Холодное утро

      Утро было холодное, а такси было жёлтое. Разве не все такси жёлтые, что тут удивительного? Но это было каким-то особенно жёлтым и ярким — словно золотые осенние листья, сквозь которые пробивается солнечный свет.       Может быть, дело было в столичных номерах.       Неоткуда было в Красногорске взяться такси со столичными номерами, далеко слишком, да и незачем — в Столице свои подобные учреждения есть, а если и приезжало какое светило медицины, то с комфортом, на поезде.       В Андрее слабо шевельнулся интерес. Достаточный, чтобы он закрыл опостылевшую книгу ("Кассахский пленник" Хермонтова, сто стихов романтических страданий, горы и орлы), поднялся с лавочки, уронив шерстяной плед, и вышел на главную аллею.       Жёлтое такси стояло у ворот и манило.       Холодное было утро и зябкое, и не все еще процедуры закончились, потому в парке было пусто. Андрею на правах выздоравливающего полагались некоторые привилегии, например, выходить гулять без сопровождения. И сейчас это оказалось как никогда кстати: некому было остановить его, развернуть, увести внутрь, подальше от подозрительной непонятной машины.       Он шел неторопливо, словно бы нехотя, равнодушно, но с каждым шагом сердце колотилось всё сильнее, и колючий воротник свитера давил, мешал дышать.       Дверь со стороны водителя открылась.       Андрей остановился.       Рыжие волосы — словно вспышка, словно удар под дых, и так-то ведь не вздохнуть, а теперь и подавно он забыл, как это, замер, оцепенел.       Этого не может быть.       Ему опять мерещится, надо вернуться, надо принять таблетку, он отвёл глаза и лихорадочно зашарил по карманам брюк, нашёл смятую пачку сигарет, а таблетки не нашёл.       — Андрей, — сказал Гошка, он опять оцепенел. — Андрей, блядь, я тебя нашёл!       Этого не может быть.       Но вот он — Гошка, стоит и довольно смеётся, и он, кажется, совершенно такой же, и не такой — худой и взъерошенный, в чёрной кожаной куртке, а под ней (не может этого быть) тельняшка.       Андрей выронил сигареты и пошёл быстрым шагом, почти побежал, чтобы проверить, потрогать, заглянуть в глаза, вдохнуть запах.       Ему не может мерещиться, он выздоравливает, он видел свою карту, и завотделением сам сказал ему: “Вы стабильны, мы вас готовим к выписке”.       Гошка, весёлый и злой, поймал его и прижал, и это было ровно так же, как было всегда, и засопел довольно над ухом:       — Хвост, хвост зачем отрастил, а, миленький?       — А ты в тельняшке, — сказал Андрей, хватаясь за него. — Откуда ты взялся?       — Ха! Ты не поверишь, — Гошка отодвинулся, заглянул в глаза. — Поехали, расскажу по дороге, это, блядь, поэма.       — Что?       — Поехали, — ласково повторил Гошка. — Я тебя нашёл и я тебя отсюда забираю, понял?       — Не очень, — честно сказал Андрей. — А бумаги?       — Насрать! Какие бумаги, миленький, всё теперь по-другому, — он распахнул перед Андреем дверь такси. — Ты уж извини, пока я за рулем.       Такси внутри пахло Гошкой, мандаринами, коньяком и сигаретным дымом, Андрей нырнул в этот запах, и действительно стало неважно, бумаги или не бумаги, Гошка всё расскажет, он нашёл его — и теперь абсолютно точно всё будет как надо.