☀
После овощного омлета с утра – и никакого кофеина – Акабаяши все-таки уснул на зеленом диване в гостиной, где он расположился, чтоб посмотреть утренние новости. Щурясь от солнца, Шики стоял у окна, с чашкой ромашкового чая, которую Акабаяши успел сунуть ему в руки, и наблюдал за оживающей улицей внизу. Бежевые юбки женщин, светлые костюмы мужчин, черные сумки на плечах, темные макушки голов, белые и красные машины, снующие по дороге. Шики потер переносицу и напомнил себе, что стоит позже позвонить матери. Он выключил телевизор и отправился на кухню, не желая тревожить глубокий сон Мизуки. Вылив остатки чая в раковину, он принялся готовить себе некрепкий кофе, чтоб потом не мучаться головной болью в придачу ко всему прочему. Он побарабанил пальцами по серому мрамору столешницы и закусил губы, ожидая, когда закипит вода. Тихо звякнув, ложечка опустилась в кофейную банку – первый день обычно был не самым тяжелым, а вот второй и третий… Пообещав себе не психовать и не капать на мозги Мизуки, Шики провел ложкой по кромке кофейной чашки. Звяк. Он принес из спальни томик Мастера и Маргариты и устроился за кухонным столом, погрузившись в чтение. Акабаяши проснулся около трех пополудни. Потянувшись на запах свежей петрушки и томатного соуса, он остановился в проходе кухни и смахнул испарину, выступившую на висках. – Блин, жарко-то как. Пасту готовишь? Шики утвердительно хмыкнул и ответил: – Можешь пока душ принять, еще не готово. – Хочешь, в тренажерку сходим потом? – предложил Акабаяши, намереваясь хорошенько вымотать его с боксерской грушей или на ринге. Или еще как–нибудь. – Почему бы и нет.☀
– Водичку держи, – ожидая в дверях, Шики протянул ему пару бутылок, наполовину заполненных льдом, и Акабаяши убрал их в тренировочную сумку. Шики прихватил свою, вскинув на плечо, после чего они вышли на улицу. Тренажерный зал находился неподалеку, так что они шли пешком, через залитые солнцем тротуары, под рассеянными по голубому небу облаками. Мимо них неслись велосипедисты, развевая полы их белых рубашек с длинным рукавом. Присмотревшись повнимательней, сквозь тонкую ткань все еще можно было различить узоры ирезуми. Завершали образ шорты на Шики и темно–оливковые капри на Акабаяши. Этот конкретный зал использовался и управлялся исключительно якудзой, где в пустой раздевалке они переоделись и замотали бинтами руки, после чего, подобрав воду и перчатки, спустились на пару этажей вниз, где их ждали боксерские груши, тренажеры и ринг. Наверху кто-то слушал рэп и по лестницам гуляло эхо. В уличном бою Акабаяши обычно полагался на инстинкты, острые рефлексы и тяжесть руки, а Шики когда-то неплохо владел айкидо, но оставил это дело, так как не мог больше следовать философии учителя, присоединившись к якудза. Позже он переключился на муай тай и взял несколько уроков пенчак-силата у знакомого гангстера из Индонезии. Ритмично впечатывая удары в мешок, Акабаяши украдкой поглядывал на него, любуясь капельками пота на висках и узором красных хризантем на блестящей коже, натянутой напряженными мышцами. Они давненько не наведывались в зал и еще дольше не видели друг друга в драке, но высокие пинки, которыми Шики охаживал грушу, по-прежнему выглядели устрашающе. – Поднимемся на ринг? – спросил он, когда они как следует разогрелись. Шики весело оскалился в ответ. – Давно по шее не получал? – бросив перчатки на пол, он зашагал в сторону ринга. Акабаяши отправился