Злёй рюсський Иван

Понять русского человека почти невозможно, но Ридзик за весь этот период пытался. Бредни по телевизору и радио только усложняли эту непростую задачу, нарочно приписывая к образу простого русского парня водку, балалайку и медведя. Не все так просто, как оказалось на самом деле. Может быть, это Данко такой суровый и малоразговорчивый, но Ридзик угадал в нем всего лишь одну привычку — граненный стакан в подстаканнике с чаем, где обязательно должен быть кусок лимона. Ридзику не особо был понятен «Доктор Живаго», когда он его смотрел, и эта особенность так употреблять напиток, как и не стало понятно, почему Иван на это безэмоционально кивнул. Чикагские полицейские не так реагируют на проявление внимания к их привычкам. Другой хотя бы улыбнулся, но не Иван Данко. Ридзик начал подозревать, что дело не только в мелочах, нужно что-то еще. Расположить к себе капитана московской милиции — неисполнимая затея. Его напарника убили, потому просто необходимо проникнуть в образ мышления Ивана, или по-другому они просто не сработаются, и опасный преступник будет дальше разгуливать по улицам. Они полные противоположности, ведь Ридзик не стесняется комментировать любой шаг расследования, а Данко что-то медленно и холодно обдумывает. От русского Ридзик ожидает любого телодвижения, ведь, как говорит русская пословица про чертей в омуте, так и все больше Иван вызывает подозрений. Хоть его и преследуют неудачи, он слишком хорош в своем деле, чтобы быть правдой. Идет напролом. Как судит Ридзик по суровому взгляду, тот одержим местью. Но какие бы вопросы он ни задал, встречает все ту же непроницаемую стену. Ридзику приходится действовать наугад. Если бы где-то в участке завалялась инструкция «Как установить контакт с русским офицером, который берет весь огонь на свою задницу», то он был бы первым, кто ее прочел. Вникая в логику русского капитана, он ужасается тому, что находит. Из него порой так и рвется недоуменное: «Вы все там в Советах такие?!», но в то же время нельзя отрицать, когда сделанное наспех приводит к положительному результату. Вершиной всего этого становится… гонка на автобусах. У Ридзика уже нет сил преследовать Руставили, зато у русского словно открылось второе дыхание. Некоторое понимание проскальзывает в разуме Ридзика, что в последующие действия капитана вмешиваться не стоит, пускай дело и происходит на его земле. Мрачному парню, который не может ответить на самые простые вопросы, лучше сделать небольшой подарок. Пусть Данко непонятен, но это не значит, что Ридзик не заимел к нему уважения. Когда звучит последний выстрел, Данко возвращается обратно к нему. Ридзику в этот момент кажется или в его взгляде что-то незримо поменялось? Он видит облегчение и вселенское спокойствие. «Ну, наверное, неплохо», — хмыкает он, когда место действия наполняют полицейские машины. Провожая Данко до самолета, Ридзик разговаривает с ним о бейсболе. Он говорит весь тот бред, который слышал, а он уверен, что это бред, типа «дрессируйте медведей в цирках», и видит на губах Ивана искреннюю усмешку, первую и последнюю. Они обмениваются часами на память, а Ридзик все думает над тем, что же из сказанного дошло до сердца русского, ведь он был искренен в своем неведении. «Хоть бы где поправил для разнообразия». Данко, хоть и хорошо знает английский, прощается на русском, Ридзик печально качает головой, говоря честно: «Я не понимаю, что ты говоришь». Тот спокойно исправляется на понятный язык. Это даже немного злит. Когда фигура Данко отдаляется к посадочной полосе, Ридзик вдруг вспоминает одну безделицу, он точно знает, что во фразе есть имя «Иван». Он, не веря в то, что творит, окликает Данко. Тот недоуменно разворачивается. — Слушай, Данко, — подходит ближе Ридзик. — Я тут слышал одну фразу на русском, от ваших. Что-то они ее иронично произносят. В общем, что означает, — он даже делает глубокий вдох, чтобы не сломать язык: — «Злёй рюсський Иван»? В глазах Данко на миг вспыхивает искреннее веселье, он спокойно отвечает: — Не произноси этого, если не захочешь казаться смешным никогда в присутствии русского. Ридзик остается стоять растерянным, так ни во что не вникнув, когда фигура Данко скрывается за поворотом. Он усмехается устало и решает, что часы Ивана непременно сохранит как добрую память. Обо всем, чего он когда-либо не понял, начиная с яслей.