Среди тысячи слов

POV Hande — Стой, стой, я не могу. Что ты делаешь? — я резко оттолкнула Керема и, взволнованная, начала трогать свои губы. — Разве ты этого не хочешь? — он попытался снова подойти ко мне, но я остановила его, вытянув руку. — Нет, прошу тебя, не подходи. Я не могу, мне надо уйти, сейчас же, — понимаю, что скоро у меня начнётся настоящая истерика, отчего говорю очень-очень быстро. Хватаю сумку с дивана и выбегаю из помещения, хлопнув дверью. Мне очень страшно, я будто снова вернулась в то ужасное время, когда над моим телом надругались, а над моими мечтами и чувствами насмехнулась. Было просто отвратительно, мерзко, гадко. Не помню, куда и на протяжении какого времени я бежала. Остановилась уже на набережной, потому что силы просто закончились. Я недолго постояла, восстанавливая дыхание, а после осмотрелась и опешила. Мы, кажется, приходили сюда с семьей, когда я была ещё совсем маленьким ребёнком, наивным и счастливым. Тогда все было по-другому. Flashback (от лица автора) Воскресенье. Обычно в этот день все семьи или пары выходят куда-нибудь. Семья Эрчел, конечно, не была исключением. По традиции, Айлин и Кайя, счастливые муж и жена, на выходных выводили двух прекрасных дочек на прогулку по набережной. Старшая — Гамзе, любила ходить туда ради турецких сладостей, которые родители с радостью ей покупали. Кроме того, девочка получала настоящее удовольствие, когда кормила чаек. Младшая — Ханде, наооборот, любила ходить на пристань и смотреть, что же там изменилось за неделю. Развлечения старшей сестры ей тоже импонировали, но все-таки большее удовольствие доставляли прекрасные закаты, корабли, прибывающие и отъезжающие, море. После длительных прогулок Ханде приходила домой и сразу мчалась в свою комнату, чтобы изобразить все то, что увидела. Самым большим страхом тогда было что-то забыть, упустить важную деталь, которая придала бы картине особую привлекательность. Ее мама, Айлин, любила наблюдать за тем, как дочь рисует, старательно выводит линии, кружочки. С каждым днём у девочки получалось лучше. Ханде неслась к родителями и показывала свои художества. Кайя и Айлин искренне радовались каждому рисунку своей дочери. Эти пока непрофессиональные художества воспринимались как память, которая для семьи Эрчел была чем-то особенно важным, возвышенным, неприкасаемым что ли. Было солнечное воскресенье, море немного волновалось, но от этого выглядело только более манящим и привлекательным. Айлин и Кая Эрчел с детьми снова вышли на набережную. Девочки шли впереди родителей, но не терялись из виду. Они, явно заинтересованные беседой, что-то весело обсуждали и смеялись, поедая воздушную сахарную вату розового цвета. — Айлин, — мужчина приобнял жену за талию, прижался к ее щеке, после чего воодушевленно продолжил — я все ещё не верю в то, что у нас есть две прекрасные дочки. — Да, Гамзе будет двенадцать в этом году, а Ханде одиннадцать! Как быстро летит время, Кайя, — она произносила это в меру грустным голосом, но глубоко внутри была по-настоящему счастлива. Женщина искренне верила, что их семейная идиллия никогда не закончиться, что ее маленькие девочки никогда не познают ужаса мира и всегда будут такими чистыми и нежными созданиями. — Мама, папа, вы отстаёте! Давайте быстрее, нам ещё чаек кормить, — в унисон оповестили родителей девочки, поворачиваясь прямо лицом к солнцу. Кайя и Айлин лишь переглянулись и ускорили шаг. The end flashback Мама. Мамочка. Как же я скучаю. Это набережная — особенное место. Она много значит для меня, для моей семьи, которой уже давно нет. Все разрушилось, когда умерла мама. Не стало самого дорогого — того, что занимало особенное место в моем сердце. А