следом и, поравнявшись, огладил его пониже спины, добавив: – Может быть, – и еле увернулся от локтя под ребра, рассмеявшись в ответ. Выставив ногу вперед, Шики принял стойку и с вызовом сверкнул на него темными глазами, закружив по рингу. – Только давай полегче. Мы уже не шпана малолетняя. Акабаяши первым пошел в атаку. – Боишься, что сделаю тебе больно, Шики Харуя? Он не смог бы. Скорей Земля с оси сойдет и океаны пересохнут. Шики заблокировал удар и сбил его с толку, резко поменяв стойку, и замахнулся ногой, метя прямо в печень: – Боюсь, что опять коленку тебе сломаю как в прошлый раз, забыл уже? Около пяти вечера солнце скользнуло ближе к горизонту, вечерний бриз в прозрачном воздухе встречал объятиями возвращавшихся домой людей. По дороге они заглянули в магазин, где Шики долго стоял у витрины, хмурясь и решая, правда ли ему чисто по-детски хочется орехового пудинга или это сахар в крови шалит после тренировки. Акабаяши терпеливо ждал с тележкой неподалеку, когда у него зазвонил телефон. – Шу звонит. – Скажи, пусть зайдут после ужина. – Ладушки.☾
– Пазлы они собирают…– повторил Аозаки, ставя на стол бутылку саке. – Надо же. – Не хочу чтоб он шарахался ночью один, он тогда сразу грузиться начинает, – Акабаяши высыпал пакет чипсов в большую миску. – А время долго тянется, когда ничего не делаешь, – он указал в сторону холодильника, – ты хватай пиво, а я закусь принесу. В этот раз пазл переместили на кровать, а четверо якудз собрались вокруг столика на балконе, чтобы поиграть в руммикуб – игру из ста шести фишек с цифрами очков, которые надо успеть набрать за ограниченное время. Шики перемешал фишки и стал переворачивать те, что оказались цифрами вверх. – А чего ты Лейлу-сан не привел? – Лейла была девушкой Аозаки, шел уже шестой год их отношений. – Она не захотела. Я ей сказал, что мы просто посидим, но…– Аозаки поставил перед собой подставку, и игра началась. Все набрали по четырнадцать фишек и принялись раскладывать их на подставках. – Она нам нравится, приводи ее завтра. – Играет она точно лучше, чем Така, – добавил Акабаяши. Его коллега с чешуйчатым принтом на рубашке ничего не ответил, сосредоточившись на игре. После третьего раунда под звуки приглушенных голосов и смеха, на столе появилась бутылка саке. Музыка, струящаяся из динамика телефона Акабаяши, звучала негромко, но душевно, заставляя тихонько подпевать и уноситься в воспоминания, о тех, кто был навсегда потерян, в темных переулках и на умытых дождем дорогах... Казамото попрощался около трех часов ночи. – Я собираюсь в Шимане, мать навестить. Еду автобусом, четырнадцать часов ходу, но так безопаснее. – Блин, в руммикуб только вчетвером играть интересно...Карты что ли принести? – Акабаяши разлил очередной круг саке, Аозаки прикурил сигарету. Перед тем, как отпить, они подняли чашки к ночному небу, в старом ритуале памяти о погибших братьях. – Пойди пазл принеси, – сказал Аозаки, прикончив саке. Подперев щеку кулаком, здоровяк-якудза сидел в глубоком раздумье, вертя в пальцах детальку пазла. Шики и Акабаяши переглянулись, но от вопросов решили воздержаться. Аозаки обычно сам все выкладывал, если было, о чем говорить – они практически выросли вместе и секретов у них было мало. Этот раз исключением не стал. – Лейла беременна. Шики медленно поставил чашку на стол и глянул на Акабаяши. Повисло молчание. В ночи стрекотали цикады. – Это...