась к Чимину. Чимин поставил бумажный пакет на пол и прикоснулся ладонями к щекам Чонгука. Он погладил его скулы, с нежностью разглядывая Чонгука, пока глаза того оставались закрытыми. Он поцеловал его, влажным языком стараясь найти его язык, но не заходя слишком далеко. Он не хотел потеряться в этом, и ему всё ещё нужно было поговорить с Чонгуком. Но по крайней мере сейчас его запах медленно возвращался к нормальному, слабый аромат дождя заполнял его лёгкие. Они отстранились друг от друга с лёгким чмоком, Чимин поднял пакет с пола и направился на кухню, взяв два стакана прохладной воды из холодильника. Он достал кокосовые батончики и тортильи, которые они постоянно ели за фильмом, и затем выключил свет. Чонгук ходил по квартире за ним как потерянный щеночек, стоял у порога ванной, пока Чимин брал там пару полотенец для них. Он взял Чонгука за руку, и уже вместе они пошли в конец короткого коридора. В комнате Чонгука было темновато, только тусклая голубая лампа освещала пространство. Слева было небольшое окно с видом на улицу, где всё ещё светился красным вход в ресторан индийской кухни. Под окном у стены стояла коробка с виниловыми пластинками, там же был и старый проигрыватель, который, Чимин помнил, формально принадлежал маме Чонгука. На столе в беспорядке лежали принадлежности для рисования, бумага, закрытый ноутбук и что-то ещё. Кроме маленького шкафа для одежды здесь стояла только кровать, теснившаяся в углу рядом с пластинками и окном. Она представляла собой матрас на пустых ящиках из-под фруктов и лёгкое покрывало, скрывающее пятна на его поверхности. Чимин закрыл дверь, положив всё, что взял с собой, на пол рядом с кроватью. Оставив всю свою одежду, он повёл Чонгука к постели, сел и облокотился спиной к стене. Чонгук тут же прижался к нему, всем телом прильнув к торсу Чимина и зарываясь носом в его запаховую железу. Чимин улыбнулся, вспоминая, что каждый раз Чонгук говорил, что его запах приносил ему чувство комфорта, даже если и был очень слабым. – Спасибо. Это первое, что Чонгук прошептал этой ночью. Чимин с любовью погладил его по волосам, целуя в лоб. – Ты ещё в сознании? – спросил он. – Затуманивается… не знаю, сколько это займёт. – Хорошо, – Чимин огляделся, пытаясь понять, всё ли, что им понадобится следующие несколько часов, он принёс. – Малыш, – Чонгук посмотрел на него, его голова всё так же покоилась на его плече. – Просто знай, что я сделаю всё, о чём ты попросишь. Не сдерживайся… Я хочу позаботиться о тебе как можно лучше. Чонгук смотрел на него круглыми глазами, его тёмные радужки уже успели покрыться дымкой. – Ты можешь просто обнимать меня… пока что? Чимин обнял его, сползая вниз по матрасу, чтобы Чонгук расположился у него на груди. Тот заснул, вдыхая этот нежный аромат, который стал уже так близок ему за последнюю зиму и весну. Он до сих пор не знал, как мог распознавать его, но начинал думать, что он очень похож на запах любви. Воскресенье, 13:47 Когда Чимин проснулся, Чонгук всё ещё обнимал его, без сил лежа на нём. Он прижал его ближе, рукой поглаживая тонкую обнажённую талию. Он очень сильно вспотел, и Чимин подумал, что его гон уже должен был начаться. Он по-прежнему не понимал, как Чонгук справлялся с ним раньше, но знал, что это не походило на гон большинства альф. Чонгук медленно поднялся, когда Чимин под ним заёрзал, обнимая его крепче. Он ещё не открыл глаза, руками задирая его футболку, пытаясь почувствовать тепло кожи живота на своих щеках. Он лежал так несколько минут, носом зарываясь в пупок Чимина и оставляя поцелуи на его прессе. Он последовал за дорожкой волос, цепляя их кончиком носа. Опираясь на предплечья, он подполз по кровати к Чимину и лёг рядом с ним. Он обнажил шею, без метки, мощную, прося без слов. Чимин среагировал инстинктивно, целуя вдоль челюсти и мягко кусая запаховую железу. Чонгук медленно развернулся, прижимаясь животом к простыням. Он стал покачивать бёдрами, кончик члена тёрся между животом и мягкой тканью. Чимин крепко держал его за грудь, сжимая бока. Чонгук уже чувствовал себя отчаянным, первая волна гона окатила его полностью. Он уже устал, но ему нужно было пережить это, или он думал, что взорвётся. Этого