***
Начать он решил с Шэнь Цинцю — самый безопасный вариант, да и кто ещё, как не собрат по несчастью, сможет понять всю иронию сложившейся ситуации. Они выпьют чаю, поговорят о пустяках и погоде, перемоют косточки остальным, а Система засчитает это в качестве “терапевтического разговора”. [Неверно. Выполнение квеста активировало сюжетные движки “потребность излить душу” и “обезоруживающая честность”. Объекты будут жаждать поделиться своими мыслями и тревогами. Попытки избежать или саботировать разговор не возымеют успеха.] Система над ним издевалась. Шэнь Цинцю, которому он передал записку с требованием (очевидной отчаянной мольбой) посетить его по “безотлагательному делу, буквально вопросу жизни и смерти”, явился на следующий день. Судя по виду — сразу из постели, в которой он отнюдь не спал. — Никакого уважения к моей хрупкой психике. — Да что ты там не видел, братец Самолёт, — буркнул Шэнь Цинцю, всё-таки поправляя ворот ханьфу в попытке прикрыть очевидные следы. Шан Цинхуа скривился. — Ничего не видел и надеюсь, что так и останется. Пей свой чай. Пока Шэнь Цинцю неспешно потягивал свою утреннюю дозу, Шан Цинхуа лихорадочно пытался занять руки: несколько раз переложил с одного на другое место книги, раз пять поправил чернильницу, стёр с десяток полупрозрачных пятнышек со стола и столько же раз оправил собственные одежды. — Ладно, — Шэнь Цинцю со стуком отставил чашку. — Что происходит? Шан Цинхуа бросил на него тоскливый взгляд — втайне он надеялся, что Шэнь Цинцю будет наслаждаться чаем чуть дольше. — Перед смертью не надышишься, — пробормотал он себе под нос. Шэнь Цинцю вскинул бровь. — Итак. Что происходит. Да. Видишь ли, братец Огурец, тут такое дело… э-э-э… Система… — О! Давненько она не подавала голос, — оживился Шэнь Цинцю. — Какой-то квест? — Именно. Какой-то квест. — Шан Цинхуа переплёл пальцы. Откашлялся. — На мой взгляд, совершенно идиотский. Я на это не подписывался, понимаешь? В общем, я должен оказать тебе психологическую помощь. Шэнь Цинцю моргнул. Прищурившись, пристально уставился в лицо Шан Цинхуа — надо признать, довольно насмешливо. А затем захохотал. — Ты, — сквозь хохот провыл он, — психолог! Шан Цинхуа, конечно, прекрасно знал собственные слабости, но не мог не оскорбиться. Просто из принципа. — Я попрошу: без тонкого понимания мне не удалось бы стать успешным писателем. Не разделяю твоего скептицизма, братец Огурец. Шэнь Цинцю выглядел так, словно был близок к истерическому припадку. Чтобы успокоиться, ему потребовалось три попытки — непозволительно много. — Ну, насмешил, — наконец выдал он. — Благодарю за чай, но я пойду. Дел невпроворот. Шан Цинхуа искренне надеялся, что на его лице легко читается вся глубина испытываемого им презрения. Судя по скептическому взгляду Шэнь Цинцю, если и читалось, тому было плевать. Шэнь Цинцю привстал. И Шан Цинхуа решил сменить тактику. — Шэнь Цинцю, братец Огурец, друг мой, мне правда-правда нужна твоя помощь, — зачастил Шан Цинхуа, в мгновение ока вскочив и преодолев разделяющее их пространство. На всякий случай ещё и за руку схватил, чтобы Шэнь Цинцю не сбежал. — Не обрекай на погибель! Клянусь, всё чистая правда. Система выжила из ума! Я должен поговорить с тобой, а ещё с доброй половиной