***
Инквизиция — то страшное, что знакомо каждому в то время. Крики боли, страха, ужаса и отчаяния — и это малая часть того, чем можно описать эту эпоху. Даже после самого мелкого воровства не было гарантии, что человек уйдёт живым и невредимым. Таким, как правило, отрубали пальцы. Конечно, до гильотины или виселицы в таких случаях очень редко доходило, но люди всё равно сильно боялись. Умирали с голоду, загибались на работе за несчастную плесневелую горбушку хлеба, но воровали уж очень редко. Палачей, которых видели хоть раз без маски, полностью скрывавшей лицо, сторонились. Люди старались уйти как можно дальше от человека, чья жизнь окрашена чужой кровью. Однако к преступникам и ворам тоже относились предвзято. Если человек, будь то даже родной или близкий, возвращался без какой-либо конечности, то автоматически становился отбросом, прокажённым инвалидом, вынужденным издохнуть под мостом от истощения или инфекции, которая успела проникнуть в свежую рану. На работу, даже самую грязную и отвратительную, таких не брали. Особенно жестоко расправлялись с шаманами, колдунами, ведьмами: прилюдно сжигали заживо на костре, закидывая объедками и дерьмом, и распятие, где человек долго и мучительно умирал если не от болевого шока, то от истощения или отравления организма собственными нечистотами. В колдовстве и чародействе напуганные люди, которые сами же поначалу доверялись таким, подозревали за всякую мелочь: у девушек — рыжие волосы и зелёные глаза, у мужчин — игральные карты и ловкость рук. Обычный фокус с пальцем для дворового мальчишки мог стать роковым. И даже в королевстве, где на престол не так давно взошёл Сенку, люди не были слишком умны в деле, которое касается колдовства. Если одного человека переубедить легко, то социум, действующий по стадному инстинкту, практически невозможно даже королю. И в конце концов молодому монарху пришлось временно смириться с законом о сожжении и подумать о том, как можно смягчить людей. Сенку не верил в колдовство, как и знал о том, что далеко не все болезни можно исцелить кровопусканием и травами, которыми торгуют всякие знахарки. Он не мог пока этого доказать, но был уверен, что очень уж недалеко от разгадки. С тех пор, как молодой король взошёл на престол, минуло два года. Особых изменений в политике парень добиться ещё не успел. Но он был уверен, что наверстает и перевернёт внутренние иерархии с ног на голову. Нужно лишь тщательно продумать, составить план. И первоначально — смягчить законы суровой эпохи инквизиции. На казнях Сенку, в отличие от предыдущих монархов, никогда не присутствовал. Ему это было неинтересно, как и неинтересны эти изуродованные шуты, которых советовали ему придворные. «Это всего лишь люди, пусть и со своими особенностями; у каждого из нас есть странности. И я не собираюсь опускаться до того уровня, чтобы смеяться над ними», — отвечал им Ишигами. Однако не в этот раз. Эту казнь, откуда-то спонтанно всплыло решение, Сенку должен попытаться предотвратить. Или хотя бы поговорить с заключённым в его последние часы жизни. Так ему велел мозг, которому монарх до последнего не хотел доверять, но в итоге не смог противиться. Вечером, на закате, он подошёл к палачу, который в то время упорно затачивал топор, и тихо спросил: — В какой камере завтрашний приговорённый? — Ваше Величество, — палач настолько замешкался, что чуть не выронил топор. — Но зачем вам? Впрочем, ослушаться вопроса или приказа короля он не имел права. И Сенку это прекрасно знал, поэтому ничего и не ответил. — Идёмте, я проведу вас к нему, — палач вытащил связку ключей и поманил короля за собой. Сенку кивнул и отправился за ним. В камерах, мимо которых они проходили, находились различные заключённые от мала до велика: дети, старики, красивые женщины и молодые парни — инквизиция не щадила никого. И все без исключения ждали рокового дня, в который душа