было недостаточно. Покрывало было слишком сухое из-за чего ему становилось больно. Он думал обхватить длину ладонью, но не хотел прекращать прикасаться к Чимину, пальцы запутались в серебристых волосах. Когда Чимин посасывал его язык пухлыми губами, нежно покусывая, Чонгук кончил на простыни, испачкав живот. Чимин сразу же заметил, что запах Чонгука стал кислым, с примесью беспокойства, которое почувствовал, приехав вчера ночью. Чонгук вымотался, он не мог заставить себя говорить, поэтому просто свернулся клубочком, спиной прижимаясь к Чимину. Мягкие подушечки пальцев массировали ему спину, задевая кожу вдоль позвоночника. Когда ладонь коснулась его предплечья, притягивая к себе ближе, Чимин сполз ниже, прижимаясь лицом между лопаток Чонгука, руками накрывая его сердце, пока они оба не заснули. Понедельник, 17:11 За последний день Чимину удалось заставить Чонгука немного поесть, три обёртки от кокосовых батончиков и пол бутылки воды валялись на полу. Они не покидали комнату, каждый раз, когда Чимин пытался встать с кровати, Чонгук начинал хныкать. Они почти не разговаривали, и Чимин полагался на язык тела, когда не понимал, что у Чонгука было на уме. Альфа продолжал засыпать и просыпаться, но по крайней мере больше не плакал. Прошло три волны, и судя по беспокойству Чонгука следующая скорее всего уже подступала. Прямо сейчас он оставлял свой запах на Чимине, удостоверяясь, что аромат земли после дождя покрыл всё его тело. Чимин лежал в одних боксерах, футболка была отброшена в сторону. Он скрестил руки под головой, пытаясь не стонать слишком сильно, пока Чонгук оставлял метки по всей шее. Когда он остановился и, ослабев, резко упал, Чимин развернул их, теперь Чонгук лежал под ним, губы его были раскрыты, веки опущены. Он неторопливо поцеловал его, влажные языки двигались одновременно. Чонгук трогал себя лениво, он обхватил член ладонью, используя предэякулят, чтобы смягчить скольжение. Он раскрашивал шею Чимина в красный, перебирая волосы в ритм себе. Аромат Чимина пронзал, даже если оставался еле заметным. Через некоторое время Чонгук не мог сказать, как сильно чувствовал подступающий оргазм, заставляющий бёдра дрожать. Узел горел словно в огне, пульсируя вспышками и посылая волны боли через всё тело. Он ненавидел это больше всего. – …мин… болит… Чимин отстранился, беспокойство читалось на его лице. – Что болит, малыш? Я могу помочь тебе? Чонгук сглотнул, чувствуя, будто он захлебывался в собственном поту. – Мой узел… пожалуйста… я-я не могу… Чимин боялся, что будет действовать слишком импульсивно. Он не знал, что делать, он не хотел трогать Чонгука без его согласия. – Малыш, всё нормально, если я прикоснусь к тебе? Чонгук медленно открыл глаза, несколько раз моргая. Они не были полностью в тумане, Чимин знал, что парень ещё был в сознании. – Да… но продолжай целовать меня. Чимин на секунду обернулся, подбирая банку лубриканта с пола, которую он оставил там две ночи назад, просто потому что Чонгуку он был нужен. Убедившись, что продолжает касаться Чонгука своим телом, Чимин распределил лубрикант по рукам, обильно смазав каждый палец. Он продолжил целовать Чонгука, когда обхватил его член, пытаясь довести его до пика, сжимая головку в кулаке. Внезапно тепло и влажность окутали его узел, открытые ладони прижимались к твёрдой плоти. Чонгук громко застонал, отчаянно вздёргивая бёдра вверх и стараясь найти губы Чимина. Руки Чимина полностью обхватили его, он сжимал и растирал его узел, создавая ощущение нахождения внутри чего-то. Это сводило с ума, он никогда ещё не ощущал что-то настолько близкое к сцепке с кем-то, и он ничего не мог поделать с улыбкой, появившейся на губах сквозь затуманенный разум. Потому что впервые с девятнадцати лет чьи-то прикосновения к интимным частям его тела не вызывали желания содрать с себя кожу. Ему хватило несколько минут, чтобы кончить на грудь, обильно и густо, пока Чимин всё ещё сжимал узел меж пальцев, замирал при каждом движении, позволяя ему излиться, пока тот не выдохся, остывая. Вторник, 10:57 Чонгук, открыв глаза, заморгал, встречая свет позднего утра Тело вроде бы не кричало, и больше не захлёбывалось в боли. Гон немного спал, позволив