Кошка погибла (но у нее еще восемь жизней, так что все в порядке)

Умереть – это еще самое легкое. Мне представляется смерть доброй, любящей женщиной в белом, с материнской нежностью и сверхъестественной силой подымающей умирающего на руки. Он чувствует в это время необычайную легкость, ему кажется, что он подымается на воздух и испытывает истинное блаженство… Так засыпают маленькие дети на коленях нежной матери… Евгений Боткин. Свет и тени русско-японской войны

- Ви! Ви! – Эдван – это точно он, только от него пахнет льдом и обещанием скорой грозы - держит его крепко, трясет и продолжает звать, с каждым словом все более безумно. Кровь бежит по подбородку, по губам, просачивается сквозь ткань. Ви пытается открыть глаза – веки тяжелые, словно их залили свинцом – и хрипло ловит воздух, с удивлением понимая, что его не хватает, - Что ж ты, глупый, не послушал?! Ви много хотел бы ему рассказать и объяснить, почему и что – он все еще помнит тот крошечный, окровавленный сверток в своих руках – но голос будто бы уже не принадлежит ему. Густанг обещал, он говорил, что это поможет Арлен… Кровь соленая и почему-то горькая. Виридиан внезапно боится не истечь кровью, а задохнуться от того, что влага затопила металлом горло. Кровь, вязкая кровь везде – как она стынет его одежде и руках Эдвана, так она и застыла на крохотном тельце и белых полотнах. Бедное, бедное дитя – он отдал бы жизнь за него, но его никогда, никогда не было достаточно. Ни для Арлен – доброй, милой Арлен, ни для его драгоценных друзей, ни для этой проклятой всеми богами Башни. Он чувствует, как его тело пробивает кашель и кровь забивает горло – Эдван вновь кричит, его пальцы впиваются в плечи. Возможно, это должно быть больно, но Виридиан не чувствует собственного тела. Сон манит его, обещая, что все это вскоре закончится. Виридиан закрывает глаза, чувствуя, что Эдван его поднимает с земли – он почти чувствует, что парит. Агеро никогда не испытывал особой любви к своей собственной семье – огромной , словно море, и такой же холодной. Не было у него и нежных отношений с собственной матерью – она была вечно занята борьбой с остальными, а Агеро в ее глазах был менее ценен из-за того, что не был девочкой и не мог стать Принцессой Захард. Это потом – после нескольких лет учебы, постоянных тренировок и продвижений его сестры, к которым Агеро приложил руку – мать, наконец, сочла его полезным. Но лишь полезным, а не любимым. Их общий отец – равнодушное чудовище. Он собирает вокруг себя людей и сокровища, ему наплевать на то, что чувствуют остальные. Если у лорда Хона есть дети, которым он уделяет особое внимание, то у главы семьи Кун нет никого. Они одинаково ему безразличны – а те, кто хоть что-то добился, являются лишь ценными экземплярами, не более. Даже к своим многочисленным женам, которым он дарит детей и позволяет раздирать семью на части, он не испытывает особых чувств – Агеро никогда не видел, чтобы отец проявлял нежность или хотя бы привязанность к одной из них. Впрочем, к одному сокровищу из своей коллекции Эдван все же проявляет интерес. Единственный островок спокойствия в семье, готовой перерезать друг друга в борьбе за власть. Никогда на виду, всегда в тени, будто бы скрываясь ото всех, пряча глаза за темными прядями, понизанными сединой. Веритас. «Тише, тише. Все в порядке, Агеро» Его голос едва ли громче шороха листьев, но руки такие теплые и мягкие. Он - призрак за правым плечом Куна Эдвана, его бессменный советник. И в то же время он приносит утешение и заботу для его детей, будто бы они его собственные – иногда Агеро в минуты слабости намеренно ищет его общества просто для того, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя нужным. Веритас прячется в тенях дома, кутает испуганных и слабых в полы своей