***
Перед отплытием она делает татуировку — ворона и пролитую чашу, на ребрах сбоку, над сердцем. Чаша — это сулийский кулхад*, а ворон носит корону.***
Каждый раз за последние два года, стоит ей сойти на берег, они делят комнату, а работают вместе раза в три дольше. С точки зрения времени — это слишком мало, слишком долго: она доверяет ему на протяжении трети своей жизни (в зависимости от того, как считать дату ее рождения), а он ей — только первые девять лет своей (гораздо более ценные для них обоих). Отношения между ними — часто не проговоренные и всегда недооцененные — крепкие и настоящие, серьезные и, как она давно поняла, не настолько свободные, как они оба утверждают. (Она не хочет сказать, что они влюблены, что они “встречаются” или у них “все серьезно” или как там сейчас это называется. Он Каз, а она Инеж, и они партнеры или они важны друг для друга, смотря с кем они это обсуждают, но они не любовники и они не влюблены. Ей кажется, что в другой жизни или при другой профессии они бы поженились. Купили бы дом вместе, завели собаку или ребенка или и то и другое. Вместо этого они владельцы пятидесяти семи зданий (если сложить их собственность вместе), и ни один из них не могут назвать “домом”. Они возглавляют команду пиратов и шайку воров. У Инеж есть ее кинжалы, а у них обоих — собственные скелеты в шкафах, и иногда оба они находятся в одном и том же городе целую минуту, чтобы разделить ее напополам.) Случается, они не разговаривают месяцами. Другие они проводят бок о бок, притворяясь совсем другими людьми. Иногда они убивают или пытаются это сделать, а бывает — покушаются на жизни друг друга. Они никогда и не говорили, что они нормальные. (Но они счастливы. Они не говорят, что влюблены; возможно, в другой жизни, в которой им не платили бы за их способность лгать, но в этой они зашивают раны, уклоняются от пуль и срезают часики — и это значит практически то же самое. Даже больше, потому что их жизнь — это миллион разных способов убить другого, но они знают — и верят — что они в безопасности. Они не произносят “я люблю тебя”, потому что им этого не нужно, не этими словами, ведь они говорят это каждый раз, когда поворачиваются к другому спиной и не боятся, что в нее воткнут нож.)***
Когда она впервые его целует, она будит его ото сна, и он плавно просыпается, следуя за скольжением губ по своему лбу. В Шрифтпорте они снимают гостиничный номер, своими размерами больше похожем на шкаф. Он даже не шевелится, когда она подходит ближе — и такая демонстрация доверия оставляет тяжелое чувство в ее груди, чересчур большое и чересчур маленькое, и в нее стреляли, но даже тогда было не так. До этого никто ей так не доверял. (На ней вторая стража, а у него второй сон без сновидений. Она точно уверена, что прежде никому так не верила.)***
Когда она впервые это замечает, оказывается, они не виделись уже пять месяцев; не так уж и много, но и в то же время слишком долго. Она чувствует его отсутствие как жжение в основании черепа — иногда остро, иногда тягуче, как неожиданно быстро бьющееся посреди ночи сердце. Она хорошо знакома и с тишиной, и с темнотой, она их приемная дочь, но впервые на ее памяти ей хочется, чтобы что-то их нарушило. В Кеттердаме не бывает настоящей тишины или темноты — она находила тени между его камнями, выискивала тихие шепотки, но вокруг всегда были свет и звуки, живое присутствие города, который никогда на самом деле не засыпал. Иногда, когда все вокруг становилось слишком, она отступала в тишину крыш и тень печных труб и изучала небо в поисках невидимых звезд. В другие разы она усаживалась на край стола в кабинете под крышей, такого же скучного и тихого, как церковь, как что-то одновременно святое и полное призраков, и ее одиночество не нарушалось никем, кроме ворон на оконном карнизе и мужчины, которому кличка “Призрак” подходила куда больше, чем ей. В море с запасом хватает тишины и тьмы, и она считает, что ей это подходит. (В другие времена, наоборот.) Вместо этого, она стоит на палубе под прекрасным звездным небом и рисует курс… Домой. Это слово горит в ее голове, как клеймо, вьющиеся щупальца теплоты, которые прячутся в скрытых уголках дерганного присутствия Каза; у него острый голос, а манеры еще острее, но в каждом его вздохе и в промежутках между ними таятся свои подсказки. Он приходит в доки, чтобы поприветствовать ее корабль. Он просто приходит в доки. (Она никогда не позволяет себе задуматься, что, возможно, ей не получить его таким. Она только недавно разрешила себе думать, что он может принадлежать ей в принципе.)***
Когда он целует ее в первый раз, это становится неожиданностью для них обоих. Прошло уже пять лет с тех пор, как он купил ей корабль, чтобы утопить ее измученное прошлое в Истиноморе; и кажется, она готова перестать убегать. (Позже они увидят парочку, прогуливающуюся рука об руку вдоль Гельдканала, и она расскажет ему историю о принцессе.)***
Он проигрывает драку. (Не проигрывает, поправляет он, а осуществляет контролируемые маневры. Его голос не ломается, чего не скажешь о костях, и иногда ей кажется, что он забывает, что он всего лишь человек. Она помнит об этом всегда.) В этот раз это просто синяки и треснутые ребра, им обоим доставалось и хуже, но пока его тело летело вниз, она каждое мгновение проклинала разделявшие их два этажа. “Ты не можешь умереть”, — заклинает она пустое пространство, которое ей приказано не пересекать, отдавая команду каждой скрывающей ее тени, но ответа нет. (Он может. И в этом проблема.) Следующая фраза звучит сильнее, тихо и раздраженно: — Я не позволю. Он встает, пряча вызванную больной ногой гримасу, тяжело дышит — видимо, болит грудь. Его рука движется так же медленно, как и он сам, ощупывает вниз левый бок по ребрам, но его взгляд безошибочно находит ее. Он улыбается.***
Есть старая народная сказка, рассказывает она ему, о принцессе, которая никогда не улыбается. А затем она находит любовь. (Они не говорят “я люблю тебя” — часто они не говорят вообще ничего. Она не доверяет словам, а он не доверяет всему миру, и никто из них не особо доверяет чему или кому-либо другому. Он верит в себя, свой ум, тело, и в нее. Она верит в то, что комната кажется безопасной, даже когда в ней есть он.)***
Письмо, которое ждет ее в Ос Керво, подписано маленькой нарисованной короной. Она улыбается.