ему спокойно дышать и обдумать всё в тишине. Цикл никогда не продолжался долго, длился всего пару дней, и Чонгук был рад этому. Каждый раз был напряжённый и делал его очень эмоциональным. Чимин рядом ещё спал, поэтому Чонгук решил принять душ один, смыть высохшие пот и сперму, покрывающие его тело, липкие и пахнущие. Тёплая вода смыла все прилипшие к телу феромоны, помогая очистить разум после двух дней, проведённых в тумане. Когда он вернулся в спальню, оставив дверь открытой для проветривания, лицо Чимина сияло под лучами солнца, загорелая кожа была усыпана капельками пота. Чонгук погладил спящего по голове, волосы казались белыми из-за отражающегося от них света. Он поцеловал пухлые губы, лёг на подушку и повернулся, обнимая Чимина со спины. Чонгук всегда любил смотреть на извилистые изгибы плечей и лопаток, и спина Чимина была его самой любимой. Иногда он удивлялся, как его тело выглядело мягким и в то же время твёрдым. Чимин что-то пробормотал, начиная просыпаться, сильнее погружаясь в его объятия. Он лежал так несколько минут, мягко потираясь о бицепс Чонгука. Он развернулся в кольце его рук и взглянул на него. – Привет, милый… – прошептал Чимин сиплым ото сна голосом. Он коснулся ладонью щеки Чонгука, поглаживая скулу большим пальцем. – Как себя чувствуешь? Хорошо поспал? Чонгук нежно чмокнул его в губы, обнимая крепче. – Мне лучше. Чувствую… будет ещё одна последняя волна, и всё закончится. Чимин сонно улыбнулся. – Отлично. Думаю… – он поднялся, опираясь на локоть, и почувствовал неприятно прилипшую к спине простыню. – Думаю, мне надо принять душ, если с тобой всё будет нормально. – Да, я уже помылся… не хотел будить тебя. Ты выглядел очень уставшим. – Да, но сейчас я в порядке. Я скоро вернусь, хорошо? Чонгук кивнул, убирая упавшие на глаза волосы. Когда Чимин закрыл дверь в ванную, он встал с кровати, стягивая с матраса запачканную простыню. Он застелил свежее бельё, расправив углы, слушая при этом струящуюся в душе воду. Когда через пятнадцать минут Чимин в чистом белье вышел из душа, Чонгук смотрел в окно, облокотившись о стену, всё ещё обнажённый. Он о чём-то задумался. Чимин подошёл к нему, оставляя мокрые следы на тёмном линолеуме. – Хей… всё в порядке? Чонгук посмотрел на него, прикусив нижнюю губу. – Думаю, он приближается. Чимин погладил его разбухшими подушечками пальцев по задней стороне шеи. – Хорошо… что хочешь сделать? Чонгук сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – Думаю… – он взял Чимина за руку, притягивая его к себе ближе. – Я… Я хочу, чтобы мы занялись любовью. Глаза Чимина на мгновение округлились, но быстро вернулись к спокойному состоянию. Он продолжал гладить Чонгука по шее, когда почувствовал сильные руки, обвивающие его за талию. – Малыш… ты уверен? Чонгук улыбнулся, его рука мягко скользнула вверх по спине, располагаясь между лопаток. – Я хочу, потому что это будешь ты. Чимин слышал искренность в его голосе и не хотел, чтобы он сомневаться в нём. Он обещал сделать всё, о чём попросит Чонгук, и даже если он не ожидал такого… в груди расцвела нежность. – Давай пойдём в кровать, и ты расскажешь мне, что бы тебе понравилось, хорошо? Чонгук улыбнулся ему в губы, оставляя множественные поцелуи, пока они шли к кровати, и вместе упали на матрас. Лёжа на спине, Чимин смотрел на Чонгука, который опирался на предплечья, его бицепсы напряглись под его весом. – Мы можем… – Чонгук смотрел куда-то между плечами и подбородком Чимина. В такой ситуации ему было немного сложно смотреть ему прямо в глаза. – Мы можем сделать это медленно? Я просто… хочу почувствовать тебя ближе. Хочу построить с тобой именно такую связь, – он провёл пальцами по пирсингу Чимина, от мочки до хряща. – Я иногда делаю это один. Но… ты же знаешь, я ни с кем не был в таком смысле, так что… Он замолчал, но Чимин знал, что он хотел сказать. Знал, что Чонгук не мог даже вспомнить, что чувствовал в свой первый раз, всё стёрлось из памяти из-за времени и стресса. Знал, что сейчас Чонгук показывал огромное доверие к нему. – Хорошо. Мы сделаем это вместе. Это наш первый раз друг с другом, – Чимин гладил его по бокам, тёплые руки идеально сочетались с его кожей. Это