полупрозрачной накидки – призрак, дух, неясное воспоминание, каким-то образом все еще ходящее в числе живых. Веритас не покидает этаж – можно сказать, что он никогда не выходит за пределы дома. Самое далекое, куда он может уйти – это озеро в саду, где Агеро чаще всего его встречает, сбегая, не желая показывать свою слабость остальным. Веритас его не осуждает и не наставляет – он говорит с ним. Говорит так, словно понимает, словно знает все, что Агеро собирается ему сказать. А иногда и вовсе замолкает, лишь пальцами поглаживает почти невесомо его по голубым кудрям, словно боясь навредить. Агеро – не единственный его посетитель, почти каждый из детей Куна заглядывает в сад просто для того, чтобы побыть в любви и безопасности. Удивительно, но Веритас помнит их всех по именам – и ни разу не ошибается, хотя иногда Аэгура и сам путается в своих бесчисленных сводных братьях и сестрах. Он же тот, кто смывает с его рук первые пятна крови и почему-то выглядит так, словно заплачет в любой момент. Это приводит Агеро в ступор и он совершенно забывает о том, что в присутствии других людей – как его всегда наставляла мать – нельзя ослаблять бдительность. Так что он позволяет себя утешать и, кажется, даже плачет. Это не страшно, Веритас не выдаст него. Агеро не понимает, что такой человек делает в этом логове змей. Если бы у него самого был выбор, он бы, возможно, не остался бы на этом проклятом Этаже и в этом покрытом кровью и ложью доме. Возможно, это и правда один из экспонатов коллекции Куна Эдвана – какой-нибудь несчастный, которому не повезло подвернуться ему под руку. Отчаявшийся должник? Слишком дерзкий соперник? Слишком добрый? Определено слишком добрый. Для мертвого Ви чувствует себя… Слишком. Слишком живым и слишком больным. Слишком усталым. Ему тяжело глубоко дышать – непослушными руками он пытается ощупать свою грудь, но может только приподнять руку. Резкая боль пронизывает его существо и в голове становится пусто. - Не двигайся, Ви. Пожалуйста, лежи спокойно. Когда боль слегка отступает, Виридиан морщится и приоткрывает глаза. Знакомые – мягкие, холодные, прямые, как дождь – голубые волосы текут над ним. Ви хочет посмотреть в его лицо, но веки все еще тяжелые, как сама жизнь. - Э…ан..с…ан… - Тише. Не напрягайся. Прошу тебя, просто оставайся на месте. Эдван никогда так не звучал – его голос всегда был полон смеха и радости. Самый беззаботный из них всех, самый легкий на подъем – сейчас он говорит с Виридианом так, как люди говорят с раненными животными. В его голосе есть какой то неясный надрыв, который Ви никак не может понять. - Просто… Останься здесь. Все будет лучше, чем сейчас. Однажды, сбегая с невыносимых общих уроков – он знает уже это все , он целыми днями сидит за книгами, а ночами его мать шепчет ему о недоверии – на рыбалку, Агеро хочет навестить его и идет к месту, где Веритас любит проводить свое время. Но добравшись, он застывает на месте и крадется, чтобы спрятаться за деревом. Чудовище и правитель этого этажа, ужасный и безразличный Эдван Кун лежит на земле, словно уставший зверь. Его волосы в беспорядке текут, путаясь в траве, паутиной сплетаются с цветами – голова же его покоится на коленях другого человека. Веритас, все так же спокоен, гладит его по голове. Они оба выглядят умиротворенными, насколько может понять Агеро. Кажется, даже тихо переговариваются, но слова их бессмысленны, кажутся незначительными и непонятными. Почему-то Агеро чувствует неясную ревность, хотя и не понимает почему. Веритас наклоняется к Эдвану ближе и, кажется, что-то шепчет. Темные с сединой волосы ложатся на голубоватый шелк чужих прядей - и почему-то это выглядит красиво. Агеро обдумывает это еще несколько дней – он не видел никогда… отца таким. Ему бы забыть это, ему бы выкинуть это из