Детройт. Самый черный, мрачный и криминальный город США, столица наркоторговли, убийств, поджогов и насилия. Оказавшись здесь, понимаешь истинное значение слова «безысходность». Вот уже более пяти десятилетий этот город называют проклятым. Все, кому посчастливилось окончить среднюю школу и не подсесть на наркотики, стараются поскорее уехать отсюда. Так написано в википедии, если в заходите поискать за этот городок.
Я рос тихим ребенком в окрестностях Канады. После того, как в далеком прошлом родственники покинули Северную Корею из-за войны, жестокости и всего ужаса, что там царило. До двенадцати лет моя жизнь была такой, как у самого обычного ребёнка из хорошей семьи. Рядом всегда был любящий отец. Старший Чон был высоким серьезным человеком в погонах, работал не покладая рук и обеспечивал «маленькому Чонгук-и» счастливое детство. Он пользовался авторитетом, и Чонгука никто не смел обижать. Так и было до окончания младшей школы, Гук — был таким, как все.
Тогда мне не приходилось ходить в чем попало и нашкребывать на пропитание, унижаясь перед коллективом. А в Канаде никто не делил людей на классы из-за их нации, цвета кожи, или социального статуса. Там было много иностранцев, беженцев, темнокожих, азиатов.. ко всем относились с пониманием и уважением. Жестокий расизм стал для меня открытием здесь, в Детройте.
После распада нашей семьи, вместе со со своей матерью, я приехал в Детройт, когда мне было 12 лет. Так решили мои родители.
Но прежде, чем здесь остановиться, один только этот год переезжали в четвертый раз. Схема не менялась годами. Мы приезжали в новый город, где-нибудь в окрестностях штата, снимали самый дешевый дом и жили там до тех пор, пока хозяин жилплощади не решался попросить кого-нибудь из своих друзей выпереть наконец дамочку с сыном, которая вот уже много месяцев не вносила арендную плату. Иногда жили в трейлерных парках, иногда у друзей и любовников матери или в самых дешевых одноэтажных домиках из фанеры, коих здесь полно.
В Детройте главной моей задачей было стать незаметным, когда в детстве я очутился в столице убийств и наркоторговли. Именно этого требовала от меня мать. Стать невидимкой. Не привлекать к себе внимания, и никто не заметит азиатского мальчишку в толпе темнокожих гангстеров.
Многие уезжают от сюда а многие возвращаются. Причем не на роскошном лимузине и в дорогом костюме, чтобы утереть нос всем, кто насмехался над ними. Нет. Большинство возвращаются сюда, чтобы устроиться на работу в закусочной или супермаркете, а затем благополучно потерять работу и пополнить ряды безработных Детройта. По статистике, каждый пятый житель здесь живет на пособие, а каждый десятый – преступник.
По ощущениям, статистика явно занижена.
Знаете, точно так же, как в где-нибудь в Бразилии любой мальчишка из самой бедной фавелы хочет стать футболистом, в Детройте каждый первый нигга пытается прорваться в рэп, а из каждой "дыры" под названием "дом" гудит Снуп Догг. По ночам здесь орут в микрофон друг на друга а потом устраивают Баттлы, чтобы в итоге набить друг другу морды как это проводиться у нас где-то во дворовых клетках, коих здесь полно, или местных полуподвальных клубах.
Мне даже кажется, что дело не в рэпе, они просто хотят выместить друг на друга злость и доказать кто делает это круче. Они хотят показать, "кто здесь главный".
Когда мы с матерью переехали в этот темный город гетто, меня устроили закончить среднюю школу. И в этот момент так сложилось, что меня как незваного гостя стали гнобить.
Дело, наверное, в том что я не американец, и даже не афроамериканец — белый иностранец в самом криминальном гангстерском городке Америки, вот так занесло. Мое слишком щиплое телосложение для семнадцати лет им идёт не по вкусу, не говорят уже о моей нации, я их просто раздражал. А ещё дело в том что учеба мне в принципе по барабану. Как может нравиться учиться в такой дыре? Ведь это не учеба, а поход в место скопления местных отбросов. А я только в 10 классе старшей школы, через год — наконец покину это дерьмовое местечко
— Тебя здесь быть не должно
Это первое, что услышал Чонгук в новой школе.
— Забыл спросить, где мне быть
Вошедший в туалет старшеклассник Джон решил повеселиться, и на глазах пары своих друзей приложил семнадцатилетнего наглеца головой о кафельную плитку. Затем поднял с пола валявшийся рюкзак и вытряхнул его, забрав только наушники. Собственно там больше ничего ценного и не было
Так повторялось раз на раз. То запирали в шкафчике для личных вещей, отбирали деньги, то завтраки, которые ему итак не всегда доставались. Положение изгоя в любой школе мира одинаково. Главной и единственной целью Гука было стать невидимым — но и не всегда выходило отмалчиваться, язык у него не хило подвешан, за что к слову, тоже часто отхватывал.