так отличалось от их первого поцелуя. – И, Гук… мы можем остановиться в любой момент, когда захочешь. Даже если мы будем посреди процесса. Хорошо? Чонгук кивнул и застенчиво улыбнулся. – Хорошо. Чимин прижался к его губам, мягким и распухшим от частых укусов за прошедшие пару дней. Чонгук поставил бедро между ног Чимина, медленно потираясь о него, так близко к его промежности, оставляя очередной засос на шее. Руки лежали на его талии, помогая плавно двигаться, иногда сжимая её слишком сильно. Чонгук пальцами провёл по кромке белья Чимина, чувствуя, как выступающие мышцы пресса напряглись под ними. Он всё ещё целовал его кожу, стягивая последний элемент одежды, кидая его на пол. Он мгновение без слов наблюдал, как Чимин сидел на кровати. Чонгук провёл пальцами по выемкам его пояса Апполона, останавливаясь на внутренней стороне бедра, заставив Чимина задрожать. Он лёг на кровати, расположив голову на его бедре. Каждый участок кожи был таким мягким; он действительно хотел просто провалиться в сон на нём, когда они закончат начатое. Он наблюдал, как член Чимина наливался кровью, рука едва ли могла обхватить его у основания, касаясь его яиц. Чонгук лизнул кончиком языка щель головки, щекой ещё прижимаясь к его тазу. Он сомкнул губы вокруг головки, нежно посасывая, левой рукой поглаживая ствол. Пальцы Чимина запутались в волосах Чонгука, низкий стон слетел с его губ, такой глубокий, что Чонгук почувствовал его вибрацию вдоль позвоночника. Он оставлял поцелуи по всей длине, не отрывая губ от Чимина. Он не мог заглотить его полностью, просто хотел ощутить его на языке. На вкус он был похож на его запах, но более насыщенный и немного солёный. Когда Чонгук отстранился от головки, подняв взгляд на любовника, Чимин смотрел прямо на него полузакрытыми глазами, серебристые волосы прилипли ко лбу. В его тёмном взгляде плескалась нежность, возможно такая же, что распускалась и в груди у Чонгука. Альфа подполз к Чимину и лёг рядом с ним. Чимин поднял с пола смазку, открывая бутылочку. – Я… – прошептал Чонгук, пряча лицо между плечом и шеей Чимина. – Я уже подготовился, когда был в душе. Чимин выдавил лубрикант на пальцы, бедром раздвигая Чонгуку ноги, альфий член тяжело свисал между ними. Зрительный контакт ни разу не прервался, пока Чимин аккуратно гладил дырочку Чонгука, ощущая нежную, мягкую кожу под своими касаниями. Он посасывал метку на ключице Чонгука и, рисуя маленькие круги, ввёл палец внутрь, не встречая сопротивления. Чонгук был тёплым и у́же чем всё, что он ощущал до этого. Всего после нескольких толчков он добавил средний палец, и Чонгук сжался вокруг него. Он прерывисто задышал и заёрзал под Чимином. Он понимал, что это немного, но для него это было уже слишком. Когда Чимин налил больше смазки на его дырочку, пытаясь добавить третий палец, Чонгук понял, что разум улетучивался, попадал в этот густой туман, где мог с лëгкостью потеряться. Как будто он был где-то далеко и смотрел на всё со стороны, но он хотел этого. Он хотел запомнить это. – Малыш… – Чимин осторожно вынул пальцы, поворачивая Чонгука с бока на спину. – Ты со мной? Хочешь продолжить? Чонгук замычал, раскрывая покусанные губы. – Да… я… да. Просто… всё немного кружится. Туман сгущался, и тепло, которое он ощущал от другого тела, вдруг стало исчезать. Нет… Хватка Чимина медленно ослабла на его бёдрах, сам он сел на кровать между раскрытых ног Чонгука. В голове замельтешили различные мысли, он начал падать во тьму так глубоко, что не знал, закончится ли это когда-нибудь. Он правда здесь? Есть ли у меня его разрешение? Что, если это всё вызвано гоном и феромоны говорят за него? Я принуждаю его? Я– Тихий всхлип нарушил гнетущую тишину, заставляя Чимина в ту же секунду повернуть голову. Губы Чонгука дрожали, одинокая слеза катилась вниз по его щеке. Чимин бросился к нему, потираясь носом, его брови грустно изогнулись. – Нет, нет, нет, нет, малыш… Что такое? Что– – Ты уходишь? Это не были слова. Это были всхлипы, падающие с губ Чонгука. Слёзы не переставали течь из его глаз, тело начало сжиматься в попытке спрятаться. Чимин выпучил глаза, быстро закачав головой. – Нет… нет, Гук, я… я здесь, – он крепко сжал ладонь Чонгука