Надежда, живущая в бетонной коробке

Он сидел в огромной бетонной коробке, залитой кровью, лишённый всякого намёка на нормальное человеческое отношение, лишённый возможности выбраться, лишённый надежды.

— Почему он сидит в клетке? — спросила я, стараясь не содрагаться от мысли, сколько он провел здесь времени. И стараясь подавить жалость, которая в наше время была абсолютно неуместна. — Разве не видно? Он ведь убийца. — спокойно отреагировал Роулан, остановившись чуть в стороне от меня. В этот момент я как раз смотрела на мужчину, по тому увидела саркастичную усмешку, но пленник так и не произнёс ни слова. — Он убил кого-то из ваших? — стараясь, чтобы голос звучал более сочувственно поинтересовалась. Хотя, я уже давно перестал испытывать сочувствие, сожаление или жалость. В сложившейся ситуации, они могли лишить жизни. Почему-то я все ещё не отводила взгляд от мужчины в клетке. Он сидел лицом к нам, прислонившись спиной к прутьям, на длинной деревянной скамейке, на которой виделись тёмные разводы крови. Его лицо было невозможно разглядеть, оно было прикрыто отросшими тёмными волосами. Его ухмылка ярко сверкала из-под бороды, не менее темной, чем волосы. Зубы, кстати, что было странно, выглядели вполне крепкими и здоровыми. Он не обращал внимание ни на меня, ни на своего постоянного стража. Казалось, мы забавляем его своими разговорами, но он не считает нас достойными внимания. — Это произошло ещё до того момента, как мы пришли сюда. — И насколько давно он здесь? — медленно ходя по кругу возле бетонного сооружения, все ещё продолжала интересоваться я. Сама не понимала, почему вдруг во мне проснулось любопытство. Пленник был все ещё не подвижен, и никак не выказывал своего отношения к нам. — Может с того времени, как все началось. Может раньше. Кто его разберёт, — пожал плечами Роулан, подходя ближе ко мне, — Он не говорит об этом. Он вообще не слишком словоохотлив. Мы пытались его разговорить, но он начинает диалог только, когда сам хочет. Проблем не приносит, не буянит. Даже не просит, чтобы его выпустили. Минимальные удобства в этой камере имеются, мы приносим ему только еды, наблюдаем за ним. Но за эти несколько месяцев ничего не происходило. К нему иногда приходят просто посидеть. Сама понимаешь, уединение и все такое. Я понимала. — Спасибо за информацию, — блекло улыбнулась. Наверняка, мужчину призвали более важные дела, чем проведение мне экскурсии, поэтому он просто кивнул на прощание и скрылся. Я присела на стоявший недалеко стул, прикрыла глаза и позволила телу расслабиться. Убийства. Кровь. Боль. Я снова это сделала. Убила человека, не глядя и не подумав. Казалось бы, за то время, что я провела в этой новой реальности пора бы привыкнуть. Но каждый раз, будто делал моё тело тяжелее, а сердце меньше. Каждая чужая пролитая капля крови делала меня менее человечной. Вдох. Выдох. Я не винила себя в происходящем, в тех действиях, которые были предприняты мной для того, чтобы уберечь окружающих. Я убивала только мразей и убийц. Но меня это все равно не делало лучше. С каждым выстрелом я становилась все больше похожей на своих жертв. — Паршивый денёк выдался? — вдруг прозвучал чуть охрипший, грубоватый и незнакомый голос. Будучи погруженной в свои мысли, на новый звук я должны была отреагировать, как обычно — выставленным вперёд пистолетом. Но впервые я этого не сделала. Компания убийцы и окружающая тишина успокоила меня, заставила напряжённое тело и мозг разомлеть. Но я определила чей это голос, но почему-то удивилась настолько, что не смогла ответить ничего лучше, кроме как: — А у тебя? Мне казалось, что мужчина должен разозлиться, но вместо этого он очень хрипло и как-то лающе рассмеялся, словно разучился уже это делать. — Напротив, довольно приятный, — ответил он уже более