Цанцюна, — чуть преувеличил Шан Цинхуа (в деле спасения жизни маленькая ложь лишней быть не могла). — Если не справлюсь, — он придвинулся ближе, доверительно понизил голос почти до шёпота, — я мертвец! Шэнь Цинцю аккуратно высвободил руку. Отошёл на полшага. — Мертвец, говоришь. — Спаси, братец Огурец! — взмолился Шан Цинхуа. Тут уж не до гордости: больно нехороший взгляд был у Шэнь Цинцю. Расчётливый. Такой, словно он проверял мысленный каталог и подсчитывал, сколько раз оказывался в заднице из-за Шан Цинхуа. Выходило, что немало. — Так и быть, — медленно, размеренно произнёс Шэнь Цинцю. — Пожалуй, даже ты не заслуживаешь смерти. Из Шан Цинхуа словно весь воздух выпустили. Он на ватных ногах добрёл обратно до своего места и плюхнулся за стол, подперев голову руками. Шэнь Цинцю вновь устроился напротив. — Итак. Как это будет происходить? Шан Цинхуа наморщил лоб. Система, кажется, говорила что-то про фразу-ключ. Как там оно звучало? — Расскажите, что вас беспокоит. Шэнь Цинцю подвис: он замер, уставился куда-то поверх головы Шан Цинхуа — ну чисто взгляд на две тысячи ярдов, и тут же заговорил — немного монотонно, но с внутренним надрывом: — Я так больше не могу. Это просто ужас какой-то. Ло Бинхэ — катастрофа в постели. Шан Цинхуа от ужаса покрылся потом. И мысленно заорал: “Система, это вне моей компетенции! Я не готов! Я не переживу этого!”. Система молчала, а вот Шэнь Цинцю продолжал: — Нет, он вообще катастрофа, не только в постели. Иногда я правда не понимаю, как всё так обернулось? Просто я вспоминаю оригинального Ло Бинхэ — ублюдок первостатейный. А мой Бинхэ? Он вечно то рыдает, то вьётся хвостиком. До сих пор не могу решить, умиляться или бояться. А главное — как из него выросло именно это? Можешь не отвечать, вопрос риторический. Загадка вселенной. Вернёмся к па-па-па. — Шан Цинхуа закрыл лицо руками. Он бы и уши заткнул, но опасался, что тогда Система не засчитает “сеанс”. — Он, конечно, очень старательный. И страстный. Это, наверное, плюс, да? Больше плюсов я, честно говоря, не вижу. Он ужасен. Мы занимаемся па-па-па каждую ночь — Бинхэ настаивает, а если я не соглашаюсь, тут же начинает плакать. У меня сердце разрывается от этого, — проникновенно добавил Шэнь Цинцю. И после — тише, будто бы только для себя: — А когда соглашаюсь, разрывается кое-что другое. Ума не приложу, что делать со всей этой ситуацией. Шан Цинхуа ударился головой о стол. Во всей Поднебесной не хватит алкоголя, чтобы стереть из памяти этот разговор. Ему хотелось плакать, придушить Систему и прибить Шэнь Цинцю. Который, кстати, подозрительно долго молчал. Шан Цинхуа поднял голову и напоролся на пытливый взгляд. — Так что посоветуешь? — А? — Ты ж психолог. [Внимание! Критическая точка в разговоре! Вы обязаны дать действенный совет, чтобы получить очки за выполнение задания и закрытие этапа!] Совет. Действенный. Радость-то какая. — Э-э-э… почему бы тебе… не знаю, не научить его? Шэнь Цинцю посмотрел на него как на идиота. — До Бинхэ я был девственником. — Определённо лишняя информация, определённо, — забормотал себе под нос Шан Цинхуа. Сжал переносицу. — Поговори с ним? — О том, что мне не нравится заниматься па-па-па? Шан Цинхуа страдал. Чем дольше длился этот разговор, тем больше травм