в своей, располагая её на своём сердце. – Я рядом. Чонгук осторожно посмотрел на их руки, всхлипы медленно сошли на нет. Его грудь снова раскрылась, плечи расслабились и дыхание вернулось в норму. – Почему ты остановился? – его глаза были красными, опухшими и полными слëз. – Ты не хочешь? Их тёплые ноги переплелись снова, Чимин лёг на матрас обратно. – Конечно хочу, – прошептал он. – Но… я посмотрел на тебя и… ты был не здесь, не в себе. А я не хочу делать что-то без твоего согласия, – он накрыл руками его щёки, вытирая слёзы, застывшие на коже. – Я хочу позаботиться о тебе… так сильно, – мягкими поцелуями он осыпал его закрытые веки. – Очень сильно, малыш. Чонгук слабо улыбнулся, зарываясь носом в изгиб шеи Чимина. Она тёплая, и их тела были так близко к друг другу. Но не так близко, как он того хотел. – Я здесь, – прошептал он Чимину в кожу. – Я здесь. Я хочу этого. Правда. Чонгук успокоился в его объятиях, поцелуи дорожкой расположились на его шее. Чимин медленно перевернул его на бок, рука скользнула между бёдер. Он инстинктивно раскрыл ноги, создавая особое место, чтобы Чимин вошёл в него. Чувство прикосновений их горячей обнажённой кожи такое интимное. Альфа Чонгука в груди успокоилась, ослабляя туман, застилавший разум. Чимин поднялся на предплечье, подбирая смазку, лежащую около подушек. Он вылил вязкую субстанцию в ладонь, размазав её по всей длине от основания до головки. Оставшуюся он распределил по дырочке Чонгука, позволяя ей стечь по внутренней стороне бедра. Сначала он сжал основание его члена в кулак, затем повëл рукой вверх, натирая чувствительную кожу головки, и вниз – другой, от яиц к промежности, дырочке, между половинок попы. Ритм ровный, но медленный, вверх и вниз, вверх и вниз, вверх и вниз, пока кончиком члена он не вошёл сквозь первые мышцы сфинктера, а Чонгук широко не раскрыл глаза, разомкнув губы. Тёмно-карие глаза смотрели на него сверху, брови изогнулись в его попытке контролировать свои движения. Чимин плавно вошёл внутрь, убирая руку с члена, и упал Чонгуку на грудь. Там жгло, и Чонгук не сказал бы, что это приятно, но именно этого он сейчас и хотел. Почувствовать такую связь с Чимином, он не мог сказать, где каждый из них начинался, а где заканчивался. И касания Чимина были такими нежными, одной рукой он гладил его по волосам, другой – бок. Когда Чимин вошёл почти до основания, он опёрся на предплечья по обеим сторонам от головы Чонгука. Они глубоко дышали одним воздухом, Чимин мягко прижимался ко лбу Чонгука своим, их ароматы стали насыщеннее. – Мы можем просто… немного побыть так? – попросил Чонгук. Чимин кивнул, оставляя лёгкий поцелуй на его губах, прежде чем прижаться носом к его шее. Пока его бёдра оставались между бёдер Чонгука, он, заключённый в его самом тёплом местечке, обхватил губами его запаховую железу, зубами задевая кожу. Чонгук не знал, сколько прошло времени; он почти заснул, глаза закрывались от эмоционального истощения, мышцы расслабились спустя долгое время пребывания в напряжении, когда вдруг он почувствовал, как ладонь ласкала его по щеке. – Малыш, – хрипло прошептал Чимин ему на ухо. – Знаю, что ты хочешь спать. Хочу, чтобы ты знал, ты стал мягким, поэтому спрашиваю, всё ли в порядке? Чонгук моргнул, открывая глаза и стараясь сфокусировать взгляд на Чимине. Ему понадобилась секунда, чтобы чётко разглядеть Чимина, который всё ещё нависал над ним, его волосы находились в беспорядке, глаза были тёплыми. – Прости, – пробормотал Чонгук, глубже утопая головой в подушке. – Я просто сейчас немного сонный… но не хочу останавливаться, – он нашёл руку Чимина на матрасе, переплетая их пальцы. – Мы можем повернуться? Их губы слились в нежном поцелуи, Чонгук едва мог держать глаза раскрытыми. Он слабо улыбнулся, когда Чимин вышел из него, помогая ему перевернуться на правый бок. Он лёг позади Чонгука, прижимаясь губами к его плечу, рукой стал ласкать опавший член делая его снова твёрдым, поцелуями осыпая его позвоночник, шею, бицепсы. Чонгук рукой обхватил Чимина за спину, тёмные локоны падали ему на глаза. Распределив смазку по всей длине, Чимин взялся за основание и без сопротивления вошёл в Чонгука. Он схватил его за