В тот же день, включив рандомный трек на телефоне, и закинув его в карман ветровки я шел домой, опустив обе руки в карманы темных джинс, по классике жанра после заебавших меня уроков
И пофиг мне, что наушники спиздили, слушаю музыку где хочу.
Вытерая кончиком рукава запекшуюся кровь в уголке губ, я поднялся по скрипучим ступеням в наш одноэтажный дом из фанеры. Он все же лучше, чем трейлерный парк.
Опять при входе пришлось силой толкать дверь, чтобы отодвинуть кучу коробок так и стоящих друг на друге с момента переезда. Приглушенные стоны доносились из темного угла последней комнаты, повторяя чье-то имя, вздыхая, и повторяя снова. Опять мать привела какого-то пидора за бабло, по всей видимости. Увидев пару сжатых долларов на столе возле наполненной пепельницы, ещё раз для себя подтвердил догадку.
Тогда я зашёл в ванную и смывал кровь, но меня никто даже не заметил. Вот бы в школе так, а не дома, а то какая-то путаница. Только и слышался смех в ушах а перед комнатой как всегда стоял туман густого дыма какой-то скуренной дряни. В трехкомнатном одноэтажном доме не было место на проход, все лежит в разброс, куча коробок, и полузатушенные сиги на каждом подоконнике. Старый и потрёпанный переездами ящик вещает какие-то рекламы заработка миллиона в лотерее, а я этому усмехаюсь и наливаю себе воды. Вот бы в жизни было все так легко, как говорят по ящику!?
— Гук-и, малыш ты чего не сказал что пришел ..? - натянув лицемерную улыбку и поправляя прическу из еле державшихся нарощенных волос произнесла женщина тридцати восьми лет, переключаясь на голодного Гука что-то искавшего в холодильнике — Прости дорогой, я сегодня не ходила за покупками
— Мам, ты и вчера не ходила, и на той неделе. Ты вообще помнишь, когда в последний раз здесь лежал кусок хлеба? — хлопнув дверцей я уставился на нее, мысленно не понимая, как она ещё держиться на одной алкашке и наркоте?
Делему прервал высокий мужчина, крепкого телосложения с грубой щетиной на лице — Хочешь жрать? Так иди и заработай — подойдя ближе и схватив меня за шиворот куртки протянул этот урод, в который раз вышвыревая меня куда-то за пределы этого проклятого дома — Тебе здесь никто ничем не обязан, сопляк. Убирайся!
— Пошел нахер — пробубнил себе под нос я, захватив велик оставленный у прогувшейся калитки, запрыгивая на него и слыша возражения матери, которая тут же заткнулась получив пощечину.
После того случая я и устроился на свою первую работу. Он прав, выжидать чего-то от своей матери нет смысла, как и вообще, полагаться на кого-то в этом мире. В этой tout l'univers. Целой вселенной.
Так 18 сентября "
мастерская 8 мили " приняла меня на подсобного рабочего. Я сразу же и без малейших сомнений вышел в свой первый день, с гордо поднятой головой, с желанием перспектив и заработка. Я, как ребёнк, был слишком воодушевлен предстоящим событием. И не неважно мне, на окладе я или на почасовой оплате. Главное заработать немного денег на своё дальнейшее существование. И неважно, что случится первым — к лучшему это решение будет или к худшему. Теперь после школы я зависал там.
Закончив с делами я вышел на улицу к часу ночи. Закрыл мастерскую и неспешно шёл домой по темным улочкам, включив на телефоне фонарик, свет которого из-за своей разбитости раздаивался по сырой земле в форме трещин. В ушах наушники, и любимые треки. Я любил слушать что-то разное, от чего-то спокойного, до будоражищих душу своей историей песен Эминема. Эти улочки, в которых за 10 лет я узнаю каждый столб, каждый двор и камешек, по которым я сейчас иду, невольно напоминали мне события из этой жизни.
Вскоре отец заболел лейкемией, и когда она перешла в острую форму врачи опустили руки. С женой расстались, детей больше нет. Со временем все только ухудшалось, с годами и месяцами болезнь прогрессировала, приковывая отца к кровати.
Сейчас мне остаётся только ездить к нему и навещать, работать и ещё раз работать, чтобы возить ему еду, ведь он так же как и я, полностью остался на произволе жестокой судьбы.
Нужно будет съездить к нему на следующих выходных.
В этих мыслях и дошёл до самого дома, остановившись у самых ворот, преземляясь на старые но уютные детские качели во дворе. Их здесь оставили гнить вместе с этим домом, по нашему приезду.
Хотя наверное они тут стоят на много дольше. Не вынимая наушники я наблюдал за двумя силуэтами из-за зашторенных окон, откинув голову на качель, закрывшись в большую ветровку от холода и натянув шапку по бровям. И мысленно проклинал ебаный дождь, который так и заставлял входить в этот дом.