хорошие новости или не очень? – спросил Мизуки, положив ладонь на плечо Аозаки. Тот коротко взглянул на них и растерянно качнул головой. – Я предложил ей пожениться. Сказал, что ребенка можно оставить, если она захочет. А она спросила, хочу ли я, – после паузы он добавил, – мы слегка повздорили. Повел себя как мудак. – Ты разве не хочешь? – спросил Шики. В повисшей тишине Акабаяши склонился к нему и зашептал на ухо: – А ты не хочешь? – Акане бывает у нас дважды в неделю, я выучил пятнадцать рецептов печенек, хватит с меня детей, – вполголоса ответил Шики. – К тому же, как ты себе это представляешь? Усыновишь кого-то из приюта? – А почему нет-то.. Не обращая на него внимания, Шики наполнил чашку саке и пододвинул ее к Аозаки. Тот покрутил ее в ладони, наблюдая за переливающейся жидкостью. – Нечего тут тупить. Я люблю ее, дышать без нее не могу, – отпив саке, он продолжил, – но очень немногие из нас доживают до пятого десятка или встречают старость за решеткой. Мы приносили клятву, мы братья. Давайте честно, что случится с этим ребенком, если меня однажды грохнут? Я Таке рассказал, а он ответил, что я веду себя как трус. Так-то да, но трусость и от пули не спасет, если уж та прилетит. Акабаяши только тяжко вздохнул, Шики понимающе кивнул. Чему быть, того не миновать, только кто же знает, как карта ляжет. – Я не говорю, что такого не может случиться. Но если случится, мы присмотрим за Лейлой-сан и за твоим ребенком, Шу. Акабаяши добавил с ухмылкой: – Вряд ли кто-то сумеет убрать нас всех за раз. Раньше не могли и сейчас не смогут, – он пожал плечами и посмотрел Аозаки в глаза. – Кто выживет, тот и позаботится о мелком. – Только сердце ей не разбивай, – добавил Шики. Аозаки смерил их долгим взглядом, хмыкнул и потянулся за бутылкой. Жестом указал придвинуть чашки поближе. На исходе ночи нахлынула ностальгия с привкусом сожаления. Воспоминания о заклятых врагах в прошлом и горькое предвкушение неминуемых предательств в будущем. Но в конечном итоге годы продолжат лететь и неважно сколько крови запятнает асфальт, если такова плата за жизнь. Аозаки ушел в шестом часу утра. Напевая себе под нос песню из старого фильма о гангстерах, он шагал по тротуарам, спрятав большие руки в карманах... Просыпающееся небо высветлило тяжесть ночи. Перепутавшись ногами, они лежали под одеялом, макушка Шики уткнулась Мизуки в грудь. Ему удалось поспать около часа, прежде чем он с проклятьем проснулся от очередного бредового сна. – Хочешь принесу тебе снотворное? – Шики отрицательно мотнул головой и уткнулся обратно в знакомый узор ирезуми. – Его нельзя мешать с алкоголем. – Точно… Извини, я забыл, – Акабаяши снова уснул, а Шики еще долго слушал его ровное дыхание. Потом солнце наконец встало и пришло время снова скинуть одеяло на пол. Он в который раз вернулся к пазлу и к полудню собрал его почти на четверть. – Ты уже ел что-нибудь? – донесся из спальни голос Акабаяши. Пчела, тихонько жужжа, закружилась вокруг стакана с ледяной водой. Слегка с похмелья, он прикрыл глаза от солнца, глядя на фигурку Шики, склонившуюся над столом. Тот покачал головой. – Мне жутко хреново, Мизуки. – Знаю. Пройдет. Ведь всегда же проходит, Хару? – он подошел к нему и легко чмокнул в теплую макушку, попутно оценив, сколько осталось до полной картинки пазла. – Пойдем перекусим. Они смотрели утренние повторы каких-то передач за вялым завтраком – вчерашние возлияния аппетиту не способствовали. У Шики раскалывалась