позже не стало и меня самой. Это произошло тогда, когда «Х» надругался над моим телом. Я каждую ночь возвращаюсь в тот день. Можно было бы сказать, что за столько лет я вспомнила все до последней детали, но черт, это было не так. Засыпая каждую ночь, я надеюсь на то, что высплюсь, что не будет кошмаров, что я не увижу лицо Мурата в очередной раз. Но нет! Каждая ночь как день сурка — одно и то же. Я просыпаюсь в холодном поту от страха. За столько лет изменилась только одна вещь: я наконец перестала кричать. На протяжении первых двух лет после того злополучного дня я делала это каждую ночь, не специально, конечно. Отец прибегал ко мне в ужасе, обнимал, успокаивал, задавал вопросы. В общем, он делал все, чтоб это прекратилось, чтоб я наконец обрела спокойствие, перестала страдать. Когда стало понятно, что ничего не помогает, меня отправили к психологам, лучшим в Стамбуле. Все ссылались на депрессию после смерти матери, а я лишь в ответ кивала головой, поддерживая эту ложь. Я очень хотела рассказать правду, объяснить, почему я больше не могу жить, как прежде, но не имела такой возможность. Весь ужас не закончился той злополучной ночью. У «Х» осталась моя фотография. Мне было плевать на свой позор, но вот отец это мог и не пережить. Я отлично понимала, что если эту фотографию выложат в сеть, его карьера будет разрушена навсегда. Именно это останавливало меня, заставляло держать все в себе на протяжении многих лет. Я стала самой настоящей мученицей. Каждый день пытаюсь сделать вид, что счастливая, что в моей жизни все хорошо. Я постоянно натягиваю на лицо неискреннюю улыбку, чтоб только не казаться другим слабой и жалкой. Никто, кроме моей сестры, не знает, какую боль я ношу в себе и как она поглощает меня изнутри. Мне сложно. Я очень хотела бы сдаться, но не могу себе это позволить. Когда-то я дала своей матери обещание, что проживу самую лучшую жизнь. Но боюсь, мамочка, не сдержу своё слово, просто не смогу. *** Когда слёзы высохли, а мысли закончились, я поняла, что даже не заметила за своими размышлениями, как наступила ночь. Сразу же позвонила дяде Ахмету и попросила забрать меня. Он приехал очень быстро — буквально через 5 минут после того, как я скинула геолокацию. Это, конечно, не могло не радовать. — Дочка, можно задам вопрос? — Конечно, дядя Ахмет, — отвечаю я, продолжая внимательно смотреть в окно и наслаждаться прекрасными видами. — Ты снова скучаешь по ней? — я сразу понимаю, к чему идёт разговор, отчего немного ёжусь. Конечно, дядя боится, что я вернусь в тот период жизни, когда ходила ни живая ни мёртвая. — Я всегда буду скучать по ней, — протягиваю с наивной улыбкой на лице. — Но на набережной я оказалась случайно. Пожалуйста, не говори папе, где я была. Если он спросит, скажи, что ты забрал меня из офиса, — поворачиваюсь к нему и начинаю прожигать его взглядом. — Не хочу отвечать на его вопросы. Я действительно очень устала. — Как скажешь, девочка! Но имей в виду, что если тебя кто-то обидел, ты только скажи, я сразу с ним разберусь, — старик искренне улыбнулся мне через зеркало, а я выдавила улыбку в ответ. Мы ехали по ночным улицам Стамбула, и я, надо признать, получала от этого искреннее удовольствие, пока снова не начала обдумывать произошедшее с Керемом. Зря надеялась на то, что сегодня навязчивых мыслей уже не будет. Я размышляла о Кереме, о нашем с ним поцелуе, о студии. Не могу сказать, что мне было неприятно. В какой-то мере я даже получала удовольствие от этого поцелуя, и это, честно говоря, пугало. Как показывала практика и сериалы, подобные Керему мужчины не способны на нежность. Их интересует только секс, не более. Я понимала, что стала всего лишь очередным