головы, но внезапно Агеро чувствует жуткую обиду. Не за себя. За Веритаса. Он давно подмечает, что глава семьи дорожит им, словно самым важным из своих сокровищ. Как бы высоко не стояла одна из матерей, Веритас всегда незримо выше. Эдван Кун слушает только его, хоть и позволяет своим женам творить все, что вздумается. Возможно, Агеро должен использовать слово «любит», но его язык спотыкается на этом слове, а в груди клокочет гнев. Если отец действительно его любит, зачем это все? Зачем все эти жены и дети, которых с каждым годом становится только больше – и разве Веритас не чувствует себя… Униженным всем этим? То, как в доме появляются все новые и новые женщины, словно Эдван намеревается собрать еще одну коллекцию, только из живых людей. - Разве ты не чувствуешь себя… Как ты вообще можешь его терпеть? Веритас никогда не показывает своих эмоций, но по тому, как его пальцы дрогнули в волосах Агеро, он удивлен этим вопросом. Агеро не отступает – ему нужно как то донести до Веритаса, что ему здесь не место. Ему и Марии – но если Марию он может спасти, вознеся ее до Принцессы, то Веритас никуда отсюда не денется. Тогда почему, почему же он так спокоен? Агеро понимает его все меньше. - Разве тебе не обидно? Почему ты со всеми нами… возишься? – Агеро внезапно чувствует себя маленьким ребенком и отворачивается, не желая, чтобы Веритас видел его лицо. Каким- то невероятным образом тот всегда знает о том, что думает Агеро – и Кун не хотел, чтобы тот узнал о его нелепой ревности. Теплая узкая ладонь ложится ему на спину – Веритас прижимает его к себе, кутая в свою накидку. Агеро прижимается лбом к его одеждам и часто моргает, чтобы вновь не заплакать. Он измотан – это до ужаса тяжело, составлять планы, лгать, притворятся - особенно, когда его мать смотрит на него с одобрением, думая, что он делает все это для сестры. Кисея обожает ее, готова идти за ней в огонь и в воду. Когда она идет убирать соперниц, в ее глазах сияет какая-то первобытная жажда, она все меньше напоминает человека, и все больше – зверя. - Не плачь, - Веритас шепчет, гладя его по голове. Агеро часто дышит, пытаясь придти в себя, - Это такая жалкая форма убежища. От него пахнет дождем и ночным ветром. Агеро хочет уснуть. - Знаешь, седина тебе идет. Становишься похожим на меня. Эдван опускается рядом, не касаясь Ви – он ощущает лишь колебание воздуха рядом с собой. Виридиан не чувствует ничего, он опустошен. Он пытался дотянуться до Арлен, почувствовать ласку ее Шинсо где-то в Башне. Он не может покинуть этот Этаж, но все же, если бы только коснуться ее… Но ее нет, она ушла. Не умерла, не вернулась к остальным, но ушла. Исчезла, как исчезает утренний туман. - Я сожалею, Ви, - Эдван все еще не касается его, словно уважает право своего друга на скорбь, - Я… Я не сказал ей, не успел. - В этом вашей вины нет, Эдван-сан, - Ви отвечает, не слишком думая, что говорит. Слишком больно осознавать все, что произошло, - Это во всем я виноват. Эдван внезапно разворачивается к нему и обнимает – так крепко, что Ви чувствует, как у него дрожат руки. Кун никогда не был таким раньше – Виридиан устало закрывает глаза и склоняет голову на чужое плечо, словно сдаваясь. Он не привык плакать, но слезы стекают из его глаз, словно капли дождя. - Хватит уже брать всю вину на себя. Никто из нас не святой, - Ви чувствует, что Эдван сжимает пальцами ткань его одежд, будто бы силясь что-то сказать. Но слава не пришли, и они сидят в тишине под фальшивым небом. План Аэгура проклят. Он возвышает Марию, дает ей шанс вырваться из этого змеиного клубка и больше не участвовать во всех этих кровавых интригах – и этим же действием он рушит собственную семью. Его сестра ломается, неспособная признать поражения. На самом деле она слаба – она жила только для того, чтобы