он ему наносил. — И о том, как вы могли бы исправить эту ситуацию. — И как? Он тоже был девственником. Шан Цинхуа весь взмок от усилий придумать что-то (и тем самым быстрее закончить разговор). — Библиотека! На твоём пике есть целые залежи макулатуры… имею в виду, древних знаний! Наверняка там есть одна или несколько весенних книг! Вы можете изучить их вместе. [Поздравляем! Одна четвёртая квеста завершена! Начислено пять тысяч бонусных очков!] Шан Цинхуа выдохнул. — А это отличная идея, — задумчиво выдал Шэнь Цинцю. — Знаешь, этот твой квест не так уж и плох. — Проваливай, — махнул рукой Шан Цинхуа и даже не обратил внимания на то, как именно Шэнь Цинцю ушёл. Он был занят, вскрывая запасы вина. Всего алкоголя, может, и не хватит, но это не значит, что попытка забыться будет напрасной.***
Не зря говорят: в тихом омуте черти водятся. Он-то был уверен, что у парочки главных дураков героев полная идиллия, малина и лепестки роз, а оно вот как. Да, с Шэнь Цинцю он прокололся. Поэтому вторым он выбрал Лю Цингэ — уж этот-то прост как грабли. Всё должно пройти спокойно. Лю Цингэ пришлось выслеживать самостоятельно. На рассвете Шан Цинхуа подстерёг его, возвращавшегося с миссии, уставшего, — больше шансов застать врасплох. Заступил дорогу и выпалил в лоб: — Расскажите, что вас беспокоит! Лю Цингэ, схватившийся было за меч, медленно расслабился. Шан Цинхуа поймал уже знакомый взгляд (про себя он его нарёк взглядом залагавшего НПС) и приготовился. — Ненавижу его! — рявкнул вдруг Лю Цингэ. — Что ему стоило сдохнуть в своей Бездне? Лучше бы никогда не возвращался! Но нет, ему было мало просто вернуться, он ещё и Шэнь Цинцю заграбастал! К Шан Цинхуа подкралось страшное осознание — кажется, он снова ошибся. — Запер его, словно преступника! Шэнь Цинцю теперь если и появляется, то только к главе школы бежит, дела обсудить. Даже на пике своём почти не бывает. Адепты отбились от рук! Бамбуковая хижина ветшает, а роща зарастает! Знаешь, сколько раз мы виделись за прошедшие месяцы? Дважды! И что-то Шэнь Цинцю не выглядел особо счастливым. Он его мучает! Он же демон, в конце концов! Надо было прибить его и покончить на этом. Не-на-ви-жу. И вообще, почему Шэнь Цинцю достался именно ему? Это отродье его не заслуживает. Шэнь Цинцю такой… такой… — Лю Цингэ замялся. Шан Цинхуа ловил каждое его слово с замиранием сердца. Наверное, именно так выглядит крушение поезда. — Такой! Лучше всех! — Ого, Лю-шиди. Не знал, что ты э-э-э… так увлечён Шэнь Цинцю. — Я забочусь о нём по поручению главы школы. — Да-да, именно это я и имел в виду. Между ними повисло неловкое молчание: Шан Цинхуа топтался на месте, с тоской поглядывая по сторонам, а Лю Цингэ сверлил его яростным взглядом. — Лю-шиди, это всё? — Нет, не всё! Что мне делать? — С чем? — тупо уточнил Шан Цинхуа. — С Шэнь Цинцю! — А чего ты хочешь? — Хочу, чтобы всё стало как прежде. До проклятого возвращения Ло Бинхэ, — прошипел Лю Цингэ. — Может, мне его убить? — тоскливо закончил он. — Идея хорошая, вот только вряд ли получится, — буркнул Шан Цинхуа. — Знаешь, Лю-шиди, ты всё ещё можешь дружить с Шэнь Цинцю и… — Не хочу я с ним дружить! “Вот оно что”, — поразился Шан Цинхуа. Ну, это прояснило многое. Потом он подумал, что алкоголь у него