освободится и покинет внешнюю оболочку, отправившись в рай, если грехом не осквернена душа, в чистилище при небольшом скверном деянии или рухнув в адский котёл в случае большого и страшного греха. Конечно же, Сенку ни в рай, ни в ад не верил и полностью отрицал присутствие какого-либо Всевышнего. — Мы пришли, — наконец произнёс палач. Они остановились около тесной камеры, в которой сидел, обняв колени руками, молодой парень. Он, казалось, был настолько поглощён своими мыслями, что не сразу заметил пришедших, или, может, просто не захотел обращать внимания. Но вот он поднял серо-голубые глаза и обратил к ним заинтересованный взгляд. — Что, уже? Так вроде же казнь завтра, — лениво протянул он, зевая. — Я смотрю, сам король пришёл посмотреть на мою кончину? Какая честь. — Как ты смеешь разговаривать в присутствии Его Величества?! — палач уже хотел броситься в камеру, но был остановлен взмахом руки Сенку. — Не спеши. Дай, пожалуйста, ключи и можешь быть свободен. Я поговорю с пленником. — Но… Ваше Величество, — палач опешил. Монарх вёл себя очень и очень странно. Нет, конечно, Сенку всегда казался необычным королём, но сегодня… — Я верну его до начала казни, можешь не сомневаться. Так что там с ключами? Возражать монарху палач не имел права, ведь он простой слуга, поэтому он лишь молча выполнил приказ и удалился. Пленник явно был удивлён не меньше палача. Поэтому он лишь молча наблюдал за тем, как король подбирает нужный ключ и отпирает его камеру. Что же тот задумал? Сенку открыл решётку и мысленно отметил, что кандалов на нём нет. Неужели пленник не противился и молча принял свою участь? Забавно, а ведь другой бы на его месте молил о пощаде и пытался бы вырваться. Но нет, заключённый даже сейчас не старается сбежать. — Как тебя зовут? — разрушил нависшее молчание Сенку. — Что? А. Ген. Асагири Ген, Ваше Высочество, — ответил пленник, не сразу сообразив, что обращаются к нему. — Следуй за мной, Асагири Ген, — король вышел из камеры и принялся ждать, когда выйдет назвавшийся Геном. — Это приказ? — взгляд серо-голубых глаз стал хитрым и изучающим. Впрочем, он не стал возражать королю и вышел из камеры. Уж очень ему было интересно, что же этот необычный монарх задумал. Всё равно он завтра умрёт, так велика ли разница, где пройдут последние часы в этом мире? — Если хочешь, то воспринимай так, — согласился Сенку. Король отправился прочь из тюрьмы. На камеры других людей он не обратил ни малейшего внимания: в данный момент они его совершенно не интересовали. Ген следовал за ним. Они миновали удивлённого палача, которому Сенку отдал позаимствованные ключи, и отправились дальше. Дорога вела во дворец, заставив Асагири ещё больше удивиться. Неужели этот необычный монарх решил провести какого-то жалкого преступника в свои покои? Очень интересно и необычно с его стороны. Сын Бьякуи Великолепного действительно поразил даже Гена, которого, казалось, в принципе ничего удивить не может. Наконец они оказались наверху. А вон и дверь в покои короля. Сенку открыл дверь и обернулся на своего гостя, который замешкался и теперь переминался с одной ноги на другую. Он был не очень-то уверен, что ему позволено сюда входить. Наверное, он самый первый преступник, которому разрешили посетить королевские покои. Если загробный мир и правда существует, то будет, что рассказать тем, кто попал туда. Во обзавидуются, наверное. Монарх не смог сдержать хитрой улыбки, заметив замешательство того, кто только что так нагло вёл себя с палачом. — Ген Асагири, можешь входить, не бойся. И только после его слов Ген неуверенно переступил порог комнаты. Нет ли здесь какого-нибудь подвоха? Например, комната пропитана убивающим газом, или король решил её поджечь? А впрочем, какая разница? Судьба Гена уже предрешена: не умрёт сегодня, так подвергнется инквизиции завтра. Выбор невелик, и бежать Асагири явно не собирается: