Тепло человека

Я очнулся и открыл глаза. Кругом была полнейшая тьма. Голова гудела, словно в ней засел разъяренный осиный рой. Я попытался пошевелить руками и не смог: они были привязаны. Паника ударила даже быстрее, чем мне удалось это осознать. Я начал извиваться всем телом и напрягать мышцы. «Помогите!» — проорал надорванным голосом. Прошептал. Или же нет? Я чувствовал, что говорю, понимал, что произношу слова, но совершенно не слышал их. Ничего, кроме бесконечного гула, который, казалось, только усилился от моих стараний. Помню, что была авария. Кто-то громко кричал. Может быть, я. Мне показалось, что я издал нервный вздох. Темнота и тишина. Будто жизнь занесла меня в свой черный список, ограничив просмотр и прослушивание реальности. Наконец, мои старания принесли успех, и я высвободил левую руку. Очень осторожно, будто прикасаясь к кровоточащей ране, я ощупал глаза и уши. Никаких повязок, никаких наушников. Стало очевидно, что нет ничего, способного мешать мне видеть и слышать. Проблема крылась в ином. Новая волна отчаяния обрушилась на меня девятым валом, захлестнула и обдала холодом. Этот страх был самой правдивой попыткой принять неизбежный факт, который было просто необходимо принять. Осознание, что весь мир продолжит существовать так же, как и прежде, и только ты из него навсегда выбыл. Да и что есть существование без существующего вокруг? Разве могу я сказать, что существую, если в моем мире не осталось никого, кроме меня? Без возможности контакта люди ощущаются не ярче, чем далекие планеты. Они, конечно, еще остались где-то там, далеко, вне досягаемости, но без возможности увидеть их и услышать они перестали быть понятны. Мое сознание разбилось в бесконечную анфиладу вопросов и ответов, где я – строгий судья — раз за разом обрекал на смертный приговор жалкого себя. Каков он, мир вокруг? Существует ли он? Или все это иллюзия, которую сейчас развеяли и я оказался один с тем единственным, что всегда было реально: с бесконечной пустотой, из которой мы происходим, которая сопровождает нас бок о бок всю жизнь и наконец погружает в себя после смерти. Я никогда раньше не задумывался об этом. Да и зачем мне было это делать? Когда ты каждый день живешь со способностью видеть и слышать мир вокруг, это не кажется тебе удивительным. Мир кажется цельным, незыблемым для нас, и невозможно поверить, что однажды его для нас не станет. Мы связаны с миром вокруг тонкой ниточкой нервных волокон, и, чтобы ощутить их эфемерность, мне было необходимо их утратить. Сознание в очередной раз вывернулось наизнанку и все мысли поплыли в общем бессвязном потоке. Дышать было очень трудно, казалось, каждый вдох преодолевал сотни световых лет, прежде чем достигал моей груди. Я уже не понимал, что делаю, и крупно дрожал всем телом. Внезапно, я почувствовал что-то теплое и мягкое на своем плече. Мой мир, вобравший в себя звездную пыль и сжавшийся в единую напряженную точку, взорвался. Я вздрогнул всем телом и замер. Человеческая рука. Человеческая рука! Она коснулась моей холодной ладони, и я сжал ее, ощупывая длинные ровные ногти, глубокие прожилки, чувствуя исходящее от нее тепло всем своим существом. Я сжимал ее и плакал. Я почувствовал, что вторая рука гладит меня. Это были очень мягкие и нежные прикосновения, будто материнские. Сознание стало постепенно возвращаться в осмысленность. Но как же мне связаться с этой рукой? Ведь я навеки потерян, я ведь погряз в собственной реальности… Голос! Я все еще могу говорить! «Кто ты?» - спросил я. Я не понимал, говорю я громко или нет. Мне показалось, что я это едва заметно прошептал, и поэтому повторил еще громче. Только после этого ко мне пришло осознание бессмысленности моего вопроса. Я попытался снова: «Я попал в аварию?» Державшая меня рука крепко сжалась и разжалась. “Это значит Да” - подумал я взволнованно и продолжил: «А теперь я в больнице?» Мою руку снова сжали. «Я смогу видеть и слышать? Когда - я вдруг начал заикаться и плакать, и слова мои, скорее всего, прозвучали неразборчиво. - Когда-нибудь?» На этот раз рука не сжалась. Вторая рука робко меня погладила. Последняя искра надежды окончательно погасла. Это продолжалось еще долго. Я плакал, а теплая мягкая рука меня держала. В конце концов, слезы высохли, я смог успокоиться. Позже пришли другие люди, они стали трогать меня со всех сторон, прижимать холодный стетоскоп, затем усадили и вложили в руки поднос, на котором нащупал тарелку с кашей и ложку. Мое сознание стало моей тюрьмой. Окружение перестало иметь логику, перестало приносить что-то осмысленное и стало враждебным. Но оставалось еще кое-что, что не утратило своего значения. Спустя много месяцев, уже в другом месте, в одной комнате со мной поселили такого же человека, каким был я. Я не мог рассказать ему, как пережить происходящее. Я не мог ничего показать и объяснить. Но я подарил ему то единственное, на что был всегда способен: я крепко сжал его руку. Тепло.