Разве ты не помнишь? Стук сердец и трепет их в июле, Огни в глазах, что к жизни нас вернули, Дни, которые давно минули... Помнишь? ©
🤲🏻
Хёнджин летит в назначенное место на всех парусах, зная, что его ждёт отличный вечер. Гону снова предложил встретиться, хочет рассказать о своих успехах с Аран, да и просто отвлечься от работы, а Хёнджину это подавно необходимо, как никому другому. Вот только отвлекаться он собирается не от работы, а от мыслей о картинном воре. Они не виделись несколько дней, впереди пятая встреча, и это волнительно. Каждую из прошлых таких встреч Ликс называл свиданиями, а Хёнджин, вспоминая об этом, пока едет в такси, встряхивает головой, потому что не даёт ему покоя этот наглец, но больше всего переживать приходится за Ыну. Им обязательно нужно поговорить по душам, искренне, честно, но сегодня Хван едет в караоке, куда и пригласил его Гону. В заведении его встречает вежливый администратор и приглашает проследовать за ним — за одним из столов уже дожидается босс. Хёнджину нравится интерьер караоке: здесь много столиков, что расставлены вокруг небольшой сцены, на которой и поют желающие. Сам Хван петь сегодня точно не собирается, но Гону любит послушать живое исполнение простых людей, потому они тут. — Присаживайся, Хван! — приветствует его босс и указывает рукой на стул рядом. На столе уже стоит бутылка хереса и кростини с копчёной рыбой в качестве закуски. Какая-то девушка в мини-юбке, пританцовывая, исполняет песню известной на весь мир группы. Вернее, пытается. — Как твои дела? — Мои-то? — Хёнджин садится рядом с Гону, а тот уже наливает ему напиток в бокал. — Всё по-старому. У вас, думаю, гораздо любопытнее. — И улыбается, замечая смущение босса. Попал в точку. — Да, как я уже говорил, меня эта русалка буквально околдовала, — делится Гону, задумчиво рассматривая стол из мрамора. — Давно я такого не чувствовал, Хёнджин. Думал, уже и не почувствую. Хочется всё время быть рядом; хочется слушать её, разглядывать, обращать внимание каждый раз на какие-то новые детали вроде родинок… У неё, оказывается, по две серёжки в каждом ухе, а я ведь раньше и не замечал! — О, это точно любовь, — довольно кивнув, подхватывает тему Хван и пробует закуску. — Не упустите её. Такие чувства, сами знаете, редкость. — Не упущу, точно не упущу, — отвечает Гону и… Замечает ошарашенное выражение лица Хёнджина, что смотрит по левую от него сторону. — Что такое? Хван? Но ему не отвечают. Хёнджин шокировано смотрит перед собой и не слышит вопросы босса, потому что в голове звон, а перед глазами, кажется, мираж. Совсем с катушек слетел… Или это реальность? Как бы там ни было: галлюцинация или же правда, но он видит перед собой Феликса. Тот, пройдя по залу, садится за столик, что стоит через два от них. Хёнджина он не замечает и весело болтает о чём-то со смазливой девушкой с огненными волосами, что одета достаточно вызывающе. Да и у Ликса вид запоминающийся: чёрная рубашка из кожи, такие же чёрные джинсы с прорезями на коленях, идеальная укладка и даже, кажется, немного подведённые для яркости глаза. — Хван? Ты что, призрака увидел?! — Гону хлопает его по плечу, переживает, потому что работник бледный и странный. — Да, почти, — бросает в ответ тот, — Феликс здесь. — Ли Феликс? Наш? — удивлённо поднимает бровь босс. — Мы только сняли с него охрану, отпустили детективов, а он тут же выбрался из своего убежища? — Пусть уж лучше так, чем снова возьмётся за старое. Караоке — самое безопасное место, куда он мог бы пойти. — А кто это с ним? Что за девушка? — Полагаю, подруга. Рона, кажется. Он через неё, кхм… Рассказывал о ней. — Хёнджин поджимает