обьектом вожделения с милым личиком и длинными ногами. От этого было немного не по себе. Этого я и боюсь! Боюсь того, что надо мной вновь надругаются, что используют мое тело как игрушку. Я всё-таки живой человек, у меня есть чувства, мысли, желания. Пусть это все и скрыто глубоко в моей душе. Что-то внутри говорило, что Керем может мне помочь, может понять меня. Мозг, однако, утверждал, что не стоит верить этому мужчине, что мы просто партнеры по работе. Я понимала, что лучше не доверять сердцу в этом случае, что однажды оно меня уже обмануло в подобной ситуации, но поделать ничего не могла. Глупо отрицать то, что за много лет я впервые хоть кого-то я посчитала симпатичным. Пугало, что этот кто-то — мужчина, с которым мне предстоит каждый божий день видеться и работать. Это будет очень сложно. Очень. — Приехали, Ханде, — с улыбкой оповещается меня дядя Ахмет, а я улыбаюсь тому, как за своими размышлениями ничего не заметила. — Благодарю, дядя, надеюсь на твоё благоразумие, — выдавливаю из себя шутку и выхожу из автомобиле, начиная нервничать из-за предстоящей встречи с близкими. — Конечно. Я знала, что, возможно, дядя Ахмет все расскажет папе, но всё-таки тешилась надеждой на обратное. Не хочу отвечать на вопросы отца, объяснять ему что-то, рассказывать. Я очень устала. Очень. Тихо открыв дверь, проскальзываю внутрь как вор. Да, я докатилась до того, что пытаюсь остаться незамеченной, когда захожу в свой же дом. Мне не стыдно, просто не хочу отвечать на лишние вопросы. Папа наверняка поинтересуется тем, как прошёл первый рабочий день, есть ли у меня проекты, с кем я познакомилась и так далее. Я отвечу на все вопросы отца, но чуть позже. Сейчас хочу просто забыться: взять в руки «Маленький принц» и устроиться на подоконнике с чашкой ароматного чая. Чувствую, эта ночь будет очень длинная. *** POV Kerem Ханде вылетела из студии, как ошпаренная, а я долго не мог понять, что сделал не так. Ей же нравилось, черт возьми! Не знаю, что делать. Я дико хочу ее, но понимаю, что с ней, черт возьми, что-то не так. — Аныл, мне нужна твоя помощь. Приезжай ко мне в квартиру. Увидимся там, — быстро проговариваю все в трубку, даже не дав возможности другу вставить слово, и отключаюсь. Мне нужно узнать, что ее беспокоит. Для этого нужно сначала понять, кто этот придурок, который приходил сегодня в офис. Он явно ее чем-то пугает, осталось только понять, чем именно. Я приехал в квартиру за рекордное время. Аныл уже ждал меня там. Видимо, он был в офисе, иначе ему сложно было бы добраться быстрее меня. — Брат, я не понимаю что происходит. Объясни мне. Вы с Ханде так быстро ушли из офиса, что остаток дня все только об этом и разговаривали. Некоторые даже делали ставки на то, что уже сегодня вы переспите, — Аныл безобразно размахивал руками, что любого нормального человека уже взбесило бы. Я же, заинтересованный другими вещами, не обращал на это особого внимания. — Мне плевать, какие слухи ходят в офисе обо мне и Ханде. Если я лично услышу что-то, то сам знаешь, что сделаю. Сейчас меня волнует другое, — Аныл, до этого активно измерявший комнату шагами, наконец остановился и посмотрел на меня с огромным вопросом во взгляде. — И что же? — Я хочу, чтобы ты нарыл мне все на того мерзавца, который приходит к нам в офис сегодня. Не знаю, как ты это сделаешь, но, пожалуйста, попытайся. — Ты сумасшедший, — с ухмылкой констатирует Аныл и открывает свой миниатюрный ноутбук серого цвета. — Ты знал об этом? — Брат, — начинаю прожигать его взглядом, и он, конечно, сдаётся, наигранно поднимая руки вверх. — Все-все, я попробую найти что-нибудь. Аныл уже минут пятнадцать расхаживал по гостиной и на кого-то орал. Мне же хотелось поскорее узнать, кто этот тип, и что связывает его с маленькой госпожой. — Вот что мы имеем на этого урода, — он выдыхает, запрыгивая на мягкий диван.