бедро, подняв его ногу и подложив свою руку ему под шею. Он прижался грудью к спине Чонгука, правой ногой помогая себе двигаться. Он толкался медленно, не отрывая губ от плеча Чонгука. Это было знакомое чувство. Прямо как когда Чимин держал его за руку или они делились сокровенными мыслями в разговоре утром перед рассветом. Как будто он летел над спокойным океаном, рядом с побережьем, а волны убаюкивали его. Но ему теперь не надо было бояться утонуть. Он расслабил шею, глубже погружаясь в родные объятия. Он чувствовал, как член Чимина двигался внутри него, недостаточно, чтобы сделать его твёрдым, но ему нравилось. Он кончил в эти дни больше раз, чем за последние несколько месяцев. Он не искал оргазма. Он искал близости. Чимин зубами нашёл мягкую кожу на его шее, задевая ими запаховую железу и влажными губами оставляя на ней метку. В этом месте расцвёл тёмно-красный засос, и Чимин стал толкаться сильнее, следуя чёткому ритму своими бёдрами. Чонгук слышал, как он стонал ему в шею, и эти звуки посылали волну мурашек по всему его телу. Он чувствовал эту связь, медленно соединяющую их тела в единое целое. Его аромат поглотил их полностью, капля пота упала с волос Чимина ему на щеку. – Малыш… – Чимин тяжело дышал позади него, зарываясь носом в кожу. – У меня набухает узел… Чонгук рукой нашёл бедро Чимина, прижимая ладонь к мышце. – Войди с ним. Толчки замедлились, его пальцы погладили Чонгука по волосам. – Ты уверен? Он… довольно большой. – Всё в порядке, – прошептал Чонгук, вдыхая его аромат возбуждения. – Хочу быть ближе. Чимин стал вращать бёдрами, прижимая узел, надавливая, пока он полностью не вошёл внутрь. У Чонгука весь воздух выбило из лёгких, когда он почувствовал, как узел ворвался внутрь, твёрдый и толстый, который продолжал увеличиваться между его стенок. Чимин толкнулся последний раз, так глубоко, что укусил загривок, где располагалась запаховая железа, достаточно сильно, чтобы оставить метку, и кончил обильно внутрь, узлом раскрывая дырочку Чонгука так широко, что он знал, она ещё долго не будет узкой. Ослабленный, Чимин упал рядом с ним, целуя Чонгука в место, где зубы оставили яркий след, и крепко обнимая его, левой рукой лаская грудь. Когда последняя струя спермы заполнила Чонгука, Чимин опёрся на правое предплечье, пытаясь поймать его взгляд. – Хей, – Чонгук повернул голову на мягкий голос. – Как себя чувствуешь? Чонгук с трудом открыл глаза, падая в объятия Чимина. – Мне хорошо, – он поглаживал большим пальцем шрам на щеке Чимина, вспоминая, как тот рассказывал, что однажды чуть не лишился глаза. Это случилось во время одного из первых протестов, которые он организовал, в драке с гомофобом… он не знал, что тот имел при себе нож. Чонгук поцеловал светлую линию, падая головой на матрас. – Мне хорошо. Это именно то, чего я хотел. Чимин улыбнулся, целуя в губы. Они не могли и пошевелиться следующие двадцать минут, поэтому Чимин просто устроился поудобнее и прижал Чонгука к себе ближе. Он надеялся, что Чонгуку всё понравилось, как и ему, даже если тот не сумел достичь оргазма. Ему правда понравилось это. Он любил его. Эта мысль последняя пронеслась в его голове перед тем, как они оба погрузились в сон, узел всё ещё соединял их тела, руки и ноги были переплетены как лозы цветущей любви.

––––––––––––––––––––––

Вторник, 18:48 Чонгук сидел на полу в своей гостиной, обнажённые ноги прилипли к дереву паркета. Облокотившись спиной о стену, он наблюдал за мелким дождём на улице. Он ещё не включал свет в комнате, но было неплохо оставаться в слабо освещённом пространстве. Серое небо помогало ему сосредоточиться, хоть разум ещё и находился под влиянием гона, который закончился всего несколько часов назад. Они с Чимином провели целый день у него дома, убирая весь тот беспорядок, который накопился за последние три дня, разговаривая за полноценным ужином и слушая его виниловые пластинки. Под горячей водой в душе, опираясь о кафельную стену, чтобы сохранить равновесие, Чонгук тяжело дышал. Его грудь вздымалась и опускалась, непроизвольно, он чувствовал, как капли падали ему на голову и катились по коже, пока он не дотрагивался до дрожащего тела, поглаживая спину. Всё ещё стараясь