губы, чтобы не проболтаться о том, что Ликс через Рону спокойно себе выходил из дома, пока его караулили люди из агенства. — Так, он что… Петь собрался? — Тебя это смущает? — снова удивляется Гону. — Наше дело маленькое — получить картину. В остальном же пусть занимается, чем вздумается. — Конечно. Чем вздумается, да, — бормочет Хёнджин и наблюдает за Феликсом, что забирает микрофон у той девушки в короткой юбке, а потом шагает на импровизированную сцену. — Всем привет! Я Феликс, и сегодня я хочу исполнить для вас пару песен, — здоровается с залом Ли, но пока ещё не замечает Хёнджина. Тот же смотрит, не отрываясь, руки становятся влажными, а сердце-предатель стучит не по-доброму. — Хотя… Может, после моих воплей вы выгоните меня со сцены, и мы ограничимся одной композицией! — посмеиваясь, продолжает Ликс. — Что ж, я, честно говоря, случайно выбрал песню. Мы с моей подругой, да, Рона, привет, так договорились. В ней нет какого-то смысла, я ещё никогда её не пел, но… В общем, поехали! И… Натыкается взглядом на Хёнджина. Замирает, меняется в лице, потому что точно никак не ожидал увидеть его здесь, выбравшись отдохнуть с Роной. Но музыка уже начинается, и ему приходится петь, не застревая слишком сильно в своих удивлённых мыслях. Разве ты не помнишь? Стук сердец и трепет их в июле, Огни в глазах, что к жизни нас вернули, Дни, которые давно минули… Помнишь? Феликс не знает, как это работает, но каждая строчка случайно выбранной песни вдруг отчаянно отзывается в его душе. К горлу подступает ком, глаза щиплет, но он продолжает петь. Петь и смотреть лишь на одного человека из всех, что находятся в этом заведении. Разве ты не помнишь? Секреты, что с тобой мы не таили, Чувства без оглядки как дарили, Дни, в которых мы с тобой любили… Помнишь? У Феликса начинает ныть сердце. Оно скулит побитым щенком, оно трепещет, оно плачет… И нет у Феликса никакого этому объяснения. С Хёнджином происходит то же самое. Он утирает нос и смаргивает подступившие слёзы, невесть откуда взявшиеся… Каждое слово, каждая строчка отзываются болью и теплом одновременно. Разве так бывает? И почему же вновь создаётся ощущение, что они уже встречались прежде? Почему в голову снова лезут мысли о прошлых жизнях? Почему этот чёртов Ли Феликс кажется ему таким знакомым со своими веснушками, что сводят с ума, со своими крошечными руками, со своим запахом кедра, кокоса и амбры, который Хван сейчас не чувствует из-за расстояния между ними, но помнит отчётливо. Этот его аромат ещё долго стоял в носу Хёнджина, когда они разошлись домой после концерта, на котором побывали. А теперь ещё один концерт. Персональный. Но, к сожалению, теперь я, Собрав осколки нашей любви, Могу лишь об этом спеть так, Чтобы мы друг друга помнили… И им обоим очень хочется вспомнить. Есть что-то… Есть какие-то невидимые силы, которые притягивают их друг к другу, которые кружат головы, которые как бы намекают: вот же они, те самые чувства тех самых людей. Я лишь прошу тебя: Не делай вид, что я Не был тебе родным, Как и ты мне… Хрипло, почти шёпотом. В самое сердце. Хёнджин прекрасно понимает, что песню Феликс поёт ему, только ему. А Феликс больше не думает, что это был рандомный выбор композиции. Судьба, не иначе. Разве ты не помнишь? Стук сердец и трепет их в июле, Огни в глазах, что к жизни нас вернули, Дни, которые давно минули… Помнишь? Разве ты не помнишь? Секреты, что с тобой мы не таили, Чувства без оглядки как дарили, Дни, в которых мы с тобой любили… Помнишь? Он заканчивает и в ту же секунду уходит со сцены, смахивая единственную слезу, что скатилась по щеке. Не поёт вторую песню, как обещал изначально, не