смысл, если всё равно придётся умереть от голода? Вряд ли кто-то приютит у себя преступника, и его, скорее, сдадут назад королевской страже, которая расправится ещё более жестоко, чем отсечением головы завтрашней гильотиной, которая уже в мыслях маячит у приговорённого перед глазами. Гореть на костре наверняка больно и долго, уж лучше быстро и безболезненно. Он даже добровольно завтра положит голову в специальный отсек и будет ждать, когда опустится острый нож, и голову разлучат с шеей. В покоях короля было довольно просторно (ну или просто Ген, живший ранее в доме с одной тесной комнатой, к такому не привык). У стены стояла довольно большая кровать, чуть поодаль — резной шкаф из красного дерева, вероятно, с одеждой, и столик с многочисленными бумагами и чернильницей. На стене несколько канделябров со свечами — единственный источник света помимо большого окна, что сейчас прикрыто шторами. Сенку не очень любил, когда в комнате было слишком светло, а дневной, что шёл из окна, освещал комнату практически полностью. Потому и зашторено оно было практически всегда. — А у вас тут красиво, Ваше Величество, — осмелился сделать комплимент Ген, осмотревшись. — Что ж, спасибо, ты присаживайся. Можешь даже на кровать. Пора бы уже Асагири перестать удивляться странным речам короля, да только вот не получается как-то. Каждое новое высказывание всё чуднее предыдущего. Ген пожал плечами и молча устроился на краешке обширной кровати. — Чай, кофе? Или, может, вино? — поинтересовался Сенку, обернувшись к Гену. — Я скажу, чтобы принесли то, что ты захочешь. — Ну, раз по земле я хожу последние часы, то почему бы и не испить королевского вина? Всегда хотел попробовать столь чудный напиток. — Я рад, что наши вкусы совпадают, ведь и сам хотел предложить вино, — Сенку хитро усмехнулся и вызвал служанку с помощью колокольчика. Та прибыла практически сиюминутно. — Ваша Светлость, ужин ещё не готов, зачем вызывали? — поинтересовалась она, почтительно поклонившись. — Амелия, принеси, пожалуйста, бутылку красного вина, фруктов и два фужера. Я сегодня хочу отужинать здесь. У меня гости. — Но хватит ли вам этого, чтобы наесться, Ваша Светлость? Это же ничтожно мало. — О, не переживай за меня, в самый раз, — он хитро усмехнулся. Служанка не стала задавать лишних вопросов, что же за гости присутствуют в этот день у короля: не её дело, с кем беседует повелитель. И девушка удалилась выполнять приказ. Ген тем временем не проронил ни слова. Он лишь молча продолжал сидеть на краю кровати. Сенку в свою очередь тоже не спешил начинать разговор. И снова между ними повисло неловкое молчание. Разрушил молчание монарх только тогда, когда получил заказанное от служанки и взял с неё обещание, что до утра его никто не потревожит. Молодой король запер дверь и только после этого повернулся к Гену. — Теперь мы можем спокойно поговорить. — О чём, Ваша Светлость? — взгляд серо-голубых глаз преступника встретился с алыми глазами короля. Ген отметил про себя, что у Сенку очень красивый цвет. Похож одновременно на малиновый закат и брызги крови или вина. — Ген, скажи, за что тебя завтра казнят? Каков твой приговор? — произнёс Сенку. Рука монарха потянулась к бутылке. Он налил по полному бокалу ярко-красной жидкости и протянул один из них Гену. Пусть хоть в последний день своей жизни попробует этот чудесный напиток, который Сенку, несмотря на всю свою ненависть к подобному, обожал. Против красного вина он не мог устоять. Ген покрутил в руке бокал, пригубился к вину, после чего ответил. — Карты. Я очень любил гадать людям на картах, показывать простые фокусы, для которых нужна лишь ловкость рук, также я неплохо разбираюсь в психологии. Помогал влюблённым парам разобраться в их отношениях. В принципе, я ничего такого плохого не делал. Даже брал за это немного денег, лишь бы хватило на еду. Большего мне не требовалось. Но, видимо, кому-то