закончился вчера. Придётся идти к Му Цинфану. Тот щедрый, поделится. А если откажется, можно стащить. Или продать за сплетню. Му Цинфану понравится. Лю Цингэ выглядел так… в общем, выражение лица у него было… Шан Цинхуа опасливо приблизился и аккуратно похлопал его по плечу. Поддержка важна. Главное, чтобы руки не оторвали. — Насколько мне известно, Шэнь Цинцю в ближайшие несколько дней будет в библиотеке. Возможно, вам стоит поговорить. Ты только Ло Бинхэ на глаза не попадайся. На всякий случай. Лю Цингэ скинул его ладонь с плеча. Ещё и толкнул, проходя мимо, засранец. [Поздравляем! Две четвёртых квеста завершены! Начислено пять тысяч бонусных очков! Открыта побочная сюжетная ветка “Трое в хижине, не считая Синьмо”! Начислено двадцать тысяч бонусных очков!] Шан Цинхуа открыл рот, чтобы поинтересоваться… Но решил промолчать. Некоторые двери должны оставаться закрытыми.***
Настойка Му Цинфана оказалась забористой. Настолько, что Шан Цинхуа вроде бы помнил, как они сидели и пили, смакуя самые сочные сплетни, а вот как он добрался до собственной постели — уже нет. В голове кто-то с упоением стучал по наковальне. Вероятно, все те ошибки, совершённые им на жизненном пути: сколько раз он себе говорил, что пить наравне с Му Цинфаном — дурная затея, столько же раз попадался на эту удочку вновь. Му Цинфан, добрая душа, оставил ему варево собственного приготовления — помогало лучше антипохмелина, но по вкусу напоминало протухшие яйца. Шан Цинхуа проблевался, привёл себя в порядок и отправился на очередную встречу. Юэ Цинъюань встретил его знающим взглядом. Всунул в трясущиеся руки чашку с пуэром: один только насыщенный древесный аромат, дразнящий нотками чернослива и ореха, будто бы прочистил голову. Шан Цинхуа добавил в чай добрую ложку мёда, отпил, и жизнь, наконец, заиграла новыми красками. — Так что тебя привело ко мне, шиди Шан? Шан Цинхуа правда не хотел открывать этот ящик Пандоры. Совсем. За всеми понимающими взглядами и ласковыми улыбками пряталась бездна отчаяния. Сам придумал, ага. — Расскажите, что вас беспокоит? Юэ Цинъюань вздрогнул. — Всё чаще мне кажется, что Цинцю — незнакомец. Наши отношения наконец-то улучшились. На самом деле, никогда не было так хорошо, с самого детства, по крайней мере. Он охотно проводит со мной время, не огрызается и не сбегает, ищет моей помощи и совета, делится своими горестями и заботами… Я знаю, что очень давно мы уже обсуждали этот вопрос, и шиди Му заверил меня, что искажение ци может привести к подобным последствиям, но всё же… сердце говорит мне иное. Иногда я смотрю на Шэнь Цинцю и не нахожу моего сяо Цзю. Словно передо мной другой человек со знакомым лицом… Шан Цинхуа спрятался за чашкой, чтобы выиграть немного времени. Ну, Юэ Ци, не в бровь, а в глаз. “Система, мне столько не платят, слышишь?” [Выполнение этого квеста уже принесло вам тридцать тысяч очков, которые вы можете потратить на покупку сюжетных движков...] “Забудь, я не это имел в виду — ты слишком буквально всё воспринимаешь. Не важно. Но я до сих пор не понимаю, в чём суть всего этого”. [Квест — один из подготовительных этапов всеобщей сюжетной арки.] Никаких сюжетных арок больше быть не могло, Шан Цинхуа так далеко не планировал (он вообще планировал всё не