голова, он курил одну сигарету за другой, потом вспомнил, что надо позвонить матери. – Така скоро приедет. Я пришлю с ним немного денег, он к тебе зайдет…– выслушав ответ с другого конца провода, он тепло улыбнулся. – Да, мы тоже скоро к тебе заглянем, мам, – луч солнца упал на мягкий переплет книги. Он скользнул по ней пальцами, разглаживая уголки. – У нас все нормально. Следи за здоровьем, не сиди весь день в саду, хорошо? Сейчас слишком жарко, не дай бог что... Отложив телефон, он уставился на приготовленную Акабаяши чашечку орехового пудинга, ожидающую рядом с книгой. Горящее на солнце стекло, металлическая ложка сбоку. Он поднял чашку одной рукой, другой коснулся еще прохладного окна, по привычке глядя на перекресток внизу. Одинокая фигура в сером офисном костюме, переливы подсыхающей лужи на асфальте. Появившись из ниоткуда, исчезающие в никуда городские призраки. Оставив пустую чашку в раковине, он нашел Акабаяши в ванной – тот красил волосы. – Мама передает привет, – отделив прядь волос и макнув кисточку в темно-красную смесь, Акабаяши с улыбкой кивнул. – На следующей неделе к ней поедем? – Шики присел на бортик ванны, наблюдая как Мизуки хорошеет. – Давай, – Акабаяши указал на зеркало на краю раковины. – Сейчас затылок буду делать, подержишь? Встав у него за спиной, Шики поднял свое зеркало напротив другого над раковиной, знакомый запах краски сразу напомнил о темной гостиной их прежней маленькой квартиры. О первых шрамах и первых признаниях. Он понял, что закрыл глаза, только когда Акабаяши поцеловал его в лоб, забирая зеркало. – Спасибо, – мимолетное касание пальцев, давно привычное, но всегда особенное. Каждое прикосновение как приглашение прожить еще пятнадцать лет вместе.☾
Шики встретил Лейлу на пороге – женщину с медовой кожей и волнистыми черными волосами, затянутыми красной банданой, подчеркивающей ее естественную красоту. – Молюсь о твоем счастье – шепнул он ей на ухо, обнимая. Приняв бутылку вина от Аозаки, он махнул рукой в сторону гостиной. – Проходите, стол готов. Акабаяши выглянул из кухни: – Добро пожаловать. Легкий летний ветерок сочился с балкона, качая занавески и гуляя в домашнем уюте вокруг обеденного стола. – Что думаете насчет свадьбы? – начал Шики. – Планируем в следующем месяце, – ответил Аозаки. – У нас обоих нет родственников, так что благословлять будет босс, а дальше как пойдет. – Только я не хочу ничего слишком пышного, – быстро добавила Лейла, отпив ледяного чая. Шики вскинул брови. – Ох не знаю. Ты не видела свадьбу Микии, так что, должен предупредить, если выходишь за Авакусу-кай – будь готова к трехметровому торту. – Лей-сан, думаешь мальчик будет или девочка? – тихо спросил Акабаяши, смотря на нее с любопытством. Взгляд ее зеленых глаз упал на Аозаки, пока она думала пару мгновений. – Это мальчик. Видела во сне, – Акабаяши прикрыл улыбку ладонью, глянул на Шики и повернулся к Аозаки: – А ты что скажешь, папаша? Шу вредно зыркнул на него, но ответил, слегка виновато глядя на Лейлу: – Извини, Лейла, но я молюсь о девочке. Когда-нибудь я уже не смогу гоняться за байкерскими бандами. Зато всегда могу отправить свою шпану, чтоб встряхнуть любого мальчишку, если увяжется за моей дочерью, – он неопределенно махнул вилкой над столом в сторону хозяев дома. – Хотя не знаю, может и не мальчишку, глянь на ее дядюшек. – Будешь ее стращать, и она скорее нам с каминг–аутом доверится, а не тебе, – пошутил