привести дыхание в норму, он почувствовал, как одинокая слеза скатывалась по щеке, смешиваясь с водой, пока Чимин вычищал сперму изнутри. Это был один из самых интимных моментов для него за последние десять лет, и понял он это только после того, как это оказало на него такой сильный эффект. Но он знал, что это не последний раз. По крайней мере он на это надеялся. Зайдя в гостиную, Чимин сел перед Чонгуком, подложив свою одежду под попу, укрытую только парой тонких трусов. Он положил себе на бедро гитару, широкий рукав кремовой футболки спадал с его плеча. Это была одна из футболок Чонгука, ткань уже смягчилась и износилась, она пропиталась запахом почвы после дождя. – Я два года не менял струны, – сказал Чонгук, выпрямляясь. Чимин улыбнулся ему, медленно прокручивая колки в исходное положение. Он настраивал гитару на слух, играл Си мажорную пентатонику, проверяя звук, его пальцы плавно бегали по грифу. Он забренчал и, казалось, был с инструментом на ты. Когда ему понравилось звучание, он поднял с пола каподастр и поставил его на четвёртый лад. Sea of love – Cat Power G мажор. B7. C мажор. A7. Чонгук знал эту песню. идем со мной, любовь моя, Чимин закрыл глаза, струны гулко зазвучали под его пальцами. к морю, морю любви Чонгук смотрел на него с трепетом, сладкий голос Чимина прекрасно гармонировал со звуком гитары. Шестая струна зазвучала чисто, когда он сыграл седьмой аккорд. я хочу сказать тебе, как сильно тебя люблю ты помнишь, когда мы встретились? в тот день я поняла, ты — мой любимый я хочу сказать тебе, как сильно тебя люблю идем со мной к морю, морю любви я хочу сказать тебе, как сильно тебя люблю Играя мелодию последнего припева, Чимин открыл глаза, встречаясь с нежным взглядом Чонгука. Когда последняя нота эхом разлетелась по гостиной, Чимин застенчиво улыбнулся, опуская взгляд на гитару. Внезапно он почувствовал, как сильные руки схватили его за бедро и потянули его по полу к себе. Он оказался прямо перед Чонгуком, касаясь его колен своими, практически голой попой сидя на скрипучем полу. Чимин взглянул на него, поднимая бровь, его губы растянулись в ухмылке. – Ты был слишком далеко, – пробормотал Чонгук, робея под пристальным взглядом. Чимин звонко засмеялся, приближаясь, и поцеловал его в губы. Они всегда так легко входили в ритм, встречаясь языками в мокрых поцелуях. Чонгук целовал не очень много людей в своей жизни, но никто из них не целовал его так, как Чимин. Всем телом. Руками, запахом, бёдрами. Их прервал внезапный шум, дерево ударилось о дерево, диссонирующие струны зазвенели, когда гитара упала на пол, соскользнув с ног Чимина. Смущённые, они оба засмеялись над своей неуклюжестью, Чонгук, как обычно это делал, сморщил нос, когда Чимин аккуратно положил гитару задней стороной на пол. Чимин подполз обратно к Чонгуку, похлопав его по бёдрам, чтобы тот раздвинул ноги. Он сел, спиной прижавшись к груди Чонгука, и поджал колени, всё ещё ощущая исходящее от его кожи после гона тепло. Они наблюдали за дождём в тишине, крупные капли разбивались о грязный кафель на балконе, затапливая ржавые трубы и впитываясь в забытые мусорные пакеты, лежащие у перил. Чонгук пальцами нежно расчёсывал серебристые волосы, массируя кожу головы, это настолько успокаивало, что Чимин невольно прикрыл глаза, позволяя себе расслабиться в родных объятиях. Ногтями он царапал Чонгука за внутреннее бедро, оставляя белые следы на обнажённой коже. Он крепче впился в плотную мышцу, когда Чонгук начал оставлять поцелуи на его шее, тонкими губами посасывая синяки, обновляя те, что уже были. Когда Чонгук впился клыками в самое чувствительное место на коже, Чимин вздрогнул. Он упал головой на плечо Чонгука, ощущая, как тот посасывал метку на запаховой железе, но острые зубы никогда не прокусили бы кожу. Его хватка на бедре Чонгука, должно быть, ощущалась болезненно, но Чонгук, казалось, не возражал. Он оставил последний поцелуй на его ключице, откинув голову обратно на стену. Чимин представил, как бы это ощущалось. Пометить кого-то. Иметь настолько глубокую связь с ним, что ваши сердца начинают биться в унисон, когда вы вместе. За все двадцать восемь лет он ни разу не позволял себе мечтать о