это пришлось не по душе, и меня сдали, как, впрочем, сдают многих. Вам ли об этом не знать, Ваше Величество. Сенку задумчиво покрутил бокал в руке и поднял взгляд на Гена. Боится ли тот смерти, что угрожающе нависла над ним? Казалось, ничуть. В глазах ни тени страха или сомнения. Такой же самоуверенный, как и он сам. Они так похожи… — Именно поэтому я хочу устроить полную революцию в законах, — произнёс Сенку, подвинувшись ближе к Гену. — Знаешь, не все те, кого казнили или казнят, заслуживают смерти. Далеко не все. Ген широко раскрыл глаза и ещё более удивлённо посмотрел на парня. Это первый монарх, который хочет устроить настолько мощный переворот. Понимает ли, на какой риск он идёт? Слова короля Ишигами Сенку — безумие, не меньше. Минимум, что сделает народ, так это свергнет короля с престола, а какой же максимум в этой ситуации? Да такой же, как и минимум, только короля убьют, как какого-нибудь обычного преступника. — Я не уверен, что у вас это получится, Величество, — Ген покачал головой и горько усмехнулся. — Вы же знаете негласное правило социума: переубедить одного человека легко, но не толпу. А тут вы собираетесь переубедить целое королевство. Вас же просто засмеют. — Я прекрасно понимаю риск, но не собираюсь отступать от своей цели. Алкоголь ударил Сенку в мозг, отключив здравый рассудок. Не совсем осознавая, что он творит, монарх неожиданно приблизился к Гену и слегка навис сверху. — А ты стал моим вдохновением в этом непростом деле. Я убедился, что не все приговорённые заслуживают казни, — рука монарха скользнула по лицу Гена, заставив щёки того заполыхать. — Знаете…— неожиданно прошептал Ген, который был не менее опьянён вином. Он подался вперёд к монарху. Теперь лица преступника и короля разделяли лишь несколько жалких сантиметров. Каждый из них отчётливо чувствовал на своих губах дыхание второго. — Я когда-то увлекался японской культурой. Много читал об этом… и там было очень милое обращение «чан». Сенку-чан. Как вам такое, Величество? Казалось, температура в комнате поднялась на несколько градусов. Дало ли такой эффект вино или то, что расстояние между юношами заметно сократилось до интимного, но становилось невыносимо жарко. Сенку чувствовал, как его сердце бешено стучит в груди, буквально бьётся о рёбра. Ощущает ли его визави то же самое, что и он? Тёплая ладонь короля Ишигами скользнула на грудь психолога. Его сердце стучит так же громко… — Из твоих уст «Сенку-чан» звучит гораздо великолепнее, чем обыденное «Ваше Величество», поэтому называй меня в то оставшееся время, пока мы вместе, именно так. — Я не смею ослушаться вашего приказа, Сенку-чан… Опьянённый король приблизился к губам преступника и нежно поцеловал, пробуя на вкус новый объект. Губы оказались мягкими и податливыми. Сенку прикрыл глаза и позволил себе слегка прикусить нижнюю, а, не встретив возражения от Гена, укусил за верхнюю уже гораздо смелее. Руки тоже не остались без дела: ладонями Сенку ощупывал худенькую талию парня. Запустив руки под рваный кафтан, прикосновениями пальцев он смог даже пересчитать рёбра. Какой же преступник худой… — Мы. же даже… не поели, — прошептал Ген, когда они отстранились друг от друга, чтобы вдохнуть немного воздуха. — Мне кажется, что лично я буду сыт ночью с тобой, мой маленький преступник, — Сенку с нежностью посмотрел в его серо-голубые глаза и огладил бледную щёку. — Мы… будем оба жалеть об этом… Сенку-чан, — начал Ген, но Сенку остановил речь пальцем, который прислонил к его губам. — Тссс, что будет завтра, то будет завтра. Сегодня мы не должны об этом думать, — король вновь заткнул губы Гена, но уже просто накрыв их своими. Поцелуй оказался намного смелее предыдущего: монарх скользнул языком по сомкнутым зубам Гена. Парень не стал препятствовать и лишь приоткрыл рот, запуская его внутрь. Немного осмелев, Ген даже ответил на поцелуй, подавшись