в силах, ведь внутри пыльная буря, внутри бесформенное месиво… Возвращается на своё место, садится рядом с Роной и спиной чувствует, как Хёнджин прожигает его горящим взглядом. — Бро… Ты как? — Рона кладёт руку на его плечо и смотрит встревоженно. Замечает, что другу нехорошо. — Эй… У тебя аж мышцы все напряглись. Хочешь, уйдём отсюда? Я даже не стану дожидаться ту девчонку, которую сюда пригласила, пошла она нахер, когда моему бро плохо! — Нет, — резко отрезает Ликс. — Просто дай мне немного времени. И спустя минут двадцать, спустя почти половину бутылки рома он встаёт со своего места, чтобы вновь глазами найти того самого в этой толпе разномастных людей, что пришли повеселиться, попеть, выпить… Ликс же пришёл, видимо, по какому-то наитию. Будто чувствовал, что встретит здесь Хвана. Тот сидит один, босса нет рядом — отошёл на улицу покурить. И Ликс, шагая меж столиков, пристально смотрит в глаза. Его уже немного отпустило, но сердце всё ещё не хочет успокаиваться, странное. — Здравствуй, эксперт, — коротко и по делу. — Здравствуй. — Хёнджин жестом приглашает присесть. — Не ожидал тебя здесь увидеть. — Взаимно. Неловкое молчание, нависнув куполом, давит на барабанные перепонки похлеще завывающей дамочки среднего возраста, что перепила, а теперь поёт любимые песни, которые уже давно никто не слушает. Слов не находится ни у одного из них, даже несмотря на то, что Ликсу обычно палец в рот не клади. Сейчас всё иначе. Сейчас всё серьёзней. — Ты отлично спел, Ли, — первым заговаривает Хёнджин, не в силах больше терпеть это молчание, давящее на уши. — Душевно. — Песня такая, — кратко пожав плечами, отвечает Феликс. — Душевная. — Ну… Не могу не согласиться. — Хёнджин отпивает херес и закашливается. Ли подрывается, чтобы постучать по спине, но тот отмахивается и через полминуты приходит в норму. Напряжение не отступает. — А ты здесь с боссом, получается? — задаёт самый нелепый в мире вопрос Феликс и сам на себя ругается. Он не такой, он напористый, уверенный в себе, а сейчас что? Расплылся после песни… — Ага, — буркает Хван, — решили отдохнуть от работы, пообщаться по-человечески, поговорить о всяком… — Спрашивал обо мне? — Заметил тебя. Хмыкнул, сказал, что ты только вышел из-под охраны, а уже разгуливаешь. — Рона сегодня встречается здесь со своей очередной пассией. Та какая-то странная, мутная, не знаю даже, зачем она ей… В общем, позвала меня с собой для подстраховки, чтобы можно было свалить, найдя повод. — М… — тянет Хван. — И что, где та девушка? — Он сам не понимает, зачем это спрашивает. Не ревнует же он? Нет… Точно нет. Да Хван и не в том положении, чтобы ревновать, ведь у самого есть отношения. Однако сердцу не прикажешь, оно живёт своей жизнью, шалит иногда и выдаёт нечто неприличное. — Задерживается. А может, вовсе слиться решила. Думаю, Рона не сильно расстроится, потому что даже предложила мне уйти минут двадцать назад. — Вот как? Но вы ведь только недавно пришли. Или я ошибаюсь? — Мне было… Ай, не суть! — машет рукой Феликс, не желая рассказывать о том, как дурно ему стало после той песни, будто кто-то вскрыл старые раны, о которых Ли и не подозревал. — Твой босс возвращается. Я пойду. — Ага, до связи. — С тебя пятое свидание, не забывай! — Пятая встреча, — цокнув, поправляет его Хван. — Не путай эти понятия. — Это тебе уже понять надо, — покачав головой, проговаривает Феликс, и уходит к себе. За стол Хёнджина возвращается Гону. — Что такое? О чём говорили? О картине? — заваливает вопросами босс. Вечно он такой, даже в выходной думает о работе. — Да, о картине. Скоро наша договорённость будет исполнена. — Поторопись, Хван. Наши