Акабаяши, а Шики ткнул его локтем, поднимая тост: – Мизуки, не пугай человека. Акабаяши сложил стопку тарелок в посудомойку, вытер руки полотенцем и обернулся к Шики: – Заметил, что ты сегодня не пил. Пазл водрузили на кухонный стол, и, после обеда, Шики с Лейлой так увлеклись, что выложили его практически на половину, пока Акабаяши и Аозаки обсуждали последний футбольный чемпионат, потягивая виски. – Так ты хочешь чтобы я…– ему не потребовалось договаривать, Шики сразу кивнул, и Акабаяши повернулся к шкафчику. Он поставил стакан воды и положил блистер таблеток рядом с пазлом. – Спасибо, – пробормотал Шики и закусил таблетку зубами. – Да ладно, не расстраивайся. Они поднялись по деревянной лестнице наверх в спальню и, устроившись на бледно-желтых простынях, Акабаяши принялся разминать плечи Шики, спускаясь вниз по рукам, нежно, как летний дождь. Он смотрел, как тот, убаюканный прикосновениями, медленно погружается в сон, а потом и сам улегся рядом, опустив голову на подушку, словно ныряя в океан. Вдохнув свежесть ночного воздуха, он шепнул в приоткрытые губы: – Я люблю тебя, Шики Харуя. Неделю спустя~ – Я убрал сумки в багажник, еще осталось что-нибудь? – спросил Акабаяши, возвращаясь к Шики, который был занят тем, что складывал последние детали пазла, в оставшиеся минуты перед отъездом в Окаяму к матери. – О, ты почти закончил. Отличная работа, какой закажем следующим? – ‘Семью’ Климта. Хочу подарить его Лейле-сан, – ответил Шики, протягивая Акабаяши последнюю деталь, чтоб тот вставил ее в самое сердце получившейся картины. И пазл наконец сложился. Лучи солнца пробивались сквозь густую листву корявого дуба, а прямо над головой висело небо нежнейшего голубоватого оттенка. Сплетя пальцы на затылке, Шики разлегся на одной из толстых ветвей высокого старого дерева – по словам матери, дуб был посажен еще его дедом. Он невольно задумался об отце, почему тот оставил его, а главное почему от этого вопроса все еще ломило в груди. Была ли эта боль брошенного ребенка, до сих пор ждущего ответ. Поэтому ли сон продолжал играть с ним в кошки-мышки по ночам. Уж кто бы мог подумать- – Эй, человек-паук! Шики обернулся на голос и глянул вниз, где стоял Акабаяши с полной корзиной абрикосов в руках. Тот упорно отказывался использовать крем от загара, как бы Шики его не уговаривал, и солнце уже успело зацеловать его щеки до нежно розового цвета, сглаживая возраст. – Лови, – Акабаяши бросил ему абрикос, затем еще один. Шики поймал оба и удобно устроился на ветви, свесив ногу вниз. – Ты их помыл хоть? – Нет, я ж их только что собрал, – после короткого раздумья, Шики вытер их о свою желтую рубашку и впился в теплую сладость фрукта со вкусом лета. – Твоя мама заварила чай и обед уже готов, – Акабаяши махнул в сторону коттеджа неподалеку от дерева. – Спускайся, пошли поедим. Издалека казалось, что на щеках Мизуки играет легкий акварельный румянец. По губам Шики скользнула улыбка, прочертив линии морщинок у рта, когда он смотрел как его мужчина повернулся и зашагал в сторону коттеджа. – Эй, Мизуки! – позвал он, и Акабаяши остановился, глядя наверх. Шики помахал рукой с зажатым в ней абрикосом и хитро сощурился. – Я уже к солнцу ревновать начинаю, что ж ты со мной делаешь? Он снова надкусил сладкую жёлтую мякоть и добавил: – Я люблю тебя. Акабаяши рассмеялся. – Да уж надеюсь. На это Шики прицелился и запустил вторую абрикосину прямо в рыжую макушку.