Они разные

Они разные. Эта мысль отпечаталась в голове Люси Грей, заполнила ее всю без остатка. Но девушка бы слукавила, сказав, что никогда не думала об их разительной непохожести ни друг на друга, ни на иных людей вокруг. Было что-то неуловимое в глазах Кориолана Сноу, его голосе, манерах... И это «что-то» стало началом конца. Люси Грей Бэйрд - свободолюбивая пташка, которая со своим несуразным ансамблем по чистой случайности осталась на одном месте больше двух-трёх недель, положенных на такое количество перфомансов, чтобы граждане не стали скупиться на плату за песни и музыку или, того хуже, прогонять их из города. И вот эта нелепость превратилась в рутину. Мод Айвори уже и не вспомнит то, что было до того, как вновь утвердилась власть Капитолия, появились Голодные игры, где дети убивали детей, а также постоянное чувство голода и тоски, исходившее, казалось бы, от самого окружения. А вот Люси Грей и те из ансамбля, кто постарше, отлично помнят, но не войну и «Темные времена», о которых люди Дистрикта-12 говорят с содроганием, а бескрайнее чувство свободы. Музыканты избежали тогда войны, поскольку не знали лишений - вся их жизнь и так была пропитана аскетизмом. Дома, который могли бы разбомбить бомбардировщики, у них не было, а пустота в желудке была константой постоянной. Единственное отличие от мирных времён - люди меньше нуждались в музыке, а больше в пропитании. Но и это переживалось ансамблем с достоинством: мужчины шли разнорабочими, а женщины шили одежду для военных, причём обеих сторон, не заботясь особо об идеологии и политике. Люси Грей ещё помнит руки матери, которые все были исколоты иголкой, ведь ранее не занимались тяжелым ручным трудом. Они были мягкими и тёплыми, приятно гладили малышку по голове, иногда чертя причудливые узоры на красных круглых щёчках Люси Грей. Мама напевала популярные мотивчики, часто звучавшие в кабаре и клубах, куда музыканты шли после основной работы, чтобы излить свою душу очерствевшим от войны людям, хоть работали и даром. Иногда Люси Грей замечала за матерью, что она поёт тихие и вдумчивые песни, которые тревожили ее детскую душу. Никогда не пела мама колыбельные, отказываясь признавать эти незамысловатые стихи творчеством. Люси Грей никогда и не была против. По иронии судьбы незадолго до первых Голодных игр ее отца, мать, а также многих других взрослых повесили на площади Дистрикта-4, где они буквально день до этого выступали с весёлым послевоенным репертуаром. Детей же отправили в Дистрикт-12, забыв об их существовании на долгие десять лет, пока вновь не прозвучало имя Люси Грей Бэйрд в числе трибутов. Сейчас же девушка лежала на зелёной траве, вдыхая ароматы леса после дождя. Воспоминания жизни пролетали перед глазами, но всегда сходились к одному человеку - Кориолану Сноу. Предмет ее мыслей был настоящим джентельменом, причем с сильной военной выправкой. По крайней мере, Люси Грей могла ассоциировать Кориолана только с тем стариком, на плечи которого легла забота о маленьких детях, отправленных в Дистрикт-12. Он был суров, имел извращенное чувство справедливости, проявлявшееся во время распределения еды на ужин, а также ворохом неприятных привычек. Его мысли были сконцентрированы на своем благополучии, но при этом он мог быть весьма снисходительным к Мод Айвори как к самой младшей, а к Люси Грей старик относился не иначе как с презрением. Возможно, это странно, но Кориолан Сноу был именно таким же. Стариком, запертым в молодом теле, хоть иногда и проявлялась эта бунтовская черта каждого подростка, которую взрослые называют юношеским максимализмом. От Кориолана не исходила та романтика, та нежность, ранимость, желание продемонстрировать свои эмоции всякому и каждому. Нет, он тщательно все скрывал, даже от своей девушки. Люси Грей понимала, что она и сама была с горой недостатков: мнительная и мстительная, всегда держала нос по ветру. Но девушка не могла бы предать, в ее словаре отсутствовало это мерзкое слово «предательство». Люси Грей не могла бы похвастаться, что вызвалась бы трибутом, если