заказчики скоро будут задавать неудобные вопросы. — Я всё сделаю, босс. Вам не о чем переживать. Зато есть о чём переживать самому Хёнджину. Весь остаток вечера он глаз не сводит с Феликса. Тот болтает с Роной, хлопает ей громче всех, когда она поёт, и в целом ведёт себя свободно… Хвану же не до этой свободы. Его сковывают обязательства перед Ыну. И с этим однозначно нужно что-то делать. Хорошо, что осталась лишь одна встреча, а потом можно будет закончить с этим делом и даже попытаться выбросить из головы Ли Феликса. Да только Хёнджин сомневается, что сможет это провернуть, ведь если из головы его выбросить и получится, то так обмануть своё сердце — вряд ли. А потом, когда они с Гону стоят у гардеробной, чтобы забрать вещи, Хван думает о своих же словах, сказанных сегодня боссу. Тот отметил, что теперь замечает все детали в Аран, а Хёнджин ответил, что это любовь. Становится не по себе, потому что он тоже… Тоже замечает в Феликсе всё. Так не было с Ыну, так не было ни с кем в этой жизни, а этот картинный вор умело пробрался в душу и засел там острой занозой, о которой не удаётся забыть ни на секунду. — Доброй ночи, эксперт! — Ликс и Рона обгоняют их с Гону уже на выходе. — Скоро увидимся, не скучай. — Чёрт бы его побрал… — шепчет одними губами Хёнджин, пока босс его с интересом разглядывает. — Не скучай, говорит… Хам. — А по-моему, он неплохой парень в душе, такую песню сегодня пел, — высказывается Гону. — Просто надо его прибрать кому-то в хорошие руки. И Хёнджин, сидя в такси и глупо хлопая глазами, смотрит на свои руки. Смотрит на ладони, на линии… Интересно, а его руки достаточно хороши? — Ох, чёрт, нет, — шипит сам на себя Хван. — Это не мои мысли, нет. Это всё херес. И чёртова лирика. Сам не свой теперь… — Вы что-то сказали, господин? — окликает его таксист, подумав, что тот обращается к нему. — Нет-нет, это не вам, — отвечает Хёнджин и снова на себя цокает. Не хватало ещё разговаривать самому с собой, колеся по улицам ночного города. А дома, приняв быстро душ и выпив травяной чай, он вновь вспоминает строчки из песни. Они играют в его голове на повторе, они звучат голосом Феликса: его низким, бархатным голосом, за которым хочется следовать… Разве ты не помнишь? Секреты, что с тобой мы не таили, Чувства без оглядки как дарили, Дни, в которых мы с тобой любили… Помнишь? И сегодня Хёнджину снова снится странный сон. Море, ракушки и Феликс… Перевёрнутая лодка, они рядом, они совсем юные и… Счастливые? На дворе июль, самая середина лета, а они, искупавшись, идут на какой-то, кажется, рынок. Да, на рынок, где продают фрукты и овощи. Он видит всё обрывками, но хорошо запоминает корзину с фруктами, которую отдаёт Ликсу. В глаза бросаются красные нити на их запястьях, они одинаковые, парные. И даже во сне Хёнджина преследует чувство, будто он уже имел возможность всё это наблюдать. Может, это повторный сон? Может, видел подобные кадры в каком-то фильме? Я лишь прошу тебя: Не делай вид, что я Не был тебе родным, Как и ты мне… Даже во сне его преследует эта песня. Что-то необъяснимое… Хёнджин вертится, сбивает всю постель, его мучает жажда, и он спит тревожно, чутко, но запоминает. Запоминает каждую деталь: запах фруктов и солёного моря; шум волн и крик чаек. И Феликса… Феликса, в которого он, кажется, безумно влюблён. Пусть во сне, но эти чувства такие яркие, что уже утром, проснувшись, Хван не сразу поймёт, что реальность, а что — лишь сон. Сон, в котором самые лучшие виды, в котором самые приятные запахи… В котором самый родной человек. Родной. И нет совершенно никакого смысла отрицать это. Теперь Хёнджин понимает это совершенно точно.