своим языком к языку Сенку. Король не спешил. Он изучающе скользнул по нижним зубам преступника, потом по верхним, после чего позволил себе переплести язычки между собой. Преступник тихонько застонал от наслаждения, когда нежный язык монарха коснулся его. Это, оказывается, очень даже приятно, в особенности с привкусом вина, которое они только что выпили. И вновь секунда, когда разум наконец-то взял верх над алкоголем на очень непродолжительное время. Ген вновь разорвал поцелуй и, оставив прозрачную дорожку слюны, что соединяла губы обоих, отдышался и произнёс. — Два парня… это… неправильно. — То, что я собирался сделать с законами, тоже неправильно, Ген, поэтому происходящее между нами — самое безобидное из всего неправильного. Король опрокинул Гена на кровать и навис сверху. Руки вновь заскользили к кафтану, но на этот раз Сенку сразу снял его, откинув прочь. Без верха Асагири выглядел ещё более худым и… невинным. Невинность Гена, робость его ладоней, которыми он сейчас несмело приобнял Сенку за талию, будоражили не хуже алкоголя. Даже лучше в несколько раз. Никогда ещё Сенку не испытывал подобного: тело мелко дрожит, дыхание становится частым и отрывистым, а чуть ниже пояса невыносимо пульсирует. Это и есть то самое сексуальное возбуждение? Губы Сенку коснулись шеи Гена, заставив того выгнуться и… сладко застонать. Так значит, это его чувствительная зона? Король провёл влажную дорожку поцелуев от шеи преступника до ушной раковины и слегка прикусил мочку уха, оттянув её зубами. И вновь громкий стон, так ласкающий слух, сорвался с губ визави. Ген протяжно выдохнул и спустил с монарха тунику. — Вам… наверняка… жарко… Сенку-чан, — тяжело и сбивчиво пролепетал он, пытаясь оправдать столь дерзкий поступок. Но тут же смолк, когда опустил взгляд ниже, на торс. Какой же король красивый без одежды… Ладонь Гена осторожно коснулась твердого торса Сенку, заставив короля глухо прорычать. — Даже твои робкие прикосновения невероятно заводят, чёртов преступник, — прорычал Сенку, перехватывая руку Гена и спуская её ниже. Туда, где уже давным-давно каменно стояло. Неужели Ген, жалкий преступник, смог возбудить монарха? Сенку тем временем больше не медлил. Одним рывком он спустил с себя и Асагири брюки и откинул их прочь. Туда же отправилось нижнее бельё. Ласкать обнажённое тело гораздо приятнее, чем прикасаться к тканям. Король провёл рукой по члену Гена и слегка сжал его в своей руке. Асагири тяжело задышал и тихо простонал. Он всё ещё стеснялся проявлять ярко эмоции. — Оу-у, Ген, не сдерживайся, — мурлыкнул Сенку, хитро глядя в его глаза. — Я хочу слышать твои стоны. И в ту же минуту он сжал пульсирующий половой орган в руках, заставив парня выгнуться. Ему никогда не было так хорошо. Эта ночь последняя, но она пройдёт просто незабываемо. Ген — первый преступник, который переспит с самим королём. Одна только эта мысль дурманила голову всё больше. В какой-то момент Асагири не выдержал и, сладко закричав от наслаждения, испустил семя на руку Сенку. — П-п-простите… — смущённо произнёс он, всё ещё мелко дрожа. Королю только это и надо было. Удовлетворив своего маленького преступника, можно заняться и собой. Ведь пятая точка Гена наверняка невинна и чиста? Сенку вытащил оливковое масло из тумбы, что стояла около кровати. Обычно он использовал его для того, чтобы смазывать сохнущие руки, но сегодня оно послужит просто отличным лубрикантом. Обильно обмакнув два пальца в имитированной смазке, Сенку раздвинул ноги Гена и запустил их в узкое анальное кольцо. Парень вскрикнул то ли от боли, то ли от наслаждения: пальцы короля, которыми он как можно нежнее разрабатывал мышцы ануса, причиняли невероятную боль, но вместе с тем… оливковое масло тут же приятно обволакивало то же самое место. Асагири вздрогнул и тяжело задышал, стоило королю скользнуть по простате. И сразу боль ушла на второй