бы выбрали Мод Айвори, когда она бы подросла, или Барб Азур. Однако подставить кого-либо было выше ее сил, даже если на кону стояла бы собственная свобода или жизнь. Эта догма прививалась ей всем ее существом: от матери с нравоучительными балладами и до гнусного старика, взявшего их на воспитание. Преданность близким закалялась и выжигалась в сердце Люси Грей намертво. И именно поэтому… «Мы с ним совершенно непохожи». Люси Грей темноволосая и кареглазая, с небольшими веснушками на носу и щеках. Она напоминала лето. Кориолан - зима, каждое движение искусственное и выверенное, а мысли всегда приведены в порядок. Люси Грей казалось, что она смогла его расшевелить, породить в его душе сомнения, показать ему всю красоту жизни в ее сумбурности и незамысловатости. Но это было лишь очередным заблуждением. Люси Грей лежала сейчас на земле, вдыхала ароматы леса после дождя. Только вот зелёный ковёр мха под ней пропитывался красной и липкой кровью. Девушка не была смертельно ранена пулей, которая была выпущена из дробовика Кориоланом, даже не пострадали внутренние органы. Такое ранение излечить по силу было даже простой знахарке. Но только не зияющую пустоту в сердце Люси Грей. Над девушкой мерно раскачивались кроны деревьев, а на их ветках важно восседали сойки-пересмешницы. Птицы будто бы чувствовали боль Люси Грей, сидели тихо, сочувствуя ее горю. Хотя лучше бы пели свои обычные песни, имитируя звуки леса. Так девушке было бы легче смириться с досадным предательством. Люси Грей понимала, что именно могло послужить причиной для такого поступка от некогда любимого и родного человека. Все причитания, ненавистные взгляды и нервные движения не укрылись от внимательного взора певицы. Кориолану Сноу претила сама мысль покинуть место, где он мог проявить свои лидерские качества, повысить авторитет. Что могла бы дать ему простая девушка в лесной чаще? Власть над ней? Над их будущими детьми? Право выбирать, что есть на ужин? Все это вздор и чепуха. Люси Грей и сама не понимала, что ее ждет, но это скорее интриговало и зачаровывало, ничудь не пугало. Хотя все же главной причиной бежать от своих родных для Люси Грей стал страх смерти, который настигал ее во снах. Сновидения девушки стали пропитаны смертями и горестями, всевозможными лишениями, а также уродством человеческой сущности. Ночь стала временем необъятного страха и желания убежать далеко-далеко. И когда Люси Грей наивно полагала, что все ее горести останутся лишь неприятными воспоминаниями, Дистрикт-12 вновь поспешил напомнить ей о том, как сильно она заблуждалась. За девушкой вновь началась охота. Кориолан же бежал от своих страхов и излишней подозрительности, дотошности к мелочам, которую ему любезно прививала доктор Галл своими уроками жизни. Не было четкой уверенности, что обнаружат когда-либо оружие, что всплывет когда-нибудь его ДНК, но не было уверенности и в обратном. И именно животный страх позора подтолкнул юношу на бегство. А Люси Грей упорно не замечала знаков, полагая, что все мысли Кориолана сосредоточены на певице. Когда Люси Грей смогла бросить свою гитару, отказавшись от всего и всех, Кориолан Сноу не смог смириться с потерей статуса кво. За это поплатилась девушка, которая вмиг стала единственным препятствием для юноши к прежней жизни. Люси Грей взглянула на синеву неба, подняла руку, как будто намереваясь схватить руками лениво проплывающие облака. Сойки-пересмешницы внимательно проследили за этим движением и глухо чирикнули, покачиваясь на ветке. Девушка улыбнулась своим пернатым подружкам и приняла свое последнее решение. Рана на ноге кровоточила, бедро начало неметь, но Люси Грей поднялась с приятного мягкого мха и направилась к озеру, находившемуся от нее в нескольких десятках метров. Обойдя кусты, за густотой которых ее не смог обнаружить Кориолан, девушка остановилась у самой кромки воды. Люси Грей зашла в воду по горло, взглянула последний раз на соек-пересмешниц и с криком бросилась к илистому дну. Птицы подхватили крик и спели последнюю песню, посвященную Люси Грей Бэйрд.