чистым и глубоким голосом. — Неужели? — на этот раз рассмеялась я. И удивилась тому, как неестественно прозвучал мой смех. Потом я вспомнила о том, что чрезвычайно давно не слышала его. У меня не было причин для веселья долгое время. Жизнь вообще как-то потеряла свою прелесть. Мужчина не менял своей позы, но я слышала как он тихо посмеивался. На свой вопрос я ответа так и не услышала. — Что ты здесь делаешь? — полюбопытствовал он вдруг. Повернувшись к нему корпусом и облокатившись на колени локтями, улыбнулась. — А что здесь все делают, интересно? Пытаются выжить. — Да, выживание сейчас является первостепенной задачей для человечества, — иронично ответил мужчина. И тут меня настигло огромное разочарование. Не знаю почему так расстроилась тому, что незнакомый мужчина, ещё и вероятный убийца, оказался одним из часто встречаемых, в наше время, людей. Он был из тех, кто относился к мировой ситуации пренебрежетельно и флегматично. А я не любила тех, кто не делает ничего, чтобы изменить ситуацию, а лишь сидит и критикует. Поэтому я встала и развернувшись, направилась к выходу, принимая решение хоть немного поспать. Не припомню, когда делала это в последний раз не на земле. Но пленник не счёл разговор завершенным: — Когда я спрашивал, что ты здесь делаешь, я имел ввиду, ты, девочка, не больше двадцати лет? Жить совсем не хочется? — теперь в его голосе не было насмешки, он звучал предельно серьёзно. На самом деле, мне не так давно исполнилось восемнадцать. Но к чему эти цифры? Не знаю, что заставило меня ответить. Может отчаяние, может усталость, может безысходность. Или я просто сама хотела услышать ответ на этот вопрос. Быть уверенной, что я знаю его. — Разве, когда мир катится ко всем чертям, а вирус заполняет каждый уголок планеты, есть какая-то разница сколько тебе, если ты способен бороться с этим? — тихо ответила я почти у выхода, не оборачиваясь, но остановливаясь. — А что ты способна сделать? Разработать антивирус? Чудодейственную вакцину? — спокойно поинтересовался он, — Велика вероятность, что ты совсем скоро украсишь своим безжизненным телом землю. Стоило бы быть более разумной. — Тебе то что? — фыркнула я, и впервые за несколько месяцев во мне взыграло что-то похожее на прежние живые эмоции. — Я хоть что-то пытаюсь сделать! Я борюсь! Не пытаюсь смириться! А что делаешь ты? — резко развернулась я к нему лицом, — Гниешь под землёй? Ты взрослый, матёрый мужик, у которого руки и ноги целы! Ты должен бороться вместе со мной, а не отговаривать! А ты сидишь, сложив ручки, и ждёшь смерти! — презрительно выплюнула я, срываясь на крик. Когда я замолчала, в подземелье воцарилась тишина. Я не могла поверить в то, что только что ни с того, ни с сего наорала на незнакомого человека. Мне было плевать, что он подумает обо мне, но для самой себя это было неприятно. Как-то не по-человечески. Я не знаю, что станется с нами, если мы потеряем все то, что делает нас людьми. Те качества, ту мораль, те принципы. Планета и так становится поприщем лишь для побоищ. Мы скатываемся до животных инстинктов. А тут ещё и это. Поэтому я даже не ожидала, что услышу что-то в ответ: — Видимо ты давно ни с кем по душам не беседовала. Говорят, это полезно, — безразлично произнёс он, до сих пор не двигаясь с места. Мне показалось, что я смогла задеть в нем что-то. — Сказал тот, который сидит в изоляции и в клетке, не желая разговаривать с людьми, — не удержавшись, съязвила я, чувствуя неловкость, что не вижу лица собеседника. — Туше, — снова рассмеялся мужчина. Уже как-то по-живому. Не знаю почему, но я улыбнулась, хоть и понимала, что он не увидит моей улыбки и покинула его пристанище. Но теперь с твёрдым ощущением чего-то правильного. И, кажется, внутри начало что-то вновь биться.

Наверное, это и была надежда.