план, уступая место возбуждению. Вновь палец монарха скользнул внутри по чувствительному месту, а Ген испустил протяжный и громкий стон. — Как же ты быстро заводишься, Асагири Ген, — прошептал Сенку, вынимая пальцы. Тут же пальцы внутри Гена заменились членом короля, который он предварительно обильно смазал оливковым маслом. Сенку дал Гену немного привыкнуть, после чего начал медленно двигаться. Каждый толчок Сенку сопровождался то стоном, то криком, которые издавал Асагири. И вот он постепенно осмелел. Обхватив бёдра короля своими ногами, он прижался крепче к своему партнёру и принялся двигаться навстречу, доставляя обоим невероятное удовольствие. Монарх хотел было застонать, но Ген не позволил этого сделать, неожиданно закрыв ему рот поцелуем. Завтра утром они оба наверняка будут жалеть о том, что сегодня произошло. Но сильно ли волнует их обоих то, что произойдёт после? Спустя какое-то время Сенку вышел из Гена и бессильно рухнул рядом с ним, тяжело дыша. Тут не о чем жалеть… эта ночь была просто великолепной. Ген, всё ещё мелко дрожа, прижался к Сенку, а тот в свою очередь обнял его своей рукой. — Я… не буду жалеть… что умру… Эта ночь была просто волшебной, — губы Асагири растянулись в тёплой улыбке. — Пожалуйста, Сенку-чан, предотвратите убийства, которые произойдут после меня. Остановите это безумие. — Ради тебя, мой вдохновитель, — прошептал Сенку и нежно поцеловал Гена в лоб, заставив щёки парня заалеть.***
Ген с гордым видом вышел из своей камеры и подошёл к палачу. Подбородок его был чуть приподнят, а взгляд выражал лишь уверенность. Ни капли робости или сомнения — таким же был Сенку во время коронации. Асагири поклялся себе, что ради короля не понурит голову и с гордостью примет свою участь. Ишигами предлагал ему сбежать на рассвете, но Ген отказался от этой затеи, дав Сенку понять, что никакие уговоры не помогут. Он точно решил, как поступит. И никто не сможет его остановить. Отказавшись от кандалов, которыми попытался сковать его палач, он сам двинулся к эшафоту, на котором должна была произойти его казнь. Вокруг помоста, на котором стояла гильотина, уже собралась толпа. И среди всех тех людей, что стояли на площади, Ген тут же нашёл его. Его любимого короля. Он стоял чуть поодаль, полностью облачённый в черную мантию. Сенку наверняка просто не хотел, чтобы его узнали. Алые глаза вновь пересеклись с серо-голубыми. Казалось, что Сенку в любую секунду готов остановить казнь. Но он не мог, ведь любимый преступник не позволял этого сделать. Ген ободряюще улыбнулся ему и подмигнул. Пусть эта смерть будет одной из последних, что произойдёт за всё время. Он подошёл вплотную к гильотине и оглянулся на палача. — Положи голову на подставку и скажи свои последние слова, жалкий преступник. Ген выполнил приказ и всё с той же бодрой улыбкой произнёс: — Я скажу только одно: прости, Сенку-чан, что я не смогу увидеть революции. Я верю в тебя. Измени этих слепых дураков. Пусть моя смерть будет ненапрасной! И нож опустился. В следующую секунду всё так же улыбающаяся голова рассталась с телом. Уже будучи духом Ген подошёл к дрожащему Сенку. Тот опустился на землю и, обняв себя руками, пытался успокоить начинавшуюся истерику. Да. Вечно спокойный и равнодушный практически ко всему происходящему король тоже умел чувствовать боль, горечь от потери. Капюшон спал, раскрывая личность, но ему было абсолютно всё равно. Он любил этого преступника, так глупо влюбился за одну ночь: а как иначе объяснить то, что сердце сейчас болезненно разрывается? Частичка души Сенку умерла вместе с Геном. Если бы сердце Асагири билось, то наверняка он бы почувствовал что-то похожее. Ген крепко обнял его невесомыми руками. Жаль, что Сенку не мог почувствовать эти объятия. Преступник рядом со своим королём и увидит ту революцию, которую любимый будет вершить на этой грешной земле. — Я верю в тебя, Сенку-чан.