стать Принцессой Захард. И когда ее цель ушла у нее из под носа, она просто не была способна признать свое поражение. «Это ты, ты убил ее!» Кисея кричала и выла, вырываясь из рук державших ее. Она все больше была похожа на дикого зверя, и Агеро был уверен – если бы ее выпустили хоть на мгновение, она бы вырвала ему трахею голыми зубами. Мать все еще не теряла своей холодной маски, но даже так – ее глаза выражали все. Она проиграла. И Агеро понимал, что он своими руками сломал все ради одной Марии. И жалеть он не собирался. Кисея успокаивается только тогда, когда приходит Веритас, одним своим присутствием принося утешение. Кисея рыдает, мать Агеро смотрит на них с неясным выражением лица. Внезапно Агеро становится стыдно и неловко, когда он не видит, но чувствует взгляд Веритаса. Разумеется, все кончается тем, чем должно было кончиться. Ветвь Агнис отсыхает от основного дерева и вскоре Агеро окажется отвергнутым всеми. В его груди все еще кипит гнев и неясное ощущение предательства – от Марии нет ни одной весточки. Он только надеется той частью его существа, что воспитал Веритас, что она в порядке. Агеро решается на дерзкое преступление – ему нужны средства, ему нужна сила, чтобы выжить, а еще он хочет показать своему отцу… что это все не просто так. Чтобы он понял. Чтобы он знал, что это вызов. Когда он выходит из сокровищницы, Манбарондена оттягивает его руку. Он спрятал в нее все, что мог, и теперь она, кажется, весит тонну. Пока Агеро переводит дух, из коридора шелестят шаги. Кун выхватывает нож отточенным движением и ждет. Веритас выходит из-за угла. Агеро опускает свой нож и прячет глаза – он не думает, что способен нанести ему хоть какой либо вред, даже если он сейчас осудит его за кражу и поведет на общий суд. Шаги звучат ближе – теплая рука ложится на его волосы. - Возвращайся, как только сможешь. Веритас в трауре – каждую смерть ребенка он почему-то принимает близко к сердцу. Агеро все еще не может поднять на него глаза и только наслаждается краткими объятиями. - Ты очень похож на своего отца. Если бы это сказал кто-то другой, это бы звучало как оскорбление. Но когда это говорит Веритас, он не оскорбляет - в его голосе звучат нежные нотки, словно он как-то до смешного гордится Эдваном. Так что Агеро принимает это, как комплимент и пытается запомнить чужое тепло, не думая, что когда-нибудь это почувствует вновь. А на Этаже Испытаний его уже ждет неожиданная встреча. «Я сохраню ему жизнь, я сохраню его облик, но ты, Эдван Хоард Кун, должен платить за это. Любая женщина, что захочет быть твоей женой, будет твоей женой. Пока живут твои жены, пока живут твои дети, он будет жить» Эдван открывает бутылку – слабый сливовый аромат едва уловим. Отлично, Ви понравится. Он разливает вино в бокалы и ждет – если не слишком обращать внимание, то серый свет Шинсо похож на свет настоящей Луны. Виридиан входит почти неслышно – Эдван идет ему навстречу. Ви скользит в его обьятья и замирает ненадолго – за столько лет они сблизились так, как Эдван никогда и не мечтал. Он был прав, что Ви был бы лучшим королем, чем Захард – он заботится о каждом здесь. - В сокровищнице были мои любимые вещи, - почти жалуется он Ви, видя легкий след улыбки, - А ты так просто позволяешь ему входить и выходить. - Ничего не могу поделать. Он слишком похож на тебя, - Ви тенью скользит к столу и задумчиво поднимает бокал, - И все же, Эдван, почему Веритас? - In vino veritas, - Кун пожимает плечами и подходит ближе, - Истина в вине. Ви замирает – словно что-то чувствует. Эдван ждет терпеливо, наблюдая, как славно седина сияет серебром в косе Виридиана. Затем он выдыхает и поворачивается к нему. Слабая улыбка все еще украшает его, как легкая вуаль. - Мне кажется, скоро кому-то понадобится истина. Эдван целует его в лоб.