***
Дикое животное в доме — это тебе не уличный пес. Авторитетов не признает и гадит где попало. Выказывает признаки недовольства, едва кто-то подходит ближе, чем на пять метров. И демонстративно игнорирует распахнутое настежь окно. На второй день мне было стыдно встречаться с осуждающим оранжевым взглядом. Филин был недоволен и явно чего-то ждал. Не меняя положения тела, он изогнулся всей шеей к протянутой ему сосиске. Взгляд его наполнился разочарованием, и филин, грузно перебирая лапами, развернулся ко мне спиной. На меня полетел мягкий пух. — Мог бы и повежливее, — сообщил я, поминая, что нежданный гость хуже татарина. — Ну, ты бы еще мячик резиновый ему предложил, — фыркнула Русалка и подтащила к шкафу стул. Аккуратно залезла, даже не пошатнув его, и протянула что-то горделивой птице. Глаза мои формой перестали отличаться от совиных — из маленькой ладони Русалки торчала весьма крупная мышь. Филин же признаков удивления не выказал — развернул голову, будто ее свернули. Потом благостно повернулся все тело. Мгновение — и в его клюве торчит только тонкий мышиный хвост. Который, впрочем, тоже быстро закончился. Я не стал спрашивать, где и как была добыта мышь. Что-то толкнуло меня в бок, и я встретился с осторожным взглядом. Май, привлеченный запахом, под шумок вытянул сосиску из «грабли», и теперь смотрел на меня, как на центр Вселенной. Благодарное и воспитанное создание. В отличие от некоторых. — Можно, — я, как мог, потрепал пса по макушке, и тот отправился по своим делам, унося честно добытое. — Лучше не распахивать окно, — Русалка уже слезла со стула и, стоя на носочках, схватилась за оконный шпингалет. — Вдруг Слепой вывалится?***
Я думал, что с уходом Русалки исчезнет и Филин. Но птица осталась. Я бы предпочел их поменять, но чего уж теперь. Стало понятно: если Филин поднимает уши — значит, боится. Кстати, все чаще они оставались почти прижаты к голове. По ночам он стал подавать голос: если не знать, то можно было принять эти звуки за голоса грешников в аду. Пришлось вместе с раскладушкой на время переселиться в комнату к Слепому. Май неодобрительно фыркал, но идти разбираться отказывался. А Филин смелел. Его уже не смущало наше присутствие, и он во всю курсировал по квартире. И отбирал котлеты у Слепого. Что интересно, без Слепого котлеты его не интересовали. Пух то и дело застревал между отросшими волосами Слепого. Он шипел и болезненно морщился, когда я граблями пытался привести его прическу в приличный вид. Примерно через неделю сам заговорил о стрижке. Правда, перед этим я застал их обоих в ванне. Птицу — мокрой и сжавшейся. Слепого — с душевой насадкой в руке. Наказанным остался только Слепой. Я провел с ним воспитательную беседу о любви к ближнему и уважении к природе и отправил выгуливать Мая. Тот внеплановым выходом в свет был вполне доволен. Филина наказывать не стал — тот сам вцепился мне лапами в протез и отказывался выпускать, как я ни тянул и чем только ни уговаривал. Видимо, решил переложить ответственность за поведение ребенка на родителя. Дрянной он педагог, оказывается. Выпустил только минут через десять, когда я уже собирался отстегивать «граблю».***
Я был не против, когда в доме появился пес. Я смирился, когда дикая птица узурпировала под гнездо часть книжного шкафа. Но крыс в собственном доме я терпеть не собирался. Крыса игнорировала мое мнение и, шевеля толстыми боками, бежала по коридору. Прижимаясь к плинтусам и царапая паркет мелкими коготками. Добежав до угла, она остановилась и принялась деловито оглядываться по сторонам, водя чувствительным носом по воздуху. Я смог ее рассмотреть. Серая и грязная. Размером с котенка. Явно не домашняя, сбежавшая из клетки. Меня передернуло, когда крыса, вытягивая морду вперед, двинулась в мою сторону. Если что, я за естественный отбор. Поэтому и не подумал протестовать, когда Филин, хлопая крыльями, как в замедленной съемке подхватил вторженку и, не обращая внимания на ее сопротивление, унес в импровизированное гнездо. Я пару минут слушал, как он возится на шкафу, а потом пошел в соседнюю комнату — не привела ли нахалка, почтим ее память, друзей? Все было спокойно. Слепой свернулся на кровати, сбив одеяло комом. У Мая уши встали торчком, и он осторожно приподнял голову, вопросительно глядя на меня. Пес надежно перекрыл дверной проем, так что вряд ли кто-то смог бы проскользнуть мимо. Я кивнул ему, веля идти со мной. Май с готовностью поднялся и, аккуратно перебирая лапами, тихо двинулся следом. Если не знать, то и не обратишь внимания, что у собаки не хватает конечности. Осмотр квартиры, к счастью, обошелся без эксцессов. Грызунов и иных тварей найдено не было. Май отправился досыпать в комнату к Слепому, а я, немного успокоенный, ушел «под защиту» Филина.***
— По-моему, он хочет погулять. Слепой на диване уничтожал кукурузные палочки, неизвестно как к нему попавшие. Не иначе Май постарался. А Филин когтями царапал подоконник и призывно ухал через оконное стекло. Я колебался. Месяц назад я бы с радостью распахнул окно и даже подсадил бы, если что. Но теперь… — Выпустим? — с сомнением обратился я к Слепому. Он пожал плечами: — Все равно же дикая птица. И по свежему воздуху, наверное, соскучилась. Я сдался. — Открой, — попросил я, и Слепой, отложив полупустой пакет, пошел открывать фрамугу. Филин, широко взмахнув крыльями, ухнулся вниз и тут же воспарил к небесам. Чудо природы в черте одного города. Я не без тоски проводил взглядом черную спину. Слепой стал рядом, едва ощутимо касаясь меня локтем. Я не закрывал окно, даже когда температура за окном приближалась к минусовой. Просто доставал второе одеяло. И очень скоро мое закаливание окупилось неодобрительным «Уху!» Филин, сидя на подоконнике, вертел головой. Потом сделал круг почета по комнате и, прежде чем занять самозанятый насест, бросил что-то мне на диван. Кошки в Доме приносили нам в дар мертвых крыс. Я сначала решил, что Филин перенял эту добрую традицию. Но при ближайшем рассмотрении дар оказался даже неодушевленным. Сделанным из стекла. Внутри прозрачного саркофага сидела крупная оранжево-синяя бабочка. От каждого поворота стеклянной капсулы ее усики трогательно вздрагивали. Тончайшие крылышки, как из шелка. Я пригляделся. Жива бабочка или нет? Кто разберет эти Лесные создания… — Ну, спасибо, — бросил я горящим глазам. Филин одобрительно отозвался. — А теперь веди Русалку, — я решил не упускать момента его благодушия. Видимо, птица расценила это как вероломство и наглость, потому что демонстративно отвернулась, выставив мне аккуратно сложенный перьевой хвост. И ладно. Я подожду.