так). “Какой?” [Данная информация может помешать выполнению квеста.] “Это такой способ послать меня нахрен? Ну спасибо”. Юэ Цинъюань всё так же сидел, потерянно глядя вдаль. Шан Цинхуа прочистил горло и собрал все свои мозговые клетки в кулак. — Люди меняются. Взрослеют. На долю шисюна Шэня выпало немало испытаний и немало перемен. К тому же он нашёл своё счастье. Этого достаточно, чтобы в каком-то смысле стать другим человеком, не правда ли? — Я не извинился, — невпопад произнёс Юэ Цинъюань. Он будто бы и не видел Шан Цинхуа перед собой. — Так и не объяснил, почему не вернулся за ним много лет назад. Это не даёт мне покоя. Особенно теперь, когда Цинцю переменил своё отношение. Эта вина… она разъедает… Юэ Цинъюань вновь умолк. Шан Цинхуа испытывал противоречивые чувства: с одной стороны, Юэ Цинъюаня ему было искренне жаль, с другой стороны — сложно было не восхищаться самим собой: какой бэкграунд, какая драма вышла из-под его пера — Шекспиру пора подвинуться с пьедестала. — Объясниться никогда не поздно? Я думаю, шисюн Шэнь будет рад извинениям, даже и запоздалым. Оригинальный Шэнь Цинцю над попыткой извиниться наверняка бы глумливо расхохотался и скормил Юэ Цинъюаню в ответ тонну колкостей и упрёков — Шан Цинхуа не создал его великодушным человеком. К счастью, нынешнему Шэнь Цинцю сострадание было не чуждо. Притвориться для него ничего не стоило, а Юэ Цинъюань наконец обрёл бы душевный покой. — Верно, — решительно кивнул Юэ Цинъюань. Лицо его просветлело, исчезла горестная морщинка на лбу, а взгляд, который он бросил на Шан Цинхуа, внезапно потеплел. — Ты совершенно прав, шиди. Благодарю за мудрость. Шан Цинхуа, в этот момент как раз решивший отпить чая, едва не подавился. Юэ Цинъюань вскочил с места. Одёрнул рукава, нетерпеливо поглядывая на Шан Цинхуа. Тот в два глотка прикончил чай (чудотворный антипохмельный чай — головная боль прошла, словно её и не было), учтиво поклонился и направился к выходу. — Ты гораздо лучше, чем думаешь о себе, Шан Цинхуа. Я рад, что ты вернулся к нам. От этих слов Шан Цинхуа взаправду споткнулся. Обернулся. От благодарности, от радости, от гордости, которые читались на лице Юэ Цинъюаня столь очевидно, Шан Цинхуа поплохело. Ещё раз неуклюже поклонившись, он совершил стремительное тактическое отступление.***
Последний разговор пугал Шан Цинхуа до дрожи в коленях. По итогу уже состоявшихся “сеансов” страх лишь возрос — он больше не представлял, что может услышать. До всех пережитых откровений Шан Цинхуа рассчитывал на унизительный выговор, полный оскорблений и насмешек, но когда он несколько часов назад разглагольствовал сам с собой, пытаясь смоделировать худший сценарий, Система хихикала. Хихикала. В тот момент Шан Цинхуа как никогда остро пожалел, что не воспользовался возможностью сбежать обратно в реальный мир. Таймер угрожающе вспыхнул — от отпущенного ему времени остался один час. Шан Цинхуа ходил из стороны в сторону, заламывая руки. — Ладно. Я смогу. Смогу. И не такое пережил. Он решительно кивнул, набрал полную грудь воздуха… — Нет, я не могу! [Соберись, тряпка.] — А не пошла бы ты… [Инициирую внешнее вмешательство. Благодарности излишни.] — Чего?! Какое ещё внешнее вмешательство, спасибо, не на… Цифры на таймере замигали, а