том, чтобы найти партнёра. Он даже не думал, что кто-то захочет провести всю жизнь с таким как он. Он не хотел строить безнадёжные иллюзии. Может, он представлял это один или два раза, когда сидел в одиночестве на балконе своей квартиры и в венах виски было больше, чем крови. Но прямо сейчас он погрузился в пучину этих фантазий. Его глаза оставались закрытыми, большим пальцем он поглаживал тыльную сторону ладони Чонгука, пока не почувствовал, что альфа выпрямился, и заставил себя подняться, чтобы поудобнее устроиться у него на груди. – Малыш… – низкий голос Чонгука отдался вибрацией по его позвоночнику. – Ты же знаешь, что я забочусь о тебе… да? – он заключил Чимина в самые жаркие объятия, рисуя какие-то линии на его животе. Чимин кивнул, шепча «Конечно, милый». Сердцебиение ускорилось, он чувствовал его удары о грудную клетку. Он просто надеялся, что ничего не произойдёт. – Я… – продолжал Чонгук. – Я много думал об этом… Чонгук пытался контролировать своё дыхание, обнимая Чимина крепче. Он не боялся. Но он не знал, хватит ли ему сил произнести это. – Я… – он попробовал начать снова, успокаиваясь под размеренными поглаживаниями его предплечий Чимином. – Я многое хочу сделать с тобой… Вес на нём сместился, когда Чимин развернулся к нему лицом, теперь его согнутые ноги лежали поверх бёдер Чонгука. В его глазах горели крупицы надежды. – Я… я так счастлив рядом с тобой, – улыбка стёрла нейтральное выражение лица Чимина, Чонгук увидел его немного кривой зуб. – И я подумал… – чувствуя, что дыхание Чонгука вот-вот сорвётся, Чимин положил руку ему на сердце. Оно билось так же сильно, как и его. – Я подумал, что, может быть, мы можем… быть вместе. Чимин почувствовал, как слёзы собирались в уголках глаз, он сжал губы. Он кивнул, но не мог выдавить ни слова. В груди, сквозь рёбра, что-то тянуло. Как будто формируя связь. – В-вместе? – он улыбался, но крохи нерешительности терзали его. – По-настоящему? Чонгук накрыл его ладонь своей, другой рукой обхватывая его за талию. – По-настоящему. Всю свою жизнь Чонгук был плох в выражении своих мыслей. Он всегда долго размышлял о том, что сказать, формулировал в голове фразы, обычно долго обдумывая их… но большинство из них он никогда так и не произнëс вслух. Но прямо сейчас он был рад, что слова, произнося которые, он, возможно, запинался, Чимин поймал губами, целуя захватывающе, как всегда делал это. Он чувствовал только приглушённый шум дождя и вес крепких рук Чимина на своих бёдрах. Чувственные касания их языков. Когда они стояли вот так, потеряться друг в друге было очень просто. Все проблемы, казалось, постепенно исчезали, даже если всего на несколько ласковых часов. Пока мимолётное тепло их объятий не вернуло их в реальность, они оставались там, двигаясь медленно как улитки. Вести войну непросто. Это требует времени и терпения. Необходима стратегия. И даже если они хотят продолжить движение за мир, слова иногда слишком нежны перед острым лезвием и газовым баллончиком. Как кто-то может ожидать мирных протестов, когда резиновыми пулями стреляют в тех, кто отстаивает своё право просто существовать? Они сколько хотят, могут называть их борцами за социальную справедливость, но они будут гордиться своим названием. Они возвращают себе это определение. Потому что они маршируют и противостоят, как и солдаты. Они громко кричат в рупоры, они заставляют считаться со своим существованием. И, возможно, это займёт время. потребует десятки лет, крови, слёз и пота. Но будет время, когда невинный ребёнок интерсексуальной омеги не будет бояться за свою жизнь, выходя из дома после золотого часа. Когда девушка-бета будет иметь возможность находиться в Парламенте без распространения слухов и способов, как она могла получить это место. Когда юный подросток, которому ещё столько предстоит узнать о жизни, сможет сделать аборт в безопасном и законном месте, если захочет этого. Когда альфа и сигма смогут свободно показывать свою любовь миру без предостережений быть осторожными, переплетая пальцы под солнцем, как цветущие лозы в старой оранжерее. До тех пор они будут бороться. И любить. Даже сквозь препятствия.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.