Но у меня никогда не было дома. По сути, не было такого места, откуда меня не могли бы выгнать. Это, наверное, страшнее всего. Я всегда мечтал о большом настоящем доме, подарках на Рождество, – обо всем, что было у всех нормальных детей. Обо всем что было раньше у меня, те несколько беззаботных детских лет. Чтобы приходить после уроков и обедать всей семьей, а не пахать с утра до ночи на работе в 16 - 24/7. Потом смотреть такие глупые, но до жути интересные ток-шоу. И фильмы, по типу «Шоу Трумана» быть наивным и верить в выигрыш в лотереях.
Вот так жизнь всегда устанавливает свои правила, и никогда не спрашивает нас, чего мы хотим. Она не справедлива, и чтобы вы не делали, она решит все за вас. Сегодня мы можете быть депутатом-коррупционером а завтра вас раскроют и вы станете нищим. Или заключённым. Или наглухо больным, или идеально здоровым. В жизни много не справедливых штук.
После рабочего дня был сильный ливень.. но летний, приятный. И небо чёрное, и звёзд там нет. — задумался я, находясь в своей мелкой комнатушке, в которой вместилась только маленькая односпальная кровать, маленький пустой столик в углу и старый деревянный стул, которым я подпирал дверь чтоб никто не пытался вломиться. И ещё он служил не плохим шкафом. И было бы так спокойно и прекрасно, если не музыка доносящаяся из соседней комнаты, которую врубил бухой отчим. Везет ему что соседей нет, от сюда все давно съехали. Иначе бы не вывезли его «Рок-энн-ролл». Но я уже сплю и вижу что скоро в очередной раз мать найдёт ему замену. Как это было обычно
К тому моменту я уже два месяца вместо учебы уходил болтаться по улицам Детройта. Рисую сам себе справки, а потом брожу один и жду начала рабочего дня. Но в тот день у меня не получилось сбежать. Еще утром мама сказала, что если я буду и дальше прогуливать школу, меня заберут органы опеки, которые давненько на меня глаз точат. Они являлись уже несколько раз в наш дом, ужасаясь от картины нищеты.
Так что лучше бы мне посетить сегодня уроки.
Каждый раз мрачное здание школы вызвало особенно острое чувство страха. Выбитые стекла, граффити на стенах, толпы неохотно плетущихся в школу подростков, – все это уж точно не воодушевляло.
На первом же уроке начался день публичного унижения. Учителя, один за другим, упражнялись в острословии. Одноклассники радостно смеялись над шутками преподавателей в адрес неожиданно появившегося на уроках Чонгука. Когда занятия кончились, я подождал некоторое время, пока основная часть народа уйдет, и только потом решился выйти на улицу. Как только вышел, послышался голос Билла. Тот вместе с парой своих друзей ждал меня на углу школы. Бежать уже не имело смысла, но я все-таки попытался. Парень погнался за мной. Если кто-то убегает, его нужно догнать, ведь так?
Схватив меня за рюкзак и повалив на землю, парень гордо навис надо мной.
Зря, зря убежал. Может в близи школы хотя бы учителя увидели.
– У меня ничего нет, – сказал Чонгук, наблюдая за тем, как парень в очередной раз потрошит рюкзак. Тут из кармана учебной сумки выпал то ли бутерброд, то ли какая-то мелочь. Это дико взбесило его. Гук, которого и так сегодня в школе довели учителя, не собирался так просто сдаваться. Отбивался, пока крепкий парень унижал Гука, его убогую одежду, родителей. Все знали, что его отец болен а мать вообще умалишённая наркоманка. А ещё все знают, что за Чонгука некому постоять. Но толпе глупых подростков не объяснишь, что матерей мы не выбираем, и если его - таковая, это не означает, что Чонгук становиться сам по себе плох. Когда дело дошло до оскорблений матери, тот не выдержал и ударил «обнаглевшего выскочку». Затем в ответ последовал еще один удар, уже ногой. Вскоре уже трое подростков избивали Чонгука. Такое зрелище нельзя пропускать. Вокруг них стало образовываться кольцо из зевак. Ученики школы радостно подначивали компании. Один, второй, третий удар.. и они просто не заметили того момента, когда Чонгук перестал подавать признаки жизни.
Тогда меня впервые в жизни так сильно избили. Я провалялся на мокрой земле час до вечерней темноты. Не знаю как, наверное с божьей помощью, дошёл до дома, потаробанил. Открыла мать. Она осмотрела меня промокшего до нитки с ног до головы, прежде чем впустить в дом, и стала громко кричать. Она подумала, что я связался с наркотиками. Что я обдолбанный.
Я сделал шаг и беспамятно рухнул на пол в прихожей.
Так я провалился на пару недель дома. У меня было сильное сотрясение мозга, и я стал часто падать в обмороки. А на работу после этого пришлось восстанавливаться с большим трудом.