потом сократились более чем вдвое, оставив жалкие пятнадцать минут. Шан Цинхуа взвыл. И ещё раз. А потом ещё. Странно, но полегчало. Нет, он до сих пор предпочёл бы прыгнуть в кипящий чан, но в то же время на него словно опустился саван безмятежности. Пятнадцать минут позора, а потом всё вернётся на круги своя. Ну, может, его немного побьют. Ему не привыкать. — Ваше Величество. Шан Цинхуа зажмурился, сглотнул, а когда набрался смелости открыть глаза, в комнате он больше был не один. — Звал? Мобэй-цзюнь, недовольно поджав губы, сверлил его взглядом. И стоял так близко, что Шан Цинхуа чувствовал холодок, идущий от него. После спасения от Линьгуан-цзюня, эпичной поездки в тележке, тянутой лапши и нескольких дней вместе Мобэй-цзюнь внезапно отправил его обратно в Цанцюн и как сквозь землю провалился. Шан Цинхуа до сих пор в толк не мог взять, чем умудрился его разозлить. Пора было говорить, но Шан Цинхуа совершенно потерялся в своих мыслях, залюбовавшись Мобэй-цзюнем. — Я повторяю: звал? — зарычал тот. Шан Цинхуа опомнился. И, не рискуя более испытывать и без того короткое терпение Мобэй-цзюня, выпалил на одном дыхании: — Расскажите, что вас беспокоит! В комнате ощутимо похолодало. Шан Цинхуа поёжился, обхватил себя за плечи. Момент истины настал. — Ты бесишь меня до чёрных пятен перед глазами. Я презираю твою трусость, твоё лицемерие и подхалимство. Ты жалкий человечишка, снедаемый жалкими человеческими страстишками. Ты ничего не добился. Ты никто. Всё, что ты умеешь — это лгать, изворачиваться и лебезить, чтобы выжить. Шан Цинхуа покорно вздохнул. Руки сами собой безвольно упали. Ни слова лжи. Но всё равно отчего-то больно. Прохладная ладонь вдруг коснулась щеки, скользнула под подбородок, приподняв лицо. — Но я всё ещё жажду твоего присутствия. Это я ненавижу больше всего. Шан Цинхуа застыл, оглох и онемел. О, он отчётливо слышал всё, что говорил ему Мобэй-цзюнь. Но этого просто не могло быть. Мобэй-цзюнь склонился над ним. Потемневший от страсти взгляд остановился на губах Шан Цинхуа. Мобэй-цзюнь облизнулся, а затем склонился ещё ниже и поцеловал его. “%#!&%!!!”, — подумал Шан Цинхуа. Целоваться Мобэй-цзюнь умел: колени у Шан Цинхуа задрожали почти мгновенно (и на этот раз вовсе не от страха), голова закружилась, словно он надышался гелия (отвратительный опыт на праздновании пятнадцатилетия, врагу не пожелаешь), веки сами собой закрылись от удовольствия. Шан Цинхуа чуть не рухнул; вскинул руки, вцепился в чужие плечи, пытаясь сохранить равновесие. А в следующий миг Шан Цинхуа взвизгнул, вдруг оторвавшись от земли: Мобэй-цзюнь подхватил его под бёдра и поднял. — Мой король, — задыхаясь, растерянно выдавил Шан Цинхуа, но закончить свою мысль не успел. — Я устал ждать. Мобэй-цзюнь развернулся, прошёл несколько шагов и скинул его на постель, куда тут же забрался сам. Одежды Шан Цинхуа затрещали, чужие ладони скользнули по голой коже, и Шан Цинхуа не сдержал стона. Такого развития событий не предполагал ни один сценарий. Но Шан Цинхуа не имел ничего против. [Поздравляем! Квест успешно завершён! Вы открыли новую сюжетную арку “В объятиях любовной лихорадки”! Ваша награда...] Шан Цинхуа успел подумать: “Катись в Преисподнюю, Система”, и больше уже не думал ни о чём.