— Его зовут Мурат Далкылыч, 30 лет. — Это все? Как он связан с Ханде? — спрашиваю я, стараясь хоть немного скрыть интерес, но не получается. — Давай! — Они состояли в отношениях, но расстались, когда ей было семнадцать лет. До сегодняшнего дня не пересекались вроде бы. — Это все? Чем он занимается, где работает? — Он типо певец, — Аныл корчит гримасу, из-за чего мы оба посмеиваемся, после чего продолжает, — живет за счёт родителей в основном. — Из высшего общества значит, — размышляю с озадаченным видом, пока складываю пазл в своей голове. — Типо того. Только я не понимаю, зачем тебе эта информация, — Аныл забрасывает ноги на журнальный столик и подпирает голову рукой, ожидая мой ответ. — Надо, — с безразличием говорю я. — И все же, — мой друг оказывается более настырным, чем я думал, из-за чего продолжает эту пытку. — Разве ты не хотел просто трахнуть ее и забыть? — осознаю, что на самом деле так и было, только вот сейчас все вроде бы уже не совсем так. — Там все запутанно, — чешу голову, пытаясь понять, что же все-таки произошло в студии, но все равно не могу. — Проблема в другом. Я ее сегодня поцеловал, когда мы остались вдвоём и момент был подходящий. Она поначалу отвечала так страстно, что я даже удивился, а в итоге оттолкнула меня и убежала, будто я прокаженный. — Что сказать? — он наигранно задумывается, а после заливается от смеха, отчего мне становится немного легче. — Это фиаско, брат! Телефон в кармане моих брюк завибрировал, а на экране высветилось имя, которое я видеть не хотел ни сейчас, ни в любой другой момент. — Где ты? — ухмыляюсь, потому что понимаю, что мой отец в очередной раз сразу решил получить ответы на интересующие его вопросы вместо того, чтобы поздороваться. — В квартире. Что тебе нужно? — выдавливаю из себя этот вопрос исключительно ради вежливости и своего рода уважения к отцу. — Приезжай домой. Есть разговор, — он отключился, не дав возможности отказаться или хоть немного поспорить, и меня, честно говоря, это вывело из себя. Я провёл рукой по своему лицу, пытаясь собраться с силами и мыслями, но, к сожалению, ничего не получалось. Мне совсем не хотелось ехать домой и разбираться с отцом, до которого, конечно, уже дошли слухи обо мне и Ханде. Он, скорее всего, уже хочет уничтожить меня. — Кто это был, брат? — спрашивает Аныл, по-прежнему ни на секунду не отвлекаясь от экрана компьютера. — Отец. Мне нужно вернуться в особняк, ты можешь ехать домой, а можешь остаться здесь, — протягиваю ему руку и удовлетворенно улыбаюсь, чтоб не показаться неблагодарным. — Спасибо за помощь. — Не за что! — посмеиваясь, проговаривает он, из-за чего мне становится немного неловко. — Но я все ещё считаю тебя сумасшедшим. Знай это, — Аныл засунул в рот сырный крекер, после чего начал собирать вещи. Я же думал о самом ненавистном на земле месте — собственном доме, пока ждал друга, медленно засовывавшего компьютер в свой огромный рюкзак. Спустя некоторое время мы вышли из квартиры и разошлись в разные стороны, что меня лично безумно расстраивало. ******* — Добро пожаловать, господин Керем. Ваш отец уже ждёт Вас, — Сейфи как всегда встречает меня с веселой улыбкой, а я думаю о том, что хотел бы научиться не грустить, как он, или хотя бы не показывать своё плохое настроение окружающим. — Спасибо, — натягиваю на лицо легкую ухмылку, чтоб не выглядеть уродом, не способным оценить простую доброжелательность. Я иду прямо в кабинет отца. Перед дверью останавливаюсь, чтоб сосредоточиться, выдыхаю, надеваю маску безразличия и громко стучу три раза. — Входи, — отец сидит во главе длинного стола и потягивает виски из стакана. — Добро пожаловать, сын. — Сегодня я уже сын, — шепчу себе под нос, ухмыляясь, а после продолжаю, — я очень устал, что-то случилось? — Сядь, — начинает говорить приказным тоном, который способен вывести меня из себя за считанные секунды. — Я постою, — решаю подпортить отцу настроение и для этого начинаю пререкаться. — Я сказал сесть, — бьет кулаком по столу, а я всё-таки подчиняюсь, из-за чего остаюсь совершенно неудовлетворенным собой. — Я слышал, что сегодня было. Тебе не стоит показывать свои эмоции сотрудникам, это делает тебя слабым в их глазах. Кроме того, ты не должен был уходить из офиса с Ханде под ручку, — закатываю глаза, в мыслях отмечая, что слухи до него всё-таки дошли быстрее, чем я ожидал. — Смотри, Керем, она не одна из девиц, которые постоянно вертятся вокруг тебя. Ханде не заслуживает того, чтоб ее поимели и выбросили на свалку, как сломанную куклу. Если хочешь переспать с ней и забыть, держи ширинку на замке, — начинает прожигать меня своим властным взглядом, а я в какой-то момент даже ёжусь от отвращения. — Ты меня понял? — Так вот в чем твоя проблема, — делаю вдох и наконец продолжаю, — ты просто боишься, что я ее трахну. Не волнуйся, пока не собираюсь, — делаю акцент на слове «пока», чтоб он наконец понял, что не может контролировать все, что моя жизнь принадлежит только мне. — Не смей! — встаю с места и быстро ухожу. Когда оказываюсь в коридоре, слышу, что что-то разбилось. Отец, наверное, бросил стакан мне вслед. Проходя мимо гостиной, замечаю маму. — Мамочка? Можно? — моментально становлюсь милым и нежным мальчиком, который боится причинить боль любимому человеку. — А, сынок, это ты. Да, конечно, — подхожу ближе к ней и сажусь рядом. Через несколько секунд решаю обнять ее и делаю это, получая колоссальное удовольствие. — Как твой день прошёл? — задаю вопрос только потому, что очень хочу с ней поговорить, услышать ее голос, посмотреть в ее глаза. — В моей жизни ничего не меняется. Лучше расскажи, как твой день прошёл, — мама озаряет меня своей лучезарной улыбкой, отчего я начинаю радоваться, словно малыш. — Нравится работать с Ханде? Я слышала о том, что сегодня произошло. Пусть это останется в прошлом. — Все хорошо, не волнуйся, — резко вскакиваю с дивана, не желая раскрывать детали нашего с Ханде общения. — Я очень устал, можно пойду к себе? — Да, конечно, отдыхай. Люблю тебя, сынок. — Я тебя тоже люблю, мама. Вы, возможно, зададитесь вопросом, почему же я в свои 27 живу с родителями, а не отдельно. Точного ответа нет. Скорее всего, просто не хочу оставлять маму с отцом один на один. Да, я часто пропадаю на пьянках, но все же возвращаюсь в огромный особняк, где меня хоть кто-то ждёт, но где мне крайне плохо. Единственное, что мне здесь нравится, — моя комната. Здесь много книг, огромная кровать, кубки и грамоты. Это все, однако, не заполняло пустоту. Мне все равно постоянно чего-то не хватает. Это чувство съедает изнутри, разрушает. Мне на глаза в какой-то момент попался личный дневник. Я вёл его несколько лет, а потом решил, что это занятие для девчонок. Сейчас, покрутив его в руках несколько минут, решаю сделать запись. Я не знаю, какой день по счёту: постоянно сбиваюсь. Не знаю, зачем снова это делаю, но просто хочу кому-то рассказать. Сегодня, пятого июля 2021 года, я впервые отвёл девушку в свою студию. До этого из женщин там была только моя любимая сестра, моя Мелисса. Ханде что-то поменяла во мне, заставила что-то почувствовать. Я боюсь этого, но отказываться от этих эмоций и ощущений